Как я тебя потеряла

Дженни Блэкхерст, 2014

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ТРИЛЛЕР, СТАВШИЙ БЕСТСЕЛЛЕРОМ В БРИТАНИИ, ЧЕХИИ, ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ, ВЕНГРИИ, ИТАЛИИ, КОРЕЕ, ПОЛЬШЕ, США. Меня зовут Эмма Картрайт. Но три года назад я была Сьюзан Вебстер. И тогда же я убила своего сына. Вы бы тоже поверили в то, что в один голос утверждают все – ваши близкие, врач, полиция, не так ли? Я не помню случившегося, но мне сказали, что я убила своего трехмесячного сына Дилана. Меня судили и отправили в психиатрическую лечебницу «Окдейл», где я отбыла свой срок. Четыре недели назад меня освободили досрочно. Я создала себе новую личность Эммы Картрайт и переехала в маленький городок, где никто не знает мою историю. Этим утром я получила конверт, адресованный на мое прежнее имя. Внутри – фотография четырехлетнего мальчика по имени Дилан. И теперь я сомневаюсь во всем, чему верила до этого дня. Раз у меня не осталось воспоминаний о том жутком событии, как я могу действительно знать, что он мертв? Будь хоть малейший шанс, что ваш сын жив, на что бы вы пошли, чтобы вернуть его? «Зацепило с первой страницы и заставляло гадать до самого конца». – Клэр Дуглас, автор мирового бестселлера «Пара из дома № 9» «Совершенно захватывающе». – Клэр Макинтош, популярная британская писательница и бывшая полицейская «Выдающийся и оригинальный триллер». – Б. Э. Пэрис, автор бестселлеров New York Times «Вызывает привыкание». – WOMAN & HOME «Навязчивый, абсолютно увлекательный триллер». – RED MAGAZINE «Интригующий триллер». – GOOD HOUSEKEEPING

Глава 11

Ник Уайлти — симпатичный мужчина. Теперь, когда мои глаза не застилает ярость, я это вижу. Ему идет менее взволнованный вид, а когда он встает, чтобы меня поприветствовать, я вижу, что он еще и хорошо сложен, под накрахмаленной белой рубашкой просматриваются мускулы. Не знаю, заметил ли он, как я его рассматриваю, но в его поразительных голубых глазах загораются искорки, когда он улыбается и пожимает мне руку. Ему весело.

— Миссис Вебстер. — Он поворачивается к Кэсси. — И Кэсси Рейнольдс, если не ошибаюсь?

Кэсси хмурится.

— Простите, мне казалось, мы встречаемся с журналистом, а не детективом.

Мой локоть рефлекторно бьет ее в бок.

Мы усаживаемся за стол. Мистер Уайтли (может, мне следует называть его Ник?) уже заказал бутылку «Каберне Совиньон» и кувшин воды со льдом. Этот журналист из второсортного местного бульварного изданьица знает, как проводить встречи. Мне требуется минута, чтобы вернуться в настоящее. Понимаю, что он уже что-то сказал, а я все это время смотрела на его руки и пыталась вспомнить, когда подобные руки меня обнимали.

— Простите, что?

Он кивает на вино.

— Я сказал: не стесняйтесь, наливайте, сколько хотите.

Наливаю себе стакан воды, Кэсси выбирает вино.

— Итак, мистер Уайтли, — начинаю я.

— Пожалуйста, зовите меня Ник.

— Хорошо, Ник. Вы, вероятно, гадаете, почему я снова связалась с вами после того, как вчера так бесцеремонно вас выгнала.

Ник отрывает голубые глаза от бокала с вином и встречается взглядом со мной. Потом его взгляд быстро пробегает по мне и снова возвращается к моим глазам.

— Я задаюсь вопросом, Сьюзан… Могу я вас так называть? — Я киваю в ответ, и он продолжает: — Что вам от меня так нужно, если вы внезапно захотели поговорить с представителем прессы?

— Вы поэтому здесь? Вам любопытно? Вы уже знаете мои новые имя и фамилию, адрес, вероятно, у вас имеется несколько фотографий. Что вы получите от этой встречи?

