Мой личный джинн

Дарья Согрина – Друк, 2012

В давние времена, когда Великая пустыня еще не вступила в пору зрелости, Вавилон не вознамерился выстроить Цитадель, ведущую к чертогам Творцов, а могучие реки Тигр и Евфрат славились невиданным половодьем, на просторах Востока обитал народ джиннов. Но мудрые боги и пески веков особо притязательны к могущественным цивилизациям. Любая непокорность – путь к забвению. Неудачница Эмили предположить не могла, что однажды столкнется с персонажами арабских мифов. Став обладательницей древнего кувшина, девушка получила шанс восстановить свою репутацию репортера и оказалась в водовороте событий, способных изменить судьбу человечества.

1

— Лос-Анджелес! Центр мировой киноиндустрии и купель шоу-бизнеса! Здесь исполняются мечты и рушатся надежды! Тысячи туристов со всего мира и граждан Соединенных Штатов Америки ежегодно стекаются на праздник жизни, дабы узреть голливудский шик, прикоснуться к легенде, рискнуть реализовать грезы! Город Ангелов, омываемый искрящимися водами Тихого океана, рад приветствовать гостей и будущих поселенцев, воспевающих ему хвалу, превращая в материальное божество! — бодрый голос радиоведущего, подобно меду, струился из динамиков магнитол, музыкальных центров и компактных компьютерных колонок.

Утреннее солнце в унисон словам диктора озарило мегаполис и его пригороды яркими лучами, отражающимся слепящими бликами от Башни Банка США, что на Западной Пятой Улице. Калифорнийская осень, несмотря на конец октября, решила порадовать горожан жарким и ясным днем.

Отчаянные серферы с рассветом облюбовали пляжи Малибу. Ветер, колышущий волны океана, не представлял интереса для профессионалов, но для любителей и новичков, он был в самый раз.

Крикливые чайки суматошно кружили над водой, выхватывая с поверхности мелкие водоросли или зазевавшуюся рыбешку. Порой птицы вступали в сражение за привлекательную добычу, громко вопя и хлопая крыльями. Побеждал сильнейший или же самый хитрый и изворотливый!

Усталые «ночные бабочки» после плодотворной работы, спешили домой либо за новой дозой, красуясь яркими вызывающими нарядами и высокими шпильками. Но даже жрицам любви была по нраву сегодняшняя погода: они с наслаждением подставляли солнцу помятые лица, спрятанные под вычурным макияжем.

Из окон автомобилей и маленьких магазинчиков, что держат азиаты, звуки радиоприемника не умолкали ни на мгновение, и жизнерадостный ведущий продолжал задорно тараторить:

— Доброе, доброе утро, жители и гости Города Ангелов! Надеюсь, ваше расположение духа такое же превосходное, как и у меня!

Мужчина тихо рассмеялся в микрофон. Настрой у него действительно был позитивный, возможно, толика внезапного возвращения лета повлияла на него или кое-что иное.

— Погода нас сегодня радует! Жаркие деньки ненадолго вернулись, чтобы осчастливить нас перед сезоном дождей. Наслаждайтесь! Но не забывайте о том, что через два дня наступит Хэллоуин! Будьте осторожны! Еще немного — и улицы Л.А. заполонят вампиры, зомби и прочая нечисть! А если вы не запаслись сладостями… Ух, не хотел бы я оказаться на вашем месте… — смех заглушил последние слова ведущего: вероятно ему показались забавными собственные изречения. Через несколько мгновений ему удалось справиться с порывом и продолжить. — Но пока День Всех Святых не наступил, предлагаю ощутить всю прелесть сегодняшнего утра и послушать композицию «Джинн в бутылке» в исполнении Кристины Агилеры!

Перекрыв очередную порцию смеха диктора, ритмичная мелодия полилась из динамиков, обернувшись тягучим ветром, лавируя среди грандиозных небоскребов Даун Тауна, разлетаясь в сторону Санта-Моники, Беверли-Хиллс, Марины дель Рэй, Брентвуда, Мелроуз, Голливуда, Долины Сан-Фернандо и прочих окрестностей.

Лос-Анджелес — город мечты! Здесь любое желание осуществимо, главное — истинно хотеть этого! Естественно, порой придется потрудиться, дабы достичь цели! Но часто сбыться мечтам помогает обыкновенное волшебство, которое прячется в этом сумасшедшем городе за каждым углом! Верьте — и чудо попадется вам на глаза! Только не хватайте все подряд. Сказочным созданием может оказаться обыкновенный уличный артист. Хотя есть вероятность, что вам повезет и вы поймаете звезду, нет, не с небосвода, а голливудскую! Вот только будьте осторожны, иначе не избежать вам судебных исков и запретительных постановлений.

Монике Уильямс было немного за пятьдесят. Среднестатистическая афроамериканка, но не из тех, что любят жить на государственные субсидии. Давным-давно у женщины был шанс бросить работу и наслаждаться отдыхом где-нибудь на побережье Флориды вместе с супругом, всю жизнь проработавшим в такси. Но ни она, ни Бен не желали отказываться от трудовых будней. Старший сын горбатился брокером на Уолл-Стрит и неоднократно предлагал матери и отцу финансовую поддержку, но они не спешили уходить на пенсию. Видимо, быть неисправимым трудягой являлось семейной чертой. И, невзирая на то, что работать ассистентом мистера Барретта было совсем не просто, миссис Уильямс все же предпочитала оставаться сотрудником третьесортного издательства, чем домохозяйкой.

Моника оглядела газетную редакцию, в данную минуту похожую на муравейник. По помещению суетливо шныряли репортеры, словно наступил конец света, и они обязаны были успеть перед неминуемой гибелью, сдать материал и поразить напоследок горячими новостями Лос-Анджелес. Непрекращающиеся телефонные звонки и громкие голоса. В таком шуме приходилось надрывать голосовые связки. Результат: все разговоры велись на повышенных тонах. Не редакция, а театральные подмостки! И декорации, соответствующие представлению. Столы, огороженные прозрачными пластиковыми перегородками, были завалены всевозможными документами: папками, книгами, канцелярскими принадлежностями, фотографиями. Мониторы компьютеров обклеены разноцветными стикерами. Неизгладимое влияние главного редактора! Абсолютный беспорядок!

Моника покачала головой. Как эти журналисты могут работать в таком хаосе? На ее столе всегда было чисто и разложено по местам.

Взгляд ассистентки скользнул по русоволосой девушке в очках, которая, облокотившись на стол и подперев голову рукой, отрешенно уставилась на экран ноутбука, с безразличием щелкая мышью. Ей не было дела до творящейся вокруг суматохи и галдежа.

