Как я тебя потеряла

Дженни Блэкхерст, 2014

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ТРИЛЛЕР, СТАВШИЙ БЕСТСЕЛЛЕРОМ В БРИТАНИИ, ЧЕХИИ, ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ, ВЕНГРИИ, ИТАЛИИ, КОРЕЕ, ПОЛЬШЕ, США. Меня зовут Эмма Картрайт. Но три года назад я была Сьюзан Вебстер. И тогда же я убила своего сына. Вы бы тоже поверили в то, что в один голос утверждают все – ваши близкие, врач, полиция, не так ли? Я не помню случившегося, но мне сказали, что я убила своего трехмесячного сына Дилана. Меня судили и отправили в психиатрическую лечебницу «Окдейл», где я отбыла свой срок. Четыре недели назад меня освободили досрочно. Я создала себе новую личность Эммы Картрайт и переехала в маленький городок, где никто не знает мою историю. Этим утром я получила конверт, адресованный на мое прежнее имя. Внутри – фотография четырехлетнего мальчика по имени Дилан. И теперь я сомневаюсь во всем, чему верила до этого дня. Раз у меня не осталось воспоминаний о том жутком событии, как я могу действительно знать, что он мертв? Будь хоть малейший шанс, что ваш сын жив, на что бы вы пошли, чтобы вернуть его? «Зацепило с первой страницы и заставляло гадать до самого конца». – Клэр Дуглас, автор мирового бестселлера «Пара из дома № 9» «Совершенно захватывающе». – Клэр Макинтош, популярная британская писательница и бывшая полицейская «Выдающийся и оригинальный триллер». – Б. Э. Пэрис, автор бестселлеров New York Times «Вызывает привыкание». – WOMAN & HOME «Навязчивый, абсолютно увлекательный триллер». – RED MAGAZINE «Интригующий триллер». – GOOD HOUSEKEEPING

Глава 5

В библиотеке пусто, даже для субботы. Я бесцельно шаталась по городу, плотно сжимая в руке газетную вырезку — так сильно, что пальцы запачкались типографской краской. На одной боковой улочке я набрела на большое каменное здание.

Когда я приближаюсь к стойке, сидящая за ней суровая женщина даже не удосуживается поднять голову. На бейджике у нее написано «Эвелин».

— Что желаете? — спрашивает она, не отрывая головы от огромного библиотечного каталога, лежащего перед ней, и мне остается только смотреть на копну седых волос.

— М-м, мне хотелось бы получить читательский билет.

При звуке моего голоса женщина удивленно поднимает голову.

— О, простите, дорогая. — Она улыбается, и ее суровое выражение сменяется добродушием. Разительная перемена! Она понижает голос: — Я решила, это опять тот тип, который сидит в углу. — Женщина кивает на подозрительного мужчину в зеленой вощеной куртке и мягкой фетровой шляпе, который устроился в углу и с решительным видом уставился в один из мониторов. — Он уже достал меня своими жалобами на интернет-ограничения из соображений безопасности. Я боюсь к нему подходить и смотреть, что он пытается найти. Ради всего святого, это библиотека, а не слет деятелей порноиндустрии.

Я не могу сдержаться, и у меня с губ слетает короткий смешок. Эта пожилая женщина, которая должна быть сдержанной, вслух произнесла в библиотеке слово «порноиндустрия», и это кажется нелепым и смешным. Она снова улыбается.

— Простите, дорогая. Как я могу вам помочь? Только читательский билет?

Через десять минут я сижу перед компьютером — как можно дальше от мужчины в фетровой шляпе, — а мои пальцы печатают слова «Дилан Вебстер».

Я всегда полагалась на поиск информации. Та маленькая комнатка, которую в «Окдейле» называли библиотекой, не идет ни в какое сравнение с этим заведением. Первые пару месяцев в «Окдейле» я даже не знала о ее существовании. Несколько недель тупо смотрела в стену нашей камеры, а Кэсси делала все возможное, чтобы вовлечь в разговор этот чистый холст, с которым она оказалась в одном замкнутом пространстве. Однажды она вернулась с рабочей смены в столовой во второй половине дня и взяла меня за запястье. «Вот оно, — подумала я. — Ее терпение лопнуло. Наконец она начнет меня бить. Может, я не выживу. Я снова воссоединюсь с Диланом».

