Новогодний Апокалипсис

Демьян Безбедный

Эта необычная история случилась недавно в Москве, а, может быть, еще не случилась, а только вот-вот случится. Это не имеет никакого значения, она обязательно произойдет. Не совсем в точности так, как описано в данном повествовании, но произойдет обязательно. Ведь время Рождества – самое волшебное время на Земле.И, может, Вы тоже загадаете, не обдумав последствия, свое желание, и оно изменит весь мир. И тогда ваша история будет похожа на произошедшую, но произойдет она немножко по-другому.

Редактор Наталья Кайгородова

Корректор Алена Порохнина

Иллюстратор Борис Владимирович Кунин

© Демьян Безбедный, 2021

© Борис Владимирович Кунин, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0053-1117-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Новогодний Апокалипсис

Новый год

Аромат свежего салата оливье перебивал запах кривенькой, худенькой и лысоватой елочки, на которой покачивались блестящие разноцветные новогодние шары, густо покрытые жирным майонезом, зеленым горошком и кусочками розовой докторской колбасы. Рядом с новогодним деревом на рыжем серванте 70-х годов сидело недолюбливаемое человечеством и любимое алкоголиками-москвичами усатое насекомое. Домашнее животное удивленно смотрело на периодически судорожно вздрагивающую ель, скрипя немногочисленными мозгами и крутя черными глазками, не понимая причину происходящего. Землетрясения в этих районах России за короткую жизнь таракана не случались, а висящая новогодняя игрушка не позволяла увидеть обнявшего ствол всем телом хозяина квартиры. Совладелец однушки крепко спал, завернутый в белую оберточную бумагу, скрывавшую подножье ели, и что-то бормотал во сне. От истошного храпа Терентия Валерьяныча (так его величали) тряслись не только елка, но и таракан, крепко держащийся за старый сервант, плотно набитый бабушкиной хрустальной посудой. При каждом всхрапывании Валерьяныча хрустальные бокалы выплясывали и завывали, как нарезавшаяся до пришельцев прекрасная половина человечества в утреннем караоке.

Глава 1

С чего все началось…

У телевизора, торчавшего из дырки в румынской стенке, на низкой табуретке сидела по-новогоднему нарядная пьяная женщина и завороженно смотрела в голубой экран, из которого вещал элегантно и дорого одетый симпатичный ведущий:

— Дамы и господа! Сегодня мы будем говорить о новогодних подарках, и как правильно их нужно преподносить. Вот генерал-майор Петр Семенович решил первый показать пример и вручить своей любимой жене подарок. Просим на сцену почтенных супругов.

Зал зааплодировал. Поставив бокал на пол, захлопала и телезрительница. Генерал вышел на сцену, втащив за руку грузную жену, достал из кармана маленькую коробочку и вручил ее со словами: «Красиво говорить я не умею. Ну как там? Ну вот, с Новым годом, Нина!» Генерал, краснея, позвякивал медалями, жена, достав носовой платок, шумно высморкалась, вытерла им же текущие по щекам слезы умиления, а зал окутал счастливую семью овациями. Телезрительница в бурном восторге тоже захлопала в ладоши.

— Между прочим, это бриллиантовые сережки, — сказал ведущий, повышая в конце фразы голос, и тем самым вызвав шквал аплодисментов в зале.

Телезрительница с женским восхищением и небольшой завистью смотрела на статного генерала и маленькую коробочку. Следующий выступающий, бизнесмен Автандил, подарил пышногрудой жене, путешествие в Бразилию.

— В Рио-де-Жанейро, все мужчины — мачо и ходят в белых штанах, будьте бдительны, а то уведут вашу прекрасную супругу, — комментировал ведущий.

Пенсионер Владлен Ильич подарил супруге огромный букет цветов и путевку в санаторий, в Кисловодск. Подарки на голубом экране дарили друг другу жены, мужья, дети, родители, бабушки, дедушки, соседи — телезрительница восторгалась каждому из многочисленных подарков, дорогим и не очень, большим и маленьким. Она периодически посматривала на часы и стучала хрустальным бокалом с шампанским об экран телевизора под дружные возгласы «С наступающим Новым годом!» сидящей в студии розовощекой массовки.