Эмили Хейвуд. Когда-то эта серая мышка подавала большие надежды в сфере журналистики. Она только миновала тридцатилетний рубеж, а за ее плечами уже был развод с номинантом Пулитцеровской премии и скандал, связанный с попыткой опубликовать чужой материал. В итоге она оказалась здесь в «Уикдэй Л.А». Но даже в этом забытом богом месте ей не светила вакансия репортера. Но выбор невелик, когда никто не берет тебя на работу по специальности. Несказанно повезло, что бедняжке удалось хотя бы отхватить никчемный раздел о погоде. Теперь ее куском хлеба являлся прогноз синоптиков да короткие заметки о стихийных бедствиях. Одним словом — полный отстой для амбициозной девушки, жаждущей писать о грандиозных событиях в мире.

Миссис Уильямс сочувствовала Эмили, милой, но слегка отстраненной. Дружбу в редакции девушка водила лишь с одним человеком, фотографом Рашидом, славившимся опозданиями. Столь халатное отношение к работе неистово злило Барретта, но каким бы ни было поведение мистера Гафури, требуемый фотоматериал он всегда предоставлял аккурат к выпуску газеты. Нельзя не согласиться, Рашид был отличным папарацци. Ему постоянно удавалось сделать великолепные фотографии, передающие всю суть событий одним кадром, да и голливудских звезд он всегда вылавливал в самых неловких ситуациях.

— Эмили, у тебя все готово к печати и электронному изданию?

Улыбнувшись девушке, невозмутимо сверившей ассистентку взглядом, Моника подошла к столу. В глазах Эмили эта женщина была воспитанной и обходительной дамой. Полноватая, обладающая хорошим вкусом, она одевалась элегантно, умело скрывая недостатки фигуры, лишившейся хрупкости после рождения троих детей. Даже прическа миссис Уильямс выглядела так, словно она только что покинула салон красоты. Эта темнокожая женщина могла с легкостью быть лицом газеты, не ровня мистеру Барретту с вечно помятой физиономией в комплекте с неопрятной одеждой.

— Я все выслала тебе на почту.

— Спасибо, дорогая. Ты, как всегда, первая справилась с работой.

Эмили натянуто улыбнулась и кивнула. Естественно, она справилась. Возни на два часа. Она могла еще пару десятков прогнозов составить для всех известных изданий мира.

— Моника, Барретт не спрашивал обо мне? — в голосе мисс Хейвуд послышались нотки надежды.

Вопрос был риторическим, девушка знала ответ. Ассистентка главного редактора, тяжело вздохнув, покачала головой.

«Бедная девчушка. Она уже столько попыток предприняла, чтобы получить повышение и обзавестись хотя бы маленькой колонкой в газете. Но все тщетно! Этот непреклонный боров настолько упрям, что не желает дать ни единого шанса бедняжке, дабы та смогла реабилитировать свою карьеру!» — пронеслось в голове у миссис Уильямс. Она с сожалением взглянула на Эмили и поспешила к другим репортерам, намереваясь уточнить, готовы ли материалы для предстоящего выпуска.

Наблюдая за удаляющейся Моникой, Мисс Хейвуд негодующе хлопнула ладонью по столу. Коллега напротив обернулся, ехидно взглянув на нее, словно насмехаясь над очередной неудачей.

— Тебе чем-то помочь? — в тоне девушки промелькнула угроза.

Журналист торопливо отвернулся, занявшись своими делами. Он не горел желанием нарываться на неприятности. Всем в редакции было ведомо, что, несмотря на скромное поведение, мисс Хэйвуд порой проявляла характер, особенно, когда отправлялась в кабинет Барретта: споры были слышны по всему этажу.

— Такое прекрасное утро, а у тебя плохое настроение…

Неожиданно появившийся Рашид поставил перед девушкой бумажный стакан, в котором томился ароматный кофе. Фотограф хитро подмигнул и пальцем стал двигать горячий напиток в ее сторону, пока бокал из целлюлозы не коснулся кисти мисс Хэйвуд.

— Латте с карамельным сиропом, корицей и двумя порциями сахара.

Хмурое лицо Эмили разгладилось, она тяжело вздохнула и, взяв кофе, откинулась на спинку стула.

Рашид Гафури — удивительная личность. Несмотря на свои двадцать три года, он обладал непомерно высоким интеллектом, мягким характером и удивительной тактичностью. Фоторепортер был единственным в этом городе, кому мисс Хэйвуд могла довериться. Ее родители жили в Бэй-Сити, штата Мичиган, и Эмили редко с ними виделась, хотя созванивались они каждую неделю. Рашид был не просто коллегой, он являлся именно другом, тем человеком, который невозмутимо переносил слезы девушки, когда та впадала в двухдневную депрессию. Ему удавалось в мгновение ока успокоить подругу, когда Барретт выводил ее из себя. Праздники, как День благодарения, Рождество, День Независимости и Новый год, они почти всегда праздновали вдвоем. Этот долговязый позитивный парень, с копной кудрявых смоляных волос и обескураживающей улыбкой, был твердой опорой для мисс Хэйвуд, которая в последнее время, совсем раскисла.

— Спасибо, — произнесла Эмили и, сделав глоток обжигающего губы напитка, взглянула на дверь кабинета главного редактора.

— Ясно. Та же история, — протянул фотограф, проследив за взглядом коллеги.

— У меня такое ощущение, что я стала героиней фильма «День Сурка». Каждый раз сюжет повторяется вновь и вновь, и нет надежды, что когда-нибудь этот кошмар закончится!

— Согласен. Сложившаяся ситуация выглядит весьма подозрительно. Почти три года ты потратила на «Уикдэй Л.А.», занимаясь колонкой погоды. За это время должен был произойти хоть малюсенький сдвиг в лучшую сторону. Если закрыть глаза на неприятный инцидент в прошлом, то твоя карьера в Нью-Йорке была куда успешней, чем здесь.

Рашид бы перевернул мир, чтобы помочь подруге, но, увы, не обладал в редакции весомым авторитетом и тем более не водил дружбу с Барреттом. Да кто вообще мог дружить с этим высокомерным, грубым и беспринципным типом, заботящимся лишь о личном благосостоянии?

Присев на край стола, фотограф поставил кофе рядом с собой, глядя с состраданием на Эмили, готовую выплеснуть негатив наружу.