— Это тебе, — объявила она, разжимая мои пальцы. — Возьми их и пошли со мной.

Я посмотрела на свою открытую ладонь. Три блестящих кружка серебристого цвета, которые в мире за этими стенами принесут не больше пользы, чем фишки, которые дети используют в играх в виде денег. Но эти кружочки ценились в «Окдейле» выше, чем золотые слитки. Мы называли их жетонами, это был наш вид денег, которые можно было заработать упорным трудом, еще их выдавали за хорошее поведение. За жетоны в нашем заведении можно было купить разные нужные вещи — сигареты, новое нижнее белье, журналы и доступ в элитные зоны, например, в спортивный зал. Или библиотеку. Кэсси подняла меня на ноги, и я позволила ей вывести меня из камеры. Мы отправились по коридорам со стальным полом в общее крыло. На двери слева от зала, где проходили общие встречи и собрания, висела табличка «Библиотека». Я никогда раньше не обращала на нее внимания. С одной стороны двери находилось прямоугольное отверстие, над которым было написано: «Три жетона за полдня», там же виднелась щель для карточки-пропуска. Кэсси достала из кармана мою карточку (бог знает, когда она ее украла — это показывает, как я относилась к своим вещам в первые дни), вставила ее в щель и опустила жетоны.

— Иди, у тебя полдня. — Она толкнула дверь, затем слегка подтолкнула меня. — Иди и поищи все, что только можно про эту хрень, о которой доктор Шейки все время треплется на сеансах психотерапии. Пуэр-что-то-там.

— Пуэрперальный, — пробормотала я, не в силах произнести то, что на самом деле хотела. — Пуэрперальный психоз ^[5].

— Да, я про него и говорила. Когда выйдешь, может, меня просветишь. Расскажешь все, что узнала.

И именно в той темной тихой комнатке, напоминающей пещеру, я узнала все о своем состоянии. Там было всего тридцать три полки, два компьютера и такие серьезные ограничения, что можно было считать везением, если удавалось добраться до чего-то более серьезного, чем картинки пушистых кроликов. Чем больше я говорила с Кэсси о том, что мне удалось узнать, тем понятнее становилось произошедшее. На мое душевное состояние повлияло ЭКО, а потом кесарево сечение, которое бывает таким травмирующим, что у женщины начинается глубокая послеродовая депрессия. А я списывала усталость, забывчивость и раздражительность на недостаток сна.

Образы, которые я так хотела спрятать подальше, прилагая огромные усилия, просачиваются в мое сознание, как вода сквозь камни. Я просыпаюсь на больничной койке, причем просыпаюсь внезапно, глаза резко распахиваются.

— Мой ребенок! Помогите! Где мой ребенок?

В палате пусто, я одна. Когда я пытаюсь сесть, мой живот яростно протестует. Что со мной произошло? Что случилось с моим ребенком?

— Эй, эй, не двигайся. — Через несколько секунд рядом со мной оказывается Марк и большим пальцем нажимает кнопку вызова медсестры. — Все в порядке, любимая, только не садись.

— Что с ребенком, Марк? С ребенком все в порядке?

Я прижимаю руки к животу. Он вздутый и твердый, я чувствую легкое шевеление внутри, и оно подсказывает мне, что все в порядке. Мне тепло и комфортно, и я вздыхаю с облегчением.

В палате пахнет антибактериальным мылом. Этот запах до сих пор напоминает мне про болезнь и рак, про то время, когда угасала мама. Марк улыбается, но до того, как он успевает что-то сказать, в палате появляется еще один человек, женщина. Волосы цвета грязный блонд стянуты в неряшливый пучок, но я не могу рассмотреть ее лицо.

— С ним все отлично, с ребенком все отлично, — шепчет Марк. Его улыбка становится шире, словно мне следует что-то знать, что-то понять, но я не знаю и не понимаю. — С ним все в порядке, учитывая все случившееся. Ты сможешь его увидеть после того, как тебя посмотрит врач.

— Ты о чем? — Я еще раз прижимаю руку к животу. — Мне еще раз сделали УЗИ? Тебе сказали, что у нас мальчик? Что не так?

