Ангел без головы

Джеймс Хэдли Чейз, 1967

Рене Реймонд, известный всему миру под псевдонимом Джеймс Хэдли Чейз, прославился в жанре «крутого» детектива. Он вышел из семьи отставного британского офицера, и отец прочил Рене карьеру ученого. Но в 18 лет будущий писатель оставил учебу и навсегда покинул родительский дом. Постоянно менял работу и испробовал немало профессий, прежде чем стал агентом-распространителем книг, основательно изучив книжный бизнес изнутри. Впоследствии он с иронией вспоминал: «…Пришлось постучать не менее чем в сто тысяч дверей, и за каждой из них мог встретить любого из персонажей своих будущих романов… И столько пришлось мокнуть под дождем, что сейчас никто не в силах заставить меня выйти из дома в сырую погоду…» В течение почти полувековой писательской деятельности Чейз создал порядка девяноста романов, которые пользовались неизменным успехом у читателей разных стран, и около пятидесяти из них были экранизированы. В настоящем издании публикуется один из романов об агенте ЦРУ Марке Гирланде, созданный Чейзом в 1965–1969 гг.

Глава вторая

— Послушай, киска, — сказал Гирланд, — через пять минут мне надо выходить. Может быть, ты уже допьешь это пойло и отправишься по своим делам?

Девушка, сидевшая напротив него, продолжала мешать соломинкой тающие кубики льда в бокале. Гирланд подцепил ее в кафе на левом берегу. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она была совершенно очаровательна. Темноволосая, чувственная, в красных обтягивающих брюках и в белой в красную полоску блузке, — на такую красотку нельзя было сразу не запасть. Однако теперь, в квартире на улице Сюис, Гирланд с запозданием понял, что девица слишком молода для него и к тому же слишком жадна, да и вообще…

— Ты что, выгоняешь меня? — спросила она, склонив голову набок, — эту позу она явно скопировала с какой-то кинозвезды.

— Да, извини, именно выгоняю, — ответил Гирланд с чарующей улыбкой. — Мне пора уходить.

— И что, мы ничем не займемся? Разве я тебе не нравлюсь? Куда ты спешишь?

Гирланд вздохнул. «И какого черта, — подумал он, — я все время попадаю в такие истории? И никогда не могу сказать „нет“. Она выглядела божественно. Черт ее возьми! Нет, действительно красивая. Почему, как только женщины открывают рот, с ними становится так скучно? Вот молчала бы все время, можно было бы отлично с ней развлечься».

— Я тебя пригласил выпить. Ну вот мы и выпили. А теперь мне пора идти, — сказал он, поднимаясь. — Давай, счастливо, киска!

Она продолжала отпивать из бокала маленькими глоточками, надув свои и без того пухлые губы. Потом оглядела его высокую широкоплечую фигуру, его волевое лицо и седину, пробивающуюся в черных волосах. «Какой мужик!» — подумала она.

— Ты шутишь, наверное, да? — спросила она. — Я сюда пришла за делом. Не случайно меня прозвали Бедра-Шарниры. Ты меня не забудешь, парень! И чтобы получить удовольствие, надо всего лишь расстегнуть молнию у меня на брюках.

Гирланд рассматривал ее. Нет, все-таки в ее присутствии он чувствовал себя почти стариком. Такая откровенная сексуальность действовала как вылитый на голову стакан ледяной воды.

— Давай в другой раз, — сказал он. — А ну-ка, киска, сворачивайся, и пока.

Тут зазвонил телефон.

— Черт бы побрал эти аппараты, — сказала девушка. — Каждый раз, как мне попадается нормальный мужик, они принимаются звонить.

— Такова жизнь, — заключил Гирланд, одной рукой снимая трубку, а другой показывая на дверь. — Выход вон там. Как спустишься, сразу слева будет вход в метро. До встречи, киса.

В трубке прозвучал голос с сильным нью-йоркским акцентом:

— Гирланд?

— Да, я.

— Это Гарри Мосс, — представился собеседник. Фоном звучала мелодия свинга. — Ты меня не знаешь. Мне дал твой номер Фред.

Девушка направилась к двери и, проходя мимо Гирланда, вылила недопитый коктейль ему на голову. Две почти растаявшие льдинки соскользнули по его плечу на пол. Тщательно, чтобы не упал, она установила перевернутый бокал у обидчика на голове и вышла, покачивая бедрами-шарнирами. Гирланд вздохнул, снимая с головы бокал и ставя его на столик, а затем помахал девушке на прощание. Она показала ему двумя пальцами знак победы.

— Фред? Какой Фред? — переспросил он.

— У меня есть для тебя работенка, если ты не против, — не отвечая, продолжал звонивший. — Хорошо заплачу.

Гирланд вспомнил о своем пустом бумажнике и стал слушать внимательнее:

— И сколько?

— Бильон и еще два франка, — ответил собеседник. — Так что, обсудим?

Девушка вышла из квартиры, но дверь не закрыла. Стоя на площадке, она улыбнулась ему, расстегнула молнию на брюках и приспустила их. Затем начала снимать через голову блузку.

— Да, конечно хочу, — быстро ответил Гирланд, — только не сейчас.

А что, если консьержка вздумает подняться по лестнице? Он вообразил, какое у нее будет выражение лица. Девушка сняла блузку и, оставшись в черном белье, приняла соблазнительную позу.

— Буду ждать в «Золотом кресте» в десять вечера. Знаешь это место?

— Кто же его не знает? — ответил Гирланд. — Хорошо, я приду.

И он повесил трубку.