— Каждый раз я приношу сносный материал. Я уже со счета сбилась, сколько статей представила для публикации! А это были хорошие статьи, если не сказать идеальные. Но все напрасно! Он всегда их возвращает с пометкой «плагиат»! Порой мне кажется, что кто-то нарочно ворует мои мысли, идеи и ту информацию, что мне удалось добыть! А может я вправду никчемный журналист, но не могу себе признаться в этом?

— Прекрати заниматься самобичеванием! Возможно, настало время разобраться с этим! — попытался подбодрить друга Рашид. Взяв девушку за подбородок, он взглянул в ее карие глаза, прячущиеся за стеклами очков. — Ты не никчемна! Я уж точно знаю! Ты достойна лучшего, нежели прозябать в этой дыре! Я бы и сам свалил отсюда, но мне нужен опыт, дабы удрать в другую редакцию. У тебя истекает контракт, а значит, ты будешь свободна. Не думаю, что все СМИ в Л.А проинформированы о конфузе, имевшем место в Нью-Йорке. Да и те, кто знал, наверняка уже позабыли. Барретт не собирается продвигать тебя по службе, что же — это его недочет! Ты в силах подыскать куда более прибыльную работенку, способную дать твоим амбициям еще один шанс!

В действительности Рашида коробил уход Эмили из редакции. Ее увольнение вряд ли отразится на дружбе. Но все же ему будет не хватать этой девчушки в душном и унылом офисе, где никому нет дела до чужих проблем и радостей, где каждый занят только своими обязанностями и сторонится приятельских отношений с коллегами.

— Возможно, ты прав… — задумчиво промолвила Эмили и поднялась со стула.

Она нервно пригладила волосы, собранные в тугой конский хвост, расправила складки темно-зеленого платья и гордо вскинула голову.

— Я сейчас же отправлюсь к этому важному индюку и предъявлю ему ультиматум. Либо он воспринимает меня всерьез и дает возможность стать полноценным репортером, либо по истечении контракта я с огромным удовольствием покину «Уикдэй Л.А.».

На полных губах фотографа промелькнула печальная улыбка. Он отхлебнул кофе и кивнул.

— Удачи тебе, грозная Сехмет. Только не переусердствуй! Того гляди, доведешь Большого босса до инфаркта!

Заручившись моральной поддержкой верного союзника, мисс Хэйвуд сделала глубокий вдох и твердым шагом направилась к кабинету Барретта. О, да! Сейчас фотограф не хотел бы оказаться на месте главного редактора. Эмили была хрупкого телосложения и не стала бы лезть в драку, но она обладала даром слова, что в силах уничтожить самого могущественного неприятеля. Впрочем сейчас слова были не важны, она могла с легкостью использовать шантаж.

Кабинет главного редактора «Уикдэй Л.А.» изрядно походил на помойку, способную уверенно конкурировать с некоторыми злачными местами Южного Лос-Анджелеса. Неряшливость и грязь здесь обладали неограниченной властью. На письменном столе возвышалась солидная кипа газет, бланков и рекламных буклетов, а свободные от макулатуры островки, когда-то покрытые лаком, хранили следы кофейных пятен и рельефный узор подсохшего соуса чили, неоднократно капающего с фастфуда, которым злоупотреблял мистер Барретт. Старая мебель, видавшая и лучшие времена, пестрела проплешинами вперемешку с подозрительными разводами, бог весть какого происхождения, и глубокими царапинами. От предметов интерьера разило дешевизной, и, несмотря на ветхость, вряд ли они могли претендовать на то, чтобы стать товаром антикварной лавки. Шкафам, столу, трем невзрачным креслам с потертыми подлокотниками и спинками да небольшой тумбе, где на поверхности красовались графин с темной жидкостью да пара сомнительной чистоты стаканов, лишь оставалось смиренно доживать свой век в маленьком душном офисе, пропитанном дымом сигар низкого качества и ароматом третьесортного бурбона.

Клайд Барретт, тучный лысоватый мужчина, страдающий тяжелой одышкой, благодаря объемным жировым складкам и чрезмерному употреблению сигар, только разменял седьмой десяток. Достигнув столь почтенного возраста, он успел пережить три тягостных развода, отмеченных нескончаемой вереницей алиментов, потратил полжизни на неприметную газетенку и добрался до финансового дна. Ему с трудом удавалось сводить концы с концами, а ненасытные бывшие пассии всячески стремились вытянуть из него последние копейки. Клайд давно бы помер от голода, если бы не запрятал значимый козырь в рукав, о котором не было ведомо корыстным экс-супругам. Редактор «Уикдэй Л.А.» не брезговал сливать информацию конкурентам. Скудные вырученные средства, не задекларированные в налоговой службе и скрытые от глаз алчных дамочек, служили Клайду Барретту чуть ли не единственным доходом, который он мог транжирить на свое усмотрение.

На полученные деньги Клайд арендовал скромное жилье неподалеку от редакции, сэкономив на бензине, который ранее нещадно уходил на дорогу до пляжного домика. Теневой заработок так же позволял ублажать себя недорогим кукурузным виски да дешевыми сигарами. Иногда главному редактору и владельцу газетенки удивительным образом везло, например, когда глупышка Эмили, в очередной раз приносила ему великолепный материал. В такие моменты Клайд Барретт срывал внушительный куш и мог устроить себе настоящий праздник, ностальгируя по былым временам. В редкие удачные дни он не стеснялся прикупить бутылочку «Wild Turkey» с приличной выдержкой и вдохнуть сладковатый аромат «Cohiba», приобретенные у латиносов, промышляющих контрабандой. Кубинские сигары были страстью Клайда. И если он намеревался отвалить за них кучу денег, то хотел быть уверенным, что сигары с острова Свободы попадут прямиком в его руки. Ему не стоило труда отличить подделку от оригинала. Качественный табак напоминал Барретту те времена, когда он гонял на дорогой спортивной тачке вдоль побережья, жил в роскошном особняке, наслаждался изысканной едой и непомерно дорогими алкогольными напитками. Сейчас дела у Клайда шли из рук вон плохо, а мечты о роскоши так и оставались мечтами.

В кабинете стояла неимоверная духота. Причиной являлась аномальная для осени жара и старый кондиционер, работая почем зря и совершенно не остужая воздух. Клайд, похожий на жирную гусеницу, в сером мятом костюме, из-под пиджака которого выглядывала несвежая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, лениво развалившись в кресле, вел телефонный разговор, обсуждая очередную сделку. Старый пиджак, ставший узким для необъемного господина и лишившийся нескольких пуговиц, грозился разойтись по швам, но это не смущало редактора. Новый костюм он не сможет себе позволить до самой смерти, ибо обновление гардероба непременно ограничит употребление алкогольной продукции.

