Змеелов

Даха Тараторина (2024)

Ходят враки, что рождён он самим туманом. Что мёртвый глаз его видит Безлюдье, а сердце, скованное железом, не гонит по телу горячую руду. Что ходит он по свету неприкаянный и во всяком селе, где заночует, скоро сбивают похоронные короба. Девки его боятся — страсть! Коснётся — проклянёт, навек в перестарках оставит! Всюду встречают его как гостя желанного, но плюют вослед да вешают рябину над окнами, куда заглянул мёртвый глаз. Люди нарекли его Змееловом. ЦИКЛ ОДНОТОМНИКОВ ВРАКИ "Хозяин болота" "Йага" "Лихо" "Крапива" "Змеелов" КНИГИ МОЖНО ЧИТАТЬ ОТДЕЛЬНО И В ЛЮБОМ ПОРЯДКЕ

Глава 3. Колдун

Ходят враки, что рождён он самим туманом. Что мёртвый глаз его видит Безлюдье, а сердце, скованное железом, не гонит по телу горячую руду. Что ходит он по свету неприкаянный и во всяком селе, где заночует, скоро сбивают похоронные короба. Девки его боятся — страсть! Коснётся — проклянёт, навек в перестарках оставит! Всюду встречают его как гостя желанного, но плюют вослед да вешают рябину над окнами, куда заглянул мёртвый глаз.

Люди нарекли его Змееловом. И мало кто верил, что в самом деле топчет он землю.

Но вот же — стоял, ухмылялся, глядел так, что тошно делалось, и ждал, покуда гул растерянных селян утихнет. Первым снова заговорил Василь.

— Милчеловек, коли и впрямь ты человек, а не нечисть, рождённая Ночью Костров, накормить мы тебя накормим, напоить напоим. Вот только, не серчай, но зря ты приплыл. Гадюк-то у нас видимо-невидимо, что крыс в сараях на большой земле. Но никого из местных они испокон веку не трогали. А уж чтоб убить… Видишь, праздник у нас. Веселие. Шёл бы поплясал со всеми вместе.

Колдун хохотнул как каркнул и топнул костлявой ногой.

— Да уж, — хмыкнул он, — танцор из меня теперь знатный…

Василь побледнел: не чаял гостя обидеть, а ляпнул лишнего! Вот уж не только сестру при рождении Рожаница за язык дёрнула! Ну да чужак, вроде, только развеселился с его слов. Василёк, осмелев, добавил:

— Не было сегодня смертей.

— Значит будет, — показал зубы Змеелов.

Мужики подобрались. Дан хмыкнул:

— Да шо ты говоришь? Уж не ты ли устроишь?

Чужак смерил его спокойным взглядом, и Дан отчего-то затих, а там и вовсе попятился. А Василь нахмурился.

— Давай-ка, гость дорогой, мы сначала к старосте сходим. Надобно уважить, поклониться, объяснить, что за беда у тебя…

Он по-дружески положил руку на плечо колдуну, чая между делом отвести того к Перваку. Однако Змеелов к таковому обращению не привык. Он чиркнул пальцами по ладони Василя и тот вскрикнул: рука обмякла плетью на гвозде. Колдун дёрнул плечом, брезгливо стряхивая её.

— У меня беда? Беда у вас. Только я могу её от вас отвести. — И пошёл.

Звенигласка кинулась к милому: что с ним? Оклемается ли? Ирга же схватила край балахона колдуна.

— Эй, ты!

Змеелов остановился. Смерил рыжуху долгим тёмным взглядом, всё рассмотрел: от босых грязных ступней до мокрой головы. Потом только отозвался:

— Ты или спрашивай, сколько мёда мне налить, или рта лучше не раскрывай. Бабе не к лицу.

— Бабе и морды бить не к лицу, но уж я потерплю! Верни брату руку! Ишь, помощник выискался! С тебя пока больше вреда, чем пользы.

Колдун сдвинул брови к переносице: он-то успел позабыть и про руку, и про самого Василя. Наконец, просветлел, вспомнив.

— К утру сама отойдёт. Где погост у вас?

Опешив, Ирга показала.

— Там. По мосткам.

А Змеелов возьми да и перехвати её ладонь, ещё и на локоть себе положил. Вдоволь насладился дрожью, что прокатилась по телу девки, и велел:

— Ну показывай, лягушонок.

***

Иргу Змеелов так и держал при себе. Сразу велел:

— Коли вы с братом самые смелые, вы меня и ведите.