Девушка поменяла позу.

— Нравлюсь? — спросила она, призывно улыбаясь.

Гирланду она очень нравилась, но он по-прежнему считал, что она слишком молода и слишком нахальна.

— Ты просто чудо, — ответил он. — Спасибо за шоу. Там за углом есть небольшая прачечная. Простирни себе мозги, киска, это тебе пойдет на пользу.

С этими словами он захлопнул входную дверь и повернул ключ в замке. Подождал немного, слушая вопли и грязные ругательства, которыми она осыпала его за дверью. Его даже удивило богатство ее словаря. Наконец девица исчерпала свой словарный запас, запыхалась, и он понял, что она одевается.

Интересно, что подумали соседи?

Ну вот, слава богу, наконец хлопнула дверь внизу.

Он закурил сигарету и сел за стол.

Что за Гарри Мосс? И какой еще Фред? Единственный Фред, которого он знал, работал барменом в баре «Брессан», куда Гирланд часто наведывался. Он позвонил в бар и попросил к телефону Фреда.

— Это Гирланд. — Они обменялись обычными вопросами за жизнь, а потом Гирланд спросил: — Ты знаешь парня, который называет себя Гарри Мосс?

— А, этот… — Фреду «этот», похоже, не нравился. — Ну да, заходил к нам пару часов назад. Молодой… двадцать три примерно… Похож на гомика, хотя кто его знает. Жену бы я ему не доверил. Никого бы ему не доверил. Спрашивал, кто поможет провернуть одно дельце. Я так понял, что-то насчет контрабанды. Я дал ему твой номер. А что, не надо было?

— Да нет, ничего. Ладно, спасибо, Фред. Может, что-нибудь и выйдет. Если мы с ним поладим, с меня причитается.

И Гирланд повесил трубку.

Он посидел несколько минут, размышляя. Деньги были нужны. А когда они были не нужны? «Послушай, Гирланд, — сказал он самому себе, — деньги тебе нужны просто позарез. Зря ты завис в Гонконге на такой срок». Он вспомнил Тянь Той и вздохнул. Да, какая девушка! Чего у китаянок не отнимешь, так это мастерства. Он оставался с ней до тех пор, пока не кончились все вытянутые у Дори деньги. Хорошо еще, что не сдал обратный билет, а то пришлось бы добираться сюда на палубе, — вот Дори понравилось бы! Ладно, посмотрим, что там затеял Гарри, решил он, поднимаясь. Может, меня ждет приятный сюрприз. Как он сказал? «Бильон и еще два франка». Гирланд ухмыльнулся. Язычок у этого парня подвешен неплохо!

«Золотой крест» был захудалым ночным клубом на улице Дюбак. Гирланд пару раз туда заглядывал. Там вечно ошивались стареющие гомосексуалисты и смазливые блондинчики, отыскивавшие клиентов. Был там еще чернокожий трубач, слегка смахивавший на Армстронга, даже манерой игры. Женщины в этом месте появлялись крайне редко, а уж если появлялись, то одни лесбиянки.

Гирланд спустился по скудно освещенной лестнице в подвал, слушая роскошные звуки трубы. На входе кивнул вышибале — тот ответил недоуменным взглядом, явно не узнав, — и попал в прокуренный зал. Разило потом, все разговаривали громко, стараясь переорать звуки трубы. Гирланд помедлил, оглядывая толпу, а потом двинулся мимо пары блондинов, перекрикивавшихся как попугайчики, к стойке бара.

Лысеющий бармен, толстый и жеманный, сразу придвинулся поближе.

— Здравствуй, милый, — сказал он, выкладывая на стойку пухлые белые руки. — Чем тебя осчастливить?

— Привет, Элис. — Гирланд пожал обе его руки; он знал, что бармену нравится, когда к нему так обращаются. — Где тут Гарри Мосс?

— А, этот. Он тебя дожидается. — Тут бармен закатил глаза. — Такой зайчик! Он наверху… четвертая комната.

— Он там один? — спросил Гирланд.

— Ну конечно, милый. Он же тебя ждет.

Гирланд усмехнулся:

— Ты бы вел себя в соответствии с возрастом, Элис. А то совсем заигрался.

Пробравшись сквозь толпу в зале, он открыл дверь и начал подниматься по лестнице. У четвертой комнаты помедлил, постучал, а затем вошел в крошечное квадратное помещение. Юноша сидел за столом. Перед ним стояли бутылка виски, два стакана и ведерко со льдом.

Гирланд притворил дверь.

— Мосс?

Юноша оглянулся. Его густые длинные волосы ниспадали на воротник ковбойки. Все в его лице — зеленые глазки, крючковатый нос, слабый подбородок — говорило об испорченности и развращенности.

— Заходи, — сказал он с сильным нью-йоркским акцентом, показывая на стул. — Я Гарри Мосс. Хорошо, что пришел.

Гирланд присел, достал пачку «Пэлл-Мэлл» и закурил.

— Ты меня звал, — ответил он, — я и пришел. Давай сразу к делу.

Зеленые глазки изучали его лицо.

— Есть одно дельце, которое я сам провернуть не могу, — сказал наконец Мосс. — Оно точно незаконное, но за него ничего не будет. Речь идет о тридцати тысячах долларов. Половина тебе, половина мне. Продолжать?

— Валяй, — разрешил Гирланд. — Но тебе придется меня убедить, что за это точно ничего не будет.