— Признаю: мне стало любопытно. Я журналист, пристрелите меня. — У него на лице быстро мелькает улыбка, и он поворачивается к Кэсси. — Не вы.

Кэсси саркастически кривит губы. Я не уверена, что Ник Уайтли шутит.

— В таком случае будет лучше, если я сразу перейду к делу.

Я достаю газетную статью из своей коричневой кожаной сумки и протягиваю ему. Он просматривает ее и возвращает мне назад.

— Я это уже читал, — сообщает он, и по его голосу слышно, что ему весело. — И полагаю, вы смогли узнать, что это написал я.

— Вот именно. — Я напряжена, но козырь пока не показываю. Не надо заранее раскрывать карты! — Вы не могли бы рассказать про исчезновение доктора Райли? Я долго искала информацию. Если верить «Гуглу», его так и не нашли.

Ник прямо смотрит мне в глаза.

— «Гугл» вам все правильно сообщил. Мэттью Райли так никогда и не нашли. Многие считают, что он связался не с теми людьми и был вынужден исчезнуть. Другие говорят, он совершил самоубийство из-за долгов, но полиция никаких долгов не обнаружила и вообще не нашла, чтобы что-то было нечисто. Вся информация, которую мы собрали, говорила о том, что у него красивая жена и две маленькие дочки. Никакой записки он не оставил.

— А вы сами что думаете?

Он качает головой и уже собирается ответить, но тут у нашего стола появляется официант и замирает с блокнотом и ручкой.

— Что желаете?

Я смотрю на остальных.

— Салат с курицей без заправки, — заказывает Кэсси.

Ник переводит взгляд на меня.

— М-м-м, я буду пенне аль полло ^[15], жареную хрустящую картошку и чесночные шарики. — «Что? Я проголодалась».

Ник улыбается.

— Звучит заманчиво. Я буду то же самое. Мне нравятся женщины, которые любят поесть. Так что вы хотели узнать про Мэттью Райли?

Его вкрадчивый голос заставляет меня вернуться к сути дела.

— Что случилось по вашему мнению? Зачем исчезать человеку с хорошей работой и любящей семьей?

— Люди постоянно совершают нетипичные для них поступки, — отвечает Ник, делая глоток вина. Он меня имеет в виду?

— Наверное, — осторожно произношу я.

— Теперь я задам вопрос. А почему вы хотите об этом узнать?

Кэсси кивает на мою сумку. Я понимаю, что пришло время показать ему то, что там лежит.

Запускаю руку в сумку, достаю фотографию и молча передаю Нику. Он берет ее.

— Я получила эту фотографию два дня назад. Ее подбросили в почтовый ящик на моей входной двери. На конверте не было марки и штемпеля. А потом появились вы.

Ник внимательно изучает фотографию, явно гадая, к какому выводу он должен прийти при виде маленького мальчика с красивой улыбкой. Когда он переворачивает фотографию и читает написанное на обороте, я вижу, как меняется выражение его лица — легкая озадаченность превращается в удивление.

— Теперь вы понимаете?

Я наклоняюсь вперед на стуле, не в силах скрыть свое возбуждение. Не могу объяснить, почему для меня так важно, чтобы этот мужчина поверил моему рассказу. До этой минуты я не осознавала, как сильно мне надо, чтобы кто-то озвучил то, что я думаю втайне от всех. Я считаю, что мой сын может быть все еще жив.

— Думаю, да, — медленно произносит Ник, опуская фотографию на стол.

Он смотрит на нее так, словно та может начать с ним говорить, если и дальше неотрывно смотреть на нее. Я не представляю, какие мысли проносятся у него в голове: глаза у него красивые, но прочитать что-то по ним невозможно. Может, юридическая практика подошла бы ему лучше, чем журналистика. Или игра в покер.

