Город подземных цветов

Дарья Сницарь (2020)

Строительство Крымского моста пробудило обитающие в Керчи древние силы. Приехав летом к морю, Лиза нашла город изменившимся. Собак на улицах стало больше, чем крыс. Все жители Цементной слободки куда-то исчезли. В подвалах домов творится чертовщина. Юная девушка оказывается заложницей злых существ, которые отчаянно борются за власть.

Глава 1. Хозяйка слободки

Керчь, 2014 год

Город подземных цветов веками вёл двойную жизнь. Одна сторона Керчи рыбачила, шумела заводами, строила суда, а после превратилась в тихий курорт для знающих людей — не самый популярный в Крыму, зато с песчаным пляжем и богатой историей. Другую сторону города, тайную, перемены не задевали. Подземная Керчь путешествовала сквозь время, нетронутая.

Если строителям случалось, копнув чересчур глубоко, наткнуться на древние захоронения, участок замораживали, передавали местным археологам, а те… знали, где тревожить землю не стоит. И к счастью, городу, где живёт всего сто пятьдесят тысяч человек, не полагалось метро.

Каждый год пропадали люди, но никто, кроме немногих посвящённых, не замечал следов, тянущихся к подвалам, склепам, катакомбам — к бесконечной сети пустот под городом. Керчь, подобно Эдварду Мордрейку, человеку с двумя лицами, без зеркала не могла видеть второй свой лик. И кто знает, сколько ещё веков сохранялось бы равновесие, если бы не Крымский мост. Керченскому полуострову грозила большая стройка: с грохотом свай, пылью самосвалов, гулом развязки. Предчувствуя перемены, Город подземных цветов пришёл в движение.

Стояла первая половина июля. Две девушки и четверо парней шли от района Будённого к морю. Они несли пакеты с продуктами — чтобы устроить пикник у костра.

За центральным городским шоссе пятиэтажки заканчивались, и дорога вела через промзону, мимо хранилищ газа, за железнодорожный переезд. Справа виднелся большой пустырь. Где-то среди травы журчал невидимый ручей.

В Керчи, вытянутой вдоль побережья, дома росли клочьями: тут микрорайон, там голая степь и озеро, ещё дальше — заброшенный завод. Стоило только выйти из квартиры, прошагать два километра, и вот ты оказался в частном секторе на берегу моря.

Русоволосая девушка девятнадцати лет по имени Лиза уже бывала в Цементной слободке прежде. Она издалека узнала низкие дома, когда-то служившие казармами для военных Керченской крепости. Ансамбль дополнили их потомки: гаражами, сараями и зелёными палисадниками. Меланхоличное, уединённое, всеми забытое место — в таком не захочешь оказаться после прихода темноты.

Лиза разговаривала мало, держалась в стороне от компании и всю энергию тратила на то, чтобы чарующе выглядеть в своём фисташковом платье с летящей юбкой. Неудачный наряд для посиделок у костра, зато сидит безупречно. Она нервничала из-за Димы, в честь приезда которого Маша с Владом решили устроить пикник. Думала: «Если не бахнусь в обморок, это будет большой удачей». Нелегко ведь из бывшего снова сделать друга. Особенно если расставание с ним убило твою личность и вылепило новую, сплошь из страхов.

Со смесью ревности и печали она отметила, как Дима вырос в плечах и возмужал. Руки стали широкими, словно корабельные турбины. Теперь, когда Лизе было девятнадцать, а ему восемнадцать, разница в возрасте чувствовалась меньше, чем два года назад.

В Димином лице сильнее проступили татарские черты, унаследованные от матери. Острее обозначилась линия скул. Когда он говорил или улыбался, по лицу словно ходили волны — так быстро менялось выражение. Причёска осталась той же — короткие взъерошенные чёрные волосы. Родные голубые глаза смотрели по-старому. Взгляд был цепкий, как у отца-бизнесмена, которого, правда, Лиза видела всего пару раз — тот нечасто оставлял своё дело в Казани без присмотра.

Как бы тяжело ни было находиться рядом с бывшим, Лиза старалась к этому привыкнуть, лишь бы не рушить старую компанию. Все, кроме её друга Лёши, перезнакомились ещё в детсадовском возрасте. Маша, Влад и Гриша жили в Керчи, Дима приезжал на лето из Казани, она — из Москвы. Теперь все они одной ногой шагнули во взрослую жизнь. Возможно, в следующем году компания не соберётся, детство ускользнёт насовсем, и этот пикник станет их последним общим счастливым воспоминанием.

Лиза прислушалась к общему разговору.

— А помнишь Лену? — Маша ухватила Влада за локоть. Её мышиного цвета волосы, выстриженные каскадом, подпрыгнули и снова улеглись.

— Какую Лену? — переспросил Димин двоюродный брат.

— Из моего класса. Жила в слободке, рассказывала всем о курах.

— Это которая вставала в четыре утра, а потом спала на уроках? «Нет яичка — сдохни, птичка»?

— Ой, ну что она куриц от злости душила — бред. Нормальная она была. Простая.

Лиза подумала, что двоюродный брат Димы и Маша окончили районную школу и оба остались учиться в керченских ПТУ. По её мнению, их тоже можно было назвать «простыми».

— Так вот, — продолжила Маша. — Говорят, Лена пропала.

— Хм. Очередная? — отозвался Влад. — Можно подумать, в Керчи маньяк завёлся.

— Ну, тел ведь не находят. Если вдруг исчезну, знайте: я наконец съехала от родителей и очень счастлива.

Лиза обменялась тревожным взглядом с Лёшей. Разговоры о пропавших девушках её пугали. И так бабушка каждое утро пересказывает жуткие сплетни, а теперь и Маша туда же. Друг легонько качнул головой и улыбнулся уголком рта, будто говоря: «Не накручивай себя». Он один знал, как мнительно её куриное сердце.

Дорога повернула в Верхнюю Цементную слободку, и они оказались среди оранжевато-бежевых домов. На улице никого, шторы на окнах задёрнуты, калитки заперты. Везде царит такое запустение, словно этого места век не касалась человеческая рука. На крышах растут лишайники, шифер крошится, водостоки не чистили с зимы. В воздухе витает лёгкий запах гнили.

