Танец любви в Женеве

Делла Сванхольм, 2021

Учительница зажигательных латиноамериканских танцев Лаура – прекрасный цветок из Южной Америки, попавший на берега Женевского озера. Помощник нотариуса Андре понимает, что встретил женщину своей мечты. Его ничего не смущает – ни разница в положении, ни аргентинское гражданство Лауры, ни даже то, что ее родной брат лечится от наркотической зависимости и она тратит на лечение все свои деньги. Его не останавливают даже грозные предупреждения старого нотариуса Рошамбо, который рвет и мечет, глядя, как его помощник позабыл о своих служебных обязанностях, ринувшись в водоворот любви. Но Лаура внезапно, без объяснения причин исчезает из Женевы, не оставив никаких следов. В поисках ее Андре мчится на край света и едва не расстается с жизнью, попав в капкан мафии. Но судьба щедро награждает его за храбрость и за верность своей любви – в его руках оказывается сокровище, которое дороже ему всего на свете: несравненная Лаура. Так пророчески воплощается древний девиз Женевы – «После мрака свет».

— Молодой человек, не хотите ли купить цветы? Смотрите, какие замечательные! — Молоденькая продавщица цветов, стоявшая на углу бульвара Фавон, нежно провела узкой ладонью по хрупким головкам роз и левкоев.

— Зачем мне нужны цветы? — пожал плечами Андре Тассиньи. — День рождения мамы уже прошел, сестры — тоже.

— Вы могли бы подарить их своей любимой! — задорно улыбнулась девушка.

Андре Тассиньи покачал головой:

— У меня нет любимой.

— Не может быть! У такого симпатичного молодого человека нет любимой девушки… Я просто не могу поверить!

— Извините, я спешу, — нахмурился Андре и быстро пошел прочь. Он уже жалел, что ввязался с этот никчемный разговор с какой-то незнакомой продавщицей. Ей, естественно, важнее всего было под любым предлогом всучить ему свой товар, только и всего.

— Но почему? — донесся до него ее голос. — Почему у вас нет любимой?

Тассиньи торопливо повернул за угол. «Какая она все-таки настырная! — с неудовольствием подумал он. — И все ради того, чтобы заработать несколько лишних франков».

Он взглянул на часы. Обеденный перерыв подходил к концу. Ровно через пятнадцать минут ему надо было уже быть в конторе. Мэтр Дидье Рошамбо, нотариус, чей офис располагался на улице Дюфур и у которого работал помощником Андре, терпеть не мог опозданий.

Вздохнув, Андре ускорил шаг. Он с таким трудом устроился на должность помощника нотариуса. Ему пришлось состязаться за это место в конкурсе, в котором вместе с ним участвовали еще тридцать человек — причем не просто людей с улицы, а дипломированных юристов. Ему посчастливилось оказаться чуть лучше их, и он выиграл право получить эту работу. Тем более следовало всячески дорожить ею и ни в коем случае не раздражать мэтра Рошамбо. А то, каким раздражительным мог быть мэтр Рошамбо, Андре уже успел узнать за те четыре месяца, что трудился у него.

Он свернул на рю Вье-Гренадьер. Это был самый кратчайший путь. В просвете между двух высоких домов блеснула серебристая струя фонтана — главной достопримечательности Женевы, красовавшейся на всех туристических открытках и плакатах. Правда, ради экономии воды и электричества фонтан работал лишь в течение полугода — осенью и зимой его всякий раз отключали. Без фонтана Женева казалась какой-то более грустной и унылой, и Андре всегда радовался, когда наступало время вновь запустить его. Стоял май, а это значило, что фонтан работал уже целый месяц. «Если бы меня вдруг избрали мэром, — подумал Тассиньи, — то я первым делом попытался бы провести закон о том, чтобы наш фонтан работал круглый год. И не думаю, что мне пришлось бы бороться со слишком большой оппозицией…»

В глаза ему бросилась вывеска — «Новая школа танцев». Раньше он ее не замечал. Точно, раньше ее здесь просто не было. видимо, школа открылась только что и действительно была новой. На рекламном плакате знойная красотка с гладко зачесанными волосами, тесно прижимаясь к своему партнеру, застыла в стремительном танцевальном па, изящно вытянув свою красивую длинную ногу. «Такие женщины, конечно, существуют только на рекламных плакатах, — пронеслось в голове помощника нотариуса. — Когда их фотографии подретушируют и выправят соответствующим образом». Он прошагал до угла рю Вье-Гренадьер и свернул на улицу Дюфур. Отсюда лежал прямой путь до конторы. Андре механически сделал несколько шагов и вдруг остановился.

«А может быть, взять и записаться в эту школу танцев? — вдруг подумал он. — Ведь мне целый день приходится разбираться со скучнейшими юридическими бумагами… и вечерами у себя дома я чаще всего занимаюсь тем же самым. Так, что параграфы законов и решения кантональных судов снятся мне по ночам. В самом деле, танцы отвлекли бы меня от всей этой казуистики».

Он повернулся и зашагал обратно.

«Но что бы подумал мэтр Рошамбо, если бы узнал, что я посещаю уроки танцев? — вдруг вспыхнула у него в мозгу неожиданная мысль. — Как бы он не счел это чересчур легкомысленным поступком с моей стороны… А впрочем, почему я должен опасаться того, что может подумать об этом мэтр Рошамбо! — Андре Тассиньи сжал кулаки. — Разве те, кто посещают школы танцев, относятся к разряду нарушителей общественного порядка, неблагонадежных элементов или не дай Бог преступников? Конечно же нет! И вообще — при чем здесь он и то, чем я занимаюсь в свое свободное время?»

Андре быстро дошел до «Новой школы танцев». В оконном стекле отразился его силуэт — силуэт 24-летнего мужчины с коротко подстриженными, слегка вьющимися черными волосами, живыми карими глазами и широкими от природы плечами, которые успели уже слегка ссутулиться за годы напряженной учебы на юридическом факультете Женевского университета. У него был орлиный нос с горбинкой, типичный для большинства мужчин, в жилах которых текла галльская кровь — кровь исконных жителей Франции и романской части Швейцарии, и широкий лоб, который уже успели прорезать несколько мелких морщинок. Андре уже хотел было толкнуть стеклянную дверь, но вдруг закусил губу. На то, чтобы записаться в школу танцев, выяснить все вопросы об оплате занятий и решить все остальные формальности, неизбежно уйдет какое-то время. А это означает, что он опоздает в офис мэтра Рошамбо. «Лучше я приду сюда в другой раз», — решил он и, быстро повернувшись, заспешил обратно.

Андре шел очень быстро, почти бежал, и внутренне досадовал на себя. Со стороны его перемещения по улице могли показаться кому-то ужасно странными, даже смешными. Подошел к школе танцев, постоял перед закрытой дверью, затем почему-то убежал… Но что делать — днем он просто не принадлежит себе. Хозяином его времени является мэтр Рошамбо. А давать старому нотариусу малейший повод для критики — себе дороже. Мэтр Рошамбо легко может придраться к тому, что он что-то делает не так, и, уволив его, объявить новый конкурс. Желающие занять это место найдутся тут же. А он потеряет с таким трудом полученную работу. «И тогда будет уже не до танцев», — подумал Андре, взбегая по широким вытертым каменный ступенькам на второй этаж старомодного пятиэтажного дома начала ХХ века, в котором располагались офисы трех адвокатов и контора Дидье Рошамбо. Он толкнул тяжелую дубовую дверь, которая, судя по всему, была ровесницей самого здания, и оказался в небольшом помещении со старомодными книжными шкафами и тяжелой бронзовой люстрой, висевшей на толстой цепи. Когда-то в эту люстру были вставлены масляные плошки — лишь потом их заменили современными электрическими лампочками. Напротив стояли два письменных стола — мэтра Рошамбо и его собственный. Между ними располагались глубокие кожаные кресла со слегка вытертыми спинками. Мэтр Рошамбо принципиально не вносил никаких новшеств в облик своей конторы и отказывался от современного ремонта, предпочитая сохранять все в том виде, в каком все существовало уже долгие годы. Он считал, что старомодность обстановки придает его конторе солидность, что клиенты, входя к нему, проникаются духом того, что здесь ничего не меняется на протяжении десятилетий, а значит, все очень надежно и прочно, и не подвержено никаким переменам. Это внушает им веру в то, что подписанные ими доверенности и завещания, заключенные финансовые договоры никогда не потеряют свою силу. Самому Андре Тассиньи все это казалось немного смешным, но мэтр Рошамбо был, очевидно, другого мнения. А поскольку хозяином здесь был Рошамбо, Андре не оставалось ничего, кроме как безоговорочно подчиняться.

Мэтр Рошамбо поднял на него хмурый взгляд из-под тонких седых бровей.

— В пять часов в контору должна прийти мадам Лиссонье-Пуленк, — произнес он высоким надтреснутым голосом. — По поводу завещания. Я хочу, чтобы ты просмотрел все бумаги, связанные с ее имуществом, и проверил те доли в акционерных компаниях, которые она указала. Это потребует определенной работы — с компьютером и телефоном. Направления запросов, часть из которых можно отослать только по почте. Но я хочу убедиться, что каждая цифра, указанная ею, верна. Затем мне надо будет, чтобы ты сверил все данные по ее недвижимому имуществу. А у нее, кроме Швейцарии, есть имущество также в Люксембурге и в Голландии. Возможно, придется подготовить запросы местным нотариусам. Ты подготовишь проекты таких запросов, а я их посмотрю и, если все нормально, подпишу.

Сказав все это, он вновь уткнулся в свои бумаги. Андре Тассиньи уселся за стол, вытащил картонную папку с едва заметной карандашной надписью «Мадам Генриетта Лиссонье-Пуленк» и стал тщательно просматривать и сортировать бумаги. Это была очень кропотливая и нудная работа. Мэтр Рошамбо занимался ею всю жизнь и сам стал немного похож на высохшую картонную папку. «Черт побери, — неожиданно пронеслось в голове Тассиньи, — неужели в конце концов это ждет и меня?» Ему вдруг вспомнилась знойная загорелая красотка с плаката на двери школы танцев. Но в следующую секунду он уже совсем позабыл про нее. Финансовые дела и отчетность мадам Лиссонье-Пуленк были действительно весьма запутанными.