Когда же Вас сказал: «Пусти Иргу. Я дорогу покажу», ответил:

— Показывать показывай. А пустить не пущу. Авось и ты посговорчивей станешь.

Потому они втроём шли впереди: Ирга об руку с колдуном, Василь маленько их обгонял и каждые два шага оборачивался. Прочий же люд, хоть и следовал на почтительном расстоянии, но не отставал. Деревянные мостки скрипели и проседали от непривычной тяжести, местами выдавливали из болота воду и проваливались, но любопытство оказалось сильнее страха.

Мертвец лежал, широко раскинув руки. Одна нога на мостках, а всё остальное тело медленно утопало в трясине. Помедли колдун, и утром Костыля уже не сыскали бы.

Змеелов удовлетворённо кивнул ещё прежде, чем Ирга разглядела труп.

— А говорили, не трогают местных, — усмехнулся он.

Отпустил девку, отпихнул с дороги Василя и дальше пошёл уже один. А у силуэта на мостках остановился и поднял руку. На кончиках пальцев затанцевал зелёный огонёк. Чужак присел на корточки, тёмные с проседью волосы упали на лицо, и не понять было, радуется он находке или горюет. Зеленоватый свет исказил черты Костыля. А может исказило их то, что он встретил перед смертью. Колдовского пламени едва хватало, чтобы узнать покойника, и никто — ни побелевший Василь, ни причитающая Залава, ни сдерживающий тошноту Дан, ни даже сама Ирга — никто, кроме Змеелова, не разглядел две крошечные точки на посеревшей щеке покойника.

***

В Гадючьем яре все друг друга знали, оттого весть о смерти Костыля затронула каждого. Так уж вышло, что родни у рыбака почитай, что и не было: сёстры выскочили замуж да покинули остров, отец сгинул в Лихоборе, сдуру попытавшись доказать, что нету ничего страшного в куске непроходимого леса на дальней стороне острова. Мать же повредилась рассудком с горя. Костыль выхаживал старушку и ничем не обижал, но навряд она узнавала сына. Вот и теперь, когда селяне принесли тело во двор, выглянула и заместо того, чтобы зарыдать, рассмеялась:

— Муженёк на санях едет, муженёк!

Василь бросился закрывать умершего от женщины.

— Тётка Блажа! Что ж ты в одном исподнем выскочила? Надобно срам прикрыть…

Но блажная баба, и впрямь вывалившаяся из избы полуголой, понеслась по двору — поди поймай!

— Муженька заждалась! Муженька! — голосила она.

Безумная, она смотрелась куда страшнее искорёженного Тенью трупа, а от смеха и вовсе стало не по себе даже тем, кто уверенно заявлял, мол Костыль спьяну шею сломал и вся недолга. Ирга подле колдуна тряслась как лист осиновый. Но не из-за Блажи и не из-за купания, а потому, что зудели сбитые костяшки на руке. Под носом у Костыля темнела запёкшаяся кровь. Одно с другим связать недолго…

Веселье схлынуло, как вода с берега в отлив. Нарядные девки, парни, взбудораженные хмельным, топтались, раздосадованные: уже и на праздник не вернёшься, и уйти неловко.

Дан швырнул наземь шапку.

— Проклятый колдун! Нет бы до утра подождать! Да и сам Костыль хорош — всем праздник испортил!

На него шикнули, но не сильно-то осудили: Костыля, конечно, жаль, но закадычный друг у него был один — Василёк. Остальным же от смерти рыбака ни жарко, ни холодно. Мать покойного вовсе навряд понимала, что делается. Блажа скакала по двору ровно молоденькая. Перепрыгнула чурбачок у дровен, уцепилась и покачалась на двери хлева. Поймать её, конечно, много кто мог, да никто не хотел связываться. Один Василь сюсюкал, упрашивал зайти в дом да одеться.

— Тётка Блажа, дай-ка мы с тобой вот сюда лучше! Слезай! Да, вот так. А в избе-то потеплее! Пойдём, пойдём!

Ирга отвернулась. Когда жива была старая Айра, Блажа ещё не повредилась рассудком и частенько заходила к соседке — пожаловаться, что там натворили Василь с другом. То пояса у сестёр Костыля утащат да на самые высокие ветви яблонь привяжут, то спустят с цепи злого пса, а тот яровчан стращает, никому с крыльца сойти не даёт, то ещё что… Словом, часто бывала. Тогда Блажа была хороша. Крутобёдрая, ладная, коса до пояса. А как брови соболиные нахмурит — залюбуешься! Нынче от красоты не осталось и следа. Встрёпанная, с волосами, свалявшимися в колтуны и коротко стрижеными, как положено безумцам да хворобным. И страшнее всего были глаза. Ирга заглянула в них лишь раз: Блажа приходила просить совета у старухи Айры на другой день после того, как пропал муж. Глаза у неё уже тогда уже были мёртвые.

