Дело Эйр

Джаспер Ффорде (2001)

Бестселлер New York Times. Премия им. Уильяма Кроуфорда. Премия «Алекс». Номинант: Премия Дилис, Пресия Геффена, Немецкая фантастическая премия, Большая премия Воображения Первый роман знаменитой серии «Четверг Нонетот». Встречайте Четверг Нонетот, литературного детектива, незаменимую, без страха и упрека. А также встречайте альтернативную версию Великобритании 1985 года, где путешествия во времени — обычное дело, клонирование — реальность (дронты стали самыми любимыми воскрешенными домашними питомцами), а к литературе относятся очень, очень серьезно. Англия — государство, где тетя может заблудиться (в буквальном смысле) в стихах Уодсворта, воинствующие бэконианцы хулиганят на спектаклях по «Гамлету», а подделка стихотворений Байрона является уголовно наказуемым делом. Все это — обычное дело для Четверг, знаменитого литтектива, пока кто-то не начинает похищать персонажей из литературных произведений. Когда Джейн Эйр вырывают со страниц романа Бронте, Четверг начинает поиски злодея и сама отправляется в роман, чтобы предотвратить чудовищный акт литературного убийства. «Литературная страна чудес, напоминающая серию "Автостопом по Галактике" Дугласа Адамса и произведения Льюиса Кэрролла». — USA Today «В этом романе отлично сочетаются альтернативная история, комедийные сценки в стиле "Монти Пайтона", суперзлодеи в а-ля Гран-Гиньоль, сорванные свадьбы, модерн и постмодерн, актуальный политический комментарий, путешествия во времени, вампиры, чудаковатые изобретатели, суровый рассказчик и многое, многое другое… Отбросьте неверие, найдите тихий уголок и просто присоединяйтесь к неудержимой и всегда находчивой Четверг Нонетот». — The Washington Post «Четверг Нонетот — это отчасти Бриджит Джонс, отчасти Нэнси Дрю и отчасти Грязный Гарри». — Митико Какутани, The New York Times «Наполненная ловкой игрой слов и литературными аллюзиями, этот роман сочетает в себе элементы "Монти Пайтона", "Гарри Поттера", Стивена Хокинга и "Баффи — истребительницы вампиров", но ее причудливый шарм — это собственное очарование». — The Wall Street Journal «Роман как энергичная переписка с жанровой фантастикой: отчасти крутой детектив, отчасти путешествия во времени, в которой действует дерзкая, начитанная Четверг Нонетот, специальный оперативник отдела литературных детективов, больше напоминающая Бриджит Джонс, а не мисс Марпл. Почти каждое предложение Ффорде сопровождается лукавым подмигиванием, а игра слов, мелочи и внутренние шутки дается ему с легкостью. Искрометность Ффорде всегда очень заразительна». — The New York Times Book Review «Буйный меланж из криминала, комедии и альтернативной истории». — Houston Chronicle «Нужно быть смелым авантюристом, чтобы играть с литературой с такой свободой и быстротой, и именно это мы наблюдаем в цикле "Четверг Нонетот" у Ффорде». — Newsday «Автор обеспечивает многочисленные сюжетные повороты, яркие литературные отсылки и потоки дикой метафикциональной выдумки в романе, который ставит литературу в центр поп-культурной вселенной. Все это складывается в умное и веселое приключение». — Time Out New York «Смесь саспенса и нелепости, две части фэнтези ("Алиса в стране чудес" и "Супермен"), две части абсурда (все, что написано Карлом Хайасеном) и часть тайны (Агата Кристи и Сью Графтон)». — St. Louis Post-Dispatch «Ее зовут Нонетот. Четверг Нонетот. И ее история столь же забавна и интригует, как и краткое изложение ее истории на страницах этого романа. Нонетот — литтектив в мире, настолько очарованном литературой, что шекспировского "Ричарда III" ставят по ночам, как будто это "Шоу ужасов Рокки Хоррора"». — Sun-Sentinel «Смешно и уморительно. Моргните, и вы пропустите важный поворот в повествовании. Здесь есть отблески Дугласа Адамса, Льюиса Кэрролла, "Заводного апельсина" и "1984". И это только для начала». — Time Out London «То, что делает автор — это вариация классического гамбита "Монти Пайтона": бессвязное сопоставление дурацких шуток и высокой эрудиции — такое мошенничество не было провернуто с таким изяществом с безудержной энергией с тех пор, как "Пайтоны" перестали выпускать свои работы. Этот роман — нелепая книга для умных людей: постмодернизм, сыгранный как грубый, завывающий фарс». — Independent