— Сейчас мне тоже подарят что-нибудь эдакое, — сказала вслух новогодняя женщина.

Раздался звонок. Входная дверь с треском отворилась, и на пороге обычного блочного однокомнатного жилища появился счастливый, восторженный и очень нетрезвый супруг телезрительницы. Крепко обняв и поцеловав жену в лоб, тряся ее огромными ладонями за плечи, он с возбуждением произнес:

— Катя, я тебе такой, такой подарок приготовил. Обалдеешь, любимая. Ты о нем всю жизнь мечтала! — и выбежал за дверь.

В вечернем черном платье, с новой стрижкой, на высоченных каблуках, жена сложила руки на груди и, задрав красивое личико вверх, замерла в ожидании загадочного подарка. В голове мелькали картинки: кольца, одно шикарнее другого, колье, блистающее сине-белыми лазерными лучами, сумочка, как у соседки Нинки с золотыми замочками, пальмы, самолеты, мужчины в белых брюках… Интрига длилась недолго. Радостный муж, улыбаясь, как ребенок, втащил в коридор большой загадочный сверток из серой технической бумаги, обильно обмотанный вдоль и поперек бумажной бечевкой. В мгновение ока он разорвал обертку подарка, разбросав куски упаковки по полу свежевымытого коридора.

— Вот она! — залихватски, вприсядку, отбарабанив ладонями о коленки и раздвинув руки в стороны, продекламировал Терентий. На полу лежала продавленная местами задницей прораба темно-зеленая раскладушка.

— Это что за хрень? — указала подбородком жена на раскладушку.

— С Новым годом, дорогая! — произнес с щенячей радостью Терентий, пытаясь подать подарок, но тот выскочил из нетрезвых рук и упал на новую туфлю жены, прямиком попав ей на большой палец, за раскладушкой упал еле стоявший на ногах муж.

Взвизгнув от боли и посмотрев на экран телевизора, жена заорала:"Живут же люди!» Подняв пьяного испуганного Валерьяныча за грудки, продолжила: «Ты мне всю жизнь испортил, вот посмотри, какие люди сидят в зале, — указала она пальцем на голубой экран, — командиры, начальники, директора, и дарят женам цветы, колечки и даже бриллианты, а мне раскладушку». Оттолкнув мужа, она схватила большую миску с традиционным новогодним салатом оливье, и обиженная женщина с размаху кинула его в горе-романтика, нетрезво стоящего на ногах. Он увернулся, упав очередной раз на пол, а салат густо покрыл игрушки и мишуру новогоднего дерева, слегка погасив их праздничный блеск. Затем жена подошла к телевизору, залпом опустошила недопитый бокал и, обращаясь к ведущему шоу, с горечью произнесла:

— Вот посмотри, Андрюша, всем подарки, как подарки: бриллианты, Кисловодск, мужиков в белых брюках, а мне раскладушку! За что? Что, я хуже генеральши? Или этой тетки с совой?

На экране появилась грузная, счастливая женщина, с метровой статуэткой совы из гипса. Тяжело дыша, переминаясь с ноги на ногу, женщина криво улыбалась под тяжестью гостинца.

— Бедненькая, и тебе не повезло, — погладив экран, сердобольно сказала Катя. Затем она достала телефон, нажав несколько раз пальцем на дисплей, вызвала такси. Надела шубу, переступила через мертвецки пьяного мужа, дверь хлопнула, и Катя исчезла.

За несколько часов до этого события

Столь необычный подарок был рекомендован Терентию коллегами — сварщиком Соколенко и плотником Хоменко, мелкими жуликами по призванию.