Из-за белых мазаных сарайчиков вдруг донёсся лай собак. Неприятный, визгливый, истеричный. Лиза попятилась, Дима, напротив, вышел чуть вперёд осмотреть кусты, а Гриша нагнулся и поднял с земли крупный камень.

— Ты чего? — одёрнул его Лёша. — На камень они и кинутся. — Как волонтёр одного из московских приютов, он, конечно, не мог промолчать. — Не пугай животных, и они тебя не тронут.

Гриша камень из рук не выпустил. Другое дело, если бы нагоняй устроил его обожаемый Дима, а так… «Интересно, — усмехнулась про себя Лиза, — в тот год, когда мы играли в отношения на расстоянии, кому Дима отправил больше сообщений: мне или Грише?» Ей горько было думать, что Дима никогда не ценил её больше, чем друга. Да и ценил ли вообще?

Из ближайшего куста выскочил тощий бурый пёс. Поводил трясущейся головой из стороны в сторону, будто запоминая гостей слободки, потом взвизгнул, дёрнулся — его тонкие, как счётные палочки, лапы пробуксовали на бетонной крошке, — и рванул в сторону шоссе. «На доклад спешит», — от собственной абсурдной мысли Лиза чуть повеселела.

— Больной, кажется, — заметил Лёша. — Испугался нас…

Лизе стало неприятно, что к словам её друга не прислушались. Разве так сложно выкинуть камень? От неё Лёша всегда требует большего: будь добрее, не завидуй, думай о внутреннем мире, а не о внешнем, не считай себя лучше других… И со словами «Ну всё!» она выдернула из руки Гриши этот глупый камень и отшвырнула на обочину.

— Блин, больно! — вскрикнул Гриша и поднёс к лицу ладонь. На месте линии жизни появилась глубокая царапина, проступила кровь.

— Ой, прости!

Такого она не ожидала. Да, порой Гриша раздражал её своей незначительностью, тусклыми каштановыми волосами, бесформенным телом. Хотелось прикрикнуть: «Соберись! Будь как другие парни! Чтоб я смотрела на тебя с желанием, а не жалостью», но это были как раз те мысли, за которые её ругал Лёша. И конечно же, вредить Грише она не собиралась.

Однако царапина появилась ясно по чьей вине. Лиза вжала голову в плечи, ожидая, что её заклюют. «От тебя одни проблемы», — в мысли вклинился мамин голос. Вряд ли Маша удержится от подколов, а Дима будет недоволен, ведь его подопечный пострадал. На правах её бывшего скажет: вот, мол, из-за подобных выходок мы с тобой больше не вместе. К счастью, все промолчали, и Лиза расслабилась: «Люди вообще относятся к тебе лучше, чем ты заслуживаешь».

Пока Гриша, морща веснушчатый нос, пытался зажать кулак так, чтобы остановилась кровь и ни капли не попало на футболку, к ним подошла какая-то светлая фигура. Обернувшись, Лиза увидела девушку в лёгком белом платье до пят и оторопела: в прошлые разы они не встречали в слободке ни души и шутили даже, что это посёлок-призрак.

— Вижу, вам нужна помощь, — сказала незнакомка. — У меня есть, чем перевязать. Идёмте.

Все промолчали, насторожённые. Лиза окинула девушку оценивающим взглядом. Под свободно сидящим платьем была видна женственная фигура — песочные часы. Взгляд притягивали волнистые, медного цвета волосы незнакомки, тёмно-карие глаза. Но больше всего поражали безупречно правильные черты, словно у первой женщины на Земле. Такое лицо легко было полюбить и столь же легко — не узнать, увидев во второй раз. Она не надела украшений, даже самых скромных, но аккуратные уши, выступающие ключицы странным образом бросались в глаза — её природные серьги и ожерелье. Незнакомка одновременно казалась всеми женщинами на свете и ни одной из них.

— Мне вовсе не сложно, — настаивала она.

— Я за, — поддержал Дима. — Гриш, что думаешь? А то пикник впереди…

«Диме понравилась девушка? — Лиза толком не знала, почему об этом думает. — Ну ясно, понравилась. Сейчас парни начнут друг с другом тягаться, и лучше им не мешать, а то скажут, что я всю малину испортила. Пусть облажаются самостоятельно». Она перевела глаза на Лёшу и с удовлетворением получила ответный взгляд. В этой зелёной заводи плавалось спокойнее. Смотрела бы и смотрела.

Тем временем незнакомка обратилась лично к ней:

— Пойдём, дом недалеко, и там есть всё, что нужно.

Лиза была не прочь посмотреть, как выглядит слободка изнутри, а кроме того, чувствовала себя виноватой перед Гришей, потому согласилась. Однако просьба пришла не по адресу: Дима, Влад вызвались бы охотнее. «Какое слабое у неё чутьё, разве не видит, сколько помощничков пропадает?»

Девушка повела их во внутренний двор по тропинке между двухэтажками — самыми большими домами в слободке. На подоле её платья блестели белые, вышитые гладью цветы, и дорожная пыль не садилась на них. «Идёт так уверенно, — подумала Лиза, и следом появилась вторая мысль, будто бы чужая: — Она тут хозяйка, хозяйка этой слободки».

Воздух стал более душным и влажным, будто они вошли в теплицу, а вдоль тропинки росла слишком уж зелёная, не пожелтевшая на солнце трава. Встречались чёрные участки, где кто-то жёг корзинку с зерном, кусочки хлеба, муку, обрывок простыни. В другом месте лежал бокал с несколькими каплями вина. Ещё дальше — отвратительного вида кишки, которые, возможно, и привлекали собак. Остальное, видимо, поглотил огонь. Непонятно: были ли то странные подношения или проделки туристов.

Они обогнули несколько построек и подошли к небольшому дому из ракушечника с двухскатной крышей. Стены были сложены из неровных камней со сколотыми углами. «С раскопок, что ли, натаскали?» — улыбнулась Лиза. Окна бликовали в лучах заката, коричневые рамы облупились, как и тёмная дверь, на крыльце не хватало перил. Здесь мог жить кто угодно, только не это изящное создание с глубокими карими глазами. «Если… нет, когда у меня будет своя квартира или дом, всё в ней будет говорить обо мне. — решила Лиза. — О моём вкусе и благополучии».

