Посидим, помолчим

Дарья Евгеньевна Хитова, 2021

История, которая, казалось Ване, не случится с ним никогда, всё же произошла в последнее беззаботное лето перед одиннадцатым классом. Вместе с родителями он отправляется отдыхать на море, где заводит, несмотря на свой страх, новые знакомства и проводит жаркие дни, наполненные смехом и весельем. Спустя столько лет одиночества в толпе Ваня наконец по-настоящему чувствует себя счастливым и свободным. Однако близится конец отпуска, а значит, и тягостное расставание, которое, как кажется Ване, вернёт его в прежнее одиночество. Но без надежды не обойтись. Может, в этот раз всё будет по-другому?

Что за прекрасное слово «друзья»! А сколько в нём смысла.… Если кто-то спросит вас: «А это кто?», показывая на ребят, что стоят позади вас, то вы обернётесь, улыбнётесь, и скажите: «Это мои друзья». А в голове будут пробегать самые лучшие и прекрасные воспоминания, будто кто-то быстро переключает картинки на стене от проектора. Щёлк, щёлк, щёлк. И вы гордитесь вашими друзьями. В этот момент вы, действительно, понимаете, что ваши друзья бесценны, и мысленно благодарите судьбу или Бога за то, что познакомились с ними.

Знаете, я думаю человека можно назвать поистине счастливым, если у него есть хотя бы один настоящий друг. А еще я думаю, что люди осознают, что когда-то там, несколько лет назад, были гораздо счастливее, чем сейчас, но не понимали этого на тот момент. Возможно, эти люди и сейчас счастливы, просто поймут они это со временем, как бы грустно это не звучало. А ведь все, казалось бы, просто. Нужно лишь поймать момент.

Я, мама и папа ехали на море, когда я философствовал и размышлял на разные темы. Я люблю это. Иногда мне хочется клона, чтобы я делился с ним мыслями и рассуждениями, а он их опровергал и доказывал свою правоту, приводя более весомые аргументы, чем мои. «Да начнётся спор!» — сказал бы я.

И тогда, сидя в машине с кондиционером, когда за окном солнце шпарило под тридцать пять градусов, я думал о своем одиночестве и друзьях, которых теперь у меня нет. Единственный и настоящий друг был Дима. Мы были с ним не разлей вода с детского сада и до седьмого класса. А потом Дима переехал в другой город, и я остался один наедине со своим грязным, полностью разрисованным скетчбуком. Конечно же, у меня были товарищи, знакомые, с которыми я общался и проводил время. Но поделиться чем-то сокровенным, серьезным и важным для меня, я не мог. С Димой же я мог поделиться чем угодно: родители накричали и наказали, мог рассказать о девочке с параллели, которая мне нравится, мог просто выкладывать всё, что тяготило мою душу. Я художник и я странный — я это знаю. Зачастую люди не могли выносить мои идеи, безумные идеи, и выслушивать мечтания и грёзы. Когда я начинал обыденно фантазировать или придумывать, мои сверстники пропускали все мимо ушей. Они просто не понимали меня, а я их. И в этом никто не виноват. Мы все разные и, наверное, по-своему странные и ненормальные. Мой единственный и настоящий друг понимал меня, понимал весь бред и чушь собачью, которую я нёс — и это самое прекрасное в истинной дружбе. Понимание. Кто-то называет таких друзей — родственными душами. И думаю этот «кто-то» прав. Но, к сожалению, найти родственную душу очень тяжело. Порой невозможно. Поэтому я считаю себя каким-никаким, но всё же счастливчиком. Так что, если найдёте родственную душу, пожалуйста, не отпускайте.

«Друзья на дороге не валяются» — вспомнилось мне, когда мы ехали вдоль побережья Чёрного моря. «Чёрт, — подумал я, — а ведь реально не валяются». Настоящие друзья — это такая редкость, что я уже особо не надеялся встретить их за будущий, последний год школы и за последнее, беззаботное лето. Но, представьте себе, я ошибался.

10

:46 1 дня

Мы петляли по узким улицам примерно час, пока навигатор не проложил нужный маршрут к нашему пансионату. Отец всю дорогу ругался и винил во всех бедах навигаторы. «Они вечно заводят тебя не на ту дорогу,-твердил он,-то её перекладывают, то через неё вообще невозможно проехать». В ответ мама лишь кивала и говорила, что в следующий раз они воспользуются другим навигатором. Я молча сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Город только-только начинал просыпаться, и люди уже толпились на остановках, в ожидании своего автобуса. На проспекте с обеих сторон растягивались десятки, похожие между собой, туристические магазинчики, забитые магнитиками и матрасами. Я сразу вспомнил, как в детстве постоянно вытребовал у родителей купить матрас, несмотря на то, что у нас уже был один. Думаю, в детстве все хотели эти чёртовы матрасы.

