2г0в2н0

Денис Шлебин, 2022

2г0в2н0 – это книга о коронавирусе, о локдауне, о пандемии, о людях, которые вынуждены выживать в новой реальности и непростых условиях. Это бесспорно историческое событие поделившее мир на "до" и "после"… Итак, это увлекательная история о том, как сам автор, его жена и люди, которые их окружали переживали пандемию. Книга наполнена исповедями случайных людей, их реакцией на происходящее, без сомнения можно сказать, что это экзистенциальный анализ существования человека с его переживаниями, эмоциями и трагедиями во время коронавирусной пандемии, которые стали обыкновенными и повседневными. Безусловно, это не чтиво, хотя, на первый взгляд и может показаться таковым из-за простоты повествования и довольно доходчивого изъяснения.

Переезд

Коронавирус захватывал планету: Италия, Испания, Иран и много других стран закрывались на карантин. В Ташкенте же всё было тихо, ничего не происходило. Но границу с Китаем закрыли, и груз для стройки застрял. Дожидаться его мы не стали, решили отправиться в Киргизию на озеро Иссык-Куль. Раз уж суждено сидеть взаперти, то лучше всего не в городе, в квартире, а на природе.

Мы купили билеты на автобус, собрали рюкзаки, съели напоследок шашлык и отправились в путь.

На контрольно-пропускном пункте из Узбекистана в Казахстан никакого масочного режима и в помине не было. Из всех пассажиров только мы вдвоём были в масках. Все кашляли, чихали, сморкались и это сильно раздражало. Напрягала и маска, лицо под ней прело, дышать было тяжело, а снять маску страшно, это ведь всё не шутки. А может и шутки… Если и вправду вирус страшен… Лучше не рисковать и не снимать маску…

— Давайте женщин вперёд пропустим. — Предложил пассажир автобуса, на котором мы ехали. — Проходите вот сюда, сначала вы, а потом мужчины.

Женщины выстроились в очередь перед окном в котором сидел пограничник и проверял паспорта. И тот самый мужик, который предложил пропустить женщин, прошмыгнул первым, следом за ним потянулись и остальные мужчины, а женщины с удивлением и в растерянности смотрели на всё происходящее, по их лицам было видно, как они постепенно, одна за другой понимали, что их обманули. Очередь дошла до меня, и я пропустил женщин, кое-какие мужички обходили меня, распихивали дам, но большинство всё-таки последовало моему примеру. Так мы вышли из Узбекистана.

В автобусе было душно, на соседнем сидении, через проход сидела молодая пара с маленькими детьми. Сначала они поели манты и самсы, наполнив нутро автобуса запахом лука, мяса и специй. Не прошло и получаса как дети стали блевать, громко и вонюче. Автобус наполнился запахом блевоты в которой улавливались нотки самс, мант и кислятины. Меня самого чуть не вывернуло наизнанку. Я читал Фердинанда Селина «Путешествие на край ночи». В автобусе шум, вонь, за окном ночь и Казахстанская степь, а в книге война, Африка, Нью-Йорк и всё в таком же цвете, как и наша поездка. Однозначно этот автор мне нравится, его манера письма интересна, а язык создаёт реалистичную атмосферу. Временами я засыпал, отвлекался от книги и ужаса меня окружавшего, проваливался в сон, где было всё намного лучше. Но спать не давали, детей начинало рвать, громкие потуги тошноты, плачь измученных детей и вонь, которая с каждым разом становилась всё более невыносимой, нотки еды и специй уже не улавливались, остался только кислый запах полупереваренной пищи.

Под утро мы доехали до Казахско-Киргизской границы. При выходе из Казахстана образовалась пробка из человеческих тел и снова все без масок, стоят, кашляют, мотают сопли на кулаки, изо рта у всех воняет, да и от тел тоже исходит неприятный запах кислого пота. Чем ближе мы продвигались к пропускному пункту, углубляясь в кучу смердящей, чихающей, пердящей плоти, тем сильнее она нас сжимала в своих тисках. И тут началась ужасная давка, сзади напирали, сжимая тела. Давили со всех сторон, запахи от людей, маска на лице и сжимающиеся тиски плоти, не давали продохнуть. Юля потеряла сознание, обмякла, но не упала, так сильно мы были зажаты.