Марк говорит мягким, успокаивающим голосом:

— У тебя начались роды, дорогая. Помнишь? Возникла проблема с ребенком, тебя пришлось ввести в состояние искусственной комы. Не помнишь? Ты сама сказала, чтобы делали. Ты дала согласие на операцию.

«Ты дала согласие на операцию». Почему слова моего мужа звучат так, будто их произносят выступающие по телевизору юристы? О чем он говорит? Почему эта женщина смотрит на меня с такой жалостью?

— Мы едва успели, — объясняет женщина. — Ваше состояние было критическим. Ребенок плохо реагировал. Нам потребовалось достать его как можно быстрее. Но сейчас с ним все в порядке, он в интенсивной терапии. Давайте я приглашу врача?

— Он такой красавчик, Сьюзан. Я так тобой горжусь. Хочешь посмотреть фотографию? — Марк достает телефон и показывает мне снимок самого крошечного младенца, которого я когда-либо видела. Почему он мне ее показывает? Он же не пытается сказать, что…

— Марк. — Теперь я говорю более жестким тоном. Мне нужно, чтобы он прекратил показывать мне какие-то дурацкие фотографии и улыбаться как идиот. — Что происходит? Чей это ребенок?

Я вижу, как меняется выражение его лица — оно вытягивается, морщинки в уголках глаз (я называю их «морщинками счастья») разглаживаются.

— Сьюзан, это наш ребенок. Тебе сделали кесарево сечение, и наш сын появился на свет. Это он.

Он снова сует мне под нос телефон, и я чувствую, как меня охватывает ярость, накатывает словно волна, и еще я поставлена в тупик. Все эти эмоции выплескиваются на поверхность. Я резко бью его по руке. Застигаю его врасплох, и ему не удается удержать телефон, тот летит через всю палату и врезается в стену.

— Прекрати мне это показывать! Это не мой ребенок! Он здесь! Я его чувствую!

— Боже, Сьюзан. — Марк вскакивает и бросается к своему драгоценному айфону, затем поворачивается ко мне. Он покраснел, глаза прищурены. — Зачем ты это сделала? Ты себя слышишь? Это наш ребенок, твой ребенок.

Он врет. Я бы знала. Я бы знала, что родила! Он сам держал бы меня за руку, когда я тужилась и кричала, я бы услышала крик своего ребенка, я прижала бы его к груди. Я бы знала.

— Ты ошибаешься. Это не мой ребенок. Это не мой ребенок.

Потребовались три медсестры, врач и большая доза седативных средств, чтобы меня успокоить. Я впервые увидела ребенка, которого, как они все говорили, я родила, только через четыре часа после пробуждения. Уставившись в маленькую пластиковую коробку, которую на тележке вкатили в палату, я не почувствовала никакой связи с маленьким мальчиком в ней. Я не верила, что с такой осторожностью взращивала его внутри себя на протяжении последних восьми месяцев. Возникло ощущение, будто меня обокрали — эти люди лишили меня таких ценных первых минут с моим сыном. Мне разрешили его подержать; медсестры нас сфотографировали и подбодрили. Тут наконец я начала ее ощущать — любовь, которая возникла с той самой минуты, когда я узнала, что у нас будет ребенок. Но все равно чувство несправедливости не ушло. Меня обманули. Вначале не произошло зачатие естественным путем, а теперь я еще и не родила естественным образом. Помню, как я тогда почувствовала, что, возможно, судьбой мне не предначертано становиться матерью.

Я думала, все молодые мамочки испытывают такие же чувства. Понять, как обстоят дела, мне помогли поиски информации в Интернете. После того первого дня в библиотеке я убирала мусор и мыла туалеты, отчаянно стараясь заработать жетоны, и проводила в библиотеке столько времени, сколько могла себе позволить. Еще мне требовалось вернуть Кэсси долг. Потом ко мне в камеру пришел один из надзирателей и протянул спасательный круг: предложил работу в библиотеке в обмен на неограниченный доступ к ее возможностям.

Но одну вещь я не делала никогда — не вбивала имя сына в поисковую систему. Я не представляла, насколько сложно будет нажать Enter и ждать несколько секунд, испытывая страшные мучения, пока на экране не появятся результаты.