— Не понимаю, чему тебя учили в Женевском университете? — Мэтр Рошамбо нахмурился. — Как можно в этом месте пропустить запятую? Это непростительно!

— Извините, мэтр. — Андре Тассиньи закусил губу.

— Ты должен быть очень внимательным, составляя запросы, которые я собираюсь отправлять за своей подписью! — Рошамбо аккуратно поставил внизу страницы свою подпись, зачем-то подул на нее, хотя он подписывался не чернилами, а обыкновенной шариковой ручкой, и пододвинул бумагу Андре.

— Запечатаешь в конверт с эмблемой нотариальной конторы и отнесешь на почту. Возьмешь расписку об отправлении и подклеишь потом в папку. А завтра вновь обзвонишь все те акционерные компании и общества, от которых надо получить информацию. Все это должно быть готово уже к одиннадцати часам утра. Потому что в одиннадцать может прийти другой клиент, которым предстоит очень плотно заниматься. Все, до свиданья!

Андре выскочил из конторы на улицу и с жадностью глотнул свежего воздуха. Несмотря на то, что их офис был оснащен мощным кондиционером и постоянно проветривался, атмосфера в нем почему-то казалась слегка затхлой. Может быть, так пахла древняя мебель, на которой постепенно оседала пыль уже нескольких столетий. А может, это было следствием манер мэтра Рошамбо — подчеркнуто сухих и не очень-то дружелюбных. Андре не видел, чтобы старый нотариус вообще когда-то улыбался, а тем более шутил. Любые шутки, анекдоты и остроты, и мэтр Рошамбо казались несовместимыми. «Мне многие завидуют, считают, что я получил очень престижную и высокооплачиваемую работу, но никто не знает, насколько это тяжело — прежде всего с психологической точки зрения, — думал Тассиньи, идя по рю Дюфур. — Наверное, ни одна другая профессия не делает человека столь сухим и неэмоциональным, как эта. Достаточно лишь посмотреть на мэтра Рошамбо, чтобы убедиться в этом…»

Он бросил взгляд на уличные часы. Уже половина девятого. «Надо же, как я задержался», — подумал он.

В кармане зазвонил мобильный телефон. Андре Тассиньи торопливо выхватил его.

— Где ты пропадаешь, Андре? — раздался в трубке голос матери. — Ты придешь домой к ужину, или тебя вообще не стоит ждать сегодня?

— Конечно, приду, мама! — воскликнул Андре. — Я только что вышел из офиса. Мэтр Рошамбо дал мне сегодня очень много работы, так что пришлось сидеть допоздна. А сам он еще остался в конторе. Я уже иду домой. Жди меня через полчаса, хорошо?

— Хорошо, — ответила мать. — Но не опаздывай, прошу тебя. А то ужин совсем остынет.

Андре улыбнулся. Он любил домашнюю стряпню матери и предпочитал ее всем ресторанным кушаньям. Ему следовало торопиться.

Но, пройдя несколько метров, он неожиданно замедлил шаг.

— Может быть, все-таки зайти в эту школу танца? — негромко произнес он вслух. — И записаться?

Он вновь посмотрел на часы. Да, наверное, он успеет. Ничего страшного, если он придет домой на десять минут попозже…

Андре Тассиньи двинулся в сторону рю Вье-Гренадьер. Подойдя к стеклянной двери, за которой прятался зазывный плакат, он еще раз посмотрел на него. Да, изображенная на нем знойная красотка была слишком хороша, чтобы быть натуральной. Искусство фотошопа, доведенное до совершенства, тонны косметики и снова фотошоп… Но наивно было бы полагать, что в этой школе вообще можно встретить таких красивых женщин. Здесь занимались танцами самые обычные люди — такие, как он сам. Примерно такими же должны были быть и инструкторы танцев…

Он потянулся было к ручке двери, чтобы открыть ее, но вдруг дверь распахнулась. Андре едва успел отдернуть руку. Он сделал шаг назад… и невольно замер. Из темного дверного проема на улицу вышла та самая женщина, которая была изображена на рекламном плакате. Ее гладко зачесанные темно-каштановые волосы были собраны на затылке в пышный узел. Эта прическа придавала ее головке еще большее очарование и гармонировала с изящным овалом ее лица и строгой чистой линией рта и бровей. У нее была подчеркнуто прямая спина и красивые задумчивые глаза. Андре бросил взгляд на ее стройные длинные ноги, на нежно и трепетно обвившуюся вокруг них легкий подол юбки, и ему показалось, что его щеки невольно порозовели.

А женщина достала длинную сигарету, привычным жестом вставила ее в длинный изящный мундштук и закурила. Выпустив клуб дыма, она слегка прищурилась и уставилась куда-то в пустоту. Она не обращала на Андре никакого внимания.

Андре окончательно смутился. Он и представить себе не мог, что эту школу посещают такие красавицы. Наверное, она еще и танцует божественно. Не то что он — человек, который еще только хочет научиться танцам. Нет, ему здесь не место. Надо отыскать себе что-то попроще.

Он отступил в темноту улицы, повернулся и пошел прочь. На углу рю Вье-Гренадьер он не удержался и украдкой оглянулся. Темноволосая девушка с сигаретой стояла на том же самом месте, и точно так же глядела в пустоту перед собой. Его она, очевидно, даже не заметила. Андре вздохнул и свернул за угол. «Надо было не валять дурака, а идти прямо домой к ужину, — подумал он. — И зачем я только пошел на рю Вье-Гренадьер?»

Следующий день был с самого утра заполнен напряженной юридической суматохой, которая не позволяла Андре даже на секунду задуматься о чем-то постороннем. Он старался изо всех сил, у него даже взмокла от напряжения спина под рубашкой, но к приходу другого клиента, который переступил порог конторы ровно в одиннадцать утра, он так и не успел разделаться со всеми делами мадам Лиссонье-Пуленк. Заметив это, Дидье Рошамбо прошипел:

— Все, Андре, хватит возиться с делами мадам Лиссонье-Пуленк, раз ты все равно не успел сделать это вовремя. Сейчас все внимание — на нашего нового клиента!

Буквально через десять минут Андре Тассиньи понял, почему Дидье Рошамбо так носился с новым клиентом. Им оказался Питер Боувер, богатый помещик и винодел из Южно-Африканской Республики. Несколько лет назад он распродал весь свой бизнес в ЮАР и перебрался на постоянное жительство в Женеву. Здесь он вложил деньги в отель, в два ресторана и небольшую компанию по сдаче автомобилей в аренду. Все эти предприятия Боувера процветали и приносили ему солидный доход. А теперь он желал составить завещание, грамотно разделив наследство между своими четырьмя сыновьями и одной дочерью. К тому же, как выяснилось, у него была недурная коллекция картин, в состав которой входили даже два полотна кисти Матисса и одна абстракция Кандинского. В воздухе явственно пахло миллионами, и работа по составлению договора о разделе имущества такого человека должна была принести нотариусу изрядный доход. Поэтому Дидье Рошамбо был сама любезность и услужливость.

Когда Питер Боувер наконец ушел, мэтр Рошамбо холодно воззрился на Андре:

— Ну, теперь ты, надеюсь, начинаешь понимать, как надо работать с клиентами? — Он покачал сухой седой головой. — Боюсь, на юридическом факультете университета этому не учат. Там тренируют лишь в знаниях юриспруденции, но не человеческой психологии и отношений. Запомни, Андре: клиент — это самое главное для нотариуса. Он должен уйти из конторы полностью удовлетворенный. И абсолютно уверенный в том, что именно здесь его интересы защитили и обслужили лучше, чем где бы то ни было. Потому что иначе он просто уйдет к другому нотариусу. Полагаю, ты понимаешь, чем это чревато? Хоть это-то тебе понятно?

— Понятно, — кивнул Андре. Он уже давно решил ни в чем не перечить и не возражать Рошамбо.

— А если тебе это понятно, — вдруг потемнел лицом нотариус, — какого черта ты столько времени возишься с бумагами мадам Лиссонье-Пуленк и никак не можешь завершить это простейшее дело? — В глазах Рошабо блеснул гнев. — Мой помощник должен по крайней мере поспевать за мной. А в идеале — работать еще быстрее. Если он не умеет так работать, то лучше я найду себе другого помощника!

— Я стараюсь работать как можно быстрее, месье, — только и смог пробормотать Андре. — Извините. Я больше не допущу никаких задержек.

— Чтобы через полчаса все материалы к наследственному делу мадам Лиссонье-Пуленк были собраны и проверены! После этого немедленно берись за работу по наследству Боувера. Сейчас я продиктую тебе список того, что ты должен сегодня сделать…

Выйдя вечером из конторы на улицу, Андре Тассиньи взглянул на часы и тихонько присвистнул. Сегодня он побил свой вчерашний рекорд — на часах было уже девять вечера. Интересно, во сколько он будет покидать контору, если в ней прибавится посетителей? Может, мэтр Рошамбо вообще хочет, чтобы он ночевал здесь?

Впрочем, сетовать на судьбу было бессмысленно. В других нотариальных конторах дело обстояло едва ли лучше. Чтобы заработать свой хлеб, нотариусам приходилось трудиться в поте лица. Понять суровость мэтра Рошамбо тоже было можно — в случае каких-то ошибок или недочетов при составлении бумаг и возникавших в этой связи имущественных споров он нес ответственность за это своим собственным имуществом. Оно шло на покрытие любых возможных издержек. Поэтому старый нотариус всеми силами стремился избежать малейших ошибок и неточностей.

Дойдя до пересечения рю Дюфур с рю Вье-Гренадьер, Андре вдруг замедлил шаги. После того, как он так поздно задержался на работе, он чувствовал сильный голод. Надо было спешить домой к ужину. Но что-то, что было сильнее его, заставило его вдруг остановиться и посмотреть в ту сторону, где располагалась «Новая школа танцев».