— Я навел справки, — объявил Мосс, сосредоточенно разглядывая свой бокал. — И ты, кажется, именно тот, кто сумеет мне помочь. Да и вообще свой парень. Мне нужен помощник. — Он отхлебнул из бокала и, не ставя его на стол, посмотрел через него на Гирланда. — Слушай, я расскажу тебе всю историю, потому что выбора нет. Говорят, ты не болтун.

— А кто говорит? — поинтересовался Гирланд.

— Ну… В общем, я навел справки… — Мосс снова уставился на бокал. — Ладно, расскажу. Меня призвали в чертову армию. Не успел я очухаться, как уже очутился в Западном Берлине. Представляешь? Командир оказался такой дебил, что расписаться не мог толком. А в его обязанности входило заполнять платежную ведомость для офицеров. Так что это делал я. В общем, я заполнял ведомость, а он сидел на своей толстой жопе и надувал щеки. А мой приятель Фэрди Ньюмен был поставлен у кассы — охранял денежки. Ну короче, решили мы забрать их себе. А что? Бабки просто сами просились в руки. И месяц назад мы это обделали. Пришлось погладить командира по голове, хотя большого вреда мы ему не причинили. У него голова крепкая, одна кость. В общем, мы огребли пятьдесят тысяч долларов и страшный геморрой. — Мосс замолчал, отхлебнул виски и посмотрел на Гирланда. — Еще какой геморрой! Короче, пришлось бежать в Восточный Берлин. Фэрди додумался добраться до Праги, а оттуда в конечном итоге до Каира. А там у него были друзья. — Он снова замолчал и на этот раз поглядел на Гирланда с вызовом. — Тебе интересно? Продолжать?

— Валяй, — снова разрешил Гирланд. — Когда говорят о деньгах, я не скучаю.

Тонкие губы Мосса изогнулись в улыбке.

— Надо же! И со мной такая же история. Ну короче, добрались мы до Праги. А они все время висели у нас на хвосте. Чешская госбезопасность — вот кто за нами следил. Мы-то думали, что все уже позади, но не тут-то было! Все только начиналось! — Мосс поморщился и покачал головой. — Одна телка в Западном Берлине дала нам адрес своего знакомого в Праге, у которого можно было залечь на дно. И этот знакомый нас подвел. Спрятал нас у себя на квартире, взял за это двадцать тысяч долларов. Договорились, что поживем у него, а он будет носить еду, а потом вывезет нас из города, когда станет поспокойнее. Ну он нас пустил, взял деньги — и больше мы его не видели. Мы прокантовались там три дня, подыхая от голода. Тебе не приходилось голодать три дня?

— А тебе какое дело? — пожал плечами Гирланд. — Ты валяй дальше.

— Ну… Короче, на четвертое утро мы уже были готовы сожрать друг друга. Кинули жребий, идти выпало Фэрди. Он отправился покупать еду. Только он высунулся на улицу, трех минут не прошло, слышу: полицейские свистки. Ну я чуть в штаны не наложил. Решил, что он сейчас приведет их прямо ко мне. Выскочил на чердак, полез на крышу. Я был в такой запаре, что забыл взять с собой наши деньги. — Мосс остановился, потер кончик носа и продолжил: — Сижу на крыше и вижу: Фэрди бежит как сумасшедший, а за ним два легавых. Топочут, как слоны. А Фэрди улепетывает, как заяц. И тут один из копов прицеливается из автомата — и засаживает Фэрди в спину целую очередь. Я видел, как от его рубашки полетели клочья, а потом хлынула кровь. — Мосс поморщился. — В общем, конец ему. — Он отхлебнул еще виски. — Я, само собой, в панике. Летел вниз по пожарной лестнице через шесть ступеней. И конечно, ни про какие деньги в тот момент не подумал. Просто сматывался. — Он помедлил, а потом попросил: — Сигареткой не угостишь? Если можно…

Гирланд подвинул ему свою пачку через стол. Рассказ Мосса заставил его задуматься. Похоже, парень говорил правду. А если вранье, то зачем он все это рассказывает?

— В общем, не буду грузить деталями, — продолжил Мосс, закурив. — Там была девушка… — Его тонкие губы чуть изогнулись в улыбке, и он добавил: — Как бы подонки вроде меня жили без девушек? Короче, она вытащила меня, и вот я здесь. Сижу тут две недели и кусаю локти. Только и думаю что о деньгах, которые дожидаются меня в Праге.

Гирланд отхлебнул виски.

— Всё? — спросил он.

— Ну, в общем, да… Такая история. Такая проблема. Денежки все еще лежат там. И мне нужен кто-нибудь вроде тебя сгонять за ними в Прагу. Разделим поровну, по пятнадцать тысяч на брата.

— А с чего ты взял, что они все еще там? — спросил Гирланд.

— Там, там! Вот в этом я точно уверен. Мы их запрятали в такое место, где никому и в голову не придет искать. В пачках сотенных… триста купюр. Объем получается небольшой.

— А почему ты думаешь, что я сумею их добыть, если ты сам не можешь?

— За мной следят, а за тобой нет. Послушай! Прага — это такой кусок ржавчины на «железном занавесе». У чехов финансовые проблемы. Им нужна валюта, поэтому они завлекают туристов. Съезди туда как турист, поживи денька три, а потом забери денежки и возвращайся. Проще простого. Они там даже багаж у туристов не проверяют. Я тебе говорю: валюта нужна им как воздух.

Гирланд потушил сигарету и, подумав, спросил:

— Ну хорошо. Допустим, я заберу деньги. А с чего ты решил, что я тебе их отдам?

