Небо в рублях

Дарья Донцова, 2005

Кто бы мог подумать, что обычный поход за автографом писательницы Милады Смоляковой обернется для Даши Васильевой новым делом?! В один прекрасный день она узнает: детективщица пропала. Этот факт тщательно скрывается, но Дашу не проведешь. Она даже готова наняться прислугой в дом Смоляковой, лишь бы напасть на след! И пыль протрет, и дорожки подметет, а заодно… пару трупов найдет. Расследование набирает обороты! Если бы его только не тормозили родственники Даши, с которыми вечно что-то происходит. Но у любительницы частного сыска всегда найдется какой-нибудь маленький секрет, способный помочь в трудной ситуации. Например, система «Юнистрим»…

Глава 4

Когда Настя успокоилась, я спросила:

— Как думаешь, отчего «Марко» скрывает исчезновение популярного автора? Почему не бьет во все колокола, не привлекает милицию?

Настя почесала нос.

— Они тоже получили письмо.

— Кто?

— Ну… не знаю. Хозяин издательства, наверное, или кто у них там главный.

— Вашей семье об этом сообщили, да?

— Нет.

— Тогда откуда твоя уверенность?

Настя повертела в руках пустую чашку.

— Понимаете, когда Ми пропала, Никита страшно перепугался. Я даже удивилась, потому что всегда считала: брату плевать на маму. Он, правда, очень с ней был милый, ласковый всегда, вечно сюсюкал: «Мулечка, как себя чувствуешь? Мусечка, можно к нам в гости Костик придет?» Ну, в общем, изображал послушного мальчика. Все вокруг считают его необыкновенно хорошим сыном. Как же, Кит никогда не забывает привезти из города маме ее любимые пирожные и фрукты, на ночь обязательно зайдет в спальню, поцелует… Прямо противно!

— Что же плохого в проявлении заботы? — улыбнулась я. — Наверное, очень приятно, когда о тебе думают, когда едут в магазин, скажем, за черешней или ананасами, желая доставить удовольствие.

Настя скривилась.

— Наверное, приятно. Только… это все неправда, забота его неправда. Раньше Кит таким не был. Я очень хорошо помню, как он маму пытался замуж выдать. Она случайно познакомилась с одним дядькой, жутко противным, но дико богатым. Вроде его звали Гарик…

Я внимательно слушала девочку и по мере продолжения ее рассказа все больше понимала: вот почему мне так невероятно нравятся книги Смоляковой, вот почему мне захотелось пойти на встречу с ней, вот почему сейчас я испытываю невероятное беспокойство, вот почему! Мы с Миладой — просто клоны, мы с ней попадали в совершенно одинаковые ситуации! И то, что я раньше работала преподавательницей французского языка, а теперь провожу дни в блаженном ничегонеделанье, а Ми, до того как стать звездой литературы, сначала служила в газете, не меняет общего состояния вещей.

Где Ми познакомилась с Гариком, Настя не знала, и мама не считала нужным откровенничать с дочерью. Но когда девочка впервые увидела Гарика, она испугалась, настолько страшным показался ей этот дядька: толстый, лысый, одышливый, воняющий французским одеколоном, но, несмотря на парфюм, какой-то липко-немытый.

Целый месяц Гарик с регулярностью восхода солнца приезжал в крохотную квартирку, где ютилась Ми с чадами и домочадцами. Букеты, пирожные, какие-то невиданные продукты сыпались из кавалера водопадом. Потом он пригласил Ми с детьми в свой дом. Настя обалдела, когда увидела огромное здание из красного кирпича. Сколько в особняке комнат, она так и не поняла, потому что выше первого этажа побоялась подняться. Впрочем, девочке больше всего понравилось в бассейне, она ощутила себя просто принцессой из сказки, плавая в теплой воде и наблюдая за тем, как улыбчивая горничная сервирует в зоне отдыха чай с роскошными лакомствами.

День прошел волшебно, домой Настя уехала совершенно счастливой, прижимая к себе давно вожделенную вещь: огромный дом для Барби. К нему прилагались мебель, пара пупсов и чемодан с кукольной одеждой. Рядом, на кожаном сиденье шикарной иномарки Гарика, сидел непривычно тихий Кит, время от времени поглядывавший на дорогие часы, которые надел ему на запястье мамин ухажер.