Курсор висит над небольшим крестиком в углу экрана — я готова закрыть страницу, если кто-то подойдет слишком близко. Но затем появляются результаты. Целая страница ссылок на смерть Дилана, и каждый раз его имя выделено жирным шрифтом. Первые несколько посвящены судебному процессу, я нахожу газетные статьи, которые читала в то время, но даже сейчас мне сложно принять факт, что они обо мне. Я вижу части заголовков вроде «Страдающая послеродовой депрессией мать получила шесть лет тюрьмы» и «Я не помню», — говорит убившая ребенка мать». Они появляются в профилях других Диланов Вебстеров в «Фейсбуке» ^[6] и «Линкедине». Во всех статьях одна и та же фотография — та, которую я держу в руке. Сердце колотится в груди и болит. Каждый заголовок напоминает о времени, когда я так старалась отправить все воспоминания в какой-то дальний темный уголок сознания.

Всплыло несколько статей, которые, как кажется, не имеют совершенно никакого отношения к Дилану, но, вероятно, где-то в них упоминается его имя. Я отправляю их все на принтер и даю себе обещание прочитать все дома, где можно грустить в спокойной обстановке. Все это время я думаю про газетную вырезку, которая, по словам Кэрол, выпала из моей сумки. «Кто ее туда подложил? Зачем? Я сама? Я спятила?» Пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей.

Руководствуясь каким-то капризом, набираю имя своего бывшего мужа — Марк Вебстер. Появляются только услуги дизайнера (это не мой Марк) и профессиональный игрок в дартс (точно не мой Марк). Затем наталкиваюсь на статью, которую уже видела раньше. Марк гордо смотрит на меня с экрана — Даремский университет рассказывает о том, каких успехов добились его выпускники. Помню, как он был доволен собой, когда эта фотография и статья «Где они сейчас?» были опубликованы в «Гардиан» ^[7]. Всему миру было объявлено, что Марк Вебстер — партнер в ведущей IT-фирме и важная персона в сфере информационных технологий. Я улыбалась, видя, как его распирает от гордости. Мне всегда нравилась его амбициозность и то, как он гордился своими достижениями. Статья в «Гардиан» была чем-то вроде штампа «Одобрено», знаком, что он на самом деле добился успеха.

Я и не заметила, что провела в библиотеке два часа. Температура воздуха упала, чувствовался холодок. Я дрожу, когда снова выхожу на улицу, заворачиваюсь в свой толстый вязаный кардиган и ускоряю шаг, чтобы побыстрее добраться до того места, где припарковала машину. Я не понимаю, что совершенно не обращаю внимания на то, куда иду, пока не врезаюсь в женщину, которая только что отошла от стены библиотеки.

— О господи! Простите.

Поднимаю голову и вижу блондинку из кафе, которую рассматривала.

— Это я виновата.

Судя по виду, она совсем не нервничает из-за нашей неожиданной встречи и только неуверенно улыбается. Я хочу пошутить, чтобы ослабить напряжение (она выглядит очень напряженной), но понимаю, что меня могут принять за сумасшедшую, которая выслеживает людей, поэтому прикусываю язык.

— Не беспокойтесь, — отвечаю вместо этого.

Секунду кажется, что она скажет что-то еще, но после недолгого неловкого молчания она просто убирает за ухо выбившуюся прядь и проходит мимо меня.

Я очень рада попасть домой и устроиться перед камином с чашкой горячего шоколада и газетными статьями, которые разложены веером передо мной на полу. Все еще тяжело читать о судебном процессе, поэтому я пролистываю последние статьи, в которых имя Дилан Вебстер просто упоминается где-то в тексте. И надеюсь, что они не посвящены какому-то пловцу, участнику Олимпиады, имя и фамилия которого совпадают с именем и фамилией моего сына.

Нет, не посвящены. Первый заголовок бесполезен — сообщается о какой-то встрече выпускников университета. После прочтения второго заголовка я выпрямляюсь и внимательно читаю:

СЕМЬЯ ИСЧЕЗНУВШЕГО СУДМЕДЭКСПЕРТА

БЕСПОКОИТСЯ О ПРЕКРАСНОМ ОТЦЕ

Автор: Ник Уайтли. Опубликовано: 20.11.10

Через три дня после сообщения об исчезновении доктора Мэттью Райли его семья заявила о серьезной обеспокоенности из-за пропажи «восхитительного, надежного мужа и отца».