Мосс усмехнулся:

— Это игра. У меня нет шансов добраться до них самому. Так что же я теряю? Конечно, нет гарантии, что ты меня не кинешь. Но тогда я тебя рано или поздно отыщу, и у тебя будут проблемы.

Гирланд откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке.

— Проблемы, Гарри, будут у тебя, — объявил он. — Хотел бы я посмотреть, как такой сопляк устроит мне проблемы.

Мосс улыбнулся примирительно:

— Ну ладно, ладно! Я все знаю. Ты крутой. Но я все-таки попробую. Как бы там ни было, это игра. Ну так что скажешь?

— Подумаю. А где, ты говоришь, денежки спрятаны?

— А вот это я тебе скажу в аэропорту, когда увижу твой билет.

— Понятно. А кто оплачивает экскурсию? Потребуется не меньше двух тысяч франков.

— Верно. Я уже об этом подумал. Две тысячи будут.

— Ну тогда попробуем, — решил Гирланд. — Давай-ка так: позвони мне завтра утром часов в десять, о’кей? — Он поднялся и добавил: — Хотя ехать за «железный занавес» мне неохота. Не люблю я эти места.

— Тут мы похожи, — ухмыльнулся Мосс. — Но ничего. Съездить туристом — это ничего, спроси любого.

— Ладно, попробуем. Пока, до завтра.

И Гирланд вышел.

Мосс допил виски, а затем спустился в клуб. Он протолкался через толпу к телефонной будке, заперся и набрал номер.

— Да? — раздался голос после паузы.

— Говорит три нуля, — представился Мосс. — Клиент решит все завтра утром. Но он поедет, вот увидишь.

— Я так и думал, — ответил Дори и повесил трубку.

Гирланд в этот момент тоже набирал номер. Напротив «Золотого креста» располагалось кафе. Он направился туда сразу же после расставания с Моссом и теперь разговаривал с Биллом Лэмпсоном из «Нью-Йорк геральд трибьюн». Билл был ходячей энциклопедией, и его знания часто оказывались полезными.

— Привет, Билли, я вернулся, — сказал Гирланд. — Как ты?

— А, Гирланд, — узнал Лэмпсон. — Ну слава богу! А я-то думал, ты пропал с концами… Слышишь? С концами.

— Не переживай. Париж большой, хватит и на меня, и на него. Ну, как твои дела?

— Да ничего. А как там Гонконг?

— Лучше не бывает!

— А телки?

— Не бывает лучше!

— А правда то, что говорят про китаянок?

— Если я тебя правильно понял, то мой ответ: нет. Но в целом очень рекомендую, — ответил Гирланд, вспоминая Тянь Той. — Да, рекомендую.

— Ты зачем мне звонишь? Чтобы я тебе позавидовал или еще зачем-то? — поинтересовался Лэмпсон.

— Хотел кое-что узнать, Билли. Скажи, пожалуйста, не слышал ли ты об ограблении кассы в нашей армии в Западном Берлине недели этак три или четыре назад?

Повисла пауза, а потом Лэмпсон спросил:

— А ты что-то знаешь?

— Я всего лишь интересуюсь, Билли. Ты цену себе не набивай.

— Ну хорошо. Да. Два срочника подорвали кассу на пятьдесят штук и смылись.

— А как их звали?

— Гарри Мосс и Фэрди Ньюмен. Полиция все еще их ищет. Был слух, якобы они подались за «железный занавес». А к чему ты спрашиваешь? Знаешь что-то? Послушай, Гирланд, из этого может получиться информационная бомба!

Гирланд, не отвечая, мягко положил трубку. Значит, Мосс не лгал. Тридцать штук! Он задумчиво направился к машине: «Ну и что я теряю? К тому же Мосс обещал оплатить издержки. Даже если денег там не окажется, можно прокатиться в Прагу. Ладно, решено: еду!»

Гирланд направился домой. Надо позаботиться о визе, напомнил он себе. Но это дело недолгое. Немного везения — и он будет на месте уже через три дня.

Минут десять ему пришлось покружить по району, чтобы найти место и припарковать «фиат». Поставив машину, Гирланд начал подниматься по лестнице к себе на седьмой этаж.

На площадке он увидел такую картину: девица в красных обтягивающих брюках сидела на полу, прислонившись к двери. Обняв колени, она смотрела на него с радостной и насмешливой улыбкой:

— Привет, паренек… Не забыл меня еще? А к тебе приходил взломщик.

Гирланд усилием воли подавил ярость:

— Я же тебе сказал: уходи. У меня полно дел. Когда-нибудь, когда ты повзрослеешь, мы с тобой повеселимся. Но не сейчас. Пока!

— Ты глухой, что ли? Я говорю: к тебе приходил взломщик.

— Ладно, понял. Взломщик. Спасибо. А теперь, киса, испарись отсюда, как утренний туман. Оʼкей?

— Здоровый мужик с красной рожей, — продолжала она, обнимая свои колени покрепче. — Половины правого уха у него нет. Но мастер своего дела. Ты бы посмотрел, как он вскрыл твой замок. А я сидела на ступеньках вон там. — Она показала наверх. — Он меня не видел. Все было как в кино.

Гирланд насторожился. Здоровый мужик с покалеченным ухом? Оскар Брукман! Один из людей О’Халлорена. Вряд ли найдется еще один безухий, который вздумал бы вламываться в его квартиру.

— Ну вот, я вижу, ты наконец заинтересовался, — сказала девица и поднялась. — Кстати, меня зовут Рима. Ну что, начнем все сначала?

Не отвечая, Гирланд открыл дверь и вошел в квартиру. Оглянулся, потом спросил:

— Долго он тут пробыл?