Ночью Насте захотелось пить, и она тихонечко позвала:

— Ма, дай воды…

Но Милада, делившая с ней комнату, не откликнулась. Настя села на постели и поняла, что матери нет. Недоумевая, куда подевалась Ми, Настя пошлепала было на кухню, но перед дверью в нее притормозила. На ночь кухня превращалась в спальню Кита, и брат, который спал на раскладушке, мог разозлиться, а то и отвесить затрещину разбудившей его сестре. Поэтому Настя решила попить воды в ванной, из-под крана. Девочка втиснулась в крохотный, совмещенный санузел и мгновенно услыхала раздраженный голос Кита:

— Ты обязана выйти за него замуж.

— Невозможно, — ответила Ми.

Настя замерла, опершись на занимавшую почти все свободное место стиральную машину. Она сразу поняла, что слышит беседу брата и матери. Слова долетали свободно, ведь стена между кухней и ванной была эфемерной.

— Почему? — возмутился Кит.

— Я его не люблю.

— Глупости!

— Для меня нет.

— Ты видела его дом?

— Впечатляет.

— Восемнадцать комнат!

— Слишком много для одного.

— А машины! Два «Мерседеса» и «БМВ»!

— Извини, совершенно не разбираюсь в автомобилях. И мне не очень понравился интерьер — слишком много блестящего.

— Я мог бы жить в мансарде. В шикарном помещении с компом и теликом.

— Ну…

— Он же сделал тебе предложение?

— Да.

— И что?

— Я отказала.

— Почему?!

— Уже ответила: Гарик мне не нравится.

— Дура! — вдруг почти заорал Кит. — Эгоистка! Лишь о себе думаешь! Любовь-морковь тебе нужна!

— Не кипятись, — тихо ответила Ми. — Извини, конечно, что я заговариваю о столь деликатных вещах, но… Брак ведь — это не только разговоры за столом, поездки в роскошных автомобилях и отдых перед огромным экраном современного телевизора. Имеется еще и… интимная сторона. Я никогда не торговала собой за деньги, и меня… стошнит в постели от Гарика. Он — не мой человек. Ни внешне, ни, что главное, внутренне.

— Вот ты какая! А обо мне ты подумала? Живем на две копейки, а все из-за тебя! В квартире не повернуться, и опять же по причине твоей глупости. Одна бабка в отдельной личной спальне, вторая тоже, ты с Настькой в комнате, а я где? На кухне! Никого в гости не позвать! Почему старухи в комфортных условиях, а я на помойке? А? Отвечай! Отчего хотя бы не впихнула их вдвоем в одну комнату?

— Ты же знаешь, Фаина и Ника ненавидят друг друга, вместе их не поселить.

— А за фигом они вообще с нами живут?

— Так уж вышло.

— Гони их в шею!

— Не могу.

— А! Славно выходит! Их надо жалеть, а меня нет!

— Фаина и Ника уже очень пожилые…

— Да они же меня переживут! — взвизгнул Кит. — Господи, хоть бы подохли поскорей, просторней стало бы!

— Нельзя так говорить, успокойся. А давай… я перееду в кухню, а ты к Настюше, — предложила мама.

— Мне с этой соплячкой жить? Да в маленькой комнате повернуться негде, диван и кресло раскладное! Конечно, у нас лучшее — бабушкам… Ты просто обязана выйти замуж за Гарика. Обязана! Обязана! Я хочу иметь свою комнату! Хочу денег! Машину! Бассейн! Нормальную одежду хочу наконец носить, а не джинсы из секонд-хенда! Ясно? Попался на дороге денежный мешок, хватай! Подумаешь, в постель она с ним не может… Эка печаль! Зажмурилась, и вперед! Знаешь, женщины ради детей и не на такое способны, только ты, похоже, меня не любишь. Родила впопыхах и совсем не заботишься, ничего у меня нет. Вон у Володи Алабяна все путем. И у Гоши Медведева. Им родители машины купили. Машины! Вот это, я понимаю, любовь. А у нас? Спи, сынок, под столом, одевайся в чужие обноски. У меня нет денег, чтобы пойти в кино, ты получаешь копейки и тратишь их на Настьку с бабками. Кстати, доченьке своей любимой вечно шоколадки притаскиваешь, а мне? Мне-то что?