Его кузен Джефф Этуотер, тридцати четырех лет, в настоящее время находится в доме доктора Райли в Брэдфорде. Он сказал: «Это невероятно трудное время для семьи Мэттью. Мэттью — восхитительный, надежный человек, потрясающий муж и любящий отец. По доброй воле он никогда не бросил бы жену и двух очаровательных дочек, поэтому мы очень беспокоимся. Все здесь просто в отчаянии».

Кристи Райли, жена Мэттью, должна сегодня выступить на пресс-конференции.

Доктору Райли тридцать шесть лет, в последнее время он находился в центре внимания из-за его роли в вынесении обвинительного приговора Сьюзан Вебстер — женщине, которую признали виновной в удушении ее сына Дилана. В последний раз доктора Райли видели выходящим из «Вейтроуза» ^[8] в Брэдфорде с пакетом, в котором, скорее всего, были вино и конфеты, предназначенные для празднования восьмой годовщины его брака. Всех, кому что-либо известно о его местонахождении, просят связаться с полицией Западного Йоркшира по горячей линии, номера телефонов указаны на сайте полиции.

Мэттью Райли. Я его помню? У меня в голове проплывают образы, которые мелькали передо мной во время судебного процесса, где присутствовало только мое тело. И вдруг я вижу его. Врач выглядел очень молодо, чтобы выступать экспертом, но судя по газетной статье, он старше меня. Я помню, как старалась сосредоточиться, когда он появился на месте для дачи свидетельских показаний, потому что понимала, как это важно. Не знаю, в чем была причина — в стрессе, антидепрессантах, которые мне в больнице прописали врачи, или в том, что я не ела и не спала; после того как не стало Дилана, мне было невероятно сложно сосредоточиться на чем-либо. Отец сказал, что это горе, он точно также чувствовал себя после смерти мамы. Конечно, я тоже оплакивала уход мамы, но смерть Дилана я воспринимала по-другому — это была огромная черная дыра, находившаяся сразу же за полем моего зрения. Я знала, что она так и ждет, чтобы я сделала шаг. Тогда я соскользну в нее, и она поглотит меня навсегда. Требовались все мои силы, чтобы не сделать этот шаг.

Доктор принял присягу; к месту, где он сидел, подошел прокурор, жуткий маленький человечек, очень напоминавший великого и могучего волшебника из страны Оз, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы не захихикать и не дать другим убедиться, что я — сумасшедшая. Я попыталась сосредоточиться на словах доктора, которого, как я теперь знаю, звали Мэттью Райли.

–…не реагировал. Я проверил пульс, сердцебиение, дыхание. Я отметил время смерти — 16:06, но вскрытие показало, что смерть наступила примерно на два часа раньше.

— А где находилась Сьюзан Вебстер?

Давая свои первые показания, доктор смотрел на присяжных, но, услышав этот вопрос, повернулся ко мне и откашлялся. Ему явно было не по себе.

— Бригада «Скорой помощи» отвезла миссис Вебстер в операционную. Увидев ее на автомобильной стоянке, я решил, что миссис Вебстер мертва, но быстро выяснил, что она просто без сознания.

Прокурор какое-то время молчал, чтобы у всех было время переварить эту информацию, хотя я подумала, что это заявление едва ли является новостью для присяжных.

— Какие у вас были первые впечатления о причине смерти Дилана Вебстера?

Доктор Райли еще раз посмотрел на присяжных и снова стал говорить очень профессионально.

— Я посчитал, что Дилан стал жертвой так называемой смерти в колыбели, СВДС. — Он бросил взгляд на прокурора, тот кивнул, предлагая продолжать. — Синдрома внезапной детской смерти вроде бы внешне здорового ребенка.

У меня тогда затуманился взгляд. У меня не было четких воспоминаний о том дне. Дилан был жив, а затем мне сообщили, что он мертв. Я только знала, что его больше нет, и я ненавидела этого мужчину. Мне страшно не нравилось, что он говорил обо мне и моем сыне, используя слово «смерть».

— Вы можете объяснить, почему вы предположили такую причину смерти?