— Я согласен, но вы тоже должны войти в мое положение. Я не стану гробить свою репутацию, если вдруг дело примет неожиданный оборот. Конечно, ради приличного вознаграждения я готов сделать исключение и рискнуть…

Договорить фразу Клайд не успел. Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет фурией влетела Эмили. В этот раз нахалка даже не соизволила постучаться! Спасибо на том, что она додумалась захлопнуть дверь перед тем, как начать скандал. Неожиданное появление мисс Хэйвуд позволило Барретту четко осознать, что завершить обсуждение условий сделки ему не удастся. Даже если он проигнорирует девушку или сошлется на занятость, она не покинет офис, пока не выскажет очередные претензии. По мере того как Эмили приближалась к столу, Барретт стремился глубже вдавить свое грузное тело в широкое кресло. Его план частично удался. Мисс Хейвуд пришлось встать на носочки и опереться руками о край стола, заваленного горами бумажного барахла, чтобы взглянуть на прячущегося за баррикадами редактора. Даже сквозь линзы очков девушки Клайд мог разглядеть, как ее глаза искрятся гневом.

— У меня возникло безотлагательное дело, извините. Я перезвоню. Доброго вам дня.

Повесив трубку и сложив руки на объемном животе, Клайд иронично улыбнулся сотруднице.

— Мисс Тейлор…

— Хейвуд! — резко поправила Эмили, сверля шефа негодующим взглядом, словно намеревалась проделать дыру в блестящей лысине, исполосованной редкими сальными прядями.

— Простите, мисс Хэйвуд, запамятовал, что вы в разводе, — оправдания Барретта были издевкой, и Эмили прекрасно знала это, но решила не акцентировать внимание. — Я полагаю, крайне важное дело привело вас сюда, раз вы ворвались в мой кабинет, словно тропический ураган?

— О, примите мои глубочайшие извинения, мистер Барретт, — в голосе девушки звучал сарказм. — Я не хотела вас тревожить и отрывать от переговоров, наверняка, весьма значимых. Но вот незадача, мой случай также требует вашего экстренного вмешательства.

Клайд заерзал в кресле, и его внушительный живот, уставший от сковывающей движение ткани, наконец, вырвался из объятий пиджака, с треском избавившись от последних пуговиц, что служили хлипким препятствием на пути к свободе. Эмили возблагодарила Вселенную, что трагическая участь не постигла и пропитавшуюся потом рубашку. Созерцать оголенное пузо шефа она бы не хотела даже в самом жутком кошмаре.

Происшествие с пиджаком было обделено вниманием хозяина одеяния. Удобно устроившись, практически распластавшись, как медуза в кресле, он удовлетворенно взглянул на вершину бумажных башен, из-за которых сиротливо виднелись очки сотрудницы, широкий лоб да русая макушка. Мимолетная ухмылка отразилась на губах Клайда, но тут же исчезла. Ему стоило поостеречься. Однажды девчонка может догадаться об игре, что ведется за ее спиной. Скрывшись за горами макулатуры, редактор «Уикдэй Л.А.» решил избавить себя от яростного взгляда, который порождал в нем мимолетные угрызения совести. Он развернулся к монитору компьютера, намереваясь покопаться в интернете под монотонные или не очень возмущения сотрудницы.

— Вы просмотрели мой материал? — не услышав ответа, Эмили, нахмурив брови, обошла стол и теперь внимательно созерцала лоснящийся от пота затылок редактора. Он даже сейчас молчаливо насмехался над ней, уверенный, что уйдет от разговора, забаррикадировавшись в своем закутке и просматривая пышногрудых дамочек на взрослом сайте. — Надеюсь, на этот раз вы не станете утверждать, что статья уже промелькнула в других изданиях?

Клайд испуганно вздрогнул, услышав за спиной голос девушки. Он судорожно защелкал мышью, пытаясь закрыть окно с горячими цыпочками и открыть другой браузер. Очередная попытка обернулась успехом.

— Мисс Тей… Хэйвуд, сами взгляните! Вот, например, «Лос-Анджелес Таймс» пишет… — запинаясь, пробормотал он.

Кресло с развалившейся тушей отъехало в сторону, открывая вид на монитор. От внимания Эмили не ускользнула мерзкая ухмылка, воцарившая на лице босса. Девушка бегло взглянула на экран, где перед ней предстала виртуальная версия известного издательства. Между тонкими бровями пролегла глубокая складка. Невероятно, как такое могло произойти? Все повторяется из раза в раз! Чертовщина какая-то!

— Это невозможно… — растерянно прошептала мисс Хэйвуд, поправив очки.

— Видите, я вам не лгу.

Эмили оторвала взгляд от экрана и подозрительно взглянула на толстяка. Доверять его словам было равносильно смерти. Главный редактор был еще тем проходимцем! Он проворачивал аферы в более крупных масштабах. Но одно дело ложь, слетевшая с уст Барретта, другое созерцать неопровержимое доказательство его слов.

— Подача материала отличается. Но тема, факты, добытые благодаря опросам свидетелей, детали неофициального расследования — это моя работа! Кто-то украл ее!

Шеф победоносно улыбнулся, чувствуя растерянность сотрудницы. Он невозмутимо вытащил из выдвижного ящика сигару. Эмили отступила назад. Она терпеть не могла табачный запах, навевающий неприятные воспоминания о бывшем муже. А то, что Барретт намеревался закурить, она не сомневалась. Он всегда так делал во время споров с ней. Мисс Хэйвуд пришлось обогнуть стол и скрыться за кипами бумаг, чтобы не оказаться в клубах едкого дыма. Клайда вполне устраивал такой поворот событий: он расслабился, и теперь его голос звучал куда тверже.

— Мне кажется, мисс Хейвуд, вы потеряли хватку! Возможно, неприятный случай в Нью-Йорке и развод негативно сказались на вашем профессионализме! Хотя существует вероятность, что вы вовсе никогда не обладали особым талантом.

Слова редактора задели девушку за живое. Он знал, как унизить ее. Ей хотелось разреветься, но она нашла в себе силы совладать с наклюнувшимися эмоциями. Эмили гордо распрямила плечи, поправила очки, предательски соскользнувшие на кончик носа, и, развернувшись, направилась к выходу. Барретт облегченно вздохнул, услышав звук удаляющихся шагов и потянулся за отличным бурбоном, припрятанным в шкафчике стола для особого случая. Но, к сожалению, ему не удалось даже приоткрыть дверцу.