Отец включил поворотники и в десятый раз, если я не ошибаюсь, съехал с проспекта на одну из узких улиц. Асфальтированная гладкая дорога сменилась старой брусчаткой, заросшей местами мхом. Там не было тротуара, что весьма странно. Нам приходилось каждый раз останавливаться и в очередной раз пропускать бегущего ребенка или старушку с пакетом продуктов. Дома тоже располагались весьма странно: будто запрыгивая, или облокачиваясь друг на друга. Пастельно-оранжевые стены, а местами и розовые, были заляпаны грязной водой, стекавшей по трубам во время дождей. Я помню, как вытянул голову в окно и взглянул на окна, щурясь от солнца, — они были такие старые и деревянные, что казалось, треснут, если надавить. Но вся эта архитектура в целом имела свою летнюю атмосферную.

Проехав узкую улицу, наша машина съехала по склону вниз и повернула направо, как только в кустах сирени мы увидели деревянную табличку с надписью: «Пансионат Причалъ». В душе притаилось трепетное чувство — мне хотелось поскорее увидеть пляж и вдохнуть свежий морской воздух. Я скучал по морю. Всё та же брусчатка провела нас посреди высоких пальм к воротам. К нам вышел один из охранников, папа переговорил с ним о чем-то, я так и не услышал, и ворота пансионата открылись.

За несколько месяцев до отпуска мама со всей чательностью искала отель или пансионат. Она перешерстила весь интернет, и практически везде всё было забронировано. Середина июля как-никак, да и Чёрное море к тому же. По итогу, мама выбрала «Причалъ» за их большой парк на территории, хотя отзывы были весьма скверными. Я сам читал.

Мой рот невольно открылся, когда мы проезжали через парк. Глядя на все разновидности пальм, которые вообще не отличались между собой, деревьев и кустарников, я подумал, что именно здесь Тарзану жилось бы неплохо.

–Какая красота! — восхитилась мама. — Ваня, ты просто посмотри на эти толстенные стволы. А вот…это же вообще. — Я разделял мамино восхищение, но не мог подобрать нужных слов. Думаю, что Лев Толстой, увидев этот огромный зелёный парк, обязательно написал бы несколько томов.

Мы снова свернули на одну из тропинок и оказались около первого и главного корпуса, напротив которого стоял фонтан с маленькой скульптурой: девочки, держащей в руках огромный кувшин, из которого, судя по всему, должна была течь вода. Я вылез из машины и потянулся, зевая. Шестнадцать часов езды мягко намекало на сон и горячий обед. Тогда я готов был съесть всё, что угодно, даже ягоды, растущие на неизвестных мне кустах около входа.

Первый корпус был выполнен в итальянском стиле. По крайней мере, я так подумал, потому что вообще не разбираюсь в архитектуре. Однако окна были с деревянными, похожими на жалюзи, ставнями, посему я и сделал вывод, что это итальянский стиль. Массивные парадные двери были открыты нараспашку и вели в главный холл прямиком на регистрацию. Пока родители возились с документами и заселением, я разглядывал узорчатые стены и картины, висевшие над каждым диванчиком. В холле кроме нас и регистратора никого не было. Наверное, было слишком рано. Я даже на время не смотрел.

–Завтрак только что закончился, а обед начинается с часу тридцати и до пятнадцати тридцати. Около моря стоит наше кафе, там вы можете перекусить, если хотите. — сказал регистратор, щёлкая мышкой по компьютеру. Он протянул записку с расписанием работы столовой. Меня эта новость крайне расстроила, как и мой живот, который принялся урчать на весь холл. Родители поблагодарили регистратора, и мы вернулись за чемоданами.

Нас заселили в самый длинный и широкий корпус, который я только встречал. Он находился где-то в глубине парка рядом с закрытым бассейном, который на тот момент был на ремонте, о чём и говорила висевшая на двери табличка. Второй корпус выглядел идентично первому. Мне стало любопытно, как же всё выглядит внутри в нашем номере. О…а как же приятно предвкушать нечто новое и неизведанное, когда стоишь перед дверью номера и пытаешься его открыть.

–Не открывается. — нервно сказал папа, в сотый раз проводя картой.

–Давай моей. — предложила мама. В итоге, мы стояли так и тыкались с этими картами, как лохи, пока мимо не прошёл какой-то мужчина и не показал нам как надо.

–Ого, спасибо. — сказала мама. Мужчина кивнул в ответ и ушёл, а я торжественно толкнул дверь «222» и замер прямо на пороге.

