1982, или Дожить до весны

Дарья Протопопова

Роман «1982» отчасти вдохновлен антиутопией Джорджа Оруэлла, отчасти написан в полемике с ней. В последние годы цифра «1984» приобрела значение оправдавшегося пророчества. «Дожить до весны» предлагает альтернативный взгляд на жизнь в СССР и России в 1980-90-х гг.У романа три части: летняя, осенне-зимняя и весенняя – человеческие переживания уложены в нем сезонно – лето к лету, весна к весне. Содержание слегка касается обозримых краев истории – от эпохи древних греков до воображаемого 2082-го.

Фотограф Дарья Протопопова, Yuri Zak

Корректор Вера Марышева

Дизайнер обложки Мария Бангерт

© Дарья Протопопова, 2020

© Дарья Протопопова, Yuri Zak, фотографии, 2020

© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-3420-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

В ноябре 1948 года кварцитные, поросшие редкой травой берега шотландского острова Джура выдерживали привычную атаку волн и ветра. Низкие серые облака заслоняли солнце, а в проливе Корриврекан знаменитый смертоносный водоворот превратился в еще более зловещую воронку. Но смерти было скучно витать в тот месяц над пенящимися кругами: в штормовые сезоны к водовороту редко кто отваживался приблизиться. В тот месяц на Джуре смерть караулила в более перспективном для себя месте — на северной стороне острова, под окнами небольшого уединенного дома из серого камня. Дом назывался Барнхил, буквально «сарай на холме», и от ближайшего обитаемого поместья его отделяли семь миль крутой каменистой пешей тропы. Барнхил казался смерти уютным местечком.

Там, полулежа в постели, еле дыша пораженными туберкулезом легкими, длинный худой человек со впавшими глазницами лихорадочно печатал что-то на машинке. Эрик Блэр (так звали этого человека жители острова) появился на Джуре за два года до этого, весной, добравшись до Барнхила из Лондона с чемоданом, парой кастрюль и походной кроватью. Вскоре к Блэру (он был вдовец) приехал его маленький сын с няней, а потом и сестра. Зимой Блэр вернулся в Лондон, но в столице комфорта было не больше, чем на Джуре: в январе 1947-го ударили невиданные для Англии двадцатиградусные морозы, и Блэру (или, как его называли в Лондоне, Джорджу Оруэллу) пришлось пустить на топку мебель. И вот теперь, после лечения стрептомицином, от которого у него начали разлагаться ногти на руках и ногах и появились кровоточащие горловые язвы, писатель снова жил на Джуре, наперегонки со смертью пытаясь закончить «1984». «Последний человек на Земле» — таким был первоначальный вариант названия романа: Оруэллу еще со времен встречи Рузвельта, Сталина и Черчилля в Тегеране отчетливо виделся конец свободного человечества.

На «1984», с его сводящей с ума безнадежностью, безусловно, повлияли те обстоятельства, в которых он создавался. Оруэлл приступил к работе над ним после скоропостижной смерти любимой жены, с которой они за год до этого усыновили осиротевшего младенца. В Лондоне и на Джуре в послевоенные годы не хватало еды и топлива. Несмотря на победу союзников, мысли о далеких 1980-х приводили в отчаяние. «1984» после множества авторских переделок приобрел форму страшного пророчества. Как и любому пророчеству, ему предстояла проверка временем.

В историческом апреле 1984-го жители Москвы находились, согласно предсказаниям Оруэлла, на пороге Апокалипсиса. Ветры с далекого шотландского острова сулили им вечный холод и полное душевное окаменение. А они продолжали жить и ждать наступления лета.

* * *

Весной 1984-го на территории московского стадиона «Динамо» особенно хороши были фонтаны. К северу от фонтанов тянулась широкая улица с аппетитным названием Нижняя Масловка: ее рассекал прохладной зеленой полосой широкий сквер. Фонтаны украшала цветная мозаика: она напоминала чешую волшебной змеи, вившейся вокруг гранитных бассейнов. В сквере росли огромные, как казалось тогда Кире, деревья и зеленела трава, в мае покрывавшаяся густым ковром из одуванчиков. Невозмутимые городские службы не переживали о буйстве сорняков в скверах столицы, и детям Масловки плели пышные, похожие на цыплячий пух венки на каждой солнечной майской прогулке.

Много было и других достопримечательностей. Голубые ели у северного входа на тот же стадион «Динамо»: растения экзотического хвойного сорта, они выживали в морозы благодаря узлу теплосети, скрывавшемуся под их клумбами. Магазин «Цветы», где в начале 80-х продавали только гвоздики и только по государственным праздникам, что делало из дешевого цветка редкое и глубоко символичное сокровище. Телефон-автомат, висевший ровно посередине стены длинного многоквартирного дома номер 8 — между булочной и магазином «Бакалея». В телефон можно было бросить монету в две копейки и в шутку позвонить Кириной маме, просто чтобы сказать, что хлеб купили. Движущейся достопримечательностью района был трамвай, маршрут которого проходил по Нижней и ее богемной¹ сестре Верхней Масловкам. Трамвайные рельсы обоих направлений пролегали по одну сторону сквера, поэтому вагоны, ехавшие от стадиона «Динамо», грохотали и позвякивали навстречу автомобилям. Однако движение по Нижней Масловке тогда было редким и медленным, и трамваи пугали разве лишь детей, которым приходилось перескакивать через рельсы, ухватившись за вечно спешащих взрослых.

В 1984-м все эти достопримечательности еще существовали, а потом их снесло обрушившейся на страну лавиной исторических перемен. Лавина предварительно, по капле, давала знать о своем приближении. То, что жизнь меняется, было заметно и детскому глазу. Сначала перестали запускать фонтаны на «Динамо» в обычные для них рабочие летние месяцы. Гранитные бассейны быстро заполнились мягкой дождевой водой темно-коричневого цвета от осевших на их мозаичное дно мертвых кленовых листьев. Закрылся магазин «Цветы», а потом снова открылся, но вместо гвоздик в нем стали торговать оконными жалюзи. Вероятно, в память о сохранившейся магазинной вывеске, вместе с жалюзи покупателям предлагались кактусы в глиняных горшках.

С телефона-автомата на стене дома номер 8 ветер истории сорвал тяжелую черную трубку вместе с металлическим телефонным шнуром. Обрывок шнура, спиралью торчавший из телефонной коробки, сфотографировали потом иностранцы для черно-белой инсталляции «Жизнь в послесоветской России». Впрочем, даже на цветных фотопленках восьмидесятые смотрятся пыльным, выжженным, как пески пустыни, временем забастовок, пустеющих шахт и подростков, одетых в мешковатые свитера.

Так искажает реальность историческая перспектива. Не такими Кире запомнились первые годы ее жизни. Вернее, не только такими: не только оруэлловскими «пустырями с грудами битого кирпича», над которыми веял «вихрь песка и пыли». Стоя в начале третьего тысячелетия на обочине третьего московского транспортного кольца, как не вспомнить год 1984-й. Тогда с окрестностей Масловок детей водили гулять под росшие на «Динамо» каштаны. В память об этих детях и написана эта книга.

Примечания

1

Из-за находившегося на ней городка художников.