Фиговый листочек от кутюр

Дарья Донцова

И это безобразие называется летний отдых! На этот раз мне, Евлампии Романовой, придется раскрыть чисто «семейное» убийство... Но все по порядку. Только я с детьми и животными переехала на дачу в Алябьеве, как она... развалилась, сложилась, как карточный домик. Виноват в этом оказался наш новый сосед Глеб Лукич. Он построил свой особняк слишком близко от нашей дачи, и ее фундамент не выдержал... Мы переехали жить в дом гостеприимного соседа. Кирка и Лиза подружились с младшей дочерью хозяина и его молодой женой. Все они обожали розыгрыши и приколы, чем изрядно трепали нервы другим обитателям дома. И вот случился самый невероятный «прикол» – кто-то ночью застрелил Глеба Лукича. Ужас! Мы в одном доме с убийцей! Ведь чужой не мог проникнуть в эту цитадель... И, конечно же, именно мне предстоит вычислить затаившегося гада...

Глава 4

Гнев, упавший на наши головы, был страшен. Досталось всем: постоянно изображающим трупы Тине и Раде, орущим по каждому поводу Кирюшке и Лизавете, ехидно улыбающемуся Максу, дрожащей Карине, беспрестанно хватающемуся за сердце Ефиму и испуганно молчащей Насте. Чаша гнева миновала лишь меня, более того, разъяренный Глеб Лукич гремел:

— Одна Лампа ведет себя прилично! Валяется в саду да почитывает детективчики, обжираясь конфетами. Берите с нее пример.

— Меня тошнит от криминального чтива, — попытался изобразить эстета Ефим.

Секунду отец смотрел на проявившего непокорность сына, потом заявил:

— Велено сидеть в саду и читать Маринину всем!

От его спокойного, глуховатого голоса мне стало так страшно, что я чуть не лишилась чувств.

Утром, около десяти, ко мне поскреблась Тина.

— Сделай доброе дело, — заговорщицки прошептала она, — сходи к папе в кабинет и узнай, какое у него настроение. Обычно он больше двух часов не злится, но вчера прямо совсем раскипятился. Кстати, смотри, что у меня есть!

И она вытащила из кармана вставную челюсть, омерзительно натуральную, с выбитыми передними зубами.

— Вот, — принялась пояснять Тина, — натягиваешь, и всем кажется, что тебя избили… Ну и как?

— Лучше сними скорей, — испугалась я. — Глеб Лукич еще, не дай бог, увидит.

Тина засмеялась, но как-то нервно и натянуто:

— Нет, папулька у нас не злопамятный. Наорет на всех, кулаками помашет, а потом подарки делает. Он уже раз десять нам с Радкой запрещал веселиться. Голову даю на отсечение — сегодня приедет к ужину и привезет всем что-нибудь замечательное. В прошлый раз, месяц тому назад, он тоже летал на реактивном помеле, а потом Радке досталась шубка, а мне — браслетик с изумрудиками. Ну иди, сунь голову в кабинет и спроси: «Глеб Лукич, можно?» Если рявкнет «занят», быстро убегай, значит, еще не отошел. А ежели улыбнется — «залетай, Лампа», то все в порядке.

— И что я ему потом скажу? Зачем пришла?

Тина призадумалась:

— Денег попроси, скажи, хочешь по магазинам пошляться, он не удивится! Ну давай, иди!

— Сама почему не хочешь? — сопротивлялась я.

— Вдруг он еще злой, — бесхитростно пояснила Тина. — Пусть уж лучше на тебя наорет!

И она вытолкала меня из спальни. Ругая себя за мягкий, податливый характер, я дошла до кабинета хозяина, осторожно поскреблась в дверь, не услышала ответа, приоткрыла ее и спросила:

— Можно?

Глеб Лукич сидел спиной к двери.

— Можно? — повторила я, думая, что он не услышал меня.

Но он не шевелился. Удивленная сверх меры, я дошла до кресла, взглянула на поджарую, спортивную фигуру и завопила от ужаса.