— Никиточка… — ласково заговорила Милада, когда сын наконец-то замолчал. — Я люблю тебя, но так уж вышло… Очень надеюсь, что скоро все изменится, у нас будет дом и много-много денег…

— Значит, выйдешь замуж за Гарика? — обрадовался Кит.

— Нет, на подобный поступок не способна.

— Тогда откуда золотой дождь прольется?

— Я написала книгу и отнесла ее в издательство «Марко». Никому пока ничего не говорила, тебе сейчас первому.

— Бред!

— Но ее будут печатать, сегодня оформили договор. Подожди, Кит, я очень работоспособная. Стану звездой, добьюсь всего… Надо лишь потерпеть.

— Ерунда, написанием сказок бабла не заработать!

— Мне дали аванс.

— Сколько?

— Пятьсот долларов.

— Курам на смех! Где же деньги?

— Я их потратила.

— На что?!

— Привела в порядок коммунальные платежи, вернула долг Когтевым, купила Насте платье, — стала перечислять Милада, — тебе видеомагнитофон, бабушкам по халату и… все. Гонорар кончился.

— Вот ты какая! — с горечью воскликнул Кит. — Взяла и профукала хорошую сумму! Знаешь ведь, как я мечтал съездить на море, так нет бы сына порадовать… Коммунальные платежи, долги Когтевым… Да Маша с Сережей богаты, им и возвращать ничего не надо. Фу, дура! Платье Насте, халаты жабам… А мне?

— Видеомагнитофон.

— Дерьмо!

— Но ты же так его просил!

— Так не знал, что полтыщи гринов огребешь, а то попросил бы отдых!

— Кит, подожди. Я выплыву, окажусь на вершине, заработаю. Извини, тебе досталась не лучшая мать.

— Откажешь Гарику?

— Да.

Повисла тишина, потом Никита очень ровно и спокойно сказал:

— Мы из-за тебя всю жизнь будем в дерьме, голодные, раздетые, в сарае. Можешь даже не рассчитывать на успех своих писулек. Лучше не упусти шанс — выходи за Гарика. Ради меня.

— Нет.

Хлопнула дверь, Настя вжалась в стиральную машину. Больше всего она боялась, что сейчас мама или Кит войдут в ванную и сообразят, что девочка все слышала. Но никто в санузел не вошел.

На следующий день, когда Настя вернулась из школы, ее ждал сюрприз: мама сделала в доме перестановку. Фаину она переселила из самой большой, двадцатиметровой, комнаты в меньшую, ту, что раньше служила спальней ей и Насте. Освободившееся просторное помещение было отдано Киту. Насте теперь предстояло спать на кухне. А самой Миладе на надувном матрасе в коридоре.

Девочка замолчала, потеребила в пальцах бумажную салфетку и добавила:

— Кит все подсмеивался над мамой, звал ее «писакой», но потом притих. Ну, а когда деньги пошли…

Я покачала головой. При всей схожести неких наших со Смоляковой жизненных передряг есть одно, зато кардинальное отличие. Мой Кеша никогда бы не повел себя, как Кит. Слава богу, Аркадий иной человек.

— Так вот… — продолжила Настя. — Я знала, что брат считает маму всего лишь кошельком, поэтому очень удивилась, увидав, как он встревожен. Это когда он обнаружил, что ее нигде нет. У него прямо-таки тряслись руки! Тут же бросился звонить в службу безопасности «Марко», ночью поднял их начальника из кровати.

— Ну, меня как раз подобное поведение не поражает, — вздохнула я. — Никита испугался, что портмоне «сбежало», вполне объяснимо.

Настя вытерла нос салфеткой. Протянула, с сомнением пожав плечами:

— Не-е. Сейчас же у нас деньги всегда есть, дом имеется, земля, машины, и «Марко» исправно платит. Тут иное что-то… Похоже, я ошибалась: Никита все же любит маму.

Итак, после звонка Никиты в «Марко» все завертелось. В издательстве начальство переполошилось, и в осиротевший дом писательницы приехала Рита Водовозова.

— Та, что вела встречу в магазине «Москва»?

— Да, — кивнула Настя. — Она сказала так: «Очень вас всех прошу, никому ни слова правды! Говорите, что Милада с приступом аппендицита в больнице».

— Ой, а я уже кому-то по телефону наврала, что она сломала руку! — воскликнула тут Зизи.

— Дура! — рявкнул Кит. — Кто просил языком молоть?