Новая знакомая неспешно отперла дверь и жестом пригласила их внутрь. Жилище выглядело крохотным: один вход, два окна. Разве может здесь скрываться опасность?

Дом состоял из единственной комнаты, и когда Лиза с Гришей проследовали за хозяйкой, остальные, чтобы не тесниться, остались снаружи. Оказавшись совсем близко от девушки в белом, Лиза почувствовала сладкий запах, исходящий от её волос. «Надеюсь, мои духи не такие приторные», — она мысленно сделала пометку «спросить у младшего брата».

Обстановка дома выглядела какой-то неправильной. На кровать у стены нельзя было лечь, потому что подход к ней перекрывал письменный стол. Перед шкафом, блокируя дверцы, стоял стул. На столике у окна, покрытый лохмотьями пыли, валялся клубок украшений и прочей мелочёвки. Судя по тусклым золотым отблескам, среди безделушек могло оказаться что-то ценное. На углу лежал увесистый гребень, расцвеченный короной крошечных алых камешков. Красивый. Лиза невольно подалась к нему, хотя её тёмно-русые гладкие волосы, едва достающие до плеч, не удержали бы такую ношу.

— Возьми бинт. — Голос хозяйки привёл её в чувства.

Лиза с трудом оторвала взгляд от украшений и сосредоточила внимание на белом свёртке на другом конце столика. Она подошла, разделалась с аптечной упаковкой и, подозвав Гришу, стала неумело заматывать ему ладонь. Чувство вины поутихло, и теперь нежностей он не дождётся. Подумаешь, царапина! Парень, способный ей понравиться, обошёлся бы без бинтов.

Её любопытство поиссякло, и пора было уходить из этого странного места. «Ни холодильника, ни плиты… — Лиза поглядывала по сторонам и потому перебинтовала Гришу так, что бедняга не мог согнуть пальцы. — А запах нежилой, как в пустом гараже или лодочном сарае».

Хозяйка взяла со стола гребень и начала расхаживать по комнате, расчёсывая волосы. Лиза заволновалась: «Неужели заметила, что я положила на него глаз?» — и сказала:

— Большое спасибо за помощь, мы пойдём.

Гриша рванул к двери, будто давно ждал команды.

— Да, конечно, можете уйти… — Хозяйка посторонилась, пропуская его к выходу, а затем обратилась к Лизе: — но разве ты не хочешь взять что-нибудь на память?

— Чт…чего?

— Выбирай.

Лиза инстинктивно повернулась к столику: брать она, само собой, ничего не станет, но раз предлагают, то можно хотя бы полюбоваться ожерельями, и браслетами, и поясом с резной бляшкой, и крупными булавками, которыми закалывают плащи, и… Как эти штуки называются? Должно быть, стоят больше дома, даже если камешки поддельные. Пока она любовалась украшениями, хозяйка подошла со спины и сунула что-то холодное ей в кулак.

Лиза поднесла руку к лицу и ахнула, увидев золотую монету с шестью насечками в форме цветка. Толстенькая, с неровными краями, отчеканенная старым способом, каким владели древние народы. На ладони ощущалась приятная тяжесть.

Пока Лиза недоумевала, щёлкнул замок. Она вздрогнула, как от взрыва петарды. Гриша успел выскользнуть на улицу, хозяйка исчезла, комната была пуста.

Лиза подбежала к двери, ухватилась за дверную ручку двумя руками, но та, очевидно, заклинила. «Глупо, как глупо, — паника пока была безмолвной, хотя уже хотелось кричать что есть мочи. — Вдруг это аферистка, скажет потом: я её вещички украла».

Послышался глухой удар по двери, и Лиза перебежала к окну: это Дима ломился снаружи, напирая на доски плечом. Друзья поняли: она в беде. Лиза открыла узкую форточку, в которую можно было просунуть разве что руку, и услышала их восклицания.

— Всё в порядке?! — На красноватых щеках Лёши уже ходили желваки. — Что стряслось?

— Она с вами?! — закричала Лиза. — Пусть сейчас же откроет!

— Как это с нами? — отозвалась Маша. — Никто, кроме Гриши, не выходил.

Лиза прижалась к окну спиной, распласталась по стеклу, чувствуя себя наколотой на булавку бабочкой. Взгляд её бегал по комнате. Не было ни других дверей, ни лестницы на чердак — только люк в полу, но вряд ли хозяйка успела за пару секунд соскользнуть в погреб.

— Можешь открыть окно? — Слова Лёши вернули Лизе самообладание.

Она подёргала за латунные ручки, затем попробовала пошатать оконные рамы, но дерево сидело крепко. Только ноготь сломала.

— Не могу!

Она прошлась по комнате: заглянула под кровать, в шкаф. Везде пусто, будто в доме никто не живёт.

— Куда ж эта… — пробормотала Лиза себе под нос, и следом в голове появилась странная, чужая мысль: — «Хозяйка где-то под домом». — Ладони стали липкими от страха, и она сунула влажную монету в свою маленькую сумочку на цепочке.

— В подвале посмотри! — крикнула Маша.

И Лиза не сомневалась, что подруга так бы и сделала. Мало того: нашла бы хозяйку, зажала в углу, отвела душу. Маша не боялась ничего, кроме чужой жалости, и надеялась только на себя. Как ни странно, из-за этого они год назад и рассорились.

В тот роковой для их дружбы день Лиза впервые пришла к Маше на ночёвку. Она уже бывала в квартире пару раз, но только днём, когда Машиных родителей не было дома. В прихожей подруга сказала, как бы между прочим: «Иногда дядя Петя некрасиво шутит». Лиза тогда не поняла, к чему она клонит: «Ты же говорила, папа с мамой на работе». Подруга кивнула: «Да, мама на смене, а отчим должен вернуться к полуночи, но к тому времени мы уже уйдём в комнату».

Они расположились на кухне. Обои у двери сильно обтрепались: похоже, домашние, проходя мимо, цепляли угол плечом. Самое истёртое место было заклеено газетами. Другие стены покрывал фартук из бледно-жёлтой плитки, вымытой до блеска. Дверцы белых шкафчиков искрошились на торцах. Над чистой раковиной висела связка красного ялтинского лука. Между холодильником и кухонной тумбой было втиснуто несколько противней. Ещё один, накрытый фольгой, источающий божественный тёплый аромат, стоял на плите.