— Раз я бездарность, мистер Барретт, то мне здесь делать нечего. Мой контракт с «Уикдэй Л.А» заканчивается в следующую пятницу. Я бы вам посоветовала найти другого человека на мое место. Через неделю меня здесь не будет!

Главный редактор от неожиданности проглотил часть дыма и судорожно закашлял. Слезы непроизвольно хлынули из глаз. Он спешно бросил сигару в пепельницу и поднялся из-за стола, задев пухлой рукой одну из стопок, с грохотом рухнувшую на пол.

— Кхе-кхе… Эмили, стойте… Кхе-кхе… Не нужно принимать поспешное решение… Кхе-кхе, — прерывисто кашляя и брызгая слюной, воскликнул он.

Девушка удивленно обернулась, внимательно взглянув на толстяка, побагровевшее лицо которого теперь лоснилось не только от пота, но и от слез. Клайд, учащенно дышал, держась за сердце, словно у него вот-вот случится инфаркт. Он с трудом унял кашель и, обойдя шаркающей поступью стол, остановился, прижавшись плечом к стене.

— Я предлагаю вам сделку, мисс Хэйвуд, — прохрипел он.

Эмили прищурилась, но предпочла выдержать паузу. Сделку? Этот старый жулик вознамерился втянуть ее в какую-то гнусную игру?

Клайд, выронив дыхание и почувствовав себя лучше, неспешно подошел к тумбе, где находились стаканы и графин с третьесортным бурбоном, не чета тому, что он прятал в столе. Взяв бокал, он медленно покрутил его в руке, видимо надеясь, что от проделанных действий он станет чище, затем плеснул в стакан темной жидкости. К запаху дыма добавились нотки дешевого алкоголя. Эмили сморщила нос. Барретт сделал глоток и облегченно вздохнул.

— Я хочу заключить с вами пари, мисс Хэйвуд, — продолжил он.

Она устало сняла очки, которые упорно стремились куда-то сбежать. Теперь главный редактор выглядел совершенно иначе. Расплывающееся серое пятно с пунцовым овалом вместо головы. Невольный смешок сорвался с губ девушки.

— Я не намерен демонстрировать вам свое чувство юмора, — заметив веселье на лице сотрудницы, голос Барретта зазвучал крайне серьезно. — Я предлагаю выгодную сделку. Условия просты: у вас будет неделя, чтобы написать сенсационную статью. Если вы, справитесь с задачей, то предоставлю вам собственную колонку, где вам представится возможность писать о чем угодно! В рамках нашей редакционной политики конечно…

Эмили вновь нацепила очки и внимательно взглянула на босса. Вид у Барретта был озабоченным. Он не шутил.

— А если я не справлюсь? — осторожно поинтересовалась она.

— Если вы не справитесь, то продлите контракт с «Уикдэй Л.А.», продолжите составлять метеорологический прогноз и делать заметки о стихийных бедствиях последующие три года.

Мисс Хэйвуд закусила губу, раздумывая над предложением.

— И в чем подвох? Надеетесь, что я провалю задание, и вы продолжите эксплуатировать меня, ежедневно унижая?

Барретт нервно откашлялся, избегая встречаться взглядом с догадливой сотрудницей. Истинных мотивов данного соглашения мисс Хэйвуд знать не стоило.

— Я не пытаюсь вас провести. Я только хочу доказать, мисс Хэйвуд, что я абсолютно объективен к вашим статьям. Вы можете отказаться, и тогда никогда больше нам не придется спорить о вашем профессионализме.

Эмили продолжала покусывать губы. Нельзя отрицать, что чаще всего она покорно сдавалась под ударами судьбы, когда враг использовал неблагородные методы, дабы извести ее. Но сейчас у девушки появился шанс проявить стойкость и бесстрашие, дабы доказать свою правоту, нужно было лишь проявить осторожность и смекалку.

— Я вижу, вы боитесь рискнуть? — главный редактор предательски подстрекал ее, а маленькие свиные глазки, цвета бурых водорослей, лукаво заблестели. Старый боров бесстыдно подталкивал Эмили заключить спор!

— Я ничего не боюсь, мистер Барретт! Неделя? Хорошо, будет вам сенсация! Но если вы не сдержите обещание, я клянусь, вы пожалеете об этом!

Главный редактор испуганно вздрогнул, когда дверь за девушкой громко захлопнулась, но в то же время он испытал неимоверное облегчение. Возможно, он сейчас совершил самую большую глупость в жизни или же заключил сделку века, которая вскоре зазвенит золотыми монетами в кармане. Клайд проковылял к столу и тяжело опустился в любимое кресло из кожзаменителя, потрепанное, скрипучее, но такое удобное. Он поднял трубку телефона и начал спешно набирать чей-то номер.

Нью-Йорк! Большое яблоко, притягивающее молодых музыкантов, мечтающих записать свой первый альбом или втиснуться в труппу бродвейского мюзикла. Здесь «белые воротнички» жаждут обогатиться, срывая голоса на фондовой бирже, ежесекундно рискуя миллионами акций или бумажками с изображением отцов нации. Этот город привлекает надменных слуг Фемиды, отъявленных преступников, и избалованных богачей. Нью-Йорк манит зеркальными небоскребами, Центральным парком, знаменитым Таймс-Сквер, неоновыми рекламными щитами и рождественской елкой. Но те, кто впервые оказался здесь, не уведомлены о переменчивом настроении знаменитого мегаполиса. Порой радужные перспективы здесь стремительно сменяются отчаяньем, как впрочем, и погодные условия.

Октябрьский пятничный вечер не баловал горожан теплом. Нью-Йорку не повезло, нежели калифорнийскому родственнику. С наступлением тьмы над мегаполисом сгустились тяжелые тучи, подстеганные беспощадным порывистым ветром. Тонны воды обрушились на каменные джунгли. С приходом дождя опустилась температура воздуха, заставляя горожан заглянуть в гардероб с теплыми вещами. Редкие прохожие, решившие выбраться наружу в ненастье, торопливо передвигались по улицам, придерживая зонты, рьяно вырываемые из рук ветром. А таксисты в этот вечер трудились не покладая рук. За свободные машины пассажиры готовы были убивать или, в крайнем случае, мириться с присутствием незнакомого попутчика. Желтые автомобили, слепя фарами, пестрыми пятнами разбавляли тоскливую палитру, окрасившую Нью-Йорк в серые тона.

