Тайная дочь от магната. Рождественская история

Даша Литовская

Муж изменил и выгнал из дома прямо в канун Рождества? Не беда! Встретишь посреди улицы персонального Волшебника, причиняющего только добро! Подготовка к ЭКО и мечты о ребенке пошли крахом после развода? Не печалься! Вдруг ночь с Волшебником тоже не прошла даром, и внутри уже зародилось настоящее Чудо? Не знаешь теперь, кто отец твоей дочери, донор или тот Сказочный Незнакомец? Не вешай нос! Ни того, ни другого ты все равно больше никогда не увидишь! Спустя два Рождества случайно попадешь к своему Волшебнику личной помощницей? Ну извините, жизнь непредсказуема и полнится чудесами. Выкрутишься, Снегурка! Где наша не пропадала?

Глава 3

Юля

— Ну-у и говню-ю-юк, — с нескрываемым возмущением тянет подруга, усаживая меня за стол в маленькой кухне. — Сейчас, погоди Юлька, чаю с лимончиком сварганю по-быстрому.

Чайник засвистел на плите спустя пару минут, а я все говорила и говорила. Никак не могла остановиться. Казалось, что с каждым словом мне становится легче. Боль уходит. Обиды стираются. Душа обретает необходимое безразличие.

А может, разговор вовсе здесь ни при чем. А при чем ночь, что я провела в объятиях сказочного мужчины. В голове вновь возникли полутемные образы. Его руки на моем теле. Такие нежные страстные поцелуи. Вадим был на высоте и точно знал, что он делает. Вздохнула. Там явно огромный багаж опыта за спиной.

Попыталась прогнать воспоминания, пока Маша все возмущалась:

— А я знала! Я так и знала, что этот мракобес тебе изменяет! Да у него же на лице все написано! У-у! Ган*он штопанный!

Я ухмыльнулась.

— Сказал, что два года у него были другие, — подливала я масла в огонь. То, как Машка ругала Никиту мне даже нравилось. Получалось отвести душу. — Самое противное, что, если бы я как дура не заявилась в офис к нему, ничего бы и не узнала.

— Ублюдок…, — цокнула Машка.

— Сюрприз сделать хотела. Думала, он, как всегда, засиделся с делами, а он…

— Сволочь какая.

— А эта секретарша его. Ноги раздвинула будто с детства только этому и училась. Гимнастка что ли она?!

— От ведь дрянь-то какая.

— А с виду скромница такая. Я и подумать ведь не могла… — Ну, знаешь. У некоторых юбка в пол, а трусы кожаные!

— Мхм. А у меня завтра подсадка должна была быть… Теперь, конечно же, и думать об этом нет толку…

— Почему?! — Машка поднялась на ноги, и принялась вокруг меня круги наворачивать. — Почему это думать не стоит?! Ты же и процедуру уже оплатила! Стоит, Юль! Стоит! Рожай для себя!

— Как… для себя? — я растерянно распахнула глаза, будто такого понятия в природе не существует вообще.

— Ну так! Для себя! Ты прости, что на больное давлю, но ты ведь так перед своим этим подлюгой на задних лапках носилась, потому что он принял тебя вот такую. Бесплодную…

— Маш! Ну не бесплодная я. У нас просто с ним совместимость почти нулевая. А у меня еще и гормональный фон для беременности максимально неподходящий…

— Но он же к этой подсадке никакого отношения не должен иметь был?

— Ну не должен был, да, — с огорчением признаюсь. — Мы донора выбрали, с которым у меня были бы самые высокие шансы.

— Ну вот и все! — Машка всплеснула руками. — Вот и все, Юль! Бейбик только твой будет! Ты ведь хотела!

Пожимаю плечами.

— Как я одна то с ним буду…?

— Понимаешь, — Машка двигает табуретку и присаживается поближе. — Ты понимаешь к чему я веду? Ты когда другого мужчину встретишь, уже не будешь под него так стелиться, как под этого своего. Тебе незачем будет. У тебя малыш уже будет. Мужчину будешь сама выбирать. Захочешь, нос поворотишь. Захочешь, включишь зеленый. Но точно любого, кто тебя такую к рукам приберет, не захочешь уже. Не захочешь. Выбирать еще будешь из поклонников, понимаешь?

Я задумчиво пялюсь в окно.

А ведь правда. Есть доля здравого смысла в Машкиной речи. И отчасти она, конечно, права. Я Никите так благодарна была за то, что он проходит все это со мной. Ведь мог бы найти себе нормальную, подходящую. Ну он и нашел, вероятно!

— Ты права, — горячо заверила Машку. — Ты абсолютно права! — я наконец поняла, что за заноза сидела под сердцем.

Мысль, что от ребенка отказаться придется — так сильно болела. А теперь я ее будто вытащила. И ранка затянулась в момент. Освободилась от неправильного решения.

— Я сделаю процедуру. А дальше… Дальше пусть рассудит судьба.

Рассказать подруге о том, что провела эту ночь в объятиях другого мужчины, я не решилась. Так же, как и ему, Вадиму, этой ночью я не решилась признаться, что соврала.

— Ты же не…? — спросил он сегодня, продолжая отрывисто и торопливо покрывать меня поцелуями.

— На таблетках! Я на таблетках! — выпалила сердечно, совершенно не осознавая, что говорю. Сама мысль о том, что, воспользовавшись защитой — я могу упустить возможно единственный шанс — холодила мне душу. Поэтому да, соврала.

Разве Вадим от этого пострадает? Да он не увидит меня никогда даже больше!

И сама вероятность, что от него у меня получится забеременеть естественным способом — очень мала. Да почти нулевая!

А на следующий день я даже врачу не призналась, что незащищенная близость была. На процедуру шла с безнадегой в глазах. Понимала ведь, что после такого — ничего скорее всего не получится.

