Тетушка Розетта

Даша Дасова, 2022

Бент Хаус – повидавший многое особняк на окраине Бартона, городишки в сердце Англии, – собрал под своей крышей весьма разношерстную компанию из шести человек и одного убийства.

— II —

В пабе царила духота: больше тридцати человек на сорок пять квадратных ярдов уже многовато, даже если это дети, что уж говорить про взрослых мужчин с пинтой, а то и двумя.

Впрочем, сейчас в пабе было сравнительно пусто; остальные гуляки и работяги подойдут позже, когда на сцену выйдет местная достопримечательность — юная Лиззи, второсортная певичка со средним голосом и очаровательным личиком, компенсировавшим вокальные данные, — и тогда тут будет не протолкнуться.

Точной биографии Лиззи никто не знал, да посетители"Птенца Орла"в ней и не нуждались: поет смазливая девчонка сносно, чего ж еще от нее надо?

Сегодня Лиззи пришла необыкновенно рано, игриво поздоровалась с парочкой завсегдатаев, брезгливо поморщилась, наткнувшись на презрительный взгляд блондина, сидящего в самом углу, и упорхнула в гримерку.

Мистер Родлинг безразлично кивнул проскользнувшей мимо девушке, мол, все готово, начинай, раз пришла. Двое музыкантов оторвались от стойки бара, тот, что повыше, залпом осушил бокал. Лиззи выскочила из гримерки спустя пару минут: косметики на ее лице больше не стало (куда уж больше, право!), только плащ стащила, оставшись в одном легкомысленном платье.

Маркус безразлично осмотрел открывшиеся плечи и грудь Лиззи. Никаких чувств, кроме легкого презрения, он к ней не питал, но почему бы не полюбоваться, раз дают?

Маркус сделал небольшой глоток пива, скучающе оглядел зал. Здесь ему было невыносимо скучно, но в пабе его хотя бы не трогает дражайшая тетушка. Серьезное преимущество перед особняком Бентов, когда-то давно еще бывшем ему домом.

Лиззи начала петь. Хрипловатый, надтреснутый и уже не детский голос мало напоминал голос оригинальной исполнительницы. Джо Стаффорд пела куда мягче и приятнее.

"Дрянное пиво, дрянной день, дрянная жизнь," — скучающе заключил Маркус.

Принято говорить, что пустота внутри ощущается неуютной дырой где-нибудь в груди или в душе, тут уж кому как угодно, но Маркус предпочитал считать: если с ним что-то и было не так, то только с мешаниной мыслей в голове. Его мысленный бардак отчаянно нуждался в пространстве, где можно развернуться, и имейся у него хоть какая-нибудь поэтичная дыра в груди — мысли бы немедленно заняли бесхозное местечко. Но увы — Маркусу на хватало свободы. Свежего воздуха.

Только крохотная лаборатория спасала его.

Химические опыты и изучение различных растений были отдушиной Маркуса последние два года. Особенно его увлекали яды, парня поражало их разнообразие и удивительное свойство лекарств при слишком большой дозе превращаться в отраву.

Увлечением племянника тетушка была почему-то недовольна, хотя Маркус услужливо предлагал ей прекрасное лекарство от бессонницы. Возможно, во всем виновата плутоватая улыбка племянника — а может, тетушка совершенно не нуждалась в реальном решении проблемы, ведь оно бы лишило ее возможности жаловаться.

Горячо любимые брат с сестрой лишь фыркали при виде увлеченного блеска глаз Маркуса, словно он смешивал мыло с водой и пускал мыльные пузыри, выдавая это за научные опыты, а не осваивал азы серьезной и непростой, но крайне интересной науки.

Маркус взаимно не питал к увлечениям брата с сестрой особой приязни. Джозеф казался ему слишком наивным для адвоката, Анни… Анни, по его мнению, была актрисой от рождения и порой путала, где стоит играть, а где говорить правду. Но, по крайней мере, делала это куда талантливее тетушки.

Впрочем, жаловаться Маркус не собирался: его способности довольно быстро нашли отклик вне семьи: приготовленные под присмотром деревенского аптекаря лекарства продавались, потому Маркус заслуженно считал себя единственным нормальным человеком в кучке бездельников. В Бент Хаус, кроме него, что-то делала только мисс Грейд — в прошлом няня, а сейчас кухарка на полставки и приходящая прислуга в одном лице. Бенты по привычке называли ее няней Грейд: старушка провела с ними все их детство.