Амстердам-авеню очутилась во власти водной стихии. Собор Иоанна Богослова, возвышающийся колоссом в свете фонарей и косых линий дождя, окутали мистические тени. Казалось, стоит приглядеться — и кадры из голливудских фильмов оживут. Свет и тьма столкнутся в битве, оповещая о грядущем апокалипсисе. Но место бесовщине было лишь в воображении, а в реальности храм мирно стоял под струями ливня, ниспосланного на грешную землю темными небесами.

Улица была пуста. Человек в коротком кашемировом пальто и огромным черным зонтом был единственным живым существом в радиусе нескольких метров. Его было сложно приметить среди царствующего ненастья, да к тому же он мастерски скрывался в тени здания на перекрестке сто двенадцатой Западной улицы и Амстердам-авеню.

Октябрьская повышенная влажность и слякоть до безумия раздражали Грегори Тейлора. В дождливые дни он предпочитал сидеть у электрического камина в своем пентхаусе и наслаждаться вкусом «Poggio all’Oro Brunello di Montalcino», выдержанными французскими сырами и возможно горячим женским телом. Вода, падающая с неба на дорогие туфли, сырость, портящая идеальную прическу, действовали ему на нервы.

Грегори Тейлор, достаточно известный журналист Нью-Йорка, публицист, плейбой и жутко педантичная персона, прячась в переулке под проливным дождем, ощущал себя бездомной собакой. В свои сорок с хвостиком репортер выглядел моложаво. Он тщательно следил за внешностью: кожа, волосы, ногти. Все в нем было идеально. Всевышний, или кто там управляет вселенной, наделил мужчину удивительной харизмой, атлетическим телосложением, бездонными зелеными глазами и волевым подбородком. Грегори Пек и Жан Маре в одном лице! Недаром родители нарекли его именем известного актера.

Внешность, обаяние, проницательность и хитрость позволили репортеру достичь вершины славы и благосостояния. Единственное, чем обделила его природа — талантом искателя сенсаций! Но такой незначительный недостаток не удручал мужчину. Скандалы, горячие новости, громкие события. Годный материал он мог купить и выдать за свои достижения. А если договориться не получалось, то журналист использовал радикальные меры. Он не брезговал воровством, для которого нанимал профессионалов. Грегори Тейлор привык получать самое лучшее. Лично он никогда не преступал закон, ну, может всего лишь раз, когда подставил бывшую жену, забрав ее лавры себе. В иных ситуациях нужные вещи ему добывали проверенные люди. Интриги и махинации — цена мировой известности или раритетного артефакта.

В этот промозглый вечер очередная темная сделка вынудила журналиста принять холодный душ на Амстердам-авеню. Будь у него выбор, он бы и шагу не сделал за порог, но редкая вещица с Ближнего Востока должна была прибыть в город сегодня. Курьер опаздывал, и данный неприятный факт подкидывал дров в костер негодования, пылающий в душе Грегори.

— Где же тебя черти носят?! — выругался журналист, оглядывая пустынную улицу. Очертания зданий и предметов размывались стальными мазками дождя, видимость была никудышной.

— Добрый вечер, мистер Тейлор, — глухой бас с ярко выраженным британским акцентом, прозвучавший за спиной Грегори, заставил журналиста подпрыгнуть на месте. Резко развернувшись, он приложил максимум усилий, дабы не задеть зонтом возникшего из темноты бугая. Забота о ближнем наградила журналиста холодной пощечиной дождя. Он вытер воду со щеки тыльной стороной ладони, но сетовать на невезение при великане Грегори не стал. Харланд хоть был проверенным человеком, временами вселял страх в Тейлора.

Эдмонд Харланд был невероятно высокого роста, с широкими плечами, каменным лицом, редко выражающим эмоции. Одной из причин угрюмости был возраст — полвека, протоптаного по бренной земле. Густые белесые брови и короткостриженая рыжая шевелюра выдавали в нем кельтскую кровь. Уроженец Бристоля, наполовину ирландец, наполовину англичанин, был из тех парней, которых судьба проверяла на прочность, обильно посыпая жизненный путь тяжелыми испытаниями. Собственно говоря, испытания и заставили Эдмонда стать частью преступного мира. Его неординарная внешность в детстве служила поводом для насмешек, а сейчас вызывала страх у недругов. Верзила одним ударом кулака, мог лишить человека сознания. С чувством юмора у него было туго, и собеседники всегда следили за словами, дабы не нарваться на неприятности.

Грегори рядом с британцем казался щуплым худощавым подростком. Если бы гиганту пришло в голову влепить оплеуху журналисту, то тот, наверняка, бы рассыпался на части. К счастью, Тейлор мог не опасаться нападок со стороны британца: они уже много лет вели совместные дела, оставив все недопонимания в прошлом.

Репортер оглядел Эдмонда, облаченного в полиэтиленовый синий дождевик, и с укором произнес:

— Отвратительная у вас манера, мистер Харланд, незаметно подкрадываться к людям.

Громила оскалился, обнажив кривые зубы, желтые от чрезмерного жевания табака.

— Неприметность — часть моей профессии.

Грегори нечего было возразить. Ему лишь оставалось удивляться, как, обладая такими внушительными размерами, британцу удавалось соблюдать конспирацию. Не заострить внимание на Харланде — это все равно, что не заметить слона в чистом поле!

— Мой заказ у вас? — поинтересовался репортер.

Эдмонд кивнул и полез за пазуху. Клеенчатый дождевик неприятно зашуршал. Через несколько секунд в огромной ладони лежал сверток, аккуратно обернутый куском брезента. Глаза журналиста жадно заблестели. Он нетерпеливо схватил пакет, но британец не намеревался с ним расставаться так спешно.

— Сначала деньги, мистер Тейлор, а затем товар, — сухо произнес гигант, крепко сжимая предмет.

На лице репортера появилась ехидная ухмылка.

— Не доверяете мне, мистер Харланд?

— Не знаком ни с одним человеком, который бы вам верил, мистер Тейлор.

Ухмылка переросла в обескураживающую улыбку, но презентация всех тридцати двух зубов мужчины не убедила бугая отдать пакет. Журналист, закатив глаза, вздохнул и отпустил сверток. К счастью для Грегори дождь закончился, и он, с облегчением собрав зонт и повесив его на сгиб локтя, полез во внутренний карман пальто. Вытащив из-за пазухи объемный бумажный конверт, набитый до отказа денежными купюрами, Тейлор протянул его Харланду.