Андре стоял посреди тротуара, кусая губы и не понимая, что с ним происходит. Желание зайти в школу танца было, похоже, даже сильнее голода. Но ведь он уже решил, что попытается отыскать какую-то другую школу, попроще. Почему же его так тянет именно сюда?

Не желая — а может быть, и не смея отвечать себе на этот вопрос — Андре Тассиньи направился к «Новой школе танцев». Слева мелькнула знакомая булочная, лавка мясника, в которой продавалась восхитительная ветчина и окорока, небольшой магазинчик, торговавший газетами и журналами — а затем он увидел знакомую стеклянную дверь.

Перед школой не было ни души. Андре посмотрел на плакат и вспыхнул. Он вдруг понял, отчего его так тянуло сюда. Эта женщина с плаката… она, похоже, оставила слишком глубокий след в его памяти. После того, как он увидел ее своими собственными глазами, он уже не мог не думать о ней.

«Может быть, все-таки не стоит заходить? — подумал он. — Ведь если я сделаю это, то назад пути уже не будет. Может, лучше тогда вообще не заходить?»

Стеклянная дверь неожиданно распахнулась и на пороге показалась та самая женщина, которую молодой помощник нотариуса встретил здесь вчера. Она втащила из пачки длинную тонкую сигарету, вставила ее в мундштук и закурила. Андре смешался. В этот раз глаза женщины смотрели прямо на него.

— Не понимаю, — произнесла она по-французски с небольшим акцентом. — Вы снова приходите сюда, но не заходите вовнутрь. Вы что, боитесь танцевать?

Андре был застигнут врасплох.

— Да нет, не боюсь, — только и смог пробормотать он.

— Что же вам тогда мешает? — Женщина изящно стряхнула пепел на тротуар. — Мне кажется, я могу научить танцам любого.

— Так вы — преподаватель танцев?

— Да, — кивнула она. — Приехала сюда на полгода из Аргентины. К моему приезду как раз набрали группу. Но вакантные места все еще имеются. Может быть, вы все-таки решитесь и начнете заниматься? Это очень увлекательно. И полезно для здоровья. — Она улыбнулась. — Хотя для вас это вряд ли так актуально — вам еще очень далеко до пенсионного возраста.

Андре Тассиньи молчал. Он не ожидал, что женщина так внезапно выйдет из помещения. И к тому же заговорит с ним.

— Я не знаю, — промямлил он. — Время уже позднее… Я зашел сюда по дороге с работы, и вообще-то я спешу.

— Раз уж вы пришли сюда — может быть, вы сделаете еще один шаг и зайдете вовнутрь? — Она швырнула окурок в урну. — Посмотрите, что здесь и как. Вероятно, это поможет вам принять решение. Ну как?

Ее темные глаза, окаймленные длинными пушистыми ресницами, глядели прямо на него. Андре показалось, что сквозь длинные влажные ресницы пробивается какое-то таинственное мерцание. Он несколько раз моргнул, стараясь прогнать наваждение.

— Хорошо, — произнес он наконец, — я зайду. Но ненадолго.

— Я покажу вам все, — сказала она и взяла его за руку. Рука ее была теплой и, несмотря на небольшие размеры, сильной. — Кстати, меня зовут Лаура. Лаура де Ортис-и-Росас-Кабальо. — В углах ее губ дрогнула легкая улыбка. — У нас, аргентинцев, очень длинные имена.

Они попали в небольшой зал с огромными зеркалами во всю стену. Вдоль зеркал тянулась отполированная прикосновениями тысяч рук балетная перекладина. В зале уже стояло девять пар. Мужчины и женщины были одеты по-разному, большинство — в повседневную одежду. На двух мужчинах были новенькие спортивные костюмы.

— Извините за задержку, — ослепительно улыбнулась Лаура. Она стремительно подошла к магнитофону и включила запись. Помещение наполнилось громкими призывными звуками сальсы. — Итак, начали снова. Следите за моими движениями!

Она вышла на середину зала, и, казалось, совсем позабыла про Андре. Женщина принялась двигаться в такт звукам музыки. Все остальные люди внимательно смотрели на нее. Тело Лауры, казалось, полностью слилось с ритмом музыки, стало с ним одним целым. Ученики попробовали копировать ее движения, но это было бесполезно — все их попытки выглядели просто жалко.

— Так, стоп. Вижу, что у вас пока плохо получается. — Она выключила музыку. — Надо объяснять все с самого начала. И по фрагментам. Смотрите внимательно! Прежде всего, надо правильно ставить ноги на пол. Вот так! — Она притопнула своей хорошенькой ножкой. — Повторяйте за мной, не ленитесь! Правильная постановка ноги — это самое важное, с чего надо начинать!

Она посмотрела на Андре,

— Как вас зовут?

— Андре…

— Присоединяйтесь, Андре! Не стойте истуканом. Ну, смелее! Мне кажется, у вас все получится — и, может быть, даже лучше, чем у других!

Андре Тассиньи застыл. Предложение Лауры было слишком уж неожиданным. Он ведь зашел сюда просто посмотреть… Но, глядя на всех людей вокруг него, которые старательно пытались копировать уверенные движения преподавателя танцев, он не выдержал и тоже стал делать то же самое, что делала Лаура.

— Так, вижу, что с постановкой ноги вы все справились, — звонко произнесла она. — Теперь — корпус. В нем самое главное — движения бедрами. Это целая наука. Ее приходится постигать всю жизнь. Но девяносто процентов правильных движений бедрами можно усвоить с самого начала. — Лаура не без кокетства улыбнулась ярко накрашенными губами. — Запомните главное — во время танца бедра должны жить своей собственной, отдельной жизнью. Это все равно как если бы внутри вас поселился второй человек. Имя ему — ваши бедра. Если вы усвоите это, все пойдет как по маслу. Это немного трудно психологически, однако это — единственно правильный метод. Итак, смотрите на меня…

Незаметно пролетел целый час. Андре чувствовал, что весь вспотел. Однако занятие танцем по-настоящему увлекло его. А самое главное — он вдруг почувствовал, что у него что-то получается. Пусть не все, но даже это было восхитительным ощущением. Он видел, что его тело прекрасно воспринимает все, о чем ему твердила преподавательница, что его бедра движутся так, как им следует, и что даже его руки — сначала казавшиеся чересчур длинными и непослушными руки — тоже двигаются в ритме танца.

Лаура внимательно следила за лицами и движениями учеников. Заметив, что все устали, она резко выключила магнитофон.

— На сегодня — все, — объявила она. — Я довольна — у многих заметен прогресс. Особенно — у нашего новичка. А ведь он сначала даже не хотел входить в студию! — Она приблизилась к Андре. Его обдала мягкая, обволакивающая волна ее духов, к которому примешивался легкий, теплый, чудный аромат ее волос.

— Ну так как — запишетесь? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

— Да, Лаура, — произнес он после небольшой паузы. — Да.

Она отошла к небольшому столику.

— Абонемент на месячные занятия стоит триста франков, — проговорила она. — В эту сумму, как вы понимаете, входит возмещение стоимости аренды этого помещения.

— Я могу оплатить с помощью банковской карточки. Или вы предпочитаете наличными?

— Лучше наличными, — улыбнулась женщина. — С карточками всегда столько возни. К тому же иногда возникают претензии. Пожалуйста, распишитесь вот здесь. И получите талончик. На обороте — расписание занятий. Если пропустите что-то, не унывайте. Я буду работать с каждым учеником индивидуально. И если вы что-то пропустили или не успели, то потом обязательно наверстаете. Но все-таки желательно ходить более-менее регулярно. Хотя бы раз в неделю. Сможете?

— Не знаю. Постараюсь. Все это так неожиданно…

— Знаете, Андре… — По лицу Лауры скользнула улыбка. — Многие вещи происходят в жизни довольно неожиданно. Но об этом не стоит жалеть — почти все, что случается неожиданно, случается к лучшему.

— Хотел бы надеяться на это, — пробормотал Андре Тассиньи и вышел на улицу. Там уже совсем стемнело. «Боже мой, что подумает мама, когда я приду домой так поздно!» — пронеслось у него в голове.

— Ты совсем с ума сошел! — всплеснула руками мать. Лицо Люсьены Тассиньи выглядело недовольным, что с ней случалось довольно редко. — Работал целый день, в два раза дольше, чем обычные сотрудники в офисах, а потом, вместо того, чтобы спешить домой к ужину, вдруг бросился танцевать. Подумай, что может случиться с твоим желудком? Что тебя понесло в эту чертову студию танцев?

— Не знаю, мама, — проговорил Андре с набитым ртом. — Я ходил мимо нее несколько дней и вдруг решил зайти.

— И даже не взглянул при этом на часы. — Мать укоризненно покачала головой. — Пойми, сынок: в эти школы танцев заглядывают в основном те люди, у которых слишком мало работы, или вообще ее нет. У них очень много свободного времени, и они порой просто не знают, куда его деть. Поэтому и учатся танцам. У тебя же — совершенно другой случай. Ты так загружен на работе у мэтра Рошамбо, что я порой боюсь даже, хватит ли у тебя выдержки и сил, чтобы продолжать трудиться на него. Я же вижу, что в вашей нотариальной конторе царит совершенно потогонная система. И ты, пройдя через весь этот ад днем, еще взваливаешь на себя дополнительную обузу в виде танцев ночью!

— Мне просто очень хотелось попробовать это, мама! — Андре виновато улыбнулся. — Пожалуйста, не сердись на меня так.

Люсьена Тассиньи встала и оправила передник. Их кухня была довольно маленькой, и здесь, в окружении до блеска вымытой и начищенной посуды, женщина смотрелась настоящей хозяйкой.