— К сожалению, синдром внезапной детской смерти остается самой частой причиной смерти детей в возрасте до года, и поэтому вполне естественно предполагать именно эту причину, если ребенок умер в своей кроватке и нет никаких внешних признаков насилия и еще чего-то, что могло привести к смерти.

— И что показало вскрытие?

— Во время вскрытия я нашел волокна с диванной подушки мистера и миссис Вебстер во рту у Дилана. Также наблюдались острая эмфизема легких и отек легких.

Не требовалось быть судмедэкспертом и медиком, чтобы понять, к чему ведут показания доктора Райли.

— Как вы определили причину смерти после того, как собрали все эти доказательства? — спросил прокурор с каким-то извращенным ликованием.

Доктор Райли даже не посмотрел на меня, давая убийственные свидетельские показания.

— Мое мнение как профессионала: Дилан Вебстер умер в результате гомицидного удушения.

— А если выразиться простым языком?

— Дилана Вебстера задушили подушкой.

* * *

Доктора Райли нашли? Его исчезновение как-то связано с моим делом? Я вздыхаю, тру лицо руками, потом сажусь на пятки. И тогда я слышу шум.

Нельзя отрицать, что я его слышала. В саду у черного хода слышен какой-то звон, словно кто-то стучит по мусорным бакам. Вскакиваю на ноги, быстро осматриваю гостиную в поисках средства защиты. Кочерга. Да, я знаю, это банально, но кочерга все равно лучше, чем свернутый трубочкой лист распечатки.

Проходит несколько минут, которые я провожу в ожидании за дверью гостиной. Уже начинаю чувствовать себя глупо, но тут снова слышу звук, уже другой. Кто-то дергает ручку двери черного хода и скребется, словно пытаясь вскрыть замок. Проклятье! Я провела последние три года в институте психиатрии, не сталкиваясь ни с какими проблемами, а теперь мне предстоит встретить смерть в милом маленьком городке в Шропшире. Если б я не была так напугана, то, вероятно, увидела бы в сложившейся ситуации что-то смешное.

Кухня погружена во тьму — шторы опущены, — поэтому у меня нет возможности посмотреть, кто находится у двери. Моя единственная надежда — действовать неожиданно. Тот, кто пытается вломиться ко мне в дом, явно не опытный взломщик — он шумит уже минут десять, но дверь так и остается плотно закрытой. Я раздумываю, не распахнуть ли мне ее резко и не врезать ли кочергой по типу за ней в стиле «Пиратов Карибского моря». Но потом решаю: последнее, что мне требуется, — это еще одно обвинение в убийстве, на этот раз какого-то пьяницы, который перепутал дом и никак не может вставить ключ в замок.

Дверь прекратили трясти. Может, отчаялись и ушли. Продолжая сжимать кочергу в руке, я крадусь к кухонному окну и выглядываю между штор. За окном стоит густая тьма, и я вижу только собственное отражение. Внезапный удар по стеклу — и я дико ору от страха. Мне требуется целая минута, чтобы понять, что случилось. Крик переходит в нервный смех. На подоконнике сидит большой черный кот и бьет по окну лапой, требуя, чтобы его впустили. Это Джосс, местный дворовый кот, который постоянно у меня кормится. Я делаю глубокий вдох, открываю окно и впускаю его.

— Какое же ты наглое глупое животное, — с любовью укоряю его. Адреналин уходит, уступая место облегчению, которое разливается по всему телу. Джосс трется об меня, совершенно не осознавая, что я только что из-за него пережила. Достаю пакет его любимого корма, насыпаю в миску и, проверив заднюю дверь (заперта), возвращаюсь в свою уютную гостиную. Джосс преданно следует за мной, сворачивается клубком у камина и сразу же засыпает.

Я раздражена своей глупой реакцией. Единственное существо, которое среди ночи может красться по саду за моей задней дверью, — дворовый кот, которому отчаянно хочется поужинать и заснуть в тепле. Какая же я идиотка. Тем не менее я проверяю все двери и окна. Лучше перепроверить, чем потом жалеть.

Примечания

5

Пуэрперальный психоз — послеродовой психоз.

6

21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.

7

«Гардиан» — ежедневная газета в Великобритании, основанная в 1821 году. Ее сайт — самый посещаемый из сайтов британских газет.

8

«Вейтроуз» — сеть британских супермаркетов.