Расплачивался с няней Грейд Маркус из своих денег. Конечно, кухарка была непозволительной роскошью для обитателей Бент Хауса, но готовить там никто не собирался. Анни ручки не хотела пачкать, тетушка впадала в истерику, Джоззи не желал заниматься женским делом. В принципе, Маркус мог взять все в свои руки и здесь, но догадывался, что приготовленную им еду родные есть не решатся.

Виной подобному отношению был непростой характер Маркуса, которым он искренне гордился. Любящий злые шутки и колкий черный юмор парень не желал прикидываться лучше, чем он был на самом деле. Он охотно признавал свой эгоизм, не скрывал гордыню, благодаря которой лелеял надежду однажды вырваться из этой дыры. Маркус терпеть не мог эти качества в других людях, но бревно в собственном глазу совершенно не мешало ему под настроение, видя подобное в окружающих, плеваться ядовитым сарказмом.

Равно не любил он и бездействие, а потому природная язвительность множилась на раздражение: в плену дражайшей тетушки его ждали лишь уныние и застой. Жизнь в Бент Хаус казалась ему липким болотом, тянущим всех попавшихся в трясину беспросветного деревенского быта, на дно.

Время тянулось медленно, а пиво кончилось быстро. В ушах заунывно скрипел голос Лиззи, исказивший песню до неузнаваемости. Маркус лениво рассматривал посетителей паба: мирного пьяницу, заливающего горе от очередного проигрыша на скачках, бойкого работягу, заглянувшего лишь на пару минут после тяжелого рабочего дня, компанию молодых людей, начавших партию в покер, группу верных поклонников Лиззи — привычная публика, забредавшая примерно одинаковым составом изо дня в день.

Маркус встал, расплатился за пинту, постоял еще немного у стойки, послушал. Дрянь. И черт с ней.

Он вышел из"Птенца Орла", остановился на крыльце, вдохнул свежего, уже остывающего воздуха.

После шумного паба тишина казалась какой-то странной, отрезвляющей, и в то же время расслабляющей. Но мертвой ее назвать нельзя: птицы и насекомые, словно оркестр, исполняли свою невероятно красивую и незатейливую мелодию. Невыразимо приятную после пения Лиззи.

Из центра Бартона доносился тихий шум, обычный для подобных местечек. Где-то ругались муж с женой, где-то слушали спектакль по радио, где-то, небрежно звеня тарелками, мыли посуду. Маркус послушал немного эту смесь человеческих и природных звуков, оглянулся в сторону дома и пошел к центру деревушки.

Улицы не пустовали, то и дело навстречу парню попадались прохожие. Бартон был не совсем уж глухой деревней, но настолько маленьким городишкой, что язык не поворачивался гордо именовать его городом. Да и образ жизни и ее темп не тянули на город — по крайней мере в сознании Маркуса. Город в детстве, еще в поездках с родителями, запомнился ему шумной торопливой мешаниной вечно спешащих людей. Он не мог даже вспомнить названия, но, кажется, навсегда запомнил атмосферу.

Несмотря на очарование детскими воспоминаниями, Маркус не мог отрицать и то, что ему нравились маленькие ухоженные улочки, от них веяло уютом и неясным обещанием стабильности. Аккуратные домики, велосипеды у чисто символических калиток. В детстве он часто без спросу сбегал сюда, чувствовал себя великим путешественником.

Воспоминания о детстве заставили Марка помрачнеть. Оно было радостным, но уж больно безоблачным, и потому быстро разбилось вместе с мечтами. Тогда казалось, что мир создан лишь для тебя, и проблемы случаются с другими, но не с тобой. Тебе не страшны ни гроза, ни падения с велосипеда, ни плохие оценки, ни бедность, ни старость. И даже смерть создана для других, но не для тебя.

Иллюзии по поводу своей неприкосновенности легко разрушить. Достаточно лишь один раз споткнуться и понять, как близко на самом деле находится пропасть.