8

Полет в Суиндон

…Нет никакого смысла тратить огромные деньги на изобретение двигателя, который позволит летательным средствам обходиться без пропеллера. Короче, что плохого в дирижаблях? Уже около сотни лет они перевозят людей относительно безопасно, и я не вижу причин подвергать сомнению…

Миссис Келли, член английского КонгрессаВыступление против финансирования парламентом исследования новых форм движения. Август 1972

Я села на двадцатиместный дирижабль до Суиндона. Он был заполнен лишь наполовину, а легкий попутный ветерок сделал наше путешествие особенно приятным. Поездом вышло бы дешевле, но, как и многим, мне нравилось летать дирижаблем. Когда я была маленькой, родители возили меня в Африку на огромном дирижабле класса «клипер». Мы медленно проплыли над Францией, над Эйфелевой башней, над Лионом, сделали остановку в Ницце, затем пересекли сверкающее Средиземное море; мы размахивали руками, приветствуя рыбаков и пассажиров океанских лайнеров, а те отвечали нам. Мы остановились в Каире после того, как с невероятной грацией облетели пирамиды: капитан умело маневрировал этим «левиафаном», успешно справляясь с двенадцатью полноповоротными пропеллерами. Мы летели три дня вдоль Нила до Луксора, а там пересели на рейсовый корабль и вернулись в Англию через Гибралтарский пролив и Бискайский залив. Чего же удивляться, что я при любой возможности старалась вернуться к воспоминаниям детства!

— Журнал, мэм? — предложил стюард.

Я отказалась. Журналы на борту дирижаблей всегда тупые, а мне нравилось смотреть, как скользит внизу английский пейзаж. Был чудесный солнечный день, дирижабль с тихим гудением проплывал мимо маленьких пухлых облачков, рассыпанных по небу стадом небесных овечек.

Вот навстречу нам поднялись и исчезли за кормой Чилтернские холмы, мы миновали Уоллингфорд, Дидкот и Уонтедж. Проплыла подо мной Уффингтонская Белая Лошадь^[5], вызвав воспоминания о пикниках и веселом флирте. Мы с Лондэном тут часто бывали.

— Капрал Нонетот? — спросил знакомый голос.

Я обернулась и увидела в проходе человека средних лет с полуулыбкой на лице. Мы не виделись двенадцать лет, но узнала я его моментально.

— Майор! — воскликнула я, чуть напрягшись в присутствии бывшего командира.

Его звали Фелпс, он командовал нами в тот день, когда наша легкая танковая бригада по ошибке напоролась на русские пушки, которые как раз готовились отразить атаку на Балаклаву. Я служила водителем БМП. Паршивое было времечко.

Дирижабль начал медленно спускаться над Суиндоном.

— Как жизнь, Нонетот? — спросил он. Наши прошлые воспоминания диктовали стиль общения.

— Хорошо, сэр. А у вас?

— Не могу пожаловаться. — Он рассмеялся. — Ну, мог бы пожаловаться, но к чему? Эти идиоты произвели меня в полковники, представляешь!

— Поздравляю, — с легким беспокойством сказала я.

Стюард попросил нас пристегнуться. Фелпс сел рядом со мной, застегнул ремень и понизил голос:

— Меня тревожит Крым.

— А кого он не тревожит? — ответила я, подумывая, не сменил ли Фелпс с нашей последней встречи свои политические убеждения.

— Верно. Эти козлы из ООН суют свой нос туда, куда их не звали. Если мы отдадим Крым, то все жизни, которые мы там положили, пойдут псу под хвост.

Я вздохнула. Ничего не изменилось, а спорить я не собиралась. Я захотела, чтобы эта война кончилась, почти сразу же, как попала в Крым. То, что там творилось, не соответствовало моим представлениям о войне. Вышвырнуть нацистов из Европы — это было правильно. Но воевать за Крымский полуостров — ксенофобия, гордыня и кретинический патриотизм.

— Как рука? — спросила я.

Фелпс показал мне протез. Повращал кистью, согнул пальцы. Впечатляло.