Поначалу всё шло отлично. Лиза быстро расслабилась и сумела высказаться: объяснить, почему, как ей кажется, Дима вытер об неё ноги и этого никогда нельзя будет простить. Поплакала даже. Маша подавала с противеня горячие сырные палочки, которые испекла специально для посиделок, и вроде бы сочувствовала.

Лиза уже забыла: то ли они засиделись за полночь, то ли Машин отчим нагрянул раньше. Звонок в дверь застал их врасплох.

— Блин, так и знала! — воскликнула подруга, сгребла оставшееся печенье в фольгу и выкинула в мусорку.

Звонок прозвучал во второй раз. Послышалось шуршание ключа, но пришедшему не удавалось справиться с дверью. Маша поплелась открывать, и как только мужчина вошёл в квартиру, Лиза почуяла запах алкоголя. Из-за маминых ухажёров она определяла его с лёту. Надежда, что Машин отчим закроется в большой комнате, сразу не оправдалась. По тому, как засуетилась подруга, доставая из холодильника еду, стало ясно: он направится в кухню.

— На те! Идёшь домой, думаешь, тут одна шлюха, а их две! — Он привалился к дверному косяку, перегородив проход.

Лиза начала понимать, что значит «некрасиво шутит». Не обращая внимания на его выпад, Маша крутилась у плиты. Подруга прервалась на секунду, дёрнула Лизу за плечо, очевидно, чтобы выставить её вон из кухни. Кое-как, задержав дыхание, дрожа, она протиснулась мимо грузного лысого мужчины.

— Идёшь, будто тебя раскорячили, — сказал он, когда Лиза уже неслась в Машину комнату.

Хотя она закрылась, трёхэтажная ругань с кухни слышалась отчётливо. Теперь казалось, запах алкоголя сочится из стен, им пропитана мебель, покрывало, одежда, и с помощью волшебной выпечки подруга лишь недолго могла держать его в узде.

Лиза села на стул, приставленный к кровати, и замерла. Маша прислуживала за ужином, а отчим крыл её даже с набитым ртом и, судя по перепалке, подливал себе ещё. Подруга просила перестать и, похоже, уронила бутылку. «Или разбила… специально?!» — Лиза похолодела от ужаса. Завязалась возня, потом послышался звонкий шлепок. Наступила тишина.

«Неужели ударил?» — испугалась Лиза и, недолго думая, схватила телефон и позвонила в полицию. Оператор ответил быстро. Она затараторила, готовая расплакаться:

— Здравствуйте, приезжайте, пожалуйста, на Будённого…

Лиза совсем забыла об убойной слышимости, потому, когда дядя Петя одним резким движением сорвал дверь с щеколды, слова застряли у неё в горле.

— Какого хера ты делаешь?

Она пробормотала только: «Хочу домой», и бросилась прочь, как мокрая кошка. Кое-как прорвалась к выходу, глянула на красную Машину щёку, сухие жёсткие глаза, выбежала в подъезд и дальше наперерез через ночной двор, не оглядываясь.

Однако худшее случилось наутро: Лиза рассказала о произошедшем друзьям, свято веря, что в их компании принято делиться всем. Маша, когда узнала, вызвала на разговор: «По-твоему я виновата, что отчим пьёт?» Лиза сперва не поняла вопроса. «Нет? И всё же ты решила меня наказать». Лиза стала оправдываться, но впустую. «Влад отвёл меня в сторону, сказал: зови, если будет плохо». «Вот! — обрадовалась Лиза. — Ты ему нравишься». Маша скривилась: «Ты всё испортила. Не только Дима умеет вытирать об людей ноги».

А через неделю двор потрясла другая история: как Лиза провела ночь на улице, когда к матери пришёл любовник. Откуда взялась сплетня, догадаться было нетрудно: Маша рассказала. Хотя подруга могла бы ранить Лизу и больнее: стоило лишь рассказать Владу или Грише, как нагноилась у бедняжки любовная рана. Через двоюродного брата или друга отголоски желчных признаний докатились бы до Димы, и от стыда Лиза провалилась бы в керченские катакомбы. Думала бы, думала, думала, что Дима узнал о её страданиях и остался доволен собой. Однако Маша сжалилась и не проговорилась. Позже они обменялись извинениями, но доверие так и не вернулось. Лиза скучала по прежней дружбе.

Теперь же Маша, не прощавшая слабости ни себе, ни другим, кричала ей, забившейся в угол чужого дома:

— Посмотри в подвале, хорош трусить!

И Лиза почувствовала, что не сможет попросить друзей вызвать полицию, разбить окно или выломать дверь. Это значило бы испортить всем вечер, к тому же, посвящённый Диме. У неё едва ли было такое право.

Лёша указал пальцем себе под ноги и сообщил:

— Внизу есть окно в подвал. Открывается изнутри. Ты бы пролезла, ты худенькая, но я не знаю…

— А какие ещё у неё варианты? — хмыкнула Маша.

— Ладно, — буркнула Лиза. — Ладно!

Она подошла к люку в полу, подобрала рукой подол платья и присела на корточки. Деревянная крышка была совершенно гладкой: ни ручки, ни кольца, ни выемки. И как хозяйка так быстро исчезла?

Лиза сломала второй ноготь, прежде чем лаз всё-таки открылся. Повеяло густым сладковатым ароматом с ноткой плесени и сырости. «Картошка гниёт, — успокоила себя она. — Надеюсь, самое ужасное, что меня ждёт, — заваленный хламом подвал». Правда, ни мешков с картошкой, ни других съестных припасов или закаток видно не было.

— Эй! Вы где? — позвала она. Вопрос остался без ответа. «Откуда мне знать, что их внизу не сорок? Я ничего не знаю об этом месте. Ничего!»

В противоположность Маше, Лиза предпочитала опираться не на внутренние силы, а на других людей. Ей нравилось вызывать у окружающих любовь и зависть. Нравилось напитываться восхищёнными взглядами. Попади в ловушку ещё хотя бы один человек, даже Дима, и ей не пришлось бы идти в подвал первой. Но что уж поделаешь.