И когда уже перестала ждать и надеяться, когда уже саму мысль о ребенке почти отпустила — Чудо случилось.

Через пару недель я держала в руках положительный тест на беременность.

От донора этот малыш, или же от Вадима — мне было неважно. И знать я уже не особо хотела.

Важно было только одно — внутри меня теперь живет свое, личное, персональное Чудо. И ему суждено явиться на свет.

Девять месяцев спустя.

Роды были тяжелыми. Схватки мучили меня десять часов. Изнурили физически и морально так сильно, что в конце концов я уже была готова на все. Ну или почти что на все…

— Милая, ну никак тут без кесарева, будем резать тебя, — забалтывала мне зубы акушерка, укладывая на койку.

Стиснула зубы, застонала от очередного сильного спазма. — Нет-нет-нет-нет. Я сама. Я сама.

— Риск травмы высокий, — спорила она до последнего. — Я САМА! — закричала, теряя контроль над сознанием.

Дело вовсе не в шраме, или боязни хирургического ножа. Дело в том, что я хочу каждую крупицу боли прочувствовать. ОТ и ДО. Каждый миг. Любую секунду. Даже если в эту секунду мне больно и плохо.

У беременных свои причуды, но я была просто уверена, что вся эта боль родит самое чистое и светлое чувство на свете.

А еще… я почему-то считала себя недостойной этой малышки. Все время ловила себя на мысли, что матерью буду просто ужасной. Поэтому, вероятно, пыталась наказать себя этой болью? Глупость, конечно. Но попробуй упоротой и измученной роженице втолковать разумные вещи.

В любом случае я была просто уверена, что с дочкой все будет в порядке. Будто шестое чувство это твердило.

— Да какое ей кесарево? — строго вопросил врач, наконец зашедший в палату. Ощупал живот. — Она вон, рожает уже. Сейчас вылетит! Люда, страхуй! — скомандовал акушерке.

Почему-то в этот момент стало так смешно. Просто до слез.

— Чего ты смеешься-то, полоумная?! Тужься, давай! — перестраховщица Люда за меня переживала больше, чем я сама.

— Тужусь я, тужусь! — сквозь смех отзывалась.

— Да поздно уже, — хмуро оповестил нас с Людой доктор.

— Как поздно? — от смеха и следа не осталось. Что там случилось? Я даже привстать попыталась, чтобы своими глазами на все посмотреть.

— Родила уже. Что, — буркнул доктор, производя необходимые манипуляции.

Отдувая мокрую челку со лба — я впервые увидела свою девочку.

— П-почему… она молчит? — голос осип, захрипел. В конце концов вовсе пропал.

Доктор шлепнул легонько младенца, и она сразу же завопила на всю палату. Даже на всю больницу. А я счастливо откинулась на подушку и зарыдала в голос. Даже не знаю теперь кто из нас плакал громче.

— Ну понятно теперь, в кого такой голосина, — цокнула Люда, подавая мне девочку на руки. — Как назовешь-то решила, мамаша?

— Решила, — шмыгая носом, я впервые к ней прикоснулась. Втянула запах. — Анюта. Нюра…

— Аню-ю-та, — довольно повторила за мной акушерка. — Красивая у тебя вышла Анюта.

* * *

— Это не твой там папашка оккупировал двор? — посмотрела на меня одна из новоявленных мамочек с соседней койки.

В палате нас четверо. И у всех есть мужья. Естественно, кроме меня. Ведь с Никитой я давно развелась.

Поэтому девочки считают своим долгом по-отечески за меня переживать. И даже пытались сосватать молодому красивому доктору.

Я напряглась и привстала с кровати.

— Ко мне уж точно никто не может прийти, — отмахнулась, а сердце уже гулко забарабанило. Бах… Бабах… Бах!

Тестов ДНК я, конечно, не делала. Решила, что не имеет значения, кто именно Анюткин отец. Это разве уменьшит как-то мою к ней любовь?

Но, волей-неволей, вглядывалась в малышку, выискивая породистые черты сказочного мужчины, с которым провела одну волшебную ночь.

Порою казалось, что она — его копия. А затем я убеждала себя, что и у донора глаза карие были, а волосы темные. Выбирать его внешность не приходилось, главной тогда была совместимость и высокие шансы.

Но, ведь, если отец малышки — Вадим, это не страшно?

Я не стану разыскивать и требовать помощи. Он и так осчастливил меня, подарив долгожданное Чудо.

О котором никогда не узнает…

— А к кому еще-то? — Катя уперла руки в пухленькие бока и посмотрела на меня строго. — Вчера только ты рожала. А сегодня еще никто. Своих то мы бы узнали. Вон, стоит, бедолага, к шарикам жмется, — кивает она на окно.

— К каким еще шарикам?

— Ну к воздушным. К каким. Розовым.

Я как-то слишком волнительно, судорожно втянула в себя кислород.

Ну не может же это Вадим быть? Мы ни разу не виделись после той ночи. О моей беременности он ни сном, ни духом. Ну с чего ему вдруг сюда заявляться? Да он ведь даже моей фамилии тогда не узнал, так что при всем желании ни найти, ни что-то разузнать обо мне, точно б не смог.

На негнущихся от какого-то дурного волненья ногах, я бреду ближе к окну.

Перед тем, как посмотреть за стекло, обновляю кислород в легких. Раз, два. Новый вдох.

— О Господи! Черт… — срывается с губ.

— Нельзя Бога и черта вместе поминать! — трясет рукой перед моим носом набожная Катька. — Ну что, твой все-таки?

Я смотрела на мужчину и розовые шары, которые он держал. И испытывала целый спектр эмоций.

— М-мой… — онемевшими губами отозвалась. — Ну, то есть, нет… Но…