В предпраздничный день, 31 декабря, на улицах столицы шел крупный мягкий снег, магазины сияли иллюминацией, и новогодняя бесноватая суета охватила весь город. Женщины готовили изысканные блюда, колдуя на кухне у включенного телевизора. Мужчины бегали по магазинам, докупая необходимые продуктовые ингредиенты к традиционным семейным специалитетам. Вся страна жила в предвкушении новогоднего чуда. И этот замечательный день начался для Терентия гениально неудачно. Он был обвинен прорабом в пропаже пиломатериалов, а проще — досок-горбылей, в количестве десяти штук. А так как он, как говорится, «чужого отродясь не брал», то очень огорчился. Никакие веские аргументы, приводимые Терентием, не удовлетворяли прораба: начальник кричал, топал ногами, обещал вызвать милицию, вычесть пропажу из зарплаты, повесить «кучерявую, ушастую морду» на доску позора и много еще чего, но потом успокоился, присев за накрытый праздничный стол, прижав холодную бутылку водки ко лбу.

Терентий Валерьяныч был молод, тридцати лет от роду, с большой русой шевелюрой, носом-картошкой, покрытым веснушками, серо-голубыми глазами, весело смотревшими на мир, и большими мясистыми ушами-пельменями, направленными, как локаторы, прямо на собеседника. Был он высок, широкоплеч, огромные кулаки его мотались при неуклюжей, утиной ходьбе как кувалды. Наивность и доверчивость его зашкаливала, и многие нечестные люди активно этим пользовались.

О том, что доски умыкнул Валерьяныч, доложили прорабу два шаромыжника, Хоменко с Соколенко, дабы отвернуть от себя подозрение. Сидели они рядом с бедолагой Терентием за праздничным ужином, утешали его, ругали начальство и подливали беленькую расстроенному сослуживцу:

— Терентий, а ты шо жинке на Новый рик подарував? — спросил раскрасневшийся плотник.

— А я и забыл совсем про подарок, спасибо, друг, что напомнил, — и он обнял Хоменко и поцеловал его в щеку, обильно обдав перегаром. — Все, друзья, мне надо идти.

И Валерьяныч вскочил и попытался выйти из-за стола, его качнуло, и он стал падать навзничь, но крепкая рука Соколенко удержала Валерьяныча за шкирку и посадила снова за стол.

— Тю, да шо це за проблема, — махнул рукой Микола. — Вон у Петро есть отличный подарок. Да, Петро? — и круглое, вечно румяное лицо Миколы многозначительно подмигнуло товарищу.

— Да-а-а, це гарный подарок, — не понимая, что от него хотят, и растягивая слова, произнес Петро.

— Рас-кла-ду-шка. Там у тЭбе есть, — и Соколенко показал рукой в сторону прорабской бытовки.

— Да-а-а, — протянул Петро. — Сей-час при-не-су.

Раскладушка была старая, таких лет двадцать как уже не выпускали, на ней периодически спал пьяный прораб, периодически прожигая ее окурками сигарет. Зачистив наждаком кое-где ржавчину, Петро нашел в прорабской рулон технической бумаги, обмотал подарок в несколько оборотов, завязал его бечевкой и, прикрыв дверь, вышел.

Разливая очередную бутылку водки на новогоднем корпоративе, товарищи по работе настоятельно рекомендовали переносную кровать — так они ее называли.

— У прошлом годе, я своей жинке оце кровать справил. У-у-у, дюже довольна моя жинка була, горилки достала, сало ломоть во-о какой, — раздвинув ладони на сорок сантиметров, показал Соколенко. — Я це подарок ровно в Новый рик вручил. Открыв шампанское, в окне салют, в телевизоре президент ваш. Дюже жинка рада була. Снова вот купил, но, думаю, не часто ли. Ставить некуда. Хата мала. Можу уступить в полцены другу и соратнику по стройке.

Корпоратив в строительной бытовке продолжался. Прораб лично разлил водку каждому в граненый стакан.

— Уважаю, Михалыч, молодец, — гудела бригада.

Выпили еще по стакану «Пшеничной». Соколенко подсел поближе и стал заливать о сексуальности подарка:

— Послухай, вот ты придешь домой, а там жинка, ошатна, красива. А ты ей це кровать — на. А вона — ух! И все. Не треба цветив, кофет. Це краше. Секс буде, як сало. Ну чого, береш?