Кошмар этот закончился, мы по очереди сунули паспорта в оконце, уставший пограничник поставил штамп. Нам оставалось пройти последний пункт, и мы в Киргизии. На Киргизской стороне всё было иначе — стояли врачи в защитных костюмах с тепловизорами, пограничники не позволяли устроить давку, призывали к порядку и терпению…

Приехали на автовокзал ранним утром, поймали такси, пока голосовали на обочине, мимо нас проехали военные грузовики со спецназом и две машины с брандспойтами, позже мы узнали, что на площади проходил митинг. Демократичное государство встретило нас беспорядками, как и должно быть, наверное, в стране, где каждый воспринимает демократию с лицом анархии, а свободу с поясом шахида.

— Как обстановка в городе? — Спросил я таксиста. — Ковида нет ещё?

— Нет, у нас экология чистая, горный воздух, нас это не коснётся.

— Хотелось бы надеяться. — Я улыбнулся.

— У нас не будет ничего, это всевышний наказал китайцев за то, что они концлагеря строят для мусульман.

Повисла гнетущая пауза, я не знал, что ответить, да и не хотел об этом говорить.

— Мы молимся, чтобы всевышний наказал Китай и всех врагов наших, вот они и заболели, а у нас не будет ничего.

«Ну, да» — подумал я — «А Иран и Саудовская Аравия? Да, и до нас дойдёт эта волна, что он тогда будет говорить». А потом его понесло совсем в дремучие дебри:

— Ты, вот, знаешь, да? Кусто доказал то, что в Коране написано?

О, как!

— Что он доказал?

— Ты не знаешь его, что ли? Он в океан нырял. Рыб глубоководных фотографировал.

— А что доказал-то он?

— Ну, всё, что в Коране написано. — Таксист недоумевал, как так, я его не понимаю. — Все открытия Кусто, оказывается в Коране, об этом написано было давно. И Менделеев тоже доказал, что в Коране написано.

— А Менделеев-то тут причем?

— Ну, как, он оказывается, Коран читал…

— На светофоре налево.

Я перебил таксиста, совсем невмоготу было слушать его. Но он повернул и продолжил.

— Менделеев читал Коран, поэтому и доказал всё вот это.

— А что он доказал? Здесь направо.

— Как что? — водитель начал выходить из себя. — То, что в Коране написано.

— Здесь остановите, пожалуйста.

Я расплатился, вышел из такси, следом Юля, забрали рюкзаки и распрощались с извозчиком. Вошли в маленькую калиточку, с нарисованным на ней Йодо — джедаем из «Звёздных войн», в тумане, среди деревьев, на мотив «Ёжика в тумане». Это художество тёти моей, она преподаёт рисунок детям.

В маленьком дворике нас встретили моя бабушка с сигаретой в зубах и сама тётя-художник.

У них под яблоней стоят пенёчки, это всё, что осталось от когда-то большущего клёна, росшего во дворе, его спилили, потому что корни разрослись под домом, приподняли фундамент и тот треснул. На пенёчках лежали подушки, посередине стоял круглый столик, заставленный пустыми бокалами из-под кофе, а на земле, под ногами, переполненные пепельницы. Среди всего этого мы и обнаружили тётю с бабушкой. Скинули рюкзаки и тоже прикурили по сигарете, обнялись. Начались расспросы — как мы поживаем, как добрались? В общем, всё как положено, шаблонные фразы, сменяющие друг друга, не дожидаясь ответов. Вышла сестрёнка, поздоровалась. В калитку с Йодо в тумане вошёл Олег — муж тёти, задал несколько вопросов в своём репертуаре: — «Ну как, Юлины родственники? Сожрали тебя?» Я ответил, что всё отлично и очень даже сладко. Он расстроился и ушёл в дом.