— Отпад, правда? — сказал он. — Он воспринимает импульсы от такой сенсорной штуковины, которую приделали к мускулам плеча. Если бы я потерял руку выше локтя, получилась бы чисто жопа с ушами.

Он немного помолчал и вернулся к прежнему разговору:

— Мне не дает покоя, что весь этот хипеж может заставить правительство сдаться еще до наступления.

— Наступления?

Полковник Фелпс улыбнулся.

— Конечно. У меня есть друзья наверху, они говорят, что поставка новых плазменных винтовок — вопрос считаных дней. Думаешь, русские устоят перед «крутью»?

— Честно говоря, нет. Разве что у них есть своя версия.

— Ни шанса. «Голиаф» — самая передовая компания по производству вооружения в мире. Поверь, я, как и все, надеюсь, что нам не придется их использовать, но «круть» — это та переломная точка, которой мы все ждали.

Он порылся в портфеле и достал брошюрку.

— Я катаюсь по Англии и вдалбливаю им, что Крым отдавать нельзя. Думаю, ты должна мне помочь.

— Мне так не кажется… — начала было я, принимая книжечку.

— Чушь! — ответил полковник Фелпс и перешел на митинговый слог. — Твой долг как ветерана кампании, оставшегося в живых и ныне здравствующего, поднять голос в защиту тех, кто принес себя в жертву. Если мы отдадим полуостров, все их жизни будут потеряны зря.

— Я думаю, сэр, что они и так уже потеряны, и что бы мы ни решили, этого уже не изменить никак.

Он сделал вид, что не слышит меня, и я замолчала. Яростная поддержка военного конфликта позволяла полковнику как-то справляться со своим собственным отчаянным положением. Когда нам дали приказ наступать, мы готовились встретить «символическое сопротивление», а попали под кинжальный огонь русской артиллерии. Фелпс ехал на броне БМП, когда русские открыли огонь из всего, что у них было. Ему оторвало руку ниже локтя и искромсало спину шрапнелью. Мы сложили его и остальных в машину и отвезли к английским окопам гору стонущего человеческого мяса. Я вернулась в мясорубку, как и те немногие, кто мог это сделать, и поехала между пылающими разбитыми машинами, выискивая выживших. Семьдесят шесть БМП и легких танков послали в тот день под русские пушки. Вернулось две машины. Из пятисот тридцати четырех солдат выжили тридцать четыре, и только восемь не были ранены. Одним из убитых был Антон Нонетот, мой брат. Так что «отчаянное положение» полковника было бледной тенью подлинного отчаяния…

К счастью для меня, дирижабль вскоре причалил, и я сумела отделаться от полковника Фелпса в зале ожидания при аэродроме. Забрав из багажа чемодан, я спряталась в женском туалете и сидела там, пока не уверилась, что он уже ушел. Его брошюрку я разорвала на мелкие кусочки и спустила в унитаз.

В зале действительно было пусто. Он, кстати, был намного больше, чем нужно такому небольшому городку. Здание возвышалось над аэродромом, как желтовато-белый слон, символизируя великие надежды проектировщиков Суиндона. Площадь перед зданием была тоже совершенно пуста, если не считать двух студентов с антивоенным лозунгом. Они узнали о приезде Фелпса и надеялись, что смогут отговорить его вести провоенную агитацию. Шансов на это у них было два — слабый и вообще никакой.

Я быстро отвернулась. Если они знают, кто такой Фелпс, то и меня вполне могут знать в лицо. На условленном месте встречи тоже было пусто. Странно. Я созвонилась с Виктором Аналогиа, начальником Суиндонского отделения литтективов, и он предложил мне прислать за мной машину. И где же она? Было жарко, я сняла пиджак. Из динамика то и дело неслась заезженная запись, напоминавшая отсутствующим водителям о запрете парковать машины в пустой белой зоне. Усталый грузчик привез несколько пустых тележек. Я устроилась рядом с «Говорящим Уиллом» в дальнем конце зала — официально этот аппарат назывался «Торговым автоматом для распространения монологов Шекспира». Этот читал «Ричарда III». Это был простой ящик с полированным верхом, внутри — вполне приличный поясной манекен в соответствующем наряде. За десять пенсов аппарат выдавал короткий отрывок из Шекспира. Такие автоматы не производили с тридцатых годов, и они потихоньку становились раритетами. Бэконианский вандализм и недостаток квалифицированного обслуживания ускоряли их выход из строя.