Терентий махнул рукой и согласился. Расцеловав «друзей», заплатив неимоверную сумму за «празднично» упакованную переносную кровать и взвалив ее на горб, Валерьяныч поспешил домой радовать любимую, пьяный и счастливый.

Глава 2

Началось…

Храп перешел в контртенор, елочка качнулась, и с мохнатой ветки стал медленно съезжать довольно увесистый серебряный шар. При следующем сотрясении тела и воздуха шар оторвался от ели и угодил прямо в лоб Терентию, затем отрикошетил, ударился об алюминиевую часть раскладушки и разлетелся на мелкие кусочки. Валерьяныч открыл один глаз и оглядел комнату. В левом дальнем углу стоял телевизор, в котором водили хоровод черти, музыка все убыстрялась, и танец ускорялся, не отставая от мелодии, и вот уже размытый след кружащихся остался на экране, а музыка визжала и ускорялась, и в голове у Терентия тоже все крутилось и визжало, но вдруг хоровод остановился, и ведущий шоу бархатистым голосом изрек: «С наступающим Новым годом!» И следующее, что увидел Валерьяныч — это были часы, показывающие 23:50.

Терентий присел, протер глаза, оглядел комнату. Припомнилась ему падающая раскладушка, обиженная неудачным подарком жена, горько стало на душе. Окончательно пробудившись и осознав, что Новый год он встретит без любимой, Валерьяныч уныло приподнялся, сел за стол, быстренько набросал в тарелку еды, налил бокал шампанского и приготовился к встрече с президентом.

Зазвонили куранты, появился глава российского государства в черном пиджаке на фоне Кремля. Терентий схватил ручку, вырвал листок из тетрадки, располовинил его, потом еще раз и на клочке бумажки нацарапал желание. Кривые, старательно выведенные буквы гласили: «Чтоб не было начальников и директоров, и никто чтоб не мог командовать, никто». «И даже ты», — ткнул пальцем в телевизор обиженный Валерьяныч. К скомканному листу он поднес зажигалку и сжег бумажку дотла, а пепел опустил в стакан с шампанским. Затем резко вскочил, поднял бокал и прокричал: «Ни жена, ни прораб, ни директор, ни командир. Никто!» И залпом выпил игристый напиток. Куранты пробили двенадцатый раз.

Вдруг из экрана телевизора стал протискиваться наглый, бородатый мужик. Вначале он просунул седую голову, покрытую красным колпаком, затем протиснулись плечи, и старичок кубарем скатился к ногам обомлевшего Терентия.

— Здравствуй, Терентюшка, — произнес дед, кряхтя и вытаскивая тяжелый мешок из голубого экрана. — Диагональку побольше купил бы, а то совсем неудобно вылезать. Ну ты эдак-так подарок-то загнул, конечно. Переносная кровать, ах-ха-ха, — смеялся дед, схватившись за круглый живот.

— Давай я этот роскошный, эротический подарок на духи сменю, — и он легко засунул в мешок разборную кровать и достал оттуда же красивую сине-фиолетовую коробочку с французской парфюмерией. — Эт точно такие, как директор жене своей подарил на ток-шоу. Я у него отжал там, — он махнул рукой в сторону телевизора. — Ну а с твоим подарком что делать будем? Что-то ты там намутил.

Он полез в карман и достал оттуда мятый листочек.

— Да-а-а, — протянул на выдохе дедушка, — и задал ты мне задачку, ну да ладно, сделаем. Ложись спать, утро вечера мудренее. Вот тебе колокольчик рождественский, захочешь обратно все вернуть — позвони. Ну я пошел, счастливо, Терентий. В Рождество приду, как и положено. А бумагой шампанское не порти, глупо это.

И он полез обратно в телевизор, поправляя длинную красную шубу. Мешок влезать отказывался. Дедушка уперся ногами в рамки телевизора и, кряхтя, затащил его вовнутрь:

— Диагональку побольше купи, старый я, неудобно.

Минут десять Терентий сидел как памятник, без движения и мыслей, и тупо смотрел в телевизор, черный экран которого, как зеркало, покрытое густым слоем пыли, отражал новогоднее дерево в противоположном углу комнаты.