Пробыли в Бишкеке мы ровно десять дней, за это время я успел приготовить несколько блюд, написать пару рассказов. С писаниной было особенно трудно, Олег на кухне всё время смотрел передачи Парфёнова и Познера. Я ничего не имею против них и их проектов, но в таком количестве поглощать это — невыносимо, мне навсегда привилась нелюбовь к ним, как собственно и к Бродскому, стихотворение которого я с детства слышал из уст Олега, причём одно. Он вставал из-за стола с рюмкой в руке, или в горах, вставал у костра, или во дворе, стоя под звёздным небом, и начинал: — «Топилась печь, огонь дрожал во тьме…». Не подумайте ничего дурного, я высоко ценю труд Ёси, но в таком количестве и без права выбора, что угодно набьёт оскомину. И это хорошо, что стихотворение Бродского, Пушкина я бы возненавидел или, например, Шекспир в исполнении Олега, а главное, в повторении, думаю, свёл бы меня попросту с ума.

Вернёмся в кухню к Познеру с Парфёновым, где я пытался абстрагироваться от них и Олега, разглагольствующего с ними и написать хоть что-то. Ну, что-то у меня и получилось.

За эти десять дней мы пробежались по турфирмам, с которыми работаем гидами и инструкторами. Там-то нас сильно приземлили — туристического сезона не предвиделось, границы закрыты и вряд ли откроются в этом году. Настроение у всех было на нуле, вместо предполагаемого заработка все подсчитывали очевидные потери. Ждали вспышку в Киргизии и готовились к карантину.

— Диня, не нагнетай. — Олег сидел за столом и ел халву, привезённую из Ташкента. — Мне аптекарша сказала, что это просто грипп, и мы все уже давно переболели.

— Я больше доверяю ВОЗ, чем фармацевту.

— Да, что этот ВОЗ? Она практик, к ней люди всё время приходят.

— Она фармацевт.

На кухню вошёл мой двоюродный брат Павел, ему двадцать пять лет, а уже вылитый Олег. Да, гены значат много! Я сам постоянно борюсь со своим отцом внутри себя, есть и хорошие качества, но больше всё же плохого.

— Китай уже открывается! — Не вынимая наушники из ушей, прокричал Павел.

— Вот видишь, Диня, всё скоро закончится, в Китае уже пошло на спад.

— Это в Китае, мы в другой стране находимся.

— Один фиг. — Заключил Олег. — Считай, что мы провинция Китая.

— От него смертность маленькая, от гриппа больше умирает людей каждый год. — Павел вынул наушники. — В основном умирают старики. Так, что «Б.Н.» может умереть.

«Б.Н.» он называет бабушку нашу, меня от этого прям воротит. Это сокращённо от Бабушки Нины. Я его в отместку называю «П», на что он сильно обижается, раздувает ноздри и начинает ходить взад и вперёд.

— Так, что, Диня, давайте-ка уезжайте и не возвращайтесь. Я запру калитку и не пущу вас. От тебя вообще подальше надо держаться.

Олег вышел, оставил меня наедине с Парфёновым и казаном, в котором кипели тефтели. М-да, такого развития событий я никак не ожидал. Это при всей разворачивающейся трагедии с коронавирусом и при том, что мы, ещё будучи в Ташкенте, обговаривали возможность пробыть у них, пока не найдём другой вариант. А тут такое, да, и с работой тишина. Полная задница! Вот подстава, мы бы остались в Ташкенте, скажи он нам об этом раньше…

Но мир устроен таким образом, когда ты теряешь что-то одно, то следом появляется и другое, возможно и лучше, чем то, что ушло, а может и хуже, но стоит ли задумываться о том, что может быть лучше, а что хуже? Нет! Задумываться вообще надо как можно реже, особенно о жизни, если она, конечно, не чужая.