Деревянная крышка открылась с большим трудом: из-за удерживающей её ржавой пружины. Лиза нехотя свесила в проём обе ноги и нащупала перекладину стремянки. В груди закручивался смерч беспомощности и злобы. Лиза не стремилась познать собственную натуру: кто знает, на что способен человек, если его загнали в тупик? Вон, Лёша вечно погружён во внутренний мир и много ли счастья он обрёл?

Она перенесла вес на стремянку и спустилась на несколько ступенек вниз. Краем глаза заметила что-то белое на уровне пола и когда стала поворачиваться, чтобы это рассмотреть, крышка захлопнулась, больно ударив по темечку. Лиза попыталась приподнять её снова, но пружина больше не поддавалась. Может, то была уже не пружина, а окаменелая ископаемая многоножка. Вторая многоножка ползала вдоль позвоночника, или это просто был страх?

«Что я делаю?» Боясь, не нападёт ли кто-нибудь со спины, Лиза стала спускаться по стремянке как можно быстрее. Ладони, влажные от страха, скользили по деревяшкам. «Сейчас упаду!» — Она испугалась, что свалится на пол или на что-то ещё, пахнущее гнилой картошкой.

Кажется, где-то рядом текла подземная река. Из глубины подвала доносилось журчание.

Когда Лиза ступила на землю, с головы до пят её окутал влажный, приторно-сладкий воздух. Она достала телефон, включила «фонарик», чтобы осмотреться. И неважно, что заряд батареи начал быстро уменьшаться, приближая миг, когда она останется в темноте и без связи. Свет дарил ложное ощущение безопасности.

Пустая комнатушка два на два метра с глиняными стенами освещалась также продолговатой форточкой под потолком. Правда, большая часть окна находилась в соседнем помещении, отделённом перегородкой. За стеклом появилось Лёшино лицо, и он жестом указал, что надо попасть в другую комнату.

«Что-то не так с этим подвалом, — подумала Лиза. — Почему он больше самого дома?» На трясущихся ногах она вошла в узкий наклонный коридор, ведущий, кажется, вдоль боковой стены куда-то за пределы здания. В темноту.

Пол здесь странно пружинил. Словно идёшь по губке для мытья посуды. «Или это всё-таки картошка… Гнилое картофельное пюре».

Она освещала себе путь телефоном и твердила, что оборачиваться не станет: «Ищи выход, не отвлекайся». Понимала: стоит дать мыслям волю, и до истерики недалеко. Однако полностью отрешиться от ощущений не получилось. Послышались слова, от которых встали дыбом волоски на руках:

— Сюда-а, Ли-иза.

Живот болезненно скрутило, и она стояла, замерев, пока не поняла, что исковерканный эхом голос ей хорошо знаком: это Лёша пытался вывести её к окну. Лиза пошла на звук своего имени. Меж тем сладкий запах усилился.

Коридор привёл её в большой зал, где воздух был влажным, слышался далёкий шум подземной реки, и в глубине высилась белая массивная каменная арка. Высвечивая телефоном пустой проём, Лиза попятилась, налетела спиной на стену и продолжила путь, уже боком. Сперва она не хотела замечать, что пальцев ног касается что-то мягкое, словно идёшь по отсыревшим листьям.

Она направила луч «фонарика» на свои ноги и едва не уронила телефон: земляной пол покрывали цветы. Дикие нарциссы со светло-жёлтыми сердцевинками и шестью острыми, узкими лепестками. Белые бутоны раскрылись так, будто стояло полуденное солнце.

Ненадолго забыв о страхе, Лиза присела на корточки, чтобы их рассмотреть: листьев под лепестками не нашла, стебли были короткими, как у фиалок, кое-где торчали коричневые корни, идущие от цветка к цветку, словно грибница. И вот ещё странность: бутоны, на которые падал свет, начали закрываться.

Лизу пробрало до дрожи: «Чем же надо поливать цветы, чтобы они цвели в темноте?» Хотя она всегда верила, что мир не объяснить только наукой, одно дело верить, другое — вдыхать этот сладкий удушающий запах, чувствовать, как лепестки касаются пальцев ног, и изо всех сил стараться не лишиться чувств от страха.

Лиза, всё ещё сидя на корточках, разобрала за шумом воды тихий многоголосый шёпот, стелящийся по полу. Это был точно не Лёша. Голоса твердили короткие слова, в которых повторялось «-на», «-на», «-на»… Точнее Лизе различить не удавалось.

Она снова перевела «фонарик» на арку, и на этот раз та оказалась не пустой.

Там, увязнув в грибнице по пояс, стояла хозяйка слободки. Похожая на статую, неподвижная, неживая. Как долго она наблюдает?

Лиза подскочила, бросилась в сторону второго коридора, ведущего к окну. Теперь она поняла, что за странное белое пятно видела со стремянки — торчащее из пола лицо хозяйки.

Двигаться вперёд всё-таки было лучше, чем назад. Она вела рукой по стене, хотя та местами поросла паутиной — пауки сейчас пугали её меньше всего. Как вдруг пальцы провалились в дыру. Лиза покачнулась, но удержала равновесие. В этом месте обнаружилась глубокая горизонтальная ниша. К счастью, пустая. Неспроста, ох, неспроста, она была длиной в человеческий рост. Чтобы спать или хоронить? Спать или хоронить, спать или хоронить…

Лиза-Элли мчалась через маковое поле. Притормозила лишь, чтобы свернуть налево, куда звал Лёшин голос. И хотя обещала себе не оборачиваться, напоследок посмотрела за спину. Хозяйка слободки, теперь показавшаяся в полный рост, следила за ней из арки с каменной улыбкой. Хозяйка покачнула головой, будто спрашивая: «Ну как тебе тут? Понравилось?» Лизу, ошалелую от страха, дёрнул злой, бесконтрольный импульс — левая рука как бы сама собой поднялась, отогнулся средний палец. Показав «фак», она почувствовала себя лучше. Однако ужас толкал её прочь. Лиза проскочила коридор, ввалилась в маленькую квадратную комнату, почти такую же, как та первая, подвальная. Носком ноги зацепилась за тряпку. На полу лежали груды потрёпанной, выгоревшей женской одежды. В иных обстоятельствах Лизу возмутило бы такое отношение к гардеробу, но сейчас все мысли сосредоточились на окне. Она дёрнула за ручку, распахнула форточку. На волосы посыпалась труха, пахнул ветер.