— Ровно двадцать минут. Я засекла. — Девица тоже вошла внутрь и оглядела помещение. — Неужели в твоей помойке есть что украсть?

— Вроде нет, — согласился Гирланд.

Он принялся медленно обследовать комнату, а девица тем временем направилась прямиком к кровати и уселась на нее.

После тщательной проверки Гирланд решил, что все на месте.

Посещение Брукмана его сильно удивило. Может, Дори послал громилу забрать деньги, которые увел у него Гирланд? Да нет, не похоже. Не дурак же Дори, если думает, будто Гирланд прячет бабки у себя дома. Нет, непонятно, черт возьми! Но должен ведь быть какой-то ответ? Никогда Дори ничего не делал просто так.

Тут Гирланд вдруг увидел, что Рима уже лежит в постели, а ее шмотки разбросаны по полу. Он злобно поглядел на нее, но она только нахально улыбнулась в ответ.

— Ну, не будь дураком, — сказала она. — Нельзя же все время выигрывать.

«Вот они, женщины», — подумал Гирланд. Конечно, она права, нельзя все время выигрывать… даже бо́льшую часть времени не получится. Ну и черт с ним! Он вышел из квартиры, с силой захлопнув дверь, и выбежал на улицу.

Ничего. Когда ты совсем молоденькая дура, небольшой облом пойдет тебе на пользу.

Гирланд переночевал — точнее, промучился всю ночь — в паршивой гостинице. Уже после полуночи, когда он ворочался с боку на бок, ему вдруг вспомнилась эта девица: какие позы она принимала!

«Да у меня крыша едет!» — со злобой подумал он, взбивая мягкую подушку.

В пять утра он все еще не мог заснуть. В это время он вдруг принял решение следовать своему внутреннему голосу.

Быстро оделся, вышел и сел в машину. Через десять минут уже карабкался к себе на седьмой этаж. «Ничего, — думал он, поднимаясь по ступенькам, — я все взвесил». Он распахнул дверь и вошел в большую комнату, чуть освещенную начинавшимся рассветом.

Кровать была пуста. Комната тоже.

Гирланд скривился, потом пожал плечами.

Подошел к постели, сгреб белье в один ком и бросил на пол. Затем разделся, принял душ, улегся на незастеленную кровать и заснул.

Оскар Брукман стоял в кабинете Дори перед письменным столом и мял за спиной свою шляпу.

О’Халлорен, непосредственный начальник Брукмана, глядел в окно, пожевывая погасшую сигару. Дори восседал за столом и играл ножом для разрезания бумаги.

Во всей сцене чувствовалось напряжение.

— Вот никак не могу понять, в чем дело, — задумчиво сказал Дори. — Продумаешь всю операцию — и вдруг где-то происходит сбой. — Он говорил тихо, но со злостью. — Я получил донесение О’Брайена. Он облажался. Уортингтон все еще жив.

О’Халлорен наконец оторвался от окна:

— Нельзя винить О’Брайена. Сообщение Кена было получено слишком поздно.

— Ну да, всегдашние оправдания. А теперь там орудует Маликов, и О’Брайена просто выкинули вон. Вернуться он уже не сможет. Если Маликов доберется до Уортингтона — а он доберется, — то я потеряю двух ценных агентов.

На это О’Халлорен ничего не ответил. Они с Брукманом переглянулись и стали ждать, что будет дальше.

— Ну, по крайней мере Гирланд, похоже, собрался в Прагу, — продолжал Дори. — Хоть что-то начинает получаться.

Он сердито посмотрел на подчиненных. Его глаза за толстыми стеклами очков казались преувеличенно большими.

— Что скажешь? — спросил он Брукмана.

— Я посетил квартиру Гирланда, — стал докладывать тот. — Подложил ему в чемодан тот конверт, который вы мне дали. Сам он его не найдет, если только не разрежет чемодан на куски. А они там сразу найдут, как только его схватят.

— Тебя точно никто не видел, когда ты входил в квартиру? — пристально глядя на него, спросил Дори.

Брукман с трудом подавил улыбку превосходства: разговаривая с Дори, улыбаться не следовало.

— Так точно, сэр!

Дори поразмыслил над чем-то, а потом, кажется, расслабился.

— Надо бы растолковать вам суть этой операции, — сказал он, откидываясь на спинку стула. — Мы пошлем в Прагу Латимера, а Гирланда будем использовать для отвода глаз. Маликов там, и он все знает о Гирланде. Он решит, что это наш новый агент. Вопрос заключался только в том, как заставить Гирланда поехать в Прагу. — Дори поизучал некоторое время нож для разрезания бумаги, а затем продолжил: — Месяц назад два срочника выкрали месячную зарплату своей части в Западном Берлине. Этих ребят звали Гарри Мосс и Фэрди Ньюмен. Они сбежали в Прагу. Ньюмена убила чешская полиция, а Мосс сейчас сидит в тюрьме. Ну а у меня есть племянничек — студент театрального училища. И я подумал: а почему бы ему не сыграть Гарри Мосса? Он связался с Гирландом и наплел ему то, что я попросил. Похоже, Гирланд заглотил наживку. Теперь он собирается в Прагу — забрать украденные денежки. И нам нужно, чтобы он действительно нашел в Праге деньги. Это часть операции.

Дори открыл ящик стола и вынул пакет, обернутый коричневой бумагой и заклеенный скотчем.