Нам предложили пожить на Иссык-Куле, в доме, в качестве сторожил. Мы согласились. Собрали рюкзаки и уехали, было это тринадцатого марта. ВОЗ уже объявила пандемию, но в Киргизии пока ничего не началось. На последние деньги мы затарились продуктами по пути: сахар, крупы, картошка, лук, консервы, сало. На тот случай, если закроют, чтобы мы могли протянуть какое-то время.

Домик находился под горами, в яблоневом саду, вид оттуда открывался бесподобный, с одной стороны горные вершины, покрытые снегом, совсем близко, а с другой озеро, как на ладони, огромная гладь воды, окружённая цепью гор и облаками из которых то тут, то там выглядывали высоченные, скалистые пики. Райское местечко!

Домик был большим, двухэтажным, но в ужасном запустении, да и построен он из чего попало, первый этаж наполовину из кирпича, а на половину залит из шлака. Прихожая и кухня из этого серого, осыпающегося материала, из кирпича была построена большая комната, в ней находились спуск в погреб и деревянная лестница на второй этаж, который совсем отдельная история. Сделан он (не построен) из мусора, стены в основном из глины с соломой и та торчит в разные стороны из стен, местами, прям в глине, встречаются кирпичи. Потолок низкий, в полный рост я выпрямиться не мог, да и потолком был просто шифер. Всё это пространство поделено на пять маленьких комнат, одну из них мы и заняли под спальню. В этом доме долгое время прожила многодетная семья из шести человек, поэтому и комнатушек так много.

Первую неделю мы обустраивались, я сделал свет в доме и на улице. На соседней заброшенной даче мы обнаружили баню и потом там мылись. Прочистили арык от грязи и разбили лёд, который в тени никак не хотел таять. В общем, жить можно, хотя, очень трудные условия. Туалет был на улице, маленький, покосившийся и далеко от дома. Запах в нём едкий, когда выходишь из него, то потом долго ещё ощущаешь вонь в носу и от одежды. А после дождей или полива в яму набиралась вода, и это было ужасно, особенно по-большому сходить невозможно было, брызги разлетались в разные стороны, в том числе вверх. Но зато красивый вид! Озеро, горы, сады…

Соседей у нас было мало, на верхней даче жил Сергей с женой Аней и сыном Богатырём, которого тоже звали Сергей, о них я упоминал уже, в начале книги. Они были сторожилами, как и мы, а по совместительству ещё и работниками, ухаживали за садами, варили кашу собакам, а сама хозяйка жила в Италии и лишь на лето приезжала, отдыхала, сдавала урожай и уезжала. Но этим летом она не приехала, ну, понятно почему, как и многие другие дачники, Сергей со своим семейством пользовались случаем, обносили сады и продавали, он считал, что ему повезло и частенько повторял: — «Бог дал, а рук взять не хватает», — я же считал, что он просто ворует. На нижней даче ещё один Сергей, он приехал из Петербурга восемь лет назад и всё время строил дом, беседки, навесы, когда переставал строить, сильно запивал, его родители обзванивали всех в округе и просили спасти, кто-то его спасал. Чаще всех с ним возился бывший участковый Азамат. От Сергея я первое время носил питьевую воду в рюкзаке, фляга как раз подходила по размеру. Потом это задолбало и мы стали пить кипяченую воду из арыка, который прочистили.

В Киргизию завезли COVID-19 из Саудовской Аравии паломники, совершавшие малый хадж. И началось… В существование коронавируса люди не верили, маски не носили, считали, что это всё ложь и называли его «барановирус». Мы иногда выбирались в город Чолпон-Ата, и какие только толки там не ходили, чего мы только не наслушались. Люди говорили, что это всё богачи придумали, чтобы обогатиться ещё больше, заставить всех покупать маски, мол, вируса вовсе не существует или что нас специально заражают, это такой отсев, сокращают население планеты, останется только золотой миллиард. А пандемия набирала обороты, и страну закрыли на карантин, выставили блокпосты. Кафе, спортзалы, рынки, всё закрыли, общественный транспорт отменили. Мы застряли в горах, в полной изоляции, всё это сильно давило, в соцсетях негодовали — сыпали ругань на власти, но меры предосторожности не выполняли — люди по-прежнему не верили в существование вируса.

