Школа свободы и бесстрашия

Денис Сорокотягин (2024)

«Школа свободы и бесстрашия» Дениса Сорокотягина — сборник повестей, рассказов, эссе и стихов, по которым сквозным сюжетом проходят темы памяти и рефлексии, меланхолии и деятельного сопротивления ей, жизни и смерти, которой вовсе нет. Герои этой книги и ее лирический герой обделенные, но не озлобившиеся, продолжающие с любовью и бережным вниманием вглядываться в окружающий мир и искать в его мелодиях близкие только им отголоски. Книга содержит нецензурную лексику.

Биба и боба

^{бестиария}

биба и боба были подарены Аркадию в том самом возрасте, когда жизнь только и делает, что отбирает: пять лет назад умерла от рака жена, в прошлом году ушел из дома кот. Как плакал и убивался Аркадий по любимому кошаку. Если бы видела жена, засмеялась бы ему в лицо. Или вообще плюнула бы в него. Да она и плюнула. Ушла туда, где ее ценят и ждут другие, поднебесные человеки. Жена Аркадия долго уходила из этого мира, сначала смирилась, но ждала, потом слегла и ждала, потом в первый раз взлетела и тоже ждала — раскаяния, доброго слова от мужа, на дорожку, на прощание. Но Аркадий после ее улета в поднебесье зажил с удвоенной силой. Забыв о своем восьмом десятке, он зарегистрировался на сайте знакомств «Любвеобильный пенсионер» и ждал, ждал, ждал чуда, что кто-нибудь напишет ему. Писать первым — было выше его мужского достоинства.

Он пробегал странички любвеобильных пенсионерок, дивился своему организму, что тот способен еще что-то чувствовать, «фунциклировать» от вида завлекательных аватарок. Аркадий знал, что повсюду ложь и обман. Он сам поставил на главную фотку себя десятилетней давности, в костюме, при галстуке. Аркадию хотелось большего. Леди пенсионного возраста — это, конечно, надежно, но скучно, пресно, второсортно. Вот бы кого помоложе — лет тридцать, тридцать пять. Сорок — это уже потолок.

Давно известно, если чего-то сильно, неистово, до сведенных зубов хочешь — то сразу не получишь. Вот он и получил не сразу. Не пенсионерку, не сорокалетку, а молодую, горячую кровь. И не одну, а две горячих крови. Бибу и Бобу. Они сами постучались к Аркадию в друзья. Вот так подарок. В графе «возраст» у Бибы и Бобы было написано, что им тридцать два года. В скобочках приписка — на двоих.

— Это что получается, им по шестнадцать лет, что ли? Фу-ты ну-ты, малолетки. Вот что за народ растет, потерянное поколение. Срамота. Шестнадцать лет, и уже лезут. Постарше им подавай. — Аркадий говорил все это своему ожившему, набухающему, раздувающемуся чувству. — Вот так Биба и Боба. Вот так девушки-красавицы, душеньки-подру…

Только вот что было странным: Биба — просто одно лицо с его умершей женой, когда та радовалась чему-то. Это случалось так редко в их совместной жизни, что Аркадий не мог этого не помнить. А мордочка Бобы была такой же, как у жены во время лютого гнева. Конечно, не в сами моменты крика и ора — тогда бы Боба явно потеряла всю свою привлекательность. Бобино лицо застыло в той фазе, когда конфликт уже бывал почти исчерпан, когда чайник ссоры остывал на плите, еще пофыркивая от злости. Молодая, горячая, плотная, сильная, злая, как собака, — такая жена Аркадию нравилась. Но когда это было? Не в этой жизни. Да и греть себя воспоминаниями Аркадий не любил. Зачем? Вот Биба и Боба — молодые, дерзкие — пишут не когда-то там, а сейчас. Чего ж они пишут?

— Привет, Аркадий. Можно просто Аркаша? Или Аркашик? Какой ты сладкий на аватарке. Просто краш. Мы хотим тебя (смеющийся смайлик) спросить, можно ли у тебя переночевать сегодня. Наша злая мачеха выгнала нас из дома. Я и сестричка мерзнем на вокзале. Тут столько странных. Один даже пытался к нам приставать. Но ты ведь не будешь, да? Ждем ответа, как соловей лета. Твои Биби и Боби.

Биби, Боби. Аркаша, Аркашик. Аркадий не верил своим глазам. Боясь, что счастье обманет, он начал печатать ответ. Толстые пальцы не слушались, текст подчеркивался красной волной. Приходилось перенабирать его снова и снова, но Аркадий чувствовал в этом перенабирании какую-то истому, кайф, приход. Он был вознагражден за долгие дни и ночи одиночества, одичания, без теплого бока рядом, без двух теплых боков, без четырех. Господи, спасибо тебе! — хотел бы написать Аркадий шрифтом размером со свой возраст, но написал лишь такой ответ для Бибы и Бобы:

— Дорогие девочки! Вот вроде бы вы мне первый раз написали, а я уже чувствую, что вы мне родные души. Сразу, как прочитал вашу печальную историю, сам захотел предложить вам приехать ко мне. На день, на неделю, да хоть на сколько. У меня двушка. В одной комнате — я, в другой будете вы, мои дорогие. Поскорее приезжайте. Нечего торчать на вокзале. Это рассадник заразы. Если что, я привитый и анализы хорошие. (Эмодзи — бьющееся сердце.) И вообще, я еще огого! (Эмодзи — бицепс.) Жду. Ваш Аркаша.

Через тридцать секунд ответ:

— Аркашик, мы уже стоим у твоей двери. Открывай.

Аркадий протер глаза. Как это? Уже у двери? Как разузнали адрес? Вот молодежь прыткая какая. Конечно, они теперь все могут определить по своему интернету, даже где живет человек. Выследили! И прибраться не успел, хоть бы причесаться дали, в ванную забежать, рубашку парадную набросить. Биба и Боба звонили в дверь беспрерывно. Мало ли, может, Аркашик туг на ухо или на оба. Надо звонить, пока не отопрет.

Конец ознакомительного фрагмента.