У хозяина не было лица. Все пространство от волос до шеи покрывала толстая буро-коричневая корка запекшейся крови. Всегда аккуратно причесанная шевелюра торчала дыбом, там, где ранее проходил ровный пробор, виднелось отверстие, черное, круглое, жуткое.

На мой крик мигом прибежал Ефим.

— В чем дело?

Не в силах ответить, я показала пальцем на труп хозяина. Ефим посмотрел на кресло, глаза его расширились, полезли из орбит, щеки и лоб сначала покраснели, потом побагровели, потом стали белые-белые, еще через секунду, тихо всхлипнув, мужик упал на ковер. Я перепугалась еще больше: первый раз личность противоположного пола обрушилась на моих глазах в обморок.

Не успела я заорать во второй раз, как в кабинет влетела куча народа. Впереди шел незнакомый человек, облаченный в роскошный летний костюм из светлого льна; чуть мятые брюки свидетельствовали без слов: ткань, из которой они сделаны, натуральная и очень дорогая. Незнакомец мигом оценил обстановку и тут же выставил всех домочадцев за дверь.

— Ступайте в столовую, — сказал он нам голосом человека, привыкшего раздавать указания.

Все покорно сбились в кучу возле огромного овального стола. Кара рыдала, Рада безостановочно курила, Настя просто тряслась так, словно ее выставили голой на мороз. Максим налил себе за пять минут четыре стакана коньяка… Даже Анжелика выбралась из укрытия и стояла вместе со всеми. До сих пор Лика старательно игнорировала любые семейные сборища. За стол она садилась, только если участие в трапезе принимал Глеб Лукич, в остальных случаях Марина таскала на подносе еду ей в комнату. Девушка не ходила гулять, не ездила в Москву, проводя все время в своей «келье» за письменным столом.

— Она всегда такая? — поинтересовалась я один раз у Кары.

Жена Ефима хихикнула:

— Хочет быть умней всех, ученая наша. Мы для нее слишком примитивны, вот и чурается компании.

Но сейчас Лика изменила своим правилам и тоже растерянно маячила в столовой. Никто не произнес ни слова.

Потом я наклонилась к уху Тины и шепнула:

— Кто этот мужик, в костюме?

Так же тихо Тина ответила:

— Роман Миловидов, папин помощник и лучший друг, правая рука, они вместе в банде начинали.

Я отволокла Тину к окну и, пользуясь тем, что остальные пребывают в прострации, спросила:

— Где? В банке?

— В банде, — спокойно уточнила Тина, — у Тарзана. Папа там был казначеем, но потом часть тарзанцев погибла, а остальные прекратили криминальную деятельность и стали заниматься легальным бизнесом.

— Каким? — ошарашенно спросила я, пораженная, как спокойно Тина говорит о вещах, которые детям знать совсем не положено.

— Папа вместе с Романом владеют сетью закусочных «Быстро и вкусно», — пояснила Тина. — Встречала небось такие бело-синие домики.

Я кивнула: еще бы, наш вызов «Макдоналдсу», альтернатива «Русскому бистро». Сама частенько покупала обед в «Быстро и вкусно». В отличие от заведений оборотистого американца там на самом деле съедобная еда, более привычная для российского желудка, и супы подают не те, которые развели из пакетиков, а настоящие бульоны и борщи. К тому же обслуживающий персонал не грубит так, как одетые в красные рубашечки служащие «Русского бистро», и цены в «Быстро и вкусно» намного ниже. Мне очень нравятся эти кафешки, не прикидывающиеся элитными ресторанами, и вот теперь выяснилось, что ими руководил Глеб Лукич.

— Откуда тебе известно об этом Тарзане? — не утерпела я. — Неужели отец рассказал?

Честно говоря, меня немного удивило спокойствие Тины. Или это от шока?

Тина хмыкнула:

— Когда папа с Романом решили сдуру баллотироваться в Государственную думу, их конкуренты живо разыскали всю правду о Тарзане, и в газетах прошла серия статей с такими подробностями!.. Естественно, никуда их не выбрали, а я просто прочитала весь отстой. Ежели интересно, могу дать посмотреть, у меня подшивка есть.