— Тут тридцать тысяч долларов, — сказал он, глядя на Брукмана. — Ты зайдешь к Мале Рид и спрячешь это где-нибудь в ее квартире, но только так, чтобы она не нашла. Гирланду мы укажем, где искать. Как только он найдет деньги, ты позвонишь в госбезопасность и, не называя себя, скажешь, что Гирланд хранит деньги, предназначенные для оплаты информации, полученной от контактов Уортингтона. Они, разумеется, сразу отправятся к нему в гостиницу, найдут деньги и конверт в чемодане, подложенный тобой. А там окажутся бумаги, подтверждающие, что Гирланд — агент. Они передадут конверт Маликову, и тот окончательно убедится, что Гирланд приехал на замену Уортингтону. А пока будет идти этот спектакль, Латимер проникнет в Прагу. Вот суть операции. — Дори протянул Брукману лист бумаги. — Вот инструкции для тебя. Все должно пройти строго в указанное тут время. Всё, отправляйся! Как только я узнаю, что Гирланд едет в Прагу, я тебя предупрежу. И ничего не делать без моего разрешения! Понял?

— Так точно, сэр! — отрапортовал Брукман.

Он засунул во внутренний карман пакет и инструкции и вышел.

Дори положил наконец нож на стол. Затем взглянул на О’Халлорена и сказал:

— Уортингтона надо убрать, Тим. Иначе он нам все осложнит.

— Еще как! — подтвердил О’Халлорен. — Все это крайне опасно. Мне кажется, нельзя недооценивать Гирланда. Он еще себя покажет. Мы пока даже не знаем точно, собирается он в Прагу или нет.

— Ну, в этом-то я уверен, — сказал Дори. — Поедет как миленький.

О’Халлорен пожал плечами — он всегда так делал, если слова собеседника его не убедили:

— Ладно. Предположим, поедет. Но он может просто сбежать с деньгами. Он умен как черт.

— Да ну, брось! — махнул рукой Дори. — Мелкий мошенник, вот и все. Насчет ума — я бы не сказал. Но я готов потерять эти деньги. Пусть достанутся чехам. Гирланд их точно не удержит. Ну и в конце концов, это же деньги правительства. Знаешь, что я думаю, Тим? У тебя комплекс неполноценности по отношению к Гирланду. Но поверь мне: не так уж он и умен.

О’Халлорен тем временем вспоминал, как Гирланд увел у Дори немалую сумму денег. Но говорить об этом сейчас не следовало.

— Ладно, поживем — увидим, — заключил он.

Довольный своим планом, Дори нахмурился, услышав такие слова, а затем подвинул подчиненному папку. Все хорошо знали, что этот жест означал несогласие.

Уортингтон перемотал пленку, открыл заднюю крышку фотоаппарата и вытащил кассету.

— Что ты так волнуешься? — спросил он. — Подожди еще пару дней, и я уйду. Неужели мы с тобой не уживемся на такой короткий срок?

Мала не смирилась с мыслью о том, что от этого человека не отвязаться. Однако первый шок прошел, и она была готова помочь ему, только бы поскорее от него избавиться. Она сделала двадцать снимков; глядя через видоискатель на его слабое, испуганное лицо, она даже начала испытывать к Уортингтону нечто вроде жалости.

— Ну, не знаю, как мы уживемся, — ответила она безнадежно, — но уживаться придется.

Он улыбнулся в ответ. Рассматривая его лицо, Мала решила, что с усами Уортингтон выглядел симпатичнее.

— Уживемся, уживемся… Пару дней… Я тебе обещаю… Не больше.

Он передал ей кассету с пленкой и свой британский паспорт:

— Можешь отнести это Карелу Власту на Целетну улицу? Власт знает, что это срочно. Он уже стар, но из ума не выжил. — Разговаривая, Уортингтон начал как-то вытягивать верхнюю губу, словно не мог привыкнуть, что над ней больше нет щетины. — Ты знаешь, где это? Поезжай лучше на трамвае.

— Хорошо, — ответила Мала с сомнением в голосе, а потом попросила: — Ты не мог бы посидеть в ванной? Мне надо переодеться.

— Конечно.

Уортингтон заперся в ванной. Опустил крышку унитаза и сел на нее.

Прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты, он вспоминал, как впервые встретил ее. Кен предупредил его, что есть надежная женщина-агент в Праге и что она работает в ночном клубе «Альгамбра». По словам Кена, через нее безопаснее всего передавать сообщения: поскольку сам он часто заходит в этот клуб, ей будет легко играть роль связной. И при этом им, Уортингтону и Кену, можно вообще не встречаться.

Уортингтон вспомнил, как в первый раз зашел к Мале домой. У него была при себе бумага — с виду простой список покупок, а на самом деле невидимыми чернилами там была вписана информация для Кена. И как только он увидел Малу, тут же в нее влюбился. Разница между ней и Эмили была колоссальная. Та — крупная, глупая и упрямая, а эта — милая, изящная и веселая. Но он никогда не давал понять Мале, что чувствует. Уортингтон постоянно напоминал себе, что он гораздо старше, а кроме того, женат.

Но за два года совместной работы она все больше и больше сводила его с ума. Уортингтона бесило ее равнодушие к нему: похоже, для нее встречи с ним были только возможностью заработать дополнительные деньги.

Когда ему пришлось поселиться в ее квартире, он чувствовал жуткое напряжение. Он хотел ее. Его тело отзывалось болью от тоски по ней. Но он понимал: малейший намек на любовные чувства станет фатальным. Сколько раз, когда они оказывались совсем рядом, она проявляла только одно желание: чтобы он поскорее убрался.