— Ты только подумай, Андре, какой пример ты подаешь своей сестре, — тихо проговорила мать. — У Жаклин — переходный возраст. Она думает порой черт знает о чем. Я чувствую, что иногда просто не понимаю ее. Ты должен служить ей примером солидности, целеустремленности, настойчивости. Она должна видеть, как следует жить, учиться и работать, если ты хочешь добиваться поставленной цели. — Мать развела руками. — Я всегда говорила ей — гляди, чего добился Андре прилежной учебой и полной самоотдачей. Он выиграл конкурс, в котором вместе с ним участвовало полсотни человек — лучших выпускников юридических факультетов со всей страны — и получил престижнейшую должность помощника нотариуса. Бог мой, Андре, мне совсем не хотелось бы, чтобы Жаклин вдруг сказала мне: «Мама, почему ты меня обманывала? Андре — точно такой же, как и все остальные мои сверстники, которые танцуют, прогуливают занятия, думают только о современной музыке, фотографиях в инстаграме и эффектном селфи на вершине горы или каком-нибудь мосту и…»

— Мама, прошу тебя! — Лицо Андре стало серьезным. — Мне кажется, ты преувеличиваешь. И я вовсе не такой монстр, как ты пытаешься это представить, и Жаклин — тоже вполне нормальная девочка. А через переходный возраст приходится проходить всем без исключения. Я тоже помню себя в этом возрасте — для меня не существовало вообще никаких авторитетов. И, наверное, я тоже совершал безумные поступки, о которых лучше и не вспоминать. Но потом все кончилось, и… я снова стал нормальным.

— Я надеюсь, Андре, — пробурчала Люсьена Тассиньи. — Очень надеюсь на это.

— Вчера вы проявили себя не лучшим образом, — проронил мэтр Рошамбо, сурово поджимая тонкие губы. — И сумели частично исправиться лишь к вечеру. Надеюсь, сегодня вы будете действовать с учетом усвоенных вчера уроков.

— Обязательно, месье Рошамбо! — горячо заверил его Андре. От вчерашних уроков танца у него ныли мышцы на ногах и даже на руках. Но он сделал вид, что больше всего на свете его интересуют сейчас юридические бумаги.

— Вы должны сделать сегодня две вещи: сдать мне готовое наследственное дело мадам Лиссонье-Пуленк, и разобраться с художественной коллекцией месье Боувера. Нужно установить, имеется ли достоверный провенанс всех его картин и заключения экспертов об их подлинности, и попытаться выяснить их примерную рыночную стоимость. По консервативным оценкам, разумеется — в своей работе мы можем прибегать только к ним. Аукционное сумасшествие и хаотичные скачки цен нас совершенно не должны касаться. А в двенадцать часов к нам может пожаловать новый клиент. — Тонкие губы Дидье Рошамбо сложились в несколько кривую усмешку. — Не совсем, может быть, обычный. Увидите это сами. Если, конечно, визит действительно состоится.

Андре был слегка заинтригован. Что это за «не совсем обычный клиент», о котором говорил мэтр Рошамбо? Но очень скоро груз бумаг и ответственности поглотил его с головой, и он перестал думать об этом. Самое главное — нельзя было ошибаться даже с запятыми. Он отлично помнил, как болезненно реагировал на это мэтр Рошамбо.

Но, когда висевшие в углу старинные часы пробили полдень, он все-таки обратил на это внимание. Никто в их конторе так и не появился. Впрочем, мэтр Рошамбо был тоже полностью погружен в бумаги. Или искусно делал вид…

Полчаса спустя дверь конторы вдруг распахнулась. Это случилось так неожиданно, что Андре даже слегка вздрогнул. На пороге показалось странное существо — дама восьмидесяти с лишним лет, маленькая, с лицом темным и сморщенным, как прошлогоднее яблоко, но при этом — в огромной шляпе, украшенной страусовыми перьями, и в накидке из лисы, при том, что на улице было весьма тепло. Дряблую шею женщины украшало несколько нитей крупного жемчуга. Из-под накидки выглядывали кокетливые не по возрасту розовые брючки, обшитые стразами. На скрюченных пальцах дамы поблескивали крупные драгоценности, показавшиеся Андре фальшивыми.

— Здравствуйте! — чирикнула женщина голосом, похожим на птичий. — Я счастлива видеть вас, мэтр Рошамбо!

Дидье Рошамбо учтиво указал даме на глубокое кожаное кресло.

— Я так устала от этих мыслей, мэтр Рошамбо! — воскликнула женщина. — Кому передать все свое достояние. Откровенно говоря, я никак не могу сделать выбор между «Обществом защиты кошек», «Обществом попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии» и «Братством католических монахов Бангладеш». Что бы вы мне посоветовали?

— Я бы посоветовал вам еще раз все очень тщательно взвесить и сделать свой осознанный выбор. — Рошамбо без улыбки смотрел на нее. — А мы будем счастливы законно оформить любую вашу волю.

— То есть вы считаете, что мне в любом случае не следует отдавать ничего алчным и совершенно не уважающим меня родственникам? — сверкнули недобрым светом маленькие глазки женщины. — Ни внуку, ни внучке… никому из них?

— Мадам Шарпантье… — Мэтр Рошамбо развел руками. — Я не смею… не смею ничего вам советовать. Вы и так прекрасно все знаете сами.

— Значит, вы со мной согласны! — Старушка потрясла перед его носом своим миниатюрным кулачком. — О да, милый Дидье, мои родственники — это настоящие исчадия ада, не заслуживающие ничего! Только и ждут, когда я помру, и поскорее, чтобы им досталось как можно больше. Но я считаю, что лучше отдать все деньги бездомным кошкам, чем этим бесчувственным мерзавцам. Представляете, я даже выбрасываю в мусор все те роскошные букеты цветов, которые они каждый год посылают мне в день рождения. Я прекрасно знаю, для чего они дарят мне цветы — чтобы потом иметь возможность утверждать, будто бы они обо мне постоянно заботились и у нас с ними были близкие отношения. — Она взмахнула рукой. — Но у меня с ними не будет ровным счетом никаких отношений — и в первую очередь, финансовых.

— Я поражаюсь вашей мудрости, мадам, — с серьезным видом заметил мэтр Рошамбо.

— Вот именно. — Женщина задумалась. — И все-таки «Общество попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии» кажется мне более достойным кандидатом для получения моих богатств, нежели кошки. Я чувствую, что это общество как-то ближе к Богу, нежели эти бессловесные твари. А это для меня более актуально.

— Уверен, что это именно так, мадам, — кивнул Рошамбо.

— Решено! — воскликнула женщина, и страусовые перья на ее шляпе неистово затряслись. — Я так и сделаю прямо сейчас. Оформлю свою волю. Вы поможете мне?

— Ну разумеется, мадам, — почтительно наклонил голову мэтр Рошамбо.

— Отлично! — Дряблая щека женщины подергивалась. — Я все отдам «Обществу попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии».

— Это очень взвешенное решение, мадам.

— Готовьте бумаги! — Она взмахнула рукой, сделав жест, который ей самой, видимо, казался величественным. И добавила, наклонившись к нотариусу. — В случае чего, я всегда смогу изменить свою последнюю волю, не так ли?

— Вы можете менять завещание столько раз, сколько вам угодно, мадам, — торжественно кивнул мэтр Рошамбо.

— Отлично! А пока готовьте бумаги о том, что все мое имущество передается Обществу. — Она достала плоский футляр красной крокодиловой кожи с золотой застежкой, куда были вложены ее документы — удостоверение личности с фотографией, банковская и страховая карточки.

Рошамбо тут же передал эти документы Андре и прошипел:

— Сделай копии. Немедленно!

Пока Андре Тассиньи делал копии, мэтр Рошамбо занимался с дамой. Вместе с ней они сверяли список ее имущества. Сварливый голос старой женщины, казалось, заполнял при этом каждый кубический сантиметр помещения. «Ну и мегера! — подумал Тассиньи. — Интересно, почему она решила так наказать своих родственников? Или они и в самом деле такие монстры?»

Разговаривая с Клодин Шарпантье, мэтр Рошамбо то и дело отдавал отрывистые распоряжения Андре — сделай то, принеси это, проверь вот эту вещь… Тассиньи носился, как одержимый. Наконец, беседа была закончена.

— Так вы сможете правильно оформить мою волю? — спросила мадам Шарпантье, блестя глазами.

— О да, мадам. — Мэтр Рошамбо выпрямился. — Заходите завтра в то же время. Все бумаги будут готовы.

— Прекрасно! — чирикнула она. — Ждите меня завтра! — И, пытаясь кокетливо покачивать иссохшими бедрами, она вышла из помещения.

Мэтр Рошамбо встал из-за стола и подошел к книжному шкафу. Достав оттуда тяжелый том Сборника гражданского законодательства, обшитый в красную сафьяновую кожу, он почему-то подошел с ним не к своему столу, а к окну.

— Интересная женщина, эта мадам Шарпантье, — проговорил он, уставившись в окно. — Знаешь, кем она работала?

— Нет, патрон. Я впервые увидел ее сегодня, — пробормотал Андре Тассиньи.

Рошамбо повернулся и посмотрел ему в глаза:

— Она всю жизнь была проституткой, а потом бандершей в Лионе. А до этого, в молодости, работала проституткой на пароходах французских морских линий в Полинезии и Тихом океане. Отсюда у нее, возможно, такая сентиментальная любовь к этим местам. Вернувшись же во Францию с капиталом, который она сколотила, продавая собственное тело, она сначала продолжила заниматься тем же самым, а затем огляделась по сторона, прикинула свои возможности и стала торговать уже другими девушками. И торговала ими довольно-таки жестко. Девушки — а ты можешь представить себе, какие они в принципе закаленные — постоянно жаловались на нее. Но ей всякий раз удавалось выходить сухой из воды. Мадам Шарпантье умела находить правильный подход к офицерам полиции! — Он помолчал. — У нее была единственная дочь, которая умерла в этом году от рака. У этой дочери остались дети — ее внук и внучка. Они оба прекрасные врачи. Один работает на острове Мадагаскар, помогая в обустройстве местных больниц, а внучка мадам Шарпантье трудится в детской больнице в Дижоне. До этого она тоже проработала несколько лет в Африке.

Нотариус снова отвернулся к окну и побарабанил пальцами по подоконнику.