Она помолчала и добавила:

— Я пришла к папе и, положив на стол вырезки, спросила: «Это правда?»

— А он?

— Хмыкнул и сказал: «Лавры Павлика Морозова не дают спать по ночам?»

— А ты?

— Я ответила: «Просто интересно, ты же мой отец». Он тогда пояснил: «Многое правда, но не все. Имей в виду, если покопаться в родословных богатых семей во всем мире, то в каждой, поверь мне, в каждой, найдется предок, разбойничавший на большой дороге, а Америку и Австралию вообще основали каторжники, наверное, поэтому эти страны так процветают. Но крови на мне нет, я возился с деньгами».

— Добрый день, — донесся от порога приятный баритон, — прошу всех сесть и постараться успокоиться. Я понимаю, что вы взволнованы, поэтому, думаю, будет лучше, если попытаетесь слегка расслабиться.

Я обернулась. В комнату вошли несколько мужчин, разительно отличавшиеся от Ефима, Макса, покойного Глеба Лукича и хозяйничавшего сейчас в кабинете Ларионова Романа Миловидова.

Несмотря на то что на дворе было утро, от вошедших не пахло одеколоном. Трое из них были одеты в дешевые джинсы, китайские кроссовки и рубашки, купленные не в дорогих бутиках, а на толкучках. Четвертый, тот самый, который призывал сейчас всех расслабиться, щеголял в светлом летнем костюме. Но провисающие плечи пиджака, морщины на лацканах и плохо обработанные петли без слов сообщали: прикид явно не из фирменного магазина. В дом прибыла милиция.

Прошла неделя. Рада с Тиной больше не играли в покойников. Тело Глеба Лукича отдали семье на шестой день после смерти. Я не стала спрашивать, отчего правоохранительные органы так долго держали труп у себя.

Хоронили Ларионова в воскресенье. Похороны были очень пышными. Один гроб из цельного красного дерева, снабженный кондиционером и вышитыми вручную подушкой и покрывалом, тянул на бешеную сумму. Честно говоря, я не очень понимала, зачем надо тратить столько денег на то, что без остатка сгорит в огне, но Рада, словно заведенная, повторяла:

— У Глебушки должно быть все самое лучшее.

Спорить со вдовой не решился никто, даже Ефим, постоянно выказывающий при виде Рады неприязнь, сейчас ласково обнимал ее за плечи и приговаривал:

— Конечно, конечно, ты абсолютно права.

После поминок, на которые пришло несметное количество народа, я, чувствуя себя абсолютно разбитой, кулем рухнула в кровать. Кирюшка и Лиза, ни на шаг не отходившие от заплаканной, одетой во все черное Тины, ночевали у нее в комнате. Не успела я погасить лампу, как в дверь постучались.

— Войдите! — крикнула я и схватила халат. Наверное, Лизе или Кирюшке что-то понадобилось. Но в спальню вошел Роман, одетый, несмотря на более чем поздний час, в элегантный черный костюм.

— Что случилось? — удивилась я.

Мужчина мрачно улыбнулся:

— Все плохое уже произошло, я пришел поговорить.

Не дожидаясь приглашения, он сел на диван и заявил:

— Завтра в десять утра явится нотариус.

— И что?

— Вскроют завещание, поэтому не планируй никаких дел на этот час.

— Я-то с какого бока должна присутствовать при этой процедуре?

Роман пожал плечами:

— Наверное, беспокоитесь, что будет с вашей дачей?

Я пожала плечами:

— Что будет, то и будет, я понимаю, что смерть Глеба Лукича внесла коррективы в планы.

— Вам жаль дома? — спросил Роман.

— Мне жаль Ларионова, — парировала я.