Сделав над собой усилие, он стал думать о Власте.

Этого человека Уортингтон впервые встретил на тайном антикоммунистическом собрании. Власт сразу потянулся к нему. Говорил, что англичане — надежный народ. Потом они общались несколько раз после собраний. Власт рассказал, что когда-то был гравером. Теперь же он работал в ночную смену лифтером в одном из лучших отелей. Такая работа оставляла свободным весь день. И еще Власт сказал, шепотом, что, если Уортингтону понадобится паспорт, пусть приходит к нему:

— Увидишь — лучше меня никто с этим не справится.

В то время у Уортингтона все было в порядке, но он запомнил на всякий случай слова Власта. Он понимал, что может наступить такой момент, когда придется бежать из Праги и понадобится фальшивый паспорт.

Долгое время все шло хорошо, еще каких-то две недели назад ничто не предвещало бури. Он преподавал английский, выглядел настоящим учителем с прекрасными манерами. Был также и внимательным слушателем. Каждый раз, когда его ученики — преподаватели, политики, чиновники — пробалтывались о чем-то, он переправлял информацию Кену, а тот — Дори. Цифры на его долларовом счете в швейцарском банке подрастали. И тут на сцену явился этот верзила с белобрысой шевелюрой — Маликов.

Уортингтон знал, что Маликов — один из самых опасных агентов ГРУ, советской разведки. Англичанин прекрасно осознавал, что сам-то он совсем не герой. Узнав о прибытии Маликова в Прагу, он тут же начал готовиться к отъезду. Связался с Властом. Старик легко согласился сделать фальшивый паспорт, но не задаром. Уортингтону понадобилось несколько дней, чтобы собрать нужную сумму: пришлось и в долг брать, и потревожить собственные накопления, и просить наиболее надежных учеников заплатить вперед. В эти дни Уортингтон и понял, что за ним следят. Скорее всего, он вызвал подозрение у Маликова. Было и еще одно, совсем пугающее обстоятельство. Если его арестуют, из него выбьют показания на Малу и Кена. От одной мысли о том, какие методы могут применить головорезы Маликова, чтобы вырвать признание, он покрывался холодным потом. Уортингтон отлично понимал, что в их лапах превратится в вопящий от боли источник информации. И Дори об этом знает. Он ненавидел Дори. Уже при первой встрече он понял, что Дори ему не доверяет. Шеф ценил Малу и Кена. Так как же он поступит с Уортингтоном?

Сидя на унитазе и разгоняя сигаретный дым тонкими пальцами, англичанин приходил в отчаяние от этих мыслей. Конечно, Дори пошлет киллера, чтобы ликвидировать его. Просто и ясно. Мертвые никого не выдают. Значит, сейчас за ним охотится не только Маликов, но и люди Дори.

Раздался стук, он отворил дверь ванной комнаты.

— Я готова, — сказала Мала.

Уортингтон вскочил, покачнувшись, со своего недостойного сиденья. На Мале было простое голубое платье, и выглядела она потрясающе. Он ощутил дрожь желания, впился в нее глазами, но тут же, сделав усилие, взял себя в руки.

Уортингтон вынул из кармана конверт.

— Здесь деньги для Власта, держи, — сказал он. — Только, ради бога, не потеряй. Пленку и паспорт взяла?

— Да.

Она сунула конверт в сумку и направилась к выходу. Он проводил Малу взглядом, любуясь ее стройной фигурой.

— В холодильнике есть кое-что, если проголодаешься, — сказала она на прощание.

— Спасибо. И смотри, нет ли слежки.

Мала бросила на него быстрый взгляд. Она понимала, что необходимость жить бок о бок волнует его. Она была уверена, что Уортингтон сумеет сдержать свои порывы, но все-таки беспокоилась: чем раньше он исчезнет, тем лучше для них обоих. Сама она никаких чувств к нему не испытывала. Только смущение и неудобство от совместного проживания.

— Хорошо, буду поглядывать, — ответила она.

До Целетной улицы она добиралась пешком минут двадцать.

Дойдя до дома, где жил Власт, Мала вошла в парадное и начала подниматься на пятый этаж. На третьем остановилась и поглядела через окно вниз, во двор-колодец. Убедившись, что там никого нет, взбежала на пятый и позвонила.

Сначала было тихо, потом дверь отворилась. Перед ней стоял чрезвычайно толстый старик в серой фланелевой рубашке и запачканных черных вельветовых брюках. Клочья волос, торчащих из-за ушей, были совершенно седыми. Маленькие глазки, нос кнопкой и двойной подбородок делали его похожим на голливудских комиков.

— А, добро пожаловать! — приветствовал он гостью и поклонился. — Давненько не появлялась у меня в гостях такая симпатичная барышня.

Он повернулся и заковылял в сторону маленькой гостиной, серой от пыли. Там стояли два сломанных кресла и стол; на стене висел истертый ковер.

— Жена у меня умерла, — сказал старик, смахивая пыль с одного из кресел, и тут же добавил: — Какое миленькое у тебя платье. Жалко будет, если испачкается.

Он прошел, переваливаясь, в другой угол комнаты, взял газету — это была «Утренняя звезда» — и постелил ее на кресло.

— Вот так-то лучше. Теперь платье не испортишь. Садись, пожалуйста!

Мала села и сразу вытащила из сумки конверт с деньгами, кассету с пленкой и паспорт. Однако тут же замерла: она вдруг увидела, что правая рука старика забинтована.

— Вы что, поранились? — спросила Мала.