— Слава богу. — Судя по тону Лёши, наверху все тоже перенервничали.

— Дай я, — сказал Дима, взял её за запястья, приподнял, подтянул.

Едва оттолкнувшись от земли, Лиза инстинктивно поджала ноги, чтобы никто не схватил снизу. По щиколоткам полоснул холодок. Стукнувшись о раму коленками, она повалилась в чёрную траву. Дима встал рядом, тяжело дыша. Лиза с интересом посмотрела на его лоб, на котором от напряжения заиграли морщины, и отметила: впервые за сегодня он проявил к ней какие-то эмоции. И впервые с расставания тоже, если так считать. Ужас от пережитого в подвале был пока свежим, а страх перед общением с Димой глубоко укоренился в её сердце. И что за цветы способны вырасти на такой почве?

Она взглянула на свои руки: на пальцах остался липкий чёрно-серый порошок. «Наверное, грязь из ниши». Лиза начала тереть ладонью о ладонь со всё возрастающей паникой. Что, если в грязи есть споры?

Остальным уже, должно быть, стало заметно её странное поведение. Лёша, со своим обычным хмурым выражением на лице, открыл пакет, который нёс из супермаркета, и достал бутылку воды.

— Дай сюда руки. — Бросив пакет на землю, он лил ей на ладони газировку, а второй рукой бережно оттирал грязь.

— Какой ты нежный, — не сдержалась она. — Даже мамочка обо мне так не заботится.

— Знаю.

Вот же блин! Обернул шутку в разговор о её ветренной матери. От Лёшиной понятливости порой делалось больно. Друг словно жил у неё в голове: умел залечить сердце как никто другой, но мог и ранить, если б только захотел.

— Пойдёмте скорее, — обратилась она к компании. — Здесь жутко.

Друзья послушались, но шли медленно, то и дело набрасываясь на неё с вопросами. Лиза ответила не раньше, чем Дом подземных цветов скрылся из виду. Тогда она нашла в себе силы говорить:

— Я думала, в подвале гнилью пахнет, сладко так… а это цветы.

Потом ей, конечно, пришлось рассказать всё по порядку.

— А девушку ты нашла? — уточнил Лёша.

Лиза покачала головой: не понравилась ей улыбка хозяйки, не хотелось о произошедшем говорить.

— Она ничё такая, — сказал Влад. — Красивая. — Маша громко фыркнула, в её лице промелькнула тень уязвлённой гордости, и Лиза задалась вопросом: неужели детское увлечение Владом ещё живо? Как жаль, что она потеряла Машину дружбу, а вместе с тем и право лезть в душу.

— Для тебя, может, девушка и норм, а для нас старовата, — возразил двоюродному брату Дима и подмигнул: — Да, Гриш?

Лиза едва не рассмеялась: подражая Владу, её бывший мог, конечно, строить из себя обольстителя, но, зная, как хаотичны и непоследовательны Димины ухаживания, легко было предположить: с девушками у него ни до, ни после неё не клеилось и дома, в Казани, его никто не ждёт. По крайней мере, ей нравилось так думать.

— Я так и не понял, сколько ей лет, — продолжил Влад. — То ли двадцать, то ли сорок. Она, наверное, из тех, кто почти не стареет.

— Может, слободка — как консервная банка? — усмехнулась Маша. — Здесь годами ничего не меняется. У местных на головах, может, Керченский мост построят, а они и не заметят.

— Думаешь, мост тут будет? — удивился Дима.

— Пока неизвестно. Слухи.

Лиза хотела бы оказаться в безопасности бабушкиной квартиры, но идти обратно через посёлок была сейчас неспособна. Она решила подстроиться под окружающих и притвориться, будто с ней всё в порядке.

За Цементной слободкой дорога изгибалась вправо и шла параллельно морю. От обрыва её отделял поросший редким сухостоем пустырь, где в светлое время суток паслись козы и лошади, а в тёмное — останавливались с палаткой приблудившиеся туристы. Оползни год за годом грызли его по краю, но никак не могли проглотить целиком. Земля крошилась, будто песочное тесто.

Море лежало за обрывом огромной тёмной глыбой, и поверхность его казалась выпуклой линзой, которая, приближая звёзды, вбирает их холодный свет. К утру вода успеет остынуть.

— Ищите место для костра, — скомандовал Лёша.

Лиза шла по высокой траве, пришибленная, без конца думая о пустой нише в подвале и странной грязи, смытой с пальцев. В душе плескалась мутная вода, не было настроения ни веселиться, ни шуметь. К тому же вечер выдался на редкость тихий. Казалось, волны отхлынули от берега Крыма и устремились к Тамани по ту сторону пролива.

Скоро она набрела на старое пепелище и окликнула друзей:

— Нашла! Давайте тут сядем.

Кто-то уже жёг здесь костёр: трава была выдернута, в золе виднелись угольки, а вокруг прогалины, словно на языческом капище, лежали валуны. Камней как раз хватало, чтобы все могли рассесться. Лёша нашёл рядом кирпичи, умело, как и полагается будущему геологу, не раз ездившему в экспедиции от университета, соорудил импровизированный мангал и начал колдовать над огнём. Лиза следила за ним, заворожённая. Вдруг её локтя коснулся Дима.

— Лиза, садись сюда. — Он уже расположился на одном из камней и смотрел на неё снизу вверх. Предлагал место подле себя. От прикосновения, обращения, взгляда, таких мягких, Лизу прошиб холодный пот. Её болезненная реакция на бывшего мало чем отличалась от обычного страха. Пугал даже не Дима, а чувство, что она теряет контроль над собственными эмоциями.

— Спасибо, но я уже выбрала, куда сяду. — Она перешла на противоположную сторону от костра, встала за Лёшей. И так, чтобы видеть слободку.

Она взяла с земли пакет и выдала каждому из компании по жирной, лоснящейся сардельке, и, наколов их на веточки, все склонились над костром. Вскоре запахло мясным соком, и это было куда приятнее, чем сладкий аромат подземных цветов.