Громила взял деньги. Разорвав край конверта зубами, он заглянул в него и быстро пересчитал доллары, дабы удостовериться, что сумма соответствует оговоренным условиям, и наконец, отдал пакет заказчику.

Жадно схватив желанную посылку, Грегори нежно провел по грубой ткани холеными пальцами. Если бы журналист не был так увлечен приобретением, то заметил бы на лице британца странное выражение. Но в данную минуту для Грегори Тейлора не было ничего важнее, чем древний артефакт, за который он выложил гору зеленых купюр.

— Не забывайте, мистер Тейлор: ваш товар был добыт нелегально, так что держите его подальше от любопытных глаз, — Эдмонд спрятал конверт за пазуху.

— Не беспокойтесь, мистер Харланд. Я знаю, как обращаться с такими вещами, — не отрывая взгляд от свертка, промолвил Грегори.

— Вот и замечательно. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, как меня найти. Доброй ночи, мистер Тэйлор.

— Да-да, конечно…

Грегори, наконец, удалось оторвать взгляд от покупки и оглядеться. Ни на Амстердам-авеню, ни на сто двенадцатой Западной улице не было ни души. Великан в синем дождевике, растворился в воздухе, подобно призраку. Этот британец явно заключил сделку с дьяволом, который наградил его даром внезапного исчезновения.

Пожав плечами, Тейлор спрятал сверток в карман пальто, взял в правую руку зонт и поспешил к черному кадиллаку, припаркованному у обочины. Оставив автомобиль в неположенном месте, он крупно рисковал. И лишь благодаря тому, что сильный ливень затруднил работу полицейских патрулей, его машина не была эвакуирована. Сегодня была удачная ночь для мистера Тейлора, и он надеялся, что Фортуна не покинет его до конца жизни.

В Нью-Йорке наступила полночь, сопровождаемая сыростью и прохладой, а на побережье Санта-Моники теплый бриз дарил многочисленным прохожим летнюю нежность. Шел десятый час. Ночь стремилась укрыть темно-фиолетовой шалью Город Ангелов и его окрестности, но яркие фонари, неоновые рекламные щиты и вывески магазинов не позволяли погрузить Л. А во тьму. Обилие искусственного света затмевало мерцание небесных звезд, оставляя возможность любоваться земными. Кафе манили горожан и туристов этим пятничным вечером, располагающим к безудержному веселью. Пасифик Парк, забитый до отказу, оглушали восторженные крики посетителей. Визг и смех смельчаков, что рискнули прокатиться на русских горках ядовито-желтого цвета, перебивали звуки музыки и шумные разговоры. А небольшое колесо обозрения, расположенное у самой кромки океана, отражалось в волнах, неспешно накатывающих на берег, создавая ощущение бесконечного праздника.

Неподалеку от мест развлечений, в гостиной маленькой квартирки, царил такой же пестрый хаос. Пол, софа, кресла, кофейный столик были завалены газетными вырезками, бумажными бланками и журналами. Посреди грандиозного беспорядка на пушистом ковре, подобно статуе Будды, окруженной дарами, восседала Эмили в позе лотоса. Она с завидным аппетитом поедала китайскую лапшу и внимательно читала новостной портал с экрана лэптопа. Серая пушистая кошка, осторожно ступая на прогалины паласа, не захламленного печатными изданиями и рукописями, громко мурча, добралась до цели и стала тереться о колено хозяйки.

— Мэгги!

Эмили отложила коробку с остатками лапши на журнальный столик и почесала кошку за ухом. Серая попрошайка затарахтела громче. Мисс Хэйвуд сняла очки, потерла переносицу, затем вновь их нацепила. Поднявшись на ноги, она взяла кошку на руки и с нежностью прижала к себе.

— Прости милая, я так увлеклась процессом и совершенно забыла о тебе. Идем, мамочка тебе даст чего-нибудь вкусного.

Мэгги довольно мяукнула, полностью поддерживая решение хозяйки. Эмили улыбнулась и направилась на кухню, не выпуская кошку из рук.

— Ох, Мэгги, если бы ты знала, в какую глупую историю я ввязалась…

Оказавшись рядом с холодильником, Эмили опустила кошку на пол. Достав корм и наполнив миску стоящую неподалеку, девушка продолжала вести беседу с питомцем, который бросился на еду, словно не ел три дня.

— О чем писать, Мэгги? Нужен взрывоопасный материал. Такой, чтобы поставил на уши не только Лос-Анджелес, но и весь мир. Вот только где его отыскать за такой короткий срок? Попробовать вломиться в ЦРУ?

Кошка уставилась на хозяйку, с упоением размышляющую вслух. Мисс Хэйвуд частенько беседовала со своим внутренним «я». Мэгги не понимала, о чем лопочет это двуногое существо, впрочем, ей, как и другим котам, не было дела до людских проблем.

— Барретту не удастся обставить меня! Я справлюсь, но на сей раз он увидит материал лишь перед выпуском газеты…

Мэгги, уставшая от болтовни, незаметно ретировалась с кухни. Она была сыта и не изъявляла ни малейшего желания слушать пустые разговоры человека. Кошка спешно миновала гостиную, проскользнула через приоткрытую дверь и улеглась в самом темном уголке балкона, любуясь через ограждение ярко освещенной улицей Санта — Моники. Животное слышало, как из маленькой квартирки доносится бормотание Эмили, спорящей с невидимым противником. Мэгги зевнула, положила голову на передние лапки и, закрыв глаза, тихо замурчала.

Грегори вошел в квартиру, снял кашемировое пальто и повесил в гардероб. Зонт он оставил в багажнике машины: разводить лужи в доме было не в его манере. А вытирать мокрый пол — дело прислуги. Переобувшись, он убрал туфли на полку. Завтра Елена, домработница, вычистит их до блеска. Проворная латиноамериканка, несмотря на свой далеко не юный возраст, легко справлялась с уборкой двухуровневого пентхауса с видом на Центральный парк и тщательно следила за чистотой одежды работодателя.

Журналист взглянул в зеркало, занимающее всю площадь раздвижной двери гардероба. Бережно пригладив смоляные волосы, он широко улыбнулся отражению, затем направился в гостиную.

Апартаменты мистера Тейлора стоили баснословных денег. Такое жилье могли себе позволить лишь очень состоятельные люди. Грегори был как раз одним из таких людей. Он вырос в роскоши, он любил роскошь, он не представлял свою жизнь без роскоши!