У нас не было ни работы, ни жилья нормального, в общем, мы влипли по самые помидоры. Если летом страна не откроется, то зимой будет голод, по крайней мере, у нас. Мы начали поднимать целину, чтобы посадить огород. Сначала перед домом перекопали небольшой пятачок и высадили чеснок, затем за домом принялись перекапывать под огород, выкапывали кусты и обтрясали с них землю. Собирали в округе навоз, ходили с пакетами по предгорьям, где паслась скотина, искали среди кустов лошадиное говно, оно более травянистое и в форме больших шариков, а иногда даже косичкой выглядит, как булка хлеба, а вот коровье дерьмецо — лепёшками. С навозом у меня в жизни очень много связано. В детстве я собирал его для дымаря, моя бабушка была пчеловодом, навоз клали в дымарь на угли, он давал густой дым. Когда женился, то ковырялся целую зиму в куче кизяка (сухой навоз для топки печи), жена нашла работу преподавателем английского языка в ауле, нас разместили в юрте на побережье озера Иссык-Куль, и печь приходилось топить говном. Так, что я знаток навоза, с закрытыми глазами отличу лошадиный от коровьего.

Мы лазали по холмам с пакетами и собирали какахи, занятие неприятное, но огород надо было удобрить, потому что почва песчаная. Вообще наша жизнь напрямую связанна с говном, мало того, что мы сами его производим, так без него не вырастить овощи, оно даже, как видите, тепло даёт. Пока собирал, понял одну важную вещь: вот скотина ходит по земле, щиплет траву и тут же удобряет её, полная гармония, весь мир существует в гармонии и лишь человек не приспособлен к жизни на этой планете. Нам надо строить дома, чтобы укрыться от холода или жары, нам нужна одежда, наша жизнедеятельность отрицательно сказывается на планете, мы засоряем её, опустошаем. Единственное зло, которое существует — это человек. Мы — люди, будто пришельцы с другой планеты, здесь нам не комфортно. В свете бушующего вируса, всё становится на свои места, пока человечество сидит взаперти по домам, воздух очищается, дикие животные входят в пригород. Коронавирус остановил зло, может ненадолго и не так, как этого требовала бы планета, но мы остановились, хоть и немного, но вымираем, мы почувствовали себя в шкуре животных, находящихся на грани исчезновения по нашей вине. Конечно, полностью не исчезнем как вид никогда, а вот притормозить нас давно уже необходимо. Но есть и другая сторона, после карантина может резко подскочить рождаемость, тогда пиши — пропало. Как это поколение назовут? Коронеалы? Мне думается, что поколение, рождённое в это непростое время, будет жить иначе, в другой реальности, с иными принципами, хочется верить, что они станут немного добрее, хоть чуточку осознаннее. Хочется верить! А почему бы и нет? В нас ведь есть крупица света, её каждый в себе чувствует, ну, или почти каждый. Если у нездоровой девочки, Греты Тунберг, получилось почувствовать этот импульс, и повести за собой поколение, неужели и мы здоровые люди не можем стать чуточку добрее, хотя бы друг к другу, к самим себе.

Да, изоляция оставила нас наедине с самими собой, но посмотрите — увеличилось домашнее насилие, алкоголизм. Как писал мне мой друг Стас Веер: — «Вирус открыл нам нас самих». Откуда в нас столько плохого? Неужели мы и есть зло на планете Земля, исчадие ада, демоны…

Мы рассыпали навоз по огороду и перекопали. Из печи в бане я наковырял золу и тоже посыпал землю. Нам оставалось только найти рассаду, но и тут всё сложилось как нельзя лучше…