Пару секунд Миловидов смотрел на меня своими темными, непроницаемыми глазами, по их выражению было совершенно непонятно, о чем он думает. Взгляд не выражал ничего: ни интереса, ни сочувствия или приязни. Так смотрит на покупателей плюшевый мишка, поблескивая пуговичками, пришитыми по бокам носа.

Неожиданно Роман спросил:

— Если бы некто, провидение, скажем, предложило вам обмен: оживлю Глеба, а ты откажись от дома. Ваше решение?

Забыв, что на мне только крохотный халатик, вернее, шелковая распашонка, я вскочила с кровати и забегала по комнате в полном возмущении.

— К сожалению, у меня на руках дети и животные, иначе…

— Что? — ползал по мне взглядом Роман. — Что иначе?

— Мигом бы ушла отсюда.

— И вам не нужна новая дача?

— Наш дом дышал на ладан, может, и простоял бы еще лет пять, но неминуемо бы и сам развалился. Мы его не ремонтировали.

— Отчего же? Так нуждаетесь?

— Да нет, деньги можно найти, не хотели возню затевать… Я рассказала Глебу Лукичу правду о состоянии дачи, но он только отмахнулся. Спасибо, конечно, Ларионову, однако, думается, стройку надо прекратить.

— Почему?

— Во-первых, у его семьи теперь нет кормильца и явно возникнут проблемы с деньгами, а во-вторых, ни Рада, ни Ефим, ни Макс ни в чем передо мной не провинились.

Роман вытащил сигареты.

— Вы разрешите?

— Бога ради.

— Имейте в виду, — хмыкнул Миловидов, — средств у сироток хватит, чтобы построить вам фазенду, грех не воспользоваться.

Слово «сиротки» резануло слух, и я мигом крикнула:

— Пусть лучше потратят эти деньги на образование Тины, мы способны сами, если захотим, возвести дом.

Роман поднялся, открыл окно и, выгоняя рукой в сад дым, неожиданно улыбнулся и мигом превратился в приветливого, обаятельного парня.

— Извините, Лампа, за неприятный разговор, но мне требовалось кое-что уяснить для себя.

— Уяснили?

— Да. Уезжать никуда не надо, дом строится, будет готов к середине сентября.

— Спасибо, обойдусь.

— Обиделась? Ей-богу, зря.

— Вы же говорили о том, что у Ларионовых после смерти Глеба Лукича начнутся проблемы.

— Я? — изумился Роман. — Да никогда я не произносил ничего подобного, это вы заявили. Успокойтесь, денег им хватит на все, причем не только Ефиму, Максу, Тине и Анжелике, но и тем, кто слетится сюда, как грифы на падаль.

— Кто это?

— Завтра увидите, — пожал плечами Роман, — может, правда, пока не всех, но многих. А насчет дома… Знаете, Глеб был странным человеком. Мог возненавидеть собеседника в одну минуту, просто так, без всякого повода и видимой причины. Один раз он рассчитал свою секретаршу, отличную, между прочим, тетку, великолепную работницу, интеллигентную, умную, не болтливую. Я очень удивился и спросил: «Чем же тебе Фаина не угодила?» Угадайте, что он мне ответил?

Я покачала головой.

— «Не нравится она мне, не лежит к ней душа». Вот так! Но, с другой стороны, Глеб точно так же мог и полюбить человека с первого взгляда. Вы ему очень понравились, он пару раз сказал: «Лампа отличная баба. Мне такой всегда не хватало. Либо дуры попадаются, либо стервы. Раз уж мне не суждено быть ей мужем, попробую стать хорошим другом».

Я растерянно смотрела на Романа. Сама поняла, что вызываю у Глеба Лукича теплые чувства. Каждый вечер, приехав домой, Ларионов приглашал меня в гостиную и угощал вкусным ликером. Несколько часов мы провели, болтая о всяких разностях, и мне стало понятно, что, несмотря на внушительную разницу в возрасте, у нас много общего. Мы читали одни книги, понимали друг друга с полуслова.

— Ладно, — захлопнул окно Роман, — до завтра. Главное, ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь. Имейте в виду, такое шоу не всякий день разыгрывается.