— Гляньте! — Маша махнула рукой в сторону бледно-оранжевого дома с треугольной крышей, ближайшего к ним. — Кусты светятся, офигеть как. Светляков полно, — она привстала.

— Не ходи, — предостерёг Лёша.

— Почему?

— Видишь, как они светятся? Один, а рядом второй. Один и второй. Это глаза мертвецов из земли смотрят.

— Тю блин! — вскрикнула Маша, когда её сарделька, соскользнув, упала в огонь. Лиза передала ей другую.

Лёша только пожал плечами:

— Мне так брат в детстве говорил.

«Это Слава-то, самоубийца? — Лиза поёжилась. — Нашёл кого вспомнить». Она терпеть не могла, когда друг ставил брата в пример. Разве можно верить на слово человеку, который так кончил? Всё равно что слушать, как её мать рассуждает о семейном счастье.

Какое-то время слышалось только похрустывание одноразовых тарелок из дешёвого пластика и шум прибоя. Лиза, сидевшая спиной к морю, с тревогой смотрела на дома слободки. Чтобы отвлечься, она представила друзей в виде бумажных кукол и мысленно стала подбирать одежду, которая выразила бы их характер.

Диму мало красила чёрная футболка с надписью Scorpions и шорты выше колена. Другое дело — образ ковбоя. Ему бы пошла свободная клетчатая рубашка с подвёрнутыми до локтей рукавами, узкие светлые джинсы, фетровая шляпа. Одежда, подчёркивающая его порывистость, отвагу, склонность к риску. Впрочем, эти качества Лиза видела в нём раньше — влюблёнными глазами, теперь же обида превратила все достоинства в один большой недостаток: ненадёжность. Ковбойской шляпой удобно махать, когда, спасаясь от ответственности, скачешь за горизонт.

Лёшу смешно было представлять в сутане с белым воротничком. В таком образе его «проповеди» звучали бы внушительно, но не слишком. В шуршании подола слышалась бы ироничная нотка. И Лиза перестала бы гадать, почему он не добивается её как девушки — это всё чёртов обет безбрачия! А так ей приходилось мириться с ролью подруги. Без объяснения причин.

Влад интересовал её меньше. С его долговязым, жилистым телом бегуна, смуглым скуластым лицом не стоило снимать спортивную форму. Ничто другое не подходило ему лучше…

Гришу же было тяжело представить в другой одежде, ведь он никогда не старался выглядеть элегантно и легко надевал самые абсурдные костюмы, если находил повод. Лиза изо всех сил пыталась думать о бумажных куклах, но мысли разбегались по углам, как тараканы, и в голове становилось просторно и звеняще, пустоту заполняла тревога, и вот уже Лиза, содрогаясь с головы до ног, во все глаза смотрела на слободку, а в ушах стоял шум подземной реки.

— Мне до сих пор не по себе, — призналась она, прервав неспешный разговор друзей, который с самого начала не слушала. — Может, клин клином выбьем? Лёша мне одну страшилку рассказывал… Расскажешь ещё раз?

Они обменялись взглядами. Лиза уже заволновалась, что сболтнула доверенный ей секрет, как в случае с Машей, но друг, судя по его спокойной, грустной улыбке, не обиделся. Лёша многое спускал ей с рук.

Он отложил надкушенную сардельку на тарелку и придвинулся ближе к огню, чтобы даже тем, кто сидел напротив, было слышно:

— Ладно, расскажу, но это не страшилка. Чистая правда. Это произошло с моим дядей, когда он поехал в путешествие по местам, откуда родом наша семья: Ленинградской области и Карелии.

Подбирая слова, Лёша крутил намотанные на запястье чётки.

— В Петрозаводске есть одно странное место. Холм, который местные называют курганом. Хотя вряд ли там кто-то похоронен. На вершине — горнолыжная база. У подножия течёт, бурлится река. Вода в ней цвета вишнёвого сока.

— О, сгущаешь краски! — усмехнулась Маша.

— Рассказываю, как было. Верить или нет — уже ваше дело. Так вот, через эту реку переброшен деревянный мост. От него лыжная трасса поднимается на холм. В июле трасса становится грунтовой дорогой, присыпанной опилками.

Дядя оказался у реки незадолго до темноты и к тому же один: заблудился в окрестностях кургана, а встречная женщина подсказала, что за холмом есть троллейбусная остановка.

У моста дядя остановился, глянул на алую воду. В реке, помимо луны, отражались светящиеся круги. Два дрожащих пятна. На разном уровне, не похоже на фары автомобиля. Лучи шли откуда-то с противоположного берега.

Он решил, что кто-то поставил палатку у воды, и в сторону реки бьёт свет их фонарей. Не обратил на пятна особого внимания и пошёл по грунтовой дороге.

Опилки шуршали под ногами, дул ветер, и всё бы ничего, но по левую руку, среди деревьев, мелькал тот самый свет. Сперва дядя подумал, что ещё недостаточно отошёл от реки, потому кажется, будто блуждающие огни следуют за ним по пятам.

Но чем выше он поднимался, тем ближе становилось свечение, и у него расшалились нервы. Дядя ускорился, однако лесополоса никак не кончалась, а подъём становился всё тяжелее. Он хотел выйти к базе, где, как ему казалось, было безопаснее, но за пару метров до цели из-за сосен и ёлок появился ослепляющий свет.

Дядя мало что запомнил: лишь как похолодело в груди, а дыхание стало выходить изо рта облачками пара. И это в июле!

Когда он наконец выбрался к остановке, прошло уже трое суток. Друзья организовали поиски и даже поднимались на курган, но не нашли там и следа. Сам дядя мог рассказать только, как прислонился к дереву, пытаясь противиться холоду, и сполз по стволу на землю…

— И всё? — спросила Маша. — Больше ничего не помнит?

— Ничего.

Лёша замолчал, о чём-то задумавшись, и кое-кто даже решил вернуться к еде, когда он добавил:

— Но дядя умер через два месяца. Сердце и лёгкие одновременно отказали.

— Спился?

— Логично, но нет. Он трезвенником был. У нас в семье все до тошноты принципиальные.