Дело затянулось. Ни поймать, ни успокоить женщину никак не удавалось. Как вдруг Блажа встала ровно вкопанная, потянулась к Васу и заговорила так, как бывало когда-то, ещё до болезни.

— Василёк, ты откуда тут? Василёк, ты ли?

— Я, тётка Блажа, я! Никак узнала?!

— А сынка моего не ви…

Осмысленный взгляд скользнул по толпе, мазнув по телу Костыля. Спасибо, кто-то догадался прикрыть его, но разве материнское чутьё обманешь? Живой огонёк мелькнул в зрачках — и потух. Когда Василь бережно обхватил её за плечи, чтобы увести в дом, она захохотала и оттолкнула его, а после кинулась в самую гущу людей. Туда, где лежал накрытый телогреей покойник.

Колдун перехватил её поперёк пояса. Грубо и резко, словно ударил. Блажа ажно пополам согнулась. А после поймал лицо безумной в ладони, и Ирга могла бы поклясться, что в глазах Змеелова мелькнула жалость. Он прижался своим лбом к её, и Блажа, обмякнув, как до того рука Василька, осела на землю.

Василь заорал:

— Ты что наделал, погань?! Тётка Блажа!

Даже с кулаками кинулся на колдуна, но односельчане удержали. Дан зачастил:

— Сдурел никак, Вас? Тётку проклял, и тебя проклянёт! Ему что? Ему — тьфу!

Змеелов разве что досадливо поморщился, не выказав к потасовке никакого интереса. Бросил:

— До рассвета проспит, потом оклемается. Уберите. Мешает.

На сей раз помощники Васильку нашлись, и женщину поскорее унесли в избу. А колдун спросил:

— Ещё родня у покойника есть? Нормальная.

— Нет у него никого. На острове, — нехотя ответила Ирга.

— Добро. Заносите, — скомандовал чужак и повернулся к крыльцу.

Спесь, впрочем, сошла с колдуна быстро: шум выгнал из-под ступеней змею. Супротив чужака она вскинулась, показавшись на миг огромной, зашипела… Колдун шарахнулся.

— Тварь поганая! Вот я тебя…

Как знать, многим ли подумалось, что на том придёт конец чужаку и всем невзгодам, что он с собою приволок. Но ужалить змея не успела: Ирга кинулась наперерез и ловко ногой откинула гадюку в сторону.

— Они у нас что мыши, не обижай, — пробормотала рыжуха, избегая цепкого колдунова взгляда.

В избу покойника Змеелов вошёл уже по-хозяйски, швырнул балахон у входа, скинул со стола чашку с недоеденной кашей прямо на пол. Кивнул на освободившееся место.

— Сюда кладите.

Василь едва устроил уснувшую Блажу в женской половине, отделил её от вошедших занавеской и поднял с пола посуду. Одной рукой он управлялся ловчее, чем иные двумя.

— Ещё чего? — возмутился он. — На стол? А может сразу к волхве в нору отнесём, чтобы ещё больше богов оскорбить?

Змеелов пожал плечами.

— Мне до ваших богов дела нет. И спорить с тобой я тоже не собираюсь. Покойника — на стол. Одежду — долой. Кто против — вон со двора. Идите старосте на меня пожалуйтесь, чтоб не скучать.

— К старосте-то оно, пожалуй, вернее будет, — несмело подал голос кто-то.

Однако, стоило колдуну повернуться на звук, говорящий поспешил спрятаться за других яровчан, поэтому ответил Змеелов сразу всем:

— Староста тоже пусть приходит. Утром. Нынче не до него. Вот ты, — он наугад ткнул пальцем в скопище. Вышло, что на Дана, и тот онемел от страха. — Остаёшься помогать. Остальные убирайтесь.

Но прежде, чем колдун договорил, Дан, как девица прихворнувшая, лишился чувств, а может только вид сделал.

— Проклял! — взвизгнула Залава.

— Никак Дан обмочился! — брезгливо подметила её подружка.

Колдун растерянно моргнул и внимательно осмотрел свой палец, но, заметив Иргину ухмылку, спрятал руку за спину и снова принял вид равнодушный и зловещий.