— Во-первых, я хочу, чтобы вы знали: я не имею никакого отношения к этой фотографии, хотя понимаю, как это может выглядеть. Во-вторых, мне сложно понять, почему после получения этой фотографии (это может быть абсолютно любой маленький мальчик) вы пришли к выводу, что ваш сын жив, а доктор Райли подделал его свидетельство о смерти, чтобы вас обвинили в убийстве ребенка. И потом он совершил самоубийство? Или, может, его за вас убила мафия? И четыре года спустя он восстал из мертвых, чтобы собственноручно доставить вам фотографию вашего маленького мальчика?

Согласна: если представить все таким образом, то выводы на самом деле кажутся несколько натянутыми. Но я ни за что на свете не признаюсь в этом самодовольному ублюдку.

— Я не говорила ничего подобного, — с вызовом отвечаю я. — И мне совершенно не понравилась ваша издевка насчет восставшего из мертвых, которую вы добавили в конце. Меня беспокоит, что кто-то мог узнать, кто я. Это может быть человек, решивший поквитаться со мной. Зачем иначе прилагать такие усилия?

Кэсси сидит, опустив плечи, и устало трет лицо. Очевидно, она ожидала, что все сложится гораздо лучше. Ник Уайтли дал ясно понять, что считает нас обеих идиотками. Я не вижу смысла задерживаться дольше, но тут приносят еду, и мы втроем сидим молча, пока официант суетится вокруг, раскладывая салфетки нам на колени и доливая напитки в бокалы. Как только он уходит, я снова начинаю говорить.

— В тот же самый день кто-то подбросил еще и это мне в сумку. — Я вручаю ему газетную фотографию. — Возникает еще больше вопросов и еще больше маловероятных ответов. — Ник берет вторую фотографию, но неотрывно смотрит на меня. — Я не отрицаю, что рассматривала возможность, что мой сын все еще жив, пусть это и кажется безумием. Но ответьте мне вот на какой вопрос, мистер Уайтли. Представьте, вы провели последние одну тысячу и семь дней жизни, желая умереть из-за того, что, как вам все говорили, вы сделали со своим маленьким сыном, а потом вдруг выясняете, что есть шанс (пусть и минимальный), что вы этого не делали. Ваш маленький мальчик все еще жив и счастлив. Разве вы не ухватились бы за него обеими руками? Кто-то вложил мне в голову эту мысль. Пусть она появилась на секунду, пусть этот человек был жесток и хотел меня напугать, я не знаю, чем он руководствовался! Но я хочу выяснить, кто это сделал и почему.

Его вилка замирает на полпути ко рту, и я понимаю, что смотрит он на меня совершенно иначе. Любопытства больше нет, исчезла улыбка играющего с мышкой кота, как и дерзкий, самоуверенный блеск в глазах. Человек, который смотрит на меня, выглядит так, словно точно знает, каково это — отчаянно хотеть чего-то, но знать, что не получишь этого никогда. Теперь я вижу понимание в его глазах. Когда он, наконец, открывает рот, я почти поддаюсь своему желанию перегнуться через стол и поцеловать его.

— Как я могу вам помочь?

* * *

Мы сидим в «Дольче Вите» до самого закрытия. Когда официанты, наконец, прекращают притворяться, будто всегда рады посетителям и готовы их обслуживать, а вместо этого начинают ставить стулья на столы вокруг нас, мы решаем: на сегодня хватит.

Перед уходом мы с Кэсси исчезаем в туалете, чтобы обсудить, как прошел вечер. Мы давно ждали этой минуты. Кэсси не выглядит особо удовлетворенной.

— Хорошо, что ты ему понравилась, — заявляет она. Кажется, что хмурится даже ее голос. — В противном случае мы обе снова оказались бы в «Окдейле».

Я прилагаю усилия, чтобы не рассмеяться.

— Ничего я ему не понравилась.

— Заткнись, а? Он глаз от тебя отвести не мог. Он едва ли слово мне сказал после хитроумного замечания, что я могу его пристрелить. Кстати, ему для справки: это была гребаная рама для картины.

Я содрогаюсь.

— Лучше бы ты об этом не вспоминала.

Мы возвращаемся к столу и видим, что Ник только что закончил разговор по мобильному.