— Они оба отдавали и отдают немало собственных средств на организацию здравоохранения в беднейших странах. Настоящие бессеребренники, страстно увлеченные своим благородным делом. Мне кажется, что, делая это, они в какой-то мере пытаются замаливать грехи своей собственной бабки перед людьми — быть может, неосознанно. Но в этом году они допустили роковую ошибку — попросили свою бабушку завещать некоторое количество средств в пользу больных и больниц. Она же сочла это личным выпадом против нее и не простила им этого.

— Но почему тогда…

Мэтр Рошамбо резко повернулся к нему, и вопрос, который Андре хотел ему задать — «Почему же вы тогда помогаете ей?», замер у него на губах.

— Ты что-то хотел спросить? — Его голос звучал удивительно неприязненно.

— Нет. Нет, патрон, — выдохнул Андре.

Рошамбо помолчал. Его молчание становилось все более угнетающим.

— Правильно, — произнес он наконец. — Я рассказываю тебе все это, чтобы ты учился. Учился тому, чему не учат в университетах. Учился — и не задавал лишних вопросов. А если ты не сможешь этому выучиться, то просто вылетишь со своего места. — Он дернул узкими костлявыми плечами. — Желающие занять его, как ты понимаешь, всегда найдутся.

На столе зазвонил офисный телефон. Мэтр Рошамбо кивнул Андре:

— Сними трубку и поговори с клиентом.

В этот день работа в конторе закончилась на удивление рано — в шесть вечера. После мадам Клодин Шарпантье контору посетило всего два клиента, одним из которых оказался звонивший по телефону бельгийский дипломат, решивший оформить доверенность на супругу, и Андре сумел удивительно быстро справиться со всеми остальными делами. Из конторы он и патрон вышли вместе.

— До завтра, — произнес своим скрипучим голосом мэтр Рошамбо и, не оглядываясь, подошел к своей машине. Сев в нее, он сразу уехал. А Андре медленно пошел вперед. Помогая патрону готовить бумаги для завещания мадам Шарпантье, он узнал, что общий размер ее состояния, который она собиралась передать «Обществу попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии», составлял около пятнадцати миллионов франков. Если бы пустить эту деньги на нужды здравоохранения, то на них, наверное, можно было бы построить не одну, а даже несколько современных больниц в Африке. И спасти от болезней и даже смерти немало людей. Однако мадам решила распорядиться иначе. И патрон был готов активно помочь ей в этом. Почему?

«Но, впрочем, что может сделать в данной ситуации нотариус? — подумал Тассиньи. — Он ведь всего лишь выполняет волю своего клиента. Какой бы нелепой или вычурной она ни была. Главное, чтобы она не противоречила закону. А с точки зрения формального закона, никаких противоречий тут нет — мадам Шарпантье вольна распорядиться своими средствами так, как ей заблагорассудится».

Но все равно какое-то тоскливое ноющее чувство не покидало его. Андре чувствовал, что на его глазах творится какая-то явная несправедливость, и это ощущение угнетало его.

Он задумался и в конце концов тряхнул головой: надо пойти в школу танцев! Час занятий — и он позабудет обо всех этих проблемах.

Андре свернул на рю Вье-Гренадьер. Вскоре он толкнул знакомую стеклянную дверь. Мелодично звякнул бронзовый колокольчик. Навстречу ему поднялась Лаура. На ее плечах была темная переливающаяся накидка из какой-то мягкой, струящейся, словно воздух, материи.

— Привет. — Она посмотрела на него, склонив голову набок. — Как самочувствие? Мышцы не болят?

— Болят немного, — признался он.

— Это всегда так. Мышцы болят с непривычки — ведь в обычных условиях они вообще не нагружаются или нагружаются слишком слабо. Поэтому сначала они испытывают перегрузку. Но потом все приходит в норму. Мышцы становятся тренированными, и от этого улучшается даже общее состояние человека. — Она улыбнулась, показав свои прекрасные зубы. — У меня есть одно предложение, Андре…

— Да, я внимательно слушаю!

— У нас в Аргентине люди почти никогда не общаются друг к другу на «вы». Разве что если речь идет о каком-то очень почтенном сеньоре. Здесь, в Европе, все чуть-чуть по-иному — люди здесь более чопорные — но мне кажется, будет лучше, если и мы сразу перейдем на «ты».

— Я не возражаю, — сказал Андре.

— Отлично! Мне это будет легче и как преподавателю! — Она взглянула на часы. — Очередные занятия начинаются через десять минут. Ты хочешь заниматься в это время? Или тебе предпочтительно прийти в другое?

— Да нет. — Он пожал плечами. — Сегодня я закончил работу относительно рано, поэтому с удовольствием позанимаюсь прямо сейчас.

— Ну и прекрасно. — Она потянулась, грациозно изогнувшись всем телом. Потом достала сигарету.

— Пойду покурю перед занятиями, — пробормотала она и вышла на улицу.

Женщина привычным движением вставила в мундштук сигарету, поднесла к ней огонек зажигалки. Андре стоял рядом и смотрел на нее.

— Лаура, — не удержался он от вопроса, — а почему ты куришь? Извини, что я спрашиваю, — смешался он в следующую минуту. — Но просто это и не модно, и вредит здоровью.

— Не знаю, — протянула она. — Наверное, потому, что в Аргентине это очень распространенная привычка. Там почти все курят. И мужчины, и женщины. — Она глубоко затянулась. — Мне приходится много работать, а когда я курю, то я отдыхаю.

Андре молчал. Сам он никогда не курил. Не курил никто и в его семье. Кроме сестры Моник. Она не так давно попробовала начать курить. И, кажется, даже попробовала и кое-что покрепче — то, что некоторые девчонки и мальчишки порой курили на переменах в ее школе.

— Но ты прав. Курение — это действительно вредная привычка, которую лучше поскорее бросить. Пусть эта сигарета будет последней. — Она затянулась и швырнулся сигарету в урну. И задорно взглянула на Андре:

— Ну что ж, пошли заниматься!

В этот раз у Андре все получалось даже лучше, чем в предыдущий. Его движения стали более уверенными. Правда, и мышцы болели сильнее — у них еще не было времени по-настоящему адаптироваться к новым нагрузкам, и они постоянно ныли. Но те же самые проблемы, похоже, испытывали и все остальные. Поэтому Лаура периодически объявляла короткие перерывы, чтобы ее ученики могли отдохнуть. Сама она, кажется, ни капли не уставала. «Видимо, она занимается танцами с детства, и привыкла танцевать так же легко, как и ходить», — подумал Андре Тассиньи.

Наконец, занятие было окончено. Лаура хлопнула в ладоши, призывая всех к вниманию.

— Прежде, чем вы разойдетесь, — лучисто улыбнулась аргентинка, — я хочу дать вам одно небольшое домашнее задание. Я показала вам все танцевальные движения, которые необходимо выполнять на паркете. Но для того, чтобы хорошо научиться танцевать, вы должны выполнять те же самые движения, лежа в кровати. И закрыв при этом глаза. Нет-нет, я не шучу. Это — одна из самых эффективных методик тренировок. К ней прибегают все спортсмены — от борцов до прыгунов в воду. Лежа в кровати и закрыв глаза, вы должны мысленно представлять себе все свои движения на танцевальном полу. И мысленно проделывать их раз за разом. Не спеша, но тщательно. Ваши руки и ноги не будут при этом двигаться. Но все это будет откладываться в голове, в вашем мозгу. И когда после этого вы начнете по-настоящему танцевать, то удивитесь, насколько правильными и почти автоматическими получаются у вас движения и фигуры. Итак, попробуйте танцевать в постели!

— Извините, Лаура, но я не могу вам обещать этого! — весело отозвался Морис Брианшон — высокий плечистый парень, который работал охранником в «Арабском банке коммерции» на набережной Монблан, а теперь, когда банк из-за финансовых трудностей был вынужден закрыться, временно сидел без работы. — В постели я привык «танцевать» совершенно по-другому. И если я буду лежать, закрыв глаза, и ничего не буду при этом делать, то моя подруга просто покажет мне красную карточку и выгонит с поля.

— Сочувствую вам, месье Брианшон. Но могу посоветовать лишь одно. Постарайтесь исполнить сначала свой мужской долг перед вашей подругой — а затем переходите ко второй, более легкой части упражнений. Уже без движения.

— В теории все это очень хорошо, а вот на практике… — Морис уставился на Лауру своими ярко-голубыми глазами. — Боюсь, моя подруга начнет меня жутко ревновать, если почувствует, что, когда я лежу с ней в постели, я думаю о чем-то еще кроме нее.

— Вы что же, хотите, чтобы я нашла вам более покладистую спутницу? — бросила Лаура под общий смех окружающих. — Не выйдет, Морис! Вы заплатили мне только за обучение танцам.

И она коротко поклонилась своим ученикам, давая понять им, что занятие окончено.

— Ну вот, наконец-то ты возвратился домой в более-менее удобное время! — приветствовала мать Андре, когда тот переступил порог квартиры. — Еда будет готова через пятнадцать минут. На ужин тебя ждет твое любимое баранье рагу с баклажанами. — Она прошла на кухню, и оттуда до Андре донесся ее звонкий голос. — Что, мэтр Рошамбо стал меньше нагружать тебя?

— Да нет, скорее, сегодня в офисе было просто чуть меньше клиентов, — ответил Андре. — И со всеми удалось относительно быстро разделаться. — Он улыбнулся. — Я даже успел после работы позаниматься в школе танцев!

Мать перестала греметь кастрюлями и сковородками и подошла к нему:

— Значит, ты все-таки решил заняться этим делом всерьез? — Она покачала головой. — С чего вдруг тебя так потянуло к этим танцам, Андре? Ты ведь раньше никогда так сильно не интересовался ими. — Она вытерла руки о передник. — Или в этом деле замешано что-то еще, помимо самих танцев? — Ее пытливый взгляд внимательно исследовал лицо Андре. — Может, здесь замешана какая-то девушка?

— Ну что ты, мама. — Андре покачал головой. — Если бы я действительно влюбился, то ты бы сразу узнала об этом.