Девка и сама от себя не ожидала, да кто-то по обыкновению дёрнул за язык. Ирга вышагнула вперёд.

— Я помогу!

Василь сразу вызверился:

— Не выдумывай!

Колдун же одобрительно кивнул.

— Ясно теперь, на вашем острове смельчаки не мечи, а сарафаны носят. Что же, лягушонок, оставайся. Остальные — прочь.

Ослушаться никто не посмел. То ли голос у Змеелова оказался дюже твёрдым, то ли зелёные искры, побежавшие по его ладоням, добавили яровчанам прыти, но скоро в избе остались спящая за занавеской Блажа, Змеелов, Ирга да покойник. И ещё Василь застрял в дверях, широко расставив ноги. Расставил бы и руки, да вторая, колдуном отнятая, так и висела плетью.

— Ты никак одурела? Я тебя с… — он воровато покосился на Змеелова, — не оставлю!

— А, стало быть, мне только с теми, кого ты подослал, можно? — прошипела Ирга.

— Никого я к тебе не подсылал! Да что ты как дикая, право слово! Воротимся домой да поговорим нормально!

А у Ирги внутри всё будто льдом покрылось. Вспомнился и Костыль, братом подосланный, и то, как этот самый брат отказался с нею вместе на Ночь Костров идти, и платье материно, Звенигласке подаренное, и имя сыновца² — всё разом вспомнилось. Ирга громко и уверенно произнесла:

— Нет у меня больше дома. И возвращаться мне некуда.

А после пихнула Василя в грудь да захлопнула перед его носом дверь. И то ли саму себя похвалить захотелось, то ли затрещину дать. Но решить, чего больше, колдун не дал. Ему-то до Иргиного горя дела нет, у него свои заботы.

— Ну, что встала? Вызвалась, — помогай.

Сам Змеелов времени зря не терял. Он стоял над телом, низко склонившись, щупал шею, щёки, отчего-то нос. Ноздри у колдуна хищно раздувались. Он замер лицом к лицу с покойником: оба бледные, ни один мускул не дрогнет, ресницы не опустятся. Так сразу и не разберёшь, кто отправился в Тень, а кто живой. Ноздри у колдуна трепетали, словно дух смерти казался ему сладким ароматом.

— Чем помочь?

— Наперво, на стол его переложим.

Девка сцепила зубы и взялась за ноги. Брезглива она не была, да и покойников каждый в Гадючьем яре хоть раз, а видал. А всё одно страшно… Ну как поднимется Костыль да как закричит: вот, мол, моя убивица!

На вид колдун был слаб да болен, однако вид оказался обманчив. Подхватил покойника под мышки да и поволок. А уж помогал себе колдунствами али нет, — того Ирга не ведала. Знай успевай ноги держать, чтобы по полу не скребли!

На стол они сгрудил труп ровно мешок с мукой. Змеелов знать не знал, что всего-то этим утром Костыль дышал, мечтал о чём-то, с девкой, вон, помиловаться надеялся. И то, что за занавеской на скамье мерно сопела его обезумевшая мать, колдуна не заботило тоже. Он потёр друг об друга и понюхал ладони, задумчиво хмыкнул и велел:

— Раздевай.

— А?

— Ты что же, глухая?

Ирга рассвирепела.

— Ещё чего!

— Тогда, верно, дурой уродилась. Раздевай, говорю! Покойника осмотреть надобно.

Девка попятилась. Почудилось, Костыль глянул на неё укоризненно из-под опущенных ресниц.

— Смотри… Что он тебе, мешает, что ли?

На мгновение Змеелов прикрыл глаза. Потом медленно пальцами зачесал назад волосы, и Ирга поняла вдруг, что он не только искалечен. Колдун ещё и смертельно, до невозможности устал. А потом он тихо и беззлобно произнёс:

— Пошла вон.

Ирга сцепила зубы и пошла. Но не прочь из избы, а к Костылю. И неуклюже негнущимися пальцами взялась распутывать воротник и пояс, стаскивать сапоги и порты. Всё ж таки дождался Костыль своего часа: Ирга его и обняла, и приласкала, и телом прильнула тесно-тесно. Да только теперь уже что толку? Тесёмки выскальзывали, непослушные пальцы, как назло, отказывались держать, и Змеелов взъярился:

— Да что ты как в первый раз, право слово!

— А это уже не твоё дело, в первый или не в первый! — рявкнула девка. И без того со страху того гляди ноги отнимутся, а тут ещё этот! — Толку с тебя что с козла молока! Если ты мужиков лучше раздеваешь, так и давай сам!