Напольное покрытие гостиной и спален — бразильский орех; в ванных комнатах, а их к слову было пять, и на кухне, — мрамор кораллового цвета. Мебель и прочие предметы интерьера изготовлены лучшими дизайнерами мира и только из экологических материалов. Панорамные окна днем радовали великолепным видом на Центральный парк, а ночью завораживали яркими Нью-йоркскими огнями и темным, словно Марианская впадина, небом.

Пентхаус пропах изыском и дороговизной, но бесценным сокровищем Грегори Тейлора являлся не антураж, а коллекция холодного оружия, обосновавшаяся на стене над камином. Журналист тратил безумные деньги за редкие экземпляры. В его арсенале были римский гладиус, японский кайкэн, скифский акинак, персидская джамбия, тибетская кила, шотландский дирк и прочие раритетные клинки, которым следовало пылиться под стеклом музейных витрин, а не в квартире известного репортера. Все предметы представляли собой подлинную историческую ценность. Тейлор их приобретал на аукционах у частных коллекционеров либо у контрабандистов, что незаконно завозили артефакты в США. Обладая собранием самого феноменального антиквариата в мире, Грегори ощущал себя уникальным. Сегодня ценитель редких реликвий приобрел еще один потрясающий предмет, которому суждено было пополнить сокровищницу.

Грегори вытащил из внутреннего кармана пиджака сверток, доставленный британцем с территории Ирана. Он аккуратно развернул брезент. В нефритовых глазах журналиста заплясали огоньки восхищения. На его ладони лежал небольшой кинжал в кожаных ножнах, инкрустированных серебром. Это оружие явно принадлежало женщине, которая умерла давным-давно, еще в те времена, когда шумеры населяли земли Месопотамии или же когда персы сражались с греками. Грегори предстояло выяснить древность клинка, но в том, что он принадлежал былым эпохам — он не сомневался! Журналист осторожно вынул кинжал из ножен. Он был прекрасен: тонкое острое лезвие из металла цвета обсидиана с фиолетовым отливом мистически поблескивало в лучах искусственного света, рукоять вырезана из цельного куска горного хрусталя, увитого тонкой серебряной нитью, вросшей в прозрачный минерал. Но самое поразительное находилось внутри холодного камня: цветок, небольшой с белыми бархатными лепестками, опыленными алым бисером. Бутон был раскрыт, и казалось, что если расколоть хрусталь, то цветок будет так же свеж, как в тот момент, когда был сорван с клумбы. Репортеру никогда не приходилось ранее лицезреть такую красоту. Кинжал был действительно уникальной вещью, и он, Грегори Тейлор, стал его единственным обладателем!

«Потрясающе… Ты истинное произведение великого мастера! Пески сохранили тебя, не позволив тысячелетиям покрыть лезвие ржавчиной и затмить сияние камня!»

Репортер поднес клинок ближе к глазам. Ему на мгновение показалось, что он заметил изъян на лезвии, там, где темный металл переходил в гарду. Нет, это была не царапина, не ошибка кузнеца — кто-то намеренно оставил свой след на поверхности. Незнакомые символы, возможно, являлись клеймом ремесленника, выковавшего кинжал.

— Интригующе, — произнес Грегори, гадая, чье имя или послание выгравированы на металле.

В Нью-Йорке пробило три часа ночи, было бессмысленно кому-то звонить, дабы выяснить значение символов. Завтра. Завтра он узнает, что за письменность на клинке и какое значение несет.

В тесной полуподвальной каморке с крошечным окошком под потолком царил полумрак. На низком дубовом столике три огарка свечей мерцали тусклым пламенем, отбрасывая длинные тени на выбеленные стены и на старика в белоснежном одеянии и тюрбане. Он стоял на коленях, сложив руки на животе. Его глаза были закрыты, а из уст вылетало невнятное бормотание. Лицо, изборожденное глубокими морщинами, свидетельствовало о почтенном возрасте. Это подтверждали и седые кустистые брови, и аккуратно подстриженная бородка, посеребренная годами.

Ариф ибн Навид Гафури разменял девятый десяток лет. За свою жизнь он повидал многое. Профессия археолога предоставила ему возможность объездить весь мир. Он поддался авантюризму и новым открытиям. И благодаря неутолимой страсти к приключениям, всегда присутствовал на самых известных раскопках.

Ариф был никудышным супругом, вечно пропадающим в разъездах. Его жена в одиночку воспитывала сына. Когда она умерла от инсульта, археолог находился в Европе: копался в древних останках, вычищал от земли черепки амфор, изучал античные предметы быта. Его не оказалось в Лос-Анджелесе и во время страшной аварии, унесшей жизнь его сына и невестки. В ту пору Ариф колесил с экспедицией по Южной Америке. Лишь осиротевший Рашид и старый друг Юшенг Линг заставили заядлого путешественника осесть в Городе Ангелов и открыть небольшой магазинчик в Чайнатауне. Так мистер Гафури стал одним из немногочисленных арабов, проживающих в азиатском районе. Здесь было спокойно и безопасно. Он уже не мог заниматься археологией, но удачно справлялся со своей главной задачей, которая была куда важнее тысячелетних скелетов египетских цариц и гробниц китайских императоров.

Ариф прекратил невнятно шептать и взял со стола письмо, доставленное днем почтальоном. Послание пришло с Ирана. Раскрыв конверт, он вынул листок испещренный мелкими буквами. Текст был на персидском. Почерк размашистый, казалось, автор писал в спешке. Старик нахмурил брови, пробежавшись взглядом по коротким предложениям.

Послание вернулось обратно на стол. Мистер Гафури открыл толстую старую книгу в кожаном переплете, похожую на древний том из архивов библиотеки или Этнографического музея. На самом деле к литературе этот фолиант не имел никакого отношения. Собрание папирусных свитков, исписанных арабскими цифрами и фразами на фарси, скорее напоминали заметки по бухгалтерии. Бывший археолог тяжело вздохнул, взял со стола ручку и аккуратно вписал число — тысяча восемьсот восемьдесят три.

Отложив перо и захлопнув книгу, Ариф поднялся на ноги, чувствуя, что конечности затекли. Тяжело вздохнув, он взял объемную рукопись и проковылял к огромному сейфу, стоящему в углу комнатушки. Торопливо набрав код, он открыл массивную дверь, которая тихо взвизгнула, нарушив затянувшееся безмолвие каморки. Внутри, металлический ящик был почти пуст, если не считать предмета, покрытого пурпурной бархатной тканью, что прятался в глубине. Мистер Гафури положил книгу на свободную полку, и, захлопнув дверь, вновь набрал шифр. Потушив свечи, он неторопливо покинул каморку, заперев ее на увесистый замок.