Люсьена Тассиньи покачала своей красиво поседевшей головой:

— Андре, матери могут лишь надеяться, что они сразу узнают о всех важнейших событиях, которые происходят в жизни их детей. Но только этим надеждам почти никогда не суждено оправдаться. — Она грустно вздохнула. — Так случилось, когда у Моник начался первый в ее жизни роман… когда ты вдруг решил поехать в Церматт и покататься там на горных лыжах и в результате сломал ногу… и то же самое произошло, когда в самый разгар обучения, на третьем курсе университета, ты вдруг решил, что твое жизненное призвание — помощь угнетенным жителям Тибета, и едва не улетел в Гималаи.

— Но ведь я же так и не успел улететь туда, мама!

— Верно. Но, чтобы избежать этого, мне фактически пришлось вытаскивать тебя из самолета.

— Ты преувеличиваешь.

— Если и преувеличиваю, то лишь на самую малость, — безапелляционно отрезала мать. — Садись, Андре, и кушай. Желаю тебе приятного аппетита!

Усевшись напротив сына за широкий кухонный стол, который попал в их женевскую квартиру из деревенского дома бабушки Андре, расположенного в одном из самых глухих местечек кантона Юра, Люсьена Тассиньи с любовью следила за тем, как кушает ее сын. Он действительно ел с большим аппетитом.

Затем мать вдруг нагнулась к Андре и, испытующе глядя ему в глаза, спросила:

— Так все-таки здесь не замешана никакая девушка?

— Мама, ты уже спрашивала меня об этом!

— Прости, сынок. — Люсьена Тассиньи легонько дотронулась до его руки. — мне просто хотелось лишний раз убедиться…

«Ну и как, убедилась?» — так и подмывало спросить Андре Тассиньи. Но он прикусил себе язык. Он боялся, что, несмотря на все его заявления, все было слишком явно написано у него на лице…

Придя после ужина к себе в комнату, Андре включил негромкую музыку и вытянулся на кровати. Тело было приятно расслабленным. Сначала танцы, затем замечательная еда… Все было просто здорово. Он закрыл глаза. В голове мелькнула мысль о Лауре. Он вспомнил, как впервые увидел ее на рекламном плакате, который висел на дверях школы танцев, и подумал, что таких красивых девушек в природе просто не бывает. Оказалось, бывают… В жизни она была еще красивее, чем даже на фото.

Андре открыл глаза. Черт побери, стоило ему только подумать о Лауре, и сердце его забилось как-то по-особенному. Он и не думал, что простая мысль об этой девушке способна вызвать такой эффект.

«Неужели мама права, и я… влюбился?» — подумал он и вдруг густо покраснел, хотя, кроме него, никого в комнате не было.

Нет, это невозможно… Он не такой легкомысленный юнец, чтобы взять и влюбиться в девушку только потому, что она божественно красива. Для него она лишь преподавательница танцев. Красивая, экзотичная, изящная, но такая же далекая, как и любая другая женщина, у которой своя жизнь, свое дело и которая никак не связана с ним. То, что он заплатил за занятия танцами с ней, ничего не значит, и не может ничего значить. «Речь идет только о танцах, — подумал он. — И это — все».

Но почему же так странно бьется сердце? Почему, когда он начинает думать о ней, у него в груди возникает какое-то совершенно особое, ни на что не похожее чувство?

Андре провел рукой по лицу. Да, глупо себя обманывать. Лаура нравится ему. Пусть он и видел ее всего несколько раз, пусть их общение было таким кратким — не важно. Она стояла сейчас у него перед глазами, и это было глупо отрицать.

Он подошел к окну и уставился в темноту. Вдалеке россыпь огоньков подсвечивала гавань. На причале стояли яхты и катера. Их мачты чуть раскачивались, и от этого огоньки медленно колебались и наклонялись, словно в каком-то странном танце.

«Плохо то, что я совсем не знаю ее, — подумал Андре. — Да и она тоже не знает меня. О чем можно вообще говорить, когда люди не знают друг друга?»

Он закусил губу. А может быть, встретиться с ней? Поговорить, узнать побольше… И тогда что-то прояснится.

Он вдруг до боли стиснул кулаки. Поговорить?! Не нужно обманывать себя! Он просто хочет видеть ее. Видеть ее глаза, волосы, изящный поворот ее шеи. Видеть ее тело, ее грудь, ее ноги. Он здоровый и крепкий мужчина, и все это совершенно естественно. То, что он совсем недавно говорил матери — все это ерунда. Лаура действительно нравится ему. Он хочет быть рядом с ней. Он хочет ее. Да, вот, черт побери, самое правильное слово — он просто хочет ее!

— Я хочу ее, — прошептал Андре. И затем чуть громче произнес. — Хочу ее!

Это короткое — всего четыре буквы — слово выражало все его чувства и мысли по поводу Лауры.

Андре опустил глаза. Пусть это и было немного грубовато, но это было именно так. К чему обманывать себя? Действительно, все сводилось именно к этому.

Он взглянул на часы. Она как раз должна была скоро заканчивать последние занятия.

Если он поторопится, то еще успеет увидеть ее. Он подойдет как раз тогда, когда она будет выходить из школы. Потом он мог бы пригласить ее в кафе… в этом месте как раз есть несколько неплохих заведений. А дальше…

Андре отбросил эту мысль и начал быстро одеваться. Дальше все станет ясно само.

Он осторожно выскользнул в коридор. Мать сидела перед телевизором. Видимо, показывали ее любимую передачу — она не отрывалась от экрана.

Андре тихонько открыл дверь и пересек лестничную клетку. Дверцы лифта раскрылись почти беззвучно. Он нажал кнопку и поехал вниз.

Сердце билось в радостном предчувствии. Скоро он увидит ее!

Улица Вье-Гренадьер была пуста. Все магазины и киоски давно закрылись, опустив глухие железные жалюзи или решетки. В свете фонарей темнели силуэты платанов, похожие на фигуры неподвижно застывших в молитве людей.

Андре приблизился к двери «Новой школы танцев». Где-то там внутри была Лаура. Он хотел было толкнуть дверь и войти, но потом передумал. Лучше подождать ее снаружи.

Он отошел к ближайшему платану и стал ждать. Сердце его учащенно билось. Он, как завороженный, смотрел на дверь.

Неожиданно он услышал шаги. Кто-то, тяжело ступая, шел прямо к нему. Андре оглянулся и увидел Мориса Брианшона. Их глаза встретились. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Морис усмехнулся:

— Вот так встреча…

Его улыбка была холодная, неприязненная.

— Не думал увидеть тебя здесь в такое позднее время, — бросил бывший охранник банка.

Андре молча пожал плечами. «Интересно, зачем пришел сюда Брианшон? — пронеслось у него в голове. — Неужели по той же причине, что и я?»

— Ты просто любишь гулять по ночным улицам? Или, — Брианшон понизил голос, — пришел сюда за чем-то другим?

Андре почувствовал, что начинает постепенно закипать. Брианшон не очень-то понравился ему еще во время занятий. Откуда в этом человеке было столько наглости? Теперь негативное впечатление еще больше усилилось.

— А почему тебя это интересует? — резко произнес он. — Я что, обязан отчитываться перед тобой?

— Ну и ну. — Брианшон изобразил удивление. — Не думал, что помощник нотариуса способен выражаться столь резко.

— При чем здесь моя работа? — нахмурился Андре. — И для чего вообще ты устроил весь этот допрос с пристрастием?

— Я просто хотел, чтобы тебе было все ясно, — медленно проговорил Морис. — Если ты пришел, чтобы встретиться с нашей учительницей танцев, то лучше тебе уйти. Чтобы не нарываться. — Он выразительно сжал свои большие кулаки.

Лицо Андре потемнело.

— Что ты имеешь в виду?

Глаза Брианшона опасно сузились.

— Думаю, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Не хочешь неприятностей — проваливай. Все просто и ясно. Это — моя женщина. Встречаться с ней буду я. А если ты окажешься у меня на пути, что ж… — Он еще раз выразительно стиснул кулаки и выпятил грудь. — Пеняй на себя!

— Мне казалось, что во время урока ты хвастался тем, что у тебя уже есть подружка… — язвительно проронил Андре Тассиньи.

Глаза Мориса сверкнули:

— Конечно, есть. Но только она не идет ни в какое сравнение с Лаурой. — Он сделал шаг к Андре и прошипел. — Послушай, тебе что, нужны неприятности? Мне-то что — я и так пока без работы. А вот если в газетах напечатают, что помощник уважаемого нотариуса подрался прямо на улице, думаю, пользы это твоей карьере не принесет. Клиенты вряд ли захотят после этого иметь с тобой дело. Как и твой патрон.

Андре в упор посмотрел на Брианшона:

— Морис, тебе кто-нибудь говорил, что ты — настоящий подонок?

Морис задрожал от гнева. Справившись с собой, он наконец глухо проговорил:

— Когда борешься за женщину, все средства хороши!

Андре все вдруг стало глубоко омерзительно. Ночь, пустынная улица, этот разъяренный самец напротив двери, за которой скрывается Лаура… Зачем ему вообще все это надо? Лучше забыть об этом, и поскорей.

— Желаю тебе удачи, — резко бросил он и пошел прочь.

Брианшон хотел было что-то крикнуть вслед Андре, но передумал. Вместо этого он приблизился к «Новой школе танцев» и стал ждать. Если даже конкурент желает ему удачи, что ж… тогда ему обязательно повезет!

— Где ты был, Андре? — испытующе уставилась на Тассиньи мать.

— Я решил прогуляться перед сном, мама, — отводя глаза в сторону, проронил Андре. — Я сегодня очень много работал, и понял, что не смогу уснуть, если не пройдусь и не подышу воздухом.

Мать пристально посмотрела на него.

— Но только я не вижу, чтобы ты успокоился, сынок. Почему-то ты кажешься еще более взволнованным после своей прогулки.

Андре опустил глаза.

— Один человек выгуливал рядом собаку, и мне показалось, что она может броситься на меня. Наверное, я немного испугался.

— Значит, дело в собаке?

— Может быть. — Андре Тассиньи подхватил с пола ботинки. — Извини, мама, мне надо помыть обувь. На улице было много пыли.