Я нашла десятипенсовик и сунула его в щель. Послышалось тихое жужжание и щелчок, словно заводилась автомашина. Когда я была маленькой, на углу Коммершл-роуд стоял аппарат, читавший «Гамлета». Мы с братом изводили маму, выпрашивая у нее мелочь, и слушали потом, как манекен рассказывает о том, чего мы до конца не понимали. Он говорил о «безвестном крае». Мой брат, в детской своей наивности, заявил, что хотел бы туда попасть, — так оно и случилось семнадцать лет спустя во время сумасшедшей атаки в шестнадцати сотнях миль от дома, под рев моторов и грохот русской артиллерии.

— «Кто и когда так добывал жену?^[6] — спросил манекен, бешено вращая глазами, затем воздел к небу перст и закачался из стороны в сторону. — Кто и когда так сватался забавно?»

Он выдержал эффектную паузу.

— «Возьму ее, хотя и ненадолго».

— Извините?

Я подняла взгляд. Один из студентов подошел ко мне и тронул меня за плечо. На лацкане болтался «пацифик», на крупном носу парня с трудом держалось пенсне.

— Нонетот, правда?

— В каком смысле?

— Капрал Нонетот, легкая танковая бригада.

Я потерла лоб.

— Я не с полковником. Мы случайно пересеклись.

— Я не верю в совпадения.

— И я тоже. Вот совпадение-то, а?

Студент посмотрел на меня диковато. Подтянулась его подружка. Он просветил ее насчет моей личности.

— Вы — одна из тех, кто вернулся, — изумилась она, словно я была редким попугайчиком в клетке. — Но вы же нарушили прямой приказ! Вас собирались отдать под суд!

— Ну, не отдали, и что?

— Только потому, что о вас рассказала «Воскресная Сова»! Я читала ваши показания. Вы против войны!

Студенты переглянулись, явно не веря выпавшей на их долю удаче.

— Нам нужно, чтобы кто-то выступил на митинге, который собирает полковник Фелпс, — сказал носатый юноша. — Кто-то со стороны оппозиции. Кто-то, кто был там. Кто-то влиятельный. Вы сделаете это для нас?

— Нет.

— Но почему?

Я огляделась: вдруг случится чудо и приедет моя машина. Но вокруг было пусто.

— «Которого три месяца назад, — не успокаивался манекен, — я в Тьюксбери убил в припадке гнева!»

— Послушайте, ребята, мне бы очень хотелось помочь вам, но я не могу. Я двенадцать лет стараюсь обо всем забыть. Поговорите с другим ветераном. Нас тысячи.

— Но не таких, как вы, мисс Нонетот. Вы выжили в той атаке. Вы вернулись, чтобы вывезти убитых товарищей. Единственная из пятидесяти одного человека. Вы просто обязаны выступить от имени тех, кто не может этого сделать.

— Вот дерьмо! Все мои обязательства — только перед собой. Я пережила ту атаку, и с тех пор она остается со мной каждый божий день. А каждую ночь я спрашиваю себя: почему я? Почему я жива, а другие, и мой брат с ними, погибли? На этот вопрос не существует ответа. Вот что такое настоящая боль. Я не могу вам помочь.

— Вам не обязательно говорить об этом, — настаивала девушка, — но лучше уж растравить одну старую рану, чем открыть тысячи новых.

— Не смей мне мораль читать, засранка! — вскипела я.

Вот это подействовало. Девица сунула мне в руку брошюрку, схватила своего парня за руку, и они убрались к черту.

Я закрыла глаза. Сердце гремело, как русская полевая артиллерия. Я даже не услышала, как возле меня остановилась радиофицированная полицейская машина.

— Офицер Нонетот? — спросил веселый голос.

Я обернулась, благодарно кивнула и подхватила чемодан. Офицер в машине улыбался. В глаза бросились длиннющие волосы, стянутые в хвост, и огромные темные очки. Мундир у горла был расстегнут — непозволительная вольность для ТИПА-офицера, а этот еще понавешал на себя уйму украшений, что было строго запрещено внутренней политикой Сети.

— Добро пожаловать в Суиндон, офицер! В город, где может случиться все что угодно!