— Ничего страшного. Порезался тут. Когда доживешь до моих лет, поймешь: любой порез становится опасен. Ну а теперь скажи, пожалуйста, чем я обязан такому приятному посещению?

— Меня прислал мистер Уортингтон, — ответила Мала, пытаясь сдержать поднимающийся внутри страх; она разложила на столе все три принесенные вещи. — Он говорит, что вы все быстро сделаете.

Власт посмотрел на паспорт и покачал головой:

— Не повезло вам. Бывает, случаются неприятности… и всегда не вовремя. Но как только рука заживет, я, конечно, все сделаю, и очень быстро. — Тут его взгляд остановился на конверте. — Там что, деньги? — Власт открыл конверт и посчитал банкноты, потом кивнул с довольным видом. — Мне сразу понравился мистер Уортингтон. И я обещал ему помочь. Долго ждать не придется.

— А сколько придется? — спросила Мала, она была очень напряжена.

— Ну, пару недель… не дольше.

Мала глядела на него, чувствуя, как ее руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Но это срочно! Очень срочно! Его ищут!

Власт потер щетинистый подбородок. Потом провел толстыми пальцами по волосам. Его толстое лицо помрачнело.

— Я понимаю, как это плохо. Прошу прощения… Но раньше двух недель не получится. Я сделаю все возможное, ты мне поверь.

Две недели! Две недели терпеть чужого человека у себя в комнате!

— А нельзя ли все-таки как-нибудь пораньше?

— Эту работу надо сделать безупречно. Если выйдет халтура, то, значит, я пошлю его на верную смерть. Две недели — за это время я все сделаю как надо. Не стоит рисковать.

Мала посидела еще некоторое время, не двигаясь. Ее душило отчаяние. Наконец она встала:

— Хорошо, я передам.

— Да, и скажи, что я очень извинялся. — Глаза старика с удовольствием осматривали ее ладную фигуру. — Может, чашечку чаю?

— Нет, спасибо, — ответила она уже в дверях.

Власт проводил ее взглядом, по-видимому недовольный тем, что такая привлекательная и колоритная особа навсегда уходит из его жизни. Потом запер принесенные ею вещи в ящик стола и закрыл его на ключ. Власт направился к окну и, наклонившись, поглядел вниз. Мала прошла по улице и исчезла за углом.

«Да, везет Уортингтону», — думал Власт. В этот момент ему очень хотелось бы сбросить лет сорок. Он помечтал немного о том, как эта девушка стала бы его любовницей. Потом уселся в пыльное кресло и погладил забинтованную руку: она начинала его беспокоить. Надо бы зайти в поликлинику ближе к вечеру. Надо позаботиться о руке, если он хочет сдержать слово, данное Уортингтону.

Тем временем Уортингтон, оставшись один, принялся тщательно обследовать квартиру Малы. Комната была всего одна, но немаленькая. В алькове поместился узкий диван. Имелась и миниатюрная кухонька, а также совмещенная с туалетом ванная комната. В комнате вдоль одной из стен стоял сервант. На балкончике, за французским окном, росли два каких-то больших растения в кадках. За ними виднелась беленая стена церкви. В случае опасности — если кто-то вдруг сюда явится — можно спрятаться на балконе. Тогда его не будет видно ни с улицы, ни из комнаты. Эта мысль несколько успокоила Уортингтона.

Он засунул свой чемодан под кровать и сел в кресло. В углу комнаты стояла большая, в человеческий рост, фигура вырезанного из дерева коленопреклоненного ангела. Должно быть, церковная скульптура, купленная по случаю где-нибудь в антикварной лавке хозяином квартиры. Разглядывая ангела, Уортингтон почувствовал себя несколько спокойнее. Ему нравился и размах крыльев, и благочестивое выражение лица, и простые одежды.

Пожалуй, настоящий шедевр резчика, подумал он. Такую скульптуру сразу хочется утащить к себе. Ну ничего, теперь добраться бы до Женевы и оглядеться. Если повезет, он тоже добудет себе что-нибудь такое.

Только Уортингтон задумался о деньгах и о том, как заживет, поселившись в Женеве, как вдруг услышал чьи-то шаги на лестнице. Вскочив, он выбежал на балкон и скорчился там, дрожа от страха и волнения. Пальцы нашарили рукоятку пистолета: он носил его в кобуре под левой подмышкой.

Замок щелкнул, потом все стихло. Очень осторожно Уортингтон выглянул из-за цветущего куста — и встретился глазами с Малой, которая встревоженно озиралась по сторонам.

Уортингтон вернулся в комнату.

— Ах, вот ты где, — произнесла, переводя дыхание, девушка. — А я решила, что ты ушел.

Уортингтон горько усмехнулся. Она и не пыталась скрыть разочарование.

— Нет, не ушел, но надо быть осторожным. Я услышал, как кто-то поднимается… — Он сделал паузу, а потом спросил выжидательно: — Ну так что там с паспортом? Когда будет готов?

— Власт повредил руку. Обещал сделать через две недели.

Лицо Уортингтона налилось кровью, но уже через мгновение он страшно побледнел:

— Две недели? Не может быть!

— Ну а как быть? У него рука не двигается. — Мала замолчала, а потом решительно объявила: — Тебе нельзя здесь оставаться две недели! Уходи! Я не хочу, чтобы ты тут торчал!

Уортингтон присел. Две недели! И каждый день, каждую ночь думать о том, что Маликов его выслеживает. А еще киллер, подосланный Дори. Он съежился от ужаса. Что делать? Уйти от нее? Это означает смерть.

Конец ознакомительного фрагмента.