— Разлазались тут Деды Морозы, раскомандовались, — пробурчал Валерьяныч. Встал из-за стола и, разобрав постель, нырнул под пуховое, белоснежное, толстое одеяло и снова захрапел.

Глава 3

«Всероссийский День тишины» наступил для Терентия очень рано — в 8:30 он стоял на ногах, одетый в белую праздничную рубашку, коричневый вельветовый пиджак, синие кримпленовые брюки в рубчик, теплые ботинки для зимней рыбалки, пуховик китайского производства и каштановую ондатровую шапку. «У Люськи, наверное, ночевала», — пробормотал вслух Валерьяныч, схватил коробку с духами и, запихнув ее в карман куртки, вылетел из квартиры. Лифт не работал, и пришлось трусцой сбегать с шестого этажа. В пролете между первым и вторым этажом Терентий встретил бабу Свету — вечно ворчащую бабульку, проживающую всю дневную жизнь на лавочке у подъезда.

— Здравствуй, Терентюшка, — испуганно озираясь, сказала бабушка и, лихо подняв полы пальто, перепрыгивая через две ступеньки, помчалась к себе на девятый этаж.

— И вам здрасти-и, Светлана Пална, и с Новым годом! — прокричал вслед убегающей бабуле Валерьяныч и, почесав кудрявый затылок, пробормотал: — Странно…

Чуть приоткрытая входная подъездная дверь поддалась с трудом. Навалившись на нее массивным телом, Терентий шагнул на улицу и оказался по колено в снегу. Оглядевшись вокруг, он опять произнес: «Странно». И начал движение в сторону метро. Припаркованные в ряд автомобили спрятались под полутораметровым покровом снега и представляли собой огромные белые холмы. Дорог не было. Вместо них возвышались неровные сугробы, порой достигая высоты с человеческий рост. На тротуарах лежал снежок вровень с железной оградой палисадников, а в самих палисадниках валялись бутылки, использованные петарды, коробки из-под бытовой техники и множество другого новогоднего мусора. Пахло порохом и перегаром.

Медленно шаркая по тротуару, как лыжник, тяжелыми зимними ботинками, Терентий прокладывал колею от дома до метро. После пятнадцатиминутной борьбы с сугробами он прошел только половину пути до станции метро «Отрадное». В лучшие времена Терентьич пробегал эту дистанцию втрое быстрее. Вытерев пот со лба рукавом куртки и оглянувшись, он увидел маленькую сухонькую старушку в сером пуховом платке, в валенках с калошами и с большим пакетом из магазина PRADA За бабушкой пристроился студент с полуторалитровой пластиковой бутылкой отечественного пива, дальше шел местный алкоголик, с гордостью носивший псевдоним «Штопор», впившись взглядом в бутылку и не отставая от учащегося ни на шаг, и замыкала процессию интеллигентная дама в очках и с елкой под мышкой. Отдышавшись, Терентий двинулся дальше, протаптывая большими ботинками тропу к цивилизации. Старушка скрипучим голосом вещала о хорошей жизни в те далекие времена, когда солнце светило ярче, когда был жив ее муж, и они вместе с дочкой ездили отдыхать на юга, когда колбаса стоила 2 рубля 20 копеек и когда дворников расстреливали за такую работу. Штопор преследовал студента и клянчил двести граммов пива на поправку здоровья, студент извинялся и оправдывался, что несет подарок другу на Новый год. А интеллигентка рассказывала, что едет домой после дежурства встречать праздник, а то, что елка казенная, это ничего, все равно там никого не будет до 10 января, а 11-го она ее обязательно вернет. В окне первого этажа свежепостроенного дома появилась ослиная морда, с интересом рассматривающая процессию. Терентий зажмурился и потряс головой. Когда он снова посмотрел туда, в окне было пусто. «Ну и почудится же», — оглядываясь на новостройку, пробормотал Терентий.