Лёша снова умолк. Трое из компании уже жевали сардельки, а Маша пошла к общему пакету с продуктами — раздать пончики, которые сама испекла, но Лиза всё ещё смотрела на друга, ведь знала: он не закончил. В этот раз история звучала немного иначе: раньше он не упоминал, что фонарей было два. «И сейчас чего-то недоговаривает».

— Нет, он не пил, — повторил Лёша. — Но в последние месяцы видел огни во сне. И за окном.

Тишина после его слов держалась ещё несколько минут: никто не решался заговорить, но главное — о хозяйке слободки Лиза и правда на время забыла.

Потом инициативу в разговоре перехватил Дима: отвечал на вопросы о жизни в Казани, шутил, жаловался, как скучал по Керчи и всему, что ему здесь дорого, и при этих словах выразительно смотрел на Лизу. Всё её нутро извивалось, как потревоженная гадюка.

Наконец, костёр стал угасать. Перед тем как всем отправиться домой, Маша предложила освежиться в море. Пока парни заливали угли, Лиза подошла к краю обрыва и с опаской осмотрела уступы. Даже днём желающих искупаться в районе Бочарки было немного (в основном сюда ходили слободчане и жители ближайших городских кварталов). Ночью же пляж выглядел враждебно. В свете луны проступали блестящие от воды камни. Морская пена казалась крошевом из стекла.

Когда они гурьбой спустились по тропинке, оказалось, желание купаться есть лишь у Маши и Лёши — в их глазах ещё пылали отблески костра. Подруга отдала Владу телефон и, высоко подвернув шорты, вошла в воду. Первая же волна окатила её по пояс. Лизу покоробило от мысли, что и она могла попасть в нелепое положение. Машу же мокрая одежда только смешила.

Лёша тоже приблизился к воде. Сделав пару шагов вслед за ним, Лиза перепачкала в песке босоножки. Друг сунул ей в руки свою одежду.

— Уверен, что стоит?

— Да я ж пешочком, как Иисус.

— Очень смешно.

Шутить вот так, а в душе относиться к религии серьёзно — в этом был весь Лёша. Его ирония работала шиворот-навыворот — показывала, на что в жизни ему не наплевать.

Кое-как, поскальзываясь на водорослях, друг преодолел полосу камней. Со спины он походил на обломок скалы, который из-за оптической иллюзии плывёт по волнам. Взгляд его устремился туда, где кончалась лунная дорожка.

Зайдя в море метров на пятнадцать, Лёша вдруг остановился, резко дёрнул плечом, развернулся. Что-то случилось. Друг пошёл обратно к берегу. Лиза не сразу поняла, что он даже не идёт, а пытается бежать, выбрасывая колени над водой. А когда поняла, Лёша поскользнулся на камне, упал, и волны шумно разошлись под его телом.

Лиза пихнула одежду друга Диме, сбросила босоножки и побежала по камням. Вымокший подол платья сразу облепил лодыжки. Она добралась до Лёши, когда он уже встал, схватила его за плечи.

— Ты в порядке?

Он выдохнул облачко белого пара, тряхнул головой и глубокомысленно произнёс:

— Когда идёшь по воде, нельзя терять концентрацию. Запомни, пригодится.

— Ой, дурак…

Они направились к берегу. Лёша заметно хромал.

— Я видел, видел огни, — прошептал он ей на ухо. — Два танцующих огня, сначала вдалеке, потом ближе.

Лиза покрылась гусиной кожей, и вовсе не от прохладной воды… Друг слишком впечатлился собственными байками, вот и привиделось.

— Это же Тамань светится! — возразила она.

— Может быть.

Уже на берегу Лиза заметила кровь, струящуюся из Лёшиной коленки, и ахнула.

— Приложился о камень, ничего страшного. В чужие дома за бинтами заходить не будем.

На обратном пути, когда они покинули слободку и шли, ориентируясь на огни города вдали и прожектора у хранилищ газа, выяснилось, что на руке Гриши нет повязки. Он не мог сказать, уронил ли её возле костра, у воды или на дороге — минуту назад. Бинты словно исчезли по волшебству. К счастью, царапина уже не кровоточила.

Лёша, хотя храбрился, скоро начал отставать. Порой приходилось останавливаться, чтобы сорвать листьев и утереть ими кровь. Лиза держалась рядом. Присутствие друга дарило чувство безопасности. Ей было неважно, уйдут ли остальные далеко вперёд.

— Я должен извиниться. — Судя по тону, к Лёше вернулось шутливое настроение. — Из-за меня ты намочила платье. — И ещё он добавил тихо, заговорщицки: — Наверняка самое красивое. Сегодня ведь Дима приехал.

Лиза закатила глаза.

— А ты даже не заметил, красивое оно или нет?

Лёша помолчал пару секунд.

— Красивое. — Ей показалось, или его голос дрогнул?

— И правда, глупо вышло. За секунду до того, как сунуться в воду, я как раз думала, что ни за что бы это не сделала. — Она засмеялась над собой. Лёша тоже улыбнулся. Сейчас она вела себя, как хорошая, правильная девочка, и друг был ею доволен.

— Платью сегодня нелегко пришлось, — продолжила Лиза. — То трава, то вода, то паутина…

Говоря об этом, Лиза вспомнила про монету, которую дала хозяйка слободки, и полезла в сумочку.

— Что там у тебя? — спросил Лёша.

Она рассказала.

— Посмотри, здесь изображена голова женщины, а с другой стороны цветок.

Голова была выполнена очень искусно (прощупывалась каждая прядь волос, собранных на затылке), а цветок, напротив, схематично — шестью расходящимися лучами.

— Это не к добру, — сказал Лёша.

— Почему?

— Не люблю вещи, которые приходят сами.

— Она классная. Может, даже денег стоит. Такая тяжёлая…

— Одолжишь до завтра? — спросил друг. — Я попробую что-то разузнать.

Никому другому Лиза не доверила бы свою находку — к тому же, возможно, золотую, но Лёша, знала она, никогда не поступит ей во вред. Она без вопросов передала другу монету, и до самого дома очертания шести насечек, узких, как лепестки подземных нарциссов, стояли перед глазами, подсвеченные белым пламенем луны.