Он широко улыбнулся и показал большим пальцем себе за спину.

— Багажник открыт.

В багажнике лежала груда железных кольев, несколько молотков, большой крест, кирка и лопата. Попахивало плесенью, сыростью и мертвечиной. Я торопливо добавила туда чемодан и захлопнула крышку. Подошла к двери со стороны пассажирского кресла, открыла ее и сунулась было внутрь…

— Блин! — воскликнула я, внезапно заметив на заднем сиденье, за прочным пуленепробиваемым стеклом, здоровенного сибирского волка.

Офицер громко рассмеялся.

— Не обращайте внимания на щеночка, мэм! Офицер Нонетот, познакомьтесь с мистером Кротки. Мистер Кротки, это офицер Нонетот.

Представьте себе, он говорил о волке! Я уставилась на зверюгу, а та уставилась на меня, причем таким же внимательным взглядом. Мне стало здорово не по себе. Офицер отхохотался и, скрипнув шинами, рванул с места. Да уж, я успела забыть, каким странным может быть Суиндон.

Когда мы тронулись, Уилл как раз дочитывал финал монолога уже для самого себя:

Сияй поярче, лучезарный день: Где нет зеркал — мне их заменит тень.

Щелчок, жужжание, и манекен замер в ожидании очередной монетки.

— Прекрасный день, — сказала я, когда мы пустились в путь.

— Каждый день прекрасен, мисс Нонетот. Меня зовут Стокер…

Он свернул в переулок Страттон.

— ТИПА-17: истребление вампиров и вервольфов. Сосунки и кусаки. Так нас называют. Мой приятель зовет меня Кол. И вы, — он широко улыбнулся, — можете называть меня Кол.

Чтобы стало понятнее, он похлопал по молотку и колу, прикрепленным к бардачку.

— А вас как называть, мисс Нонетот?

— Четверг.

— Рад познакомиться, Четверг.

Он протянул огромную руку, и я радостно пожала ее. Парень мне сразу понравился. Он отклонился к открытому окну, к потоку свежего воздуха, и побарабанил пальцами по баранке. На шее у него чуть сочилась присохшая ранка.

— У вас кровь, — сказала я.

Кол стер ее ладонью.

— Фигня. Пришлось с ним повозиться…

Он снова покосился на заднее сиденье. Волк чесал задней лапой за ухом.

–…но у меня иммунитет против ликантропии. Мистер Кротки просто лечиться не хочет. Правда, мистер Кротки?

Волк насторожил уши, узнав свое имя остатками человеческой сущности. По жаре он очень тяжело дышал.

— Соседи позвонили. По соседству пропали все кошки. Я нашел его за «Смеющимся бургером» — в помойных ящиках рылся. Его подлечат, вернут снова в человеческий облик и отпустят к пятнице. У него права есть, так мне говорят. А вы тут зачем?

— Я? Хм. Буду работать в ТИПА-27.

Кол снова расхохотался.

— Литтектив! Всегда приятно встретиться с кем-то столь же недокормленным в финансовом смысле, как я сам. Ваш шеф — Виктор Аналогиа. Не обманывайтесь его сединой: разум остер, как нож. Остальные — рядовые оперативники. Малость бюрократы и малость умноваты, на мой вкус, но это вам с ними разбираться. Куда вас доставить?

— В отель «Finis»^[7].

— Вы впервые в Суиндоне?

— Увы, нет, — ответила я. — Это мой родной город. Я ушла в армию в семьдесят пятом. А вы?

— Уэльская пограничная стража, десять лет. Я вляпался в одно темное дельце в Освестри в семьдесят девятом и обнаружил, что имею талант вот к этому дерьму. Когда оба подразделения слились, переехал сюда из Оксфорда. Я единственный работник кола и молотка к югу от Лидса. У меня отдельный офис, но там уж очень одиноко. Может, знаете кого, кто хорошо владеет молотком?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Огромный рисунок в виде лошади, образовавшийся в результате искусственного обнажения меловых пород; находится в Йоркшире.

6

Здесь и далее текст «Ричарда Третьего» приведен по переводу Б. Лейтина.

7

Слово это латинское, и хотя англичане спокойно произносят его на свой лад, в язык оно вошло несколько специфически: обозначает, как правило, не просто «конец», а «конец книги» или «конец жизни».