— Говорил с начальником. У меня осталось два дня от отпуска. Я решил их использовать.

— С какой целью? — спрашивает Кэсси, в которой тут же просыпается подозрительность. Я знаю, что она думает: одно дело — провести вечер в итальянском ресторане и вкусно поесть, при этом слушая параноидальный бред чокнутой женщины и потворствуя ей. И совсем другое — использовать с трудом заработанные дни вместо отдыха для погони за воображаемыми преступниками.

— Всегда рад помочь. — Ник смеется над ее грубостью, а я чувствую себя ужасно. Бросаю на Кэсси предупредительный взгляд. Если этот шикарный, умный мужик со своими контактами и ресурсами хочет нам помочь, почему она его отталкивает?

— Нет, на самом деле, почему вы это делаете? — не отступает она. — Сьюзан, прекрати на меня так смотреть. Я ему не доверяю. Предполагалось, что ни одна из нас не станет ему доверять. Что вы будете с этого иметь, мистер Уайтли?

Ник не отвечает сразу на вопрос Кэсси. Он целую минуту не произносит ни слова и неотрывно смотрит на меня. Мне становится неуютно под этим напряженным взглядом. Наконец он снова опускается на стул.

— Мне редко попадаются дела, которые так возбуждают мой интерес, — говорит он, так и не отпуская мой взгляд. — Я рассказываю в своих статьях о делах, в которых все ясно и факты четко подаются. Я репортер и не веду журналистских расследований. Мне на стол попадают пресс-релизы, судебные материалы, заявления представителей полиции. Я все это соединяю в нечто удобоваримое — в то, что люди хотят читать. Мне скучно.

Он протягивает руку — «берите или отказывайтесь». Я пожимаю его руку, мне плевать, что об этом скажет Кэсси.

— В таком случае спасибо. — Я встаю, и Ник делает то же самое. — С чего вы хотите начать?

— Вернусь домой, соберу кое-какие материалы, а завтра приеду к вам. Устраивает?

* * *

— У него, наверное, очень доверчивая жена, — объявляет Кэсси ровным, ничего не выражающим тоном, когда мы трогаемся в двухчасовой путь домой. — Или, может, он голубой.

— Он не голубой. И он не женат. Кольца нет.

— Это ничего не значит, — качает головой Кэсси. — Такие мутные типы никогда не носят обручальные кольца. Джим всегда говорил, что кольцо ему сильно жмет. Ага, жало оно ему, черт возьми.

— Может, не все мужчины такие, как твой Джим, — рявкаю я, и она больше ничего не говорит про Ника.

Путь домой отнимает меньше времени, чем ожидалось. На дорогах пусто, и я не всегда соблюдаю ограничения скорости. Я высаживаю Кэсси у ее дома, целую ее в обе щеки, благодарю за помощь и обещаю позвонить утром, когда узнаю время приезда Ника.

В машине слишком тихо без ее постоянной болтовни. Я включаю радио, увеличиваю звук, пока не понимаю, что уши громче не выдержат. Пытаюсь заглушить мысли, жужжащие в голове. Могу ли я доверять Нику Уайтли? Я знаю, Кэсси не доверяет ему просто потому, что он симпатичный (больше мужчин она ненавидит только симпатичных мужчин), но, возможно, тут она права.

Только завернув на подъездную дорожку к дому, я понимаю — что-то не так. У меня уходит несколько секунд на то, чтобы понять, что именно. Когда мозг осознает обработанное глазами, сердце в груди превращается в кусок свинца. Входная дверь приоткрыта. Как бы я ни торопилась, все равно не забыла б ее закрыть. Свое личное пространство и вещи нужно защищать — этот урок очень быстро вдалбливается в голову в «Окдейле». Но больше, чем раскрытая дверь, меня беспокоит другое — ярко-красная жидкость медленно капает с ручки на ступеньку. Крыльцо залито кровью.

Примечания

15

Пенне аль полло — макароны в виде трубочек с косо срезанным краем, с куриной грудкой, грибами и чесноком.