–Афигеть! — воскликнул я, увидев прямо перед собой широкий и просторный балкон с видом, не поверите, на море! Я бросил чемоданы и вышел на балкон: он находился прямо над козырьком центрального входа, у стены стоял топчан, а справа была прикреплена сушилка для белья. Теперь мне хотелось пригласить не только Льва Николаевича, но и Ивана Ивановича Шишкина, чтобы он смог запечатлеть этот пейзаж: высоченные пальмы клонились слегка к земле, выстраивая зеленую арку, через которую просачивались отблески моря. А чайки лавировали и гоготали, как остервенелые, будто крича: «Смотрите, как мы свободны! Свобода! Свобода! Свобода!». Я представил, как с разбега прыгаю с козырька и взмываю вверх в чистое голубое небо, в котором нет ни единого облачка или намека на дождь. Я бы превратился в чайку и пролетел, разрезая воздух на части, над гладью моря, а плеск волн напевали бы мне песню о мире морском: «В мире морском, в мире морском, в мире мо-о-орском…». Я тогда вообще отказывался верить в истинность этой красоты, но всё-таки поверил, когда мы, наконец, отправились на пляж.

Территория пляжа была разделена бунами на три сектора: лягушатник, аэрарий и обычный пляж с шезлонгами и белыми зонтиками. Только тогда я не знал, что буна — это мостик, с которого все спускаются к морю, а аэрарий — место с шезлонгами под навесом. И теперь я не знаю, зачем вообще принялся писать с таким маленьким словарным запасом, но не суть.

Не знаю знакомо вам это или нет, но когда ты приезжаешь со своей семьей куда-то отдыхать, тебе автоматически становится интересно, есть ли там люди твоего возраста. Надеюсь да, потому что, зайдя в прохладную воду, я задался этим вопросом и стал рассматривать людей на пляже. Вообще, я сам по себе люблю наблюдать за людьми: их мимикой, жестами, тембром голоса, реакциями и эмоциями. Сам того не замечая, я всегда сажусь на те места, где хороший кругозор и наблюдаю. Возможно мне нравится контролировать ситуацию, потому что я не чувствую себя уютно среди людей. Не знаю. Короче, стоя в воде и ощущая гальку под ступнями, мне стало жизненно необходимо узнать, есть ли в этом пансионате подростки. И никакой цели знакомства поначалу я не преследовал. Учтите это. По итогу, я никого не нашёл на пляже, искупался и, как только прилёг на шезлонг, тут же уснул, а проснулся, когда уже заходили на обед в огромную столовую, где, слава Господу, работал кондиционер.

Справа от входа стоял административная стойка, а рядом с ней пианино, выкрашенное в оранжевый цвет и служившее, скорее всего, декором. Нам показали наш столик и мы прошли к нему. Я подпёр рукой подбородок и снова стал разглядывать, иногда говоря что-то родителям. Людей была целая туча и все они одновременно разговаривали друг с другом, а затихали только тогда, когда официанты приносили обед. После этого начинали стучать вилки, ложки и стаканы, что очень раздражало. Я хотел есть, спать и тишины. Всё. Но, к счастью, моё внимание привлекла какая-то девушка примерно моего возраста. Я предположил, что ей восемнадцать. По её густым бровям, тёмным волосам и карим, почти чёрным, глазам, я определил, что она армянка, хотя точно я этого знать не мог. Она сидела с серьёзным видом и накалывала вилкой горошек. Я понаблюдал за ней ещё с минуту, пытаясь отгадать возраст, а потом понял, что это всё это бессмысленно и мне это вообще ни к чему.

После обеда мама не приняла моё предложение о дневном сне в номере, и мы снова отправились на пляж, где я опять уснул, но, к сожалению, на солнце. Мне почему-то снилась школа и одиннадцатый класс, а потом я резко оказался в художественном магазине. Стоя переда акриловыми красками, меня атаковывала дилемма — я не знал какой выбрать оттенок зелёного. При этом, люди, вечно слонявшиеся около меня, торопили и твердили, чтобы я поторапливался, иначе магазин закроется. Я помню, как стою перед несчастными, как и я, тюбиками с акрилом, крича мне: «Выбери меня! Меня!», и не могу двинуться с места. В общем, я выбрал оттенок, но купить не успел, как и те недовольные люди. Проснувшись, у меня горел весь живот и грудь. Я намазался жирным слоем солнцезащитного крема и сел под зонт, всё ещё ощущая неприятное жжение.

Вечером после ужина, когда беспощадное солнце уже оставляло свои последние лучи на горизонте, мы расследовали территорию пансионата и много чего узнали. А конкретно: одна баскетбольная площадка, старая и разломанная теннисная площадка, спортзал, бассейн, два фонтана, игровой клуб, библиотека и кинотеатр. Последние три пункта находились в одном корпусе. Я мысленно сделала себе пометку сходить в библиотеку, хотя где-то в глубине своего сознания я понимал, что, конечно же, этого не сделаю и пролежу пластом на пляже весь отпуск.