Помыв ботинки, Андре проглотил стаканчик йогурта и прошел в свою комнату. Плотно затворив дверь, он лег на кровать. В душе была какая-то неприятная пустота. Эта идиотская стычка с Брианшоном выбила его из колеи. Мир казался каким-то нелепым. Чудесные черты Лауры, которые до этого стояли у него перед глазами, расплылись, потеряли контуры, поблекли. Но, может, это и к лучшему? Не надо видеть ее. Не надо думать о ней.

— Да, — прошептал он наконец, — так будет лучше. Пусть за ней гоняются другие. Тот же Брианшон, например. Но не я. Мне это просто не нужно.

Он уставился в темный потолок. С точки зрения логики, все было правильно. Но ожидаемого облегчения почему-то не наступило. В груди по-прежнему царила тоскливая пустота, которая точно холодной рукой сжимала его сердца. И от этой пустоты некуда было деться, от нее невозможно было спастись — она была везде.

На следующее утро Андре Тассиньи проснулся с тяжелой головой. Он сделал зарядку и выпил кружку крепкого кофе, но лучше себя все равно не почувствовал.

«Интересно, а как чувствует себя Брианшон?» — мрачно подумал Андре, собираясь на работу.

Мэтр Рошамбо встретил его желчной усмешкой.

— Что-то я смотрю, у вас мешки под глазами. Это в вашем-то возрасте… Рано, рано, ничего не скажешь. Вы, видимо, не отдыхаете после работы, Андре? Или вы не умеете отдыхать?

Андре пробормотал что-то неразборчивое. У него совсем не было желания спорить с шефом.

— Могу посоветовать вам отдыхать со Сводом гражданского законодательства в руках. Просто ложитесь с ним на диван, и пробегайте глазами статью за статьей. Знаю по собственному опыту — это и приятно, и полезно.

Он замолчал, а затем промолвил с недоброй улыбкой:

— Я вижу, вас это не очень-то вдохновляет. Ну что же, молодой человек, тогда — за работу. — Он положил на стол Андре несколько толстых картонных папок.

— Это материалы по наследству месье Антуана Ламетри. Ламетри — уроженец кантона Невшатель, но постоянно проживал в последние годы у нас в Женеве. Здесь же сосредоточены и все его основные авуары — как движимые, так и недвижимые. Ознакомьтесь очень тщательно. Ничего не пропустите. Имейте в виду: я обязательно буду проверять это досье после вас. Так что постарайтесь избежать любых неточностей.

Андре провел рукой по верхней папке:

— Насколько я могу судить, вы придаете этому делу весьма большое значение.

— Весьма, — сухо проронил мэтр Рошамбо. — Ибо сумма, о которой идет речь в этом завещании, очень велика. — Мэтр Рошамбо сухо пожевал тонкими бескровными губами. — И еще одно, Андре. При подготовке этих материалов вам надлежит пользоваться исключительно вашими собственными возможностями. Какие-либо контакты с месье Ламетри должны быть категорически исключены. Вы поняли меня? Исключены!

— Но почему вы так жестко настаиваете на этом, мэтр? — протянул Андре Тассиньи.

— Дело в том, что месье Ламетри вот уже два года находится в коме. Он никого не видит, ни с кем не разговаривает, держится лишь за счет медицинских аппаратов. Любой излишний контакт с внешним миром может элементарно убить его. Имейте это в виду, Андре!

Андре просидел весь день над имущественным досье Антуана Ламетри. Он ни на секунду не забывал предупреждение Рошамбо и работал с двойным тщанием, досконально проверяя каждую цифру, каждую запятую. К вечеру он почувствовал себя, как выжатый лимон. Кажется, даже мэтр Рошамбо заметил это, потому что больше не нагружал Андре никакими заданиями, а прощаясь с ним, пробормотал: «Будет очень плохо, если у вас в результате этого разовьется аллергия к ведению наследственных дел».

Андре Тассиньи молча поклялся не допустить этого. Но все равно, когда он пришел домой, в висках у него ломило. В голове смутно мелькали обрывки цифр и фрагменты сложных завещательных формул. Желая как-то развеяться, он быстро поел и уселся перед телевизором, включив канал, где показывали гонки «Формулы-1». Монотонное жужжание мощных машин, с проворством стрекоз проносившихся по замкнутому бетонному контуру, успокаивало. Андре взял пиво и орешки и устроился поудобнее в мягком кресле. Ему было в принципе все равно за кого болеть, хотя невозмутимый финн Микко Хаккинен казался чуть предпочтительней. Внезапно внизу экрана возникла картинка срочного сообщения. Что-то связанное с автомобильной тематикой, естественно. Андре отправил в рот горсть орешков, и вдруг перестал жевать. «Крупная автокатастрофа!» — зажегся на экране красный шрифт. «Человеческие жертвы!»

Он уставился на экран телевизора.

— Сегодня вечером на дороге Женева-Лозанна произошла автокатастрофа, — сообщил диктор. — Автомобиль «БМВ», которым управлял житель Женевы Морис Брианшон, пробив заграждение, упал со склона. Брианшон и сидевшая в салоне автомобиля Сесилия Дюпоншель погибли на месте. Из искореженной машины спасателям удалось извлечь лишь фрагменты изуродованных тел. Автомобиль Брианшона летел вниз с пятидесятиметровой высоты…

Андре провел дрожащей рукой по лицу. Он сразу вспомнил, как стоял вчера с Брианшоном на темной рю Вье-Гренадьер, как они едва не подрались из Лауры. А теперь от Мориса остались лишь «фрагменты тела». Как и от его подруги. Эта Сесилия Дюпоншель и есть, скорее всего, его подруга — та самая, про которую он рассказывал во время урока танца и которую предпочел Лауре. Но погибнуть им было суждено вместе, в один и тот же день.

— Вот и не верь после этого в судьбу, — пробормотал Андре Тассиньи, не отрывая глаз от экрана. — Ах, Морис, Морис…

Он выключил телевизор и обратил внимание на то, что его руки чуть заметно подрагивают. А ведь раньше с ним никогда такого не было.

Следующий день снова прошел в доскональном разборе наследственного дела месье Антуана Ламетри. Наконец, Андре решил, что может отдать его мэтру Рошамбо.

— Проверили, Андре? — Рошамбо, чуть склонив голову, смотрел на него. — Все проверили? Вы уверены?

— Да, мэтр, — кивнул помощник нотариуса. — Я, конечно, не готов закладывать свою голову, но…

— Ладно, я посмотрю это досье, — хмуро проронил мэтр Рошамбо. — Я ведь с самого начала решил, что в любом случае все проверю лично. Но если там не будет погрешностей, или если они будут незначительными, я непременно скажу об этом вам. Вы должны знать, растет ваша квалификация, или нет.

— Благодарю вас, мэтр.

— Пока не за что. — Рошамбо взглянул на часы. — До конца рабочего дня осталось два часа, но никаких дел на сегодня больше не предвидится. Хотите, я отпущу вас прямо сейчас? Наверное, у вас найдется, чем заняться?

— Благодарю вас, мэтр Рошамбо! — уже с жаром произнес Андре. — Значит, я могу идти?

— Можете, Андре. Пока я не передумал…

Тассиньи торопливо собрался и вышел. Не стоило дожидаться, пока мэтр передумает. «Интересно, что это на него нашло? — подумал он, быстро идя по улице — точно боясь, что мэтр вдруг догонит его и вернет обратно. — Или он просто таким образом решил компенсировать мне нагрузку в те дни, когда я засиживался в конторе допоздна?»

Он завернул за угол и глубоко вдохнул полной грудью. Какими бы мотивами ни руководствовался мэтр Рошамбо, то, что он отпустил его так рано — просто замечательно.

Андре взглянул на часы и почувствовал, как сердце у него невольно сжалось. Если бы это произошло несколько дней назад, он бы сейчас спешил на занятия танцами. Но теперь все это было в прошлом — танцы, Лаура, и все, что было с этим связано.

«Пойду-ка я домой, и проведу этот вечер дома, — тряхнув головой, подумал он. — Это будет самым правильным — и самым приятным. Да, так я и сделаю».

— Мэтр Рошамбо стал тебя баловать, — улыбнулась мать. — Выходит, ты уже хорошо зарекомендовал себя в его глазах?

— Просто сегодня действительно было не так много работы, — покачал головой Андре. — Но все равно приятно. А вообще-то я действительно втягиваюсь в дело. Набираюсь новых знаний, учусь применять их на практике. В целом работа идет более гладко, это точно. Надеюсь, он и в самом деле это оценил.

— Ты очень хороший работник, Андре. Ответственный, целеустремленный. Таких в наши дни не так-то уж и много. Думаю, в душе мэтр Рошамбо прекрасно понимает это. Хотя и ворчит. Но ведь он не может иначе, верно? Иначе это был бы уже не он — не мэтр Рошамбо!

— Ты правильно заметила, мама. — Андре потянулся. — Пойду в свою комнату. Почитаю что-нибудь. А ты крикни мне, когда будет готов ужин, хорошо?

— Это я знаю, — улыбнулась мать. — Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Постараюсь приготовить сегодня что-нибудь вкусненькое. Но это потребует времени, сам понимаешь.

— А я и не спешу, — ухмыльнулся Андре. — Благодаря мэтру Рошамбо времени у меня достаточно.

Он ушел в свою комнату и растянулся на диване. Достал из толстой стопки журнал «GEO» и стал листать. Он давно собирал эти журналы — в них описывались экзотические страны и дальние путешествия, удивительные обычаи и приключения. Читая журналы «GEO», он словно сам путешествовал то в Африку, то в Латинскую Америку, то в Лаос, мысленно переносясь в эти далекие страны. Это стало особенно актуальным в коронавирусную эпоху, когда добраться до далеких стран стало практически невозможно. Теперь везде действовали эти дурацкие запреты, ограничения, рестрикции. Не помогали ни маски, ни прививки, ни отрицательные тесты на коронавирус — тебя просто не пускали никуда, и все. В этих условиях старые добрые журналы с красочными подробными иллюстрациями стали истинным спасением.