Подойдя к входу станции «Отрадное», Терентий остановился и осмотрелся. Горы мусора лежали на не очищенных от снега ступеньках, буква «М» не горела, а слегка потрескивала, иногда извергая искры, в подземном переходе было темно. Штопор присвистнул и произнес: «Апокалипсис какой-то». И подергав за локоть студента, проклянчил: «Нальешь, гимназист? Надо же за это выпить». Бабушка уверенной рукой подвинула временно обомлевших горожан и твердой поступью направилась в подземку. Группа двинулась за ней.

В метро охранница турникетов сидела в своей прозрачной будке в пышном махровом розовом халате, в теплых тапочках-зайчиках в тон банно-домашнему одеянию, с ушками, болтающимися по полу. Перед входом в будку стояла алюминиевая кастрюля с воткнутым в нее кипятильником, а бурлящая вода поднимала со дна большие китайские бигуди с резинкой. Белоснежная косметическая маска на лице и красная, невысокая, с кокардой метрополитеновская шапка, водруженная на еще не ухоженную голову, придавали работнице метро вид участника Венецианского карнавала, вернее, его Винницианского филиала.

— ПрохОдьте, прохОдьте, — добросердечно лепетал уполномоченный московского метрополитена. Начальник турникетов сегодня был в очень хорошем настроении.

Пройдя через распахнувшиеся двери электронной проходной, Терентий поскользнулся на грязной жиже и чуть не упал, но успел ухватиться за старушку-попутчицу. Бабушка, крепко стоя на ногах в блестящих довоенных калошах, проскрипела: «А в наше время за такую грязь расстреляли бы. Хорошее время было!» — и, отцепив пальцы Терентия от своего пальто, пошаркала по скользким ступеням на платформу метро.

Платформа, в отличие от ступенек, была идеально чистая и блестела. По станции метро ездил туда-сюда миниатюрный уборочный автомобиль, на котором сидели, лежали, стояли пятеро таджиков-уборщиков. Когда уборочный агрегат подъезжал к ступенькам, оператор машины резко выкручивал руль, совершая мастерский разворот, а остальные катающиеся искренне весело орали: «С Новюм годомь!» — и машинист, прибавляя газу, уносил свой болид к другому выходу. Там он проделывал такой же трюк, облепившие машину поздравляли вошедших с праздником и спешили нести благую весть о случившемся новолетии вновь вошедшим на другой край платформы.

— И так уже битый час, — пожаловалась крупная женщина в блестящем вечернем зеленом платье. Из-под праздничного наряда выглядывали черные угги с белыми полосками от соли, в руке она держала мегафон, а на голове ее восседала все та же красная метрополитеновская шапка с кокардой. Произнеся это, женщина, слегка раскачивая крупными бедрами и размахивая мегафоном вперед-назад, пошла прочь, напевая песенку: «Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца…»

Подошел поезд. Зайдя в вагон, Терентий огляделся. В противоположном углу сидел бомжик, закутавшись в грязную куртку и прикрыв голову капюшоном. По полу катались бутылки от шампанского и пива, валялись использованные петарды, новогодняя мишура, смешавшись с грязью, совсем не радовала. Обожженный черный потолок и кое-где почерневшие окна и стены свидетельствовали о внутривагонном запуске салюта. Вместо объявления станций метро динамики хрипели песню о несчастном босоногом мальчике-сироте и о местах не столь отдаленных. При подъезде к станции песня резко оборвалась, и хриплый мужской голос, принадлежавший, по-видимому, машинисту либо его другу, произнес: «Следующая станция Бибирево, а сейчас я вам такую душевную песню поставлю…» Заиграла мелодия, и хриплый голос машиниста завыл: «Только рюмка водки на столе…» Бомжик проснулся, засуетился, но, поняв, что это песня, а не предложение, нырнул обратно в куртку. Позже динамик заскрежетал снова, и машинист, подобно конферансье в цирке, продекламировал: «А сейчас по заявке Луизы из первого вагона прозвучит песня „Айсберг“. Исполняет заслуженная артистка СССР Алла Пугачева. Подпевает незаслуженная артистка Бибирево Луиза Мишулина!»

Конец ознакомительного фрагмента.