— Да корова, и та ловчее справится! Будь он живым, уже б от старости подох, покуда тебя дождался.

— А во ты знаешь, от чего он помер!

Колдун скрестил на груди руки и долго неприязненно смотрел. Ирге всё казалось, что слепой его глаз видит не меньше, а то и больше зрячего. Сразу подумалось, что рубаха, до сих пор не просохшая, льнёт к телу, а в волосах наверняка застряла водяная трава. Ох и неловко! Но колдун глядел вовсе не на девичью грудь под вышитым льном, а если и на неё, то умело скрывал. Он сказал:

— Знаю.

Иргу ровно за горло схватили. Дыхание спёрло, колени подогнулись. Ещё и этот… смотрит! Она выдавила:

— И как же?

Колдун тянул. Нарочно тянул, издевался, видел, как девка напугана и пил её страх ровно мёд, который та так и не поднесла ему. Он приблизился к нагому Костылю, а Ирга, как ни старалась смущённо отвести взгляд, выпучилась: ничего бы не пропустить! Засучил рукав — по зеленоватым жилам побежали искры, собираясь на кончиках пальцев. Провёл сияющей ладонью над покойником от самых пят и до темени, маленько задержавшись у лица. Спросил:

— Смотришь?

Ирга и рада бы ответить, да голос отнялся, и она просто кивнула. Колдун велел:

— Подойди ближе.

Когда девка послушалась, встал позади неё и поймал за локти. Горячий шёпот обжог ухо.

— Сама догадаешься?

«Знает» — поняла Ирга. — «Точно знает и насмехается!»

Пальцы Змеелова спустились от её локтей к ладоням. Колдовство покалывало кожу, пахло палёным, словно едва зарезанной свинье щетину прижигают.

— Скажи, — прошипел Змеелов.

— Я не… Это не…

— Посмотри внимательно, — кончики пальцев нежно огладили сбитые костяшки. — Что не так с ним?

— Он… Он…

Колдовское оцепенение сковало руки и ноги. Ни шевельнуться, ни вздохнуть. А Змеелов нарочно прижимался всё теснее, заставлял Иргу ближе и ближе становиться к тому, что осталось от доброго соседа, звавшегося Костылём. Не так-то плох был одинокий рыбак, если подумать. Не зол, не жесток. А что клюквенную любил пригубить, что приставал в праздник… Так кто с девками в Ночь Костров не милуется? Быть может, согласись Ирга, останься с ним, поцелуй дурака, Костыль бы выжил? Под грудью вспыхнула злость, и её хватило, чтобы сбросить оцепенение. Вернулась сила в члены, и девка оттолкнула колдуна что есть духу.

— Чего тебе от меня надо?! Не знаю я, ясно?! Не знаю, кто его убил!

Змеелов поглядел на неё иначе. Так, как глядят на козу, вставшую на задние ноги, а передними сыгравшую на баяне развесёлую песню. Брови его взметнулись вверх, волосы с проседью будто бы дыбом встали.

— Вот оно как! — Он самодовольно похрустел суставами. — Стало быть, знаешь, что не сам он помер. Что убили.

Ирга процедила:

— Ничего. Я. Не. Знаю. — А набравшись решимости крикнула: — И знать не желаю! Разбирайся здесь сам, а я домой пойду!

Она ударила себя по правой щеке, чая сбросить наваждение, добавила по левой, когда не помогло. Когда же Ирга схватилась за ручку двери, Змеелов продолжил как ни в чём не бывало:

— Его убила змеевица. Гадюка. Я говорил там, на берегу. — Он мотнул головой в сторону. — Видишь рану на щеке? И разве не ты сказала, что дома у тебя больше нет?

Ирга вцепилась в спасительную ручку.

— Я не тебе это говорила, — жалобно выдавила она.

— Но брат тебя не услышал, а я услышал. Ты сама вызвалась в помощницы, так помогай.

Ладонь бессильно соскользнула. И то верно — некуда. Ирга воротилась к колдуну и покойнику.

— Что такое змеевица?

Теперь, когда колдун указал на них, Ирга и сама заметила две крошечные точки на щеке у Костыля. Не то соринки прилипли, не то при жизни где-то поранился. Вот только ядовитые змеи отродясь местных не трогали…

— Я расскажу. — Пообещал Змеелов. — Только условие.

— Какое?

— Что прикажу, всё выполнишь.

Примечания

2

Племянник, сын младшего брата