Маркус брел по улице, пиная попавшийся под ноги камешек. В голове по-прежнему роились препаршивые мысли, топя всякую надежду выкарабкаться в ту жизнь, о которой он когда-то мечтал. К своему стыду, Маркус боялся: что застрянет в Бартоне навсегда, что рано или поздно распрощается с надеждами на толковое образование и примет как должное должность помощника местного аптекаря. Что начнет уже по привычке заглядывать в паб, как и вся местная публика, окончательно прирастёт к этому месту…

О чем он там мечтал в детстве?

Прославиться. Дурак. Можно ли сделать что-нибудь более или менее великое, когда ты даже из дома вырваться не можешь?

Трус. Этой мерзкой тетке давно пора было подсыпать стрихнин в кофе, пока она еще не изуродовала жизни брата и сестры, окончательно привязав их к себе, как послушных щенят! Да и его тоже. Чем дольше они живут рядом с этой истеричной тетушкой, тем сильнее они погрязают в долгах и безделье.

Маркус со злостью пнул камешек в кусты, скривился. Куда делось его циничное ледяное спокойствие?

Да и было ли хоть когда-нибудь это спокойствие при нем или он разыгрывал его так же талантливо, как и Анни?

Небо окончательно сменило цвет на бархатистый синий с лёгким налетом пыли — облаков. Заметно похолодало: парень поежился, жалея, что не захватил пиджак или хотя бы свою старую куртку.

"Пора возвращаться", — тоскливо подумал Маркус и развернулся к дому. Где-то неподалеку послышался женский возглас.

Этот возглас не вязался с тихим и безмятежным городишкой, с некоторых ракурсов казавшимся буквально сошедшим с открыток или старых иллюстраций, изображавших старую добрую Англию. Маркус остановился, пытаясь понять, где кричали. Кажется, на соседней улице.

Он поспешил туда. Едва завернув за угол, Маркус нос к носу столкнулся с рыжей копной волос, ярким пятном выделившейся даже в вечернем сумраке. Обладательница столь примечательной шевелюры семенила вполоборота и не заметила вышедшего прямо перед ней из переулка человека.

Девушка вздрогнула, обернулась. Причину ее страха Маркус понял сразу: в нескольких метрах вразвалочку шел молодой мужчина. Кажется, не совсем трезвый, он пытался познакомиться со случайной прохожей. Появление второго мужчины сбило рыжую с толку: она не сразу разобралась, бояться ей или вздохнуть с облегчением.

Мужчина, заметив"конкурента", потерял интерес и поспешил скрыться в переулке.

— Спасибо, я… Простите, что случайно натолкнулась на вас… — подняв глаза, пробормотала рыжая с заметным акцентом.

— Не за что, — пожал плечами парень, присмотревшись повнимательнее. Да, на англичанку не очень похожа. — Что же вы тут гуляете в такое время?

— Я задержалась на работе, — с запинкой ответила незнакомка, видимо, не сразу разобрав слова Маркуса. А может, опешив от бестактного вопроса.

Парень, вздохнув, закусил губу и предложил:

— Давай провожу, — Маркус дождался кивка и спросил: — А как зовут?

— Злата, — девушка заметно смутилась, потупившись, вот только чего — акцента или своего"спасителя" — Марку было не совсем понятно.

— Полячка? — удивился молодой человек. — Я думал, вы все русые.

— Я думала, все англичане рыжие, пока не приехала сюда, — поджала губы Злата.

— Понял, долой стереотипы, — фыркнул себе под нос Маркус и куда более разборчиво спросил: — А где работаешь, если не секрет?

— У отца Блэра. Я готовлю, убираюсь… — девушка пожала плечами.

Маркус и его новая знакомая подошли к дому миссис Джонсон, сдающей квартиры приезжим.

— Не ходи больше по ночам одна, целее будешь. Хотя городок у нас тихий, а молния дважды в одно место не бьет… — Маркус усмехнулся, глядя, как его новая знакомая сообразила и выдавила неловку ответную улыбку. — Приятно было познакомиться, — Маркус кивнул на прощание, развернулся и пошел прочь.

Злата постояла на пороге еще минуту, глядя вслед. Ветер раздувал полы ее плаща, приоткрывая край платья — старого, потертого, оставленного специально для работы. Молодой человек, чьего имени она, постеснявшись, так и не спросила, оставил в ее душе странное ощущение, непонятное и не поддающееся анализу.