Андре дошел до середины рассказа об обычаях африканского племени буруджура, затерянного в глубинах тропического Конго, когда зазвонил его мобильный телефон. «Неужели это мэтр Рошамбо? — подумал он, и почувствовал, как его лицо невольно вытянулось. — Неужто неожиданно свалилась какая-то срочная работа?» Он медлил, не желая брать телефон. Но он все звонил и звонил. «Глупо бегать подобным способом от Рошамбо, — решил наконец Андре. — Что он тогда обо мне подумает?»

— Да, я слушаю, — произнес он в телефон.

— Андре, извините, что беспокою вас. Вы не пришли на занятия танцами… почему?

Тассиньи стиснул телефон. Это была Лаура.

— Я устал, — пробормотал он.

— Я понимаю, Андре, что могут быть разные причины. И я ни в коем случае не буду настаивать, чтобы вы продолжали ходить заниматься. Я просто хотела сказать, что у вас уж очень здорово стало получаться. — Она мгновение помолчала. — Жалко бросать занятия, когда получается так хорошо. До свиданья, Андре!

Андре уставился на замолчавший телефон. Он нахмурился. Знает ли она о смерти Брианшона? И если да, то что она обо всем этом думает? Что она вообще обо всем этом думает? Кстати, она встречалась с ним в тот злополучный вечер, или нет? И если встречалась, то чем кончилась эта встреча? Ей понравились заигрывания теперь уже покойного охранника банка, или…

«Ясно одно, — подумал он, — эти занятия танцами — не для меня».

В комнату заглянула мать. Лицо ее было раскрасневшимся и счастливым.

— Жаркое по-беарнски готово. Мой руки и иди кушать. — Она подмигнула ему. — Жаркое получилось такое, что пальчики оближешь. Так что мой руки особенно тщательно!

С утра в конторе был нескончаемый поток мелких дел: клиенты оформляли доверенности на управление автомобилем и заверяли контракты по сдаче в аренду недвижимости, затем Андре пришлось сделать несколько десяток нотариально заверенных копий разных документов, потребовавшихся одному архитектору для оформления согласования проекта, и только к обеду поток людей наконец иссяк.

Взглянув на его усталое лицо, мэтр Рошамбо рассмеялся дробным смешком:

— Когда ты выбирал эту профессию, Андре, ты должен был знать, что предоставление нотариальных услуг — отнюдь не самое увлекательное занятие на свете!

— Согласен с вами, месье Рошамбо, — кивнул Андре, тщетно стараясь обойтись без излишней язвительности.

Мэтр Рошамбо окинул его внимательным взглядом. Когда он заговорил, голос его был сух и холоден:

— Но я не сказал тебе самого главного, Андре. Несмотря на то, что наша профессия — не самая увлекательная в мире и можно порой сойти с ума от скуки, занимаясь ею, в ней есть одно неоспоримое преимущество. Она всегда, в любые времена и при любых обстоятельствах обеспечивает стабильный и гарантированный доход. А это — исключительно ценно. Особенно в эпоху всеобщего финансового кризиса. Когда во всем мире дела у людей идут отнюдь не блестяще.

— Я понял, мэтр Рошамбо, — пробормотал Андре. Он уже сообразил, что на старого нотариуса нашел один из приступов его желчного настроения, во время которого мэтр не щадил никого и ничего.

— Прекрасно, что ты все понял, — едко заметил Рошамбо. — А теперь я хочу дать тебе одно задание, которое на нашем жаргоне принято называть «дохлой крысой». — Поймав недоуменный взгляд Андре, он пояснил. — Так мы в обиходе называем какое-нибудь совершенно безнадежное дело. То, от которого не может быть ни прибыли, ни пользы.

— Я слушаю вас, мэтр Рошамбо, — почтительно наклонил голову Андре.

Нотариус нацарапал на бумажке адрес и перебросил ее Андре:

— Сходишь на рю Салев, 15. Там живет мадам Мадлен Бартелеми. Ей семьдесят лет, и у нее, между нами говоря, не все дома. Она хочет оформить завещание, но все это — полный бред. У нее нет никакого серьезного имущества, и ничего она оформлять по-настоящему никогда не будет. Но… — Он развел руками. — Тебе все-таки придется пойти и послушать ее. Внимательнейшим образом все записывай — она это любит. Потом можешь выкинуть все записи в мусор. Но только не на ее глазах — она будет следить за тобой из окна, имей это в виду.

— Но почему надо вообще заниматься этим делом? — спросил Андре, вставая. — Не лучше ли просто вежливо отказать мадам Бартелеми?

Мэтр Рошамбо взглянул на него с холодной яростью.

— Неужели ты думаешь, что если бы у меня была возможность как-то отвертеться от этого дела, я бы ею не воспользовался? — прошипел он. — Но есть вещи, мой милый, от которых невозможно отвертеться — как бы они ни были тебе противны! Поэтому-то и появилось такое выражение — «дохлая крыса». И сейчас, пользуясь своим положением главы этой нотариальной конторы, я подбросил ее тебе. Если бы ты сидел на моем месте, а я — занимал твое, то этой «крысой» пришлось бы заниматься мне. Я понятно все объяснил?

— Более чем, патрон, — сконфуженно пробормотал Андре Тассиньи и вышел.

Мадам Мадлен Бартелеми жила в однокомнатной, очень бедно обставленной квартире. На стенах, оклеенных дешевыми обоями, виднелось несколько фотографий, вырезанных из журналов. Видимо, они заменяли мадам Бартелеми картины, которые, по ее мнению, обязательно должны были украшать стены «приличных» квартир. Она провела Андре в гостиную и заставила его сесть в кресло, которое тут же опасно прогнулось почти до самого пола.

— Это кресло досталось мне от отца, — хихикнула Мадлен Бартелеми. — Он был известным женевским банкиром. До того, как разорился, естественно. Но сейчас я обнаружила, что в Панаме и в Колумбии ему принадлежало несколько плантаций сахарного тростника. Когда я с помощью адвокатов верну это имущество себе, я сменю не только кресла и всю обстановку, но и, — она выдержала драматическую паузу, — саму квартиру! Я буду жить в пентхаузе и ежедневно смотреть на Женевское озеро и наш знаменитый фонтан. И, разумеется, плавать каждый день на яхте…

Андре Тассиньи опустил глаза. Ему все стало понятно. Городская сумасшедшая, помешанная на идее получения богатого наследства. Интересно, сколько ему еще придется выслушивать этот бред? Мэтр Рошамбо не обозначил никаких временных ориентиров. Только предупредил его, что он должен быть предельно вежлив и корректен с этой ненормальной. Интересно, означало ли это, что он должен сидеть у нее до самой темноты?

— Вы не слушаете меня, молодой человек, — с упреком воззрилась на него мадам Бартелеми. — Вы думаете о чем-то своем!

— Ну что вы, — лучезарно улыбнулся ей Андре. — Я просто думал о том, как помочь вам решить ваши имущественные споры с властями Панамы и Колумбии.

— О, это будет очень нелегко, поверьте мне, молодой человек! — Мадам Бартелеми подняла вверх высохший указательный палец. — Дело в том, что там против меня существует целый заговор. А объясняется он очень просто: колоссальным размером причитающегося мне состояния. Чтобы не возвращать его мне, они и составили заговор. Скажу даже больше. — Она низко наклонилась к Андре, и его обдало неприятным запахом изо рта старухи. — Моей жизни из-за этого угрожает опасность. Вот так!

Андре едва не поперхнулся. Самое отвратительное, похоже, еще ждало его впереди.

Когда Андре смог наконец под благовидным предлогом покинуть квартиру мадам Бартелеми, ему показалось, что он вырвался наружу из душной тюрьмы. Еще бы немного — и он просто бы задохнулся. «Ах, мэтр Рошамбо! — подумал он, переходя рю Салев и подбегая к остановке автобуса. — Какую же «дохлую крысу» вы мне подкинули!»

В это время многие возвращались с работы, и в автобусе не было свободных мест. Не беда, Андре был счастлив уже тем, что ему не приходилось выслушивать мадам Бартелеми.

Когда автобус проезжал по мосту через Рону, в кармане Андре зазвонил телефон. Немного помедлив, он поднес его к уху:

— Слушаю.

Очевидно, это был мэтр Рошамбо. Наверное, желал знать, как он справился с «дохлой кошкой». Что ж, он ему сейчас все расскажет…

— Андре? — Это был голос Лауры. — Можно поговорить с тобой об одном деле? Если ты не занят, конечно, — извиняющимся тоном добавила она.

Андре помрачнел. Эта девушка была чересчур настойчива. Теперь она звонила ему чуть ли не каждый день. Какого черта он вообще записался в эту школу танцев и дал ей свой телефон?

— Я слушаю, — сухо ответил он. Сухость и краткость… это было то, что требовалось при общении такого рода.

— Я… я долго не решалась позвонить тебе. Мне нужна помощь. И я подумала, что, может быть, можно обратиться к тебе. Ведь ты юрист…

По лицу Андре пробежала гримаса. Что она, черт побери, себе позволяет? Разве он давал ей повод думать, будто она может вот так, запросто, обращаться к нему за юридической помощью? Почему он вообще должен брать на себя какие-то обязательства в отношении ее? Ему больше всего хотелось нажать сейчас на красную кнопку отбоя и оборвать этот глупый, никчемный разговор. Сначала мадам Бартелеми, а теперь вот еще и она. Нет, сегодня день воистину состоял из одних «дохлых кошек»!

— Я слушаю. Только имей в виду, что я — не юрист, а всего лишь помощник нотариуса. И, возможно, ты вообще обращаешься не по адресу.

— Это связано с моим разрешением на работу в Швейцарии, Андре. Мне прислали кучу формуляров, которые я должна заполнить, а они все на французском, и я, если честно, в панике. Вдруг я что-то напишу не так? И потом меня уже никогда не простят. Ведь здесь, в Швейцарии, такие строгие законы… Вот я и решила обратиться к тебе. — Ее голос упал. — Прости, если я тебе помешала. — Ее голос был еле слышен. — Я все поняла, Андре. Я не буду больше беспокоить тебя. Извини за этот глупый звонок.

Конец ознакомительного фрагмента.