— Спокойно, — улыбнулась Рита, — это ерунда. Сейчас главное — убедить народ, что ничего не произошло, что Милада по-прежнему работает, что это просто конкурирующее издательство заплатило нечестным журналистам, дабы те бросили тень на нашу звезду. Известно же, как это делается. Понесутся слухи: Смолякова, мол, исписалась, за нее пашет бригада, или того хуже — Милада умерла, а ее кончину скрывают, дабы и дальше выпускать рукописи, используя наработанный брэнд… В общем, заклятые друзья «Марко» пустятся во все тяжкие, чтобы тиражи Смоляковой обвалились вниз. Но мы не дрогнем!

— Мама-то и впрямь смылась, — напомнил Кит. — Сколько у вас сейчас ее рукописей?

— Пять, — ответила Рита. — А сегодня…

— Вот, — нервно оборвал Водовозову нетерпеливый сынок писательницы, — следовательно, спустя полгода новых дюдиков не появится! Народ все мигом поймет. Писала, писала — и каюк! Куда подевалась? Господи, что будет со мной?..

— Вы не дали мне договорить, — сухо вступила вновь в разговор Рита. — Утром редактор получил новую рукопись Смоляковой.

— Как? — взвизгнула Зизи.

— По электронке.

— Откуда?

— Адрес установить не удалось. Вернее, мы его вычислили, но это одно из интернет-кафе в самом центре города, поток посетителей в нем огромен. Паспортов у клиентов там никто не спрашивает, купил время — и пользуйся.

— А это точно ее работа? — насупился Кит. — Может, кто-нибудь решил обдурить всех и сейчас сам историю состряпал. Ей-богу, совсем не трудно такие книжонки, как мать, кропать!

— Если считаете написание романов плевым делом, отчего сами не возьметесь за перо? — ехидно поинтересовалась Рита. — Сейчас бы звездили.

Никита побагровел, а Настя быстро поинтересовалась:

— Может, кто под маму подделался?

Водовозова помотала головой:

— Боюсь, вам будет трудно понять… Как правило, близкие люди неверно оценивают личность, около которой живут. На первый взгляд в книгах Милады нет ничего особенного: очень простой текст, никаких философских заумей, в общем, отнюдь не Достоевский. Но романы Смоляковой притягивают, в них ясно просвечивает харизма автора — светлая, положительная. Милада наивна, словно ребенок, у нее чистая душа, и она отражается в книгах. Понимаете, как писатель ни старается, а себя не спрятать. Вот почему одни произведения отлично продаются, а другие, даже порой более талантливые, оказываются в остатках. Как человек приобретает книгу? Идет в магазин и листает томик за томиком, пробегает текст и понимает: это мое, а это — не мое. Я твердо уверена: писатель энергетически заряжает произведение. Если он добр и хочет вам помочь, то получается положительная книга, коли зол, жаден, гадок — рождается отрицательная. Людей обмануть трудно, они тянутся к хорошему. Все зависит, повторюсь, от личности автора. Можно нанять бригаду, скопировать стиль Смоляковой, завертеть сюжет так, что ей и не снилось, избежать всех нелепиц и ошибок, кои порой проскакивают у Милады, и… получится пустышка. В ней не будет Смоляковой, ее ауры, доброты и любви. Подделать Смолякову невозможно, это ее текст. А еще там было…

Внезапно Рита замолчала.

— Что? Говорите! — потребовал Кит.

— Ну, неважно.

— Вы не имеете права скрывать от нас информацию! — топнула ножкой Зизи.

— При рукописи имелись распоряжения от Милады, — тихо ответила Рита. — Семья будет по-прежнему получать деньги.

— Вы обязаны ее найти! — закричал Кит.

Настя с некоторым удивлением глянула на него. Она-то думала, после упоминания о том, что поток денег не прекратится, Кит успокоится, но брат отчего-то разволновался еще больше.

— Да, — кивнула Рита, — естественно. Но нельзя поднимать шум. У Милады имидж простой российской женщины, хорошей матери, хозяйки семьи, бесконфликтного автора «Марко». Она привлекает читателей еще и своей репутацией. Теперь представьте, если вдруг пойдет вой: «Смолякова бросила детей! Писательница удрала от домашнего уюта! Милада больше не желает быть дойной коровой издательства!» Подобные заявления в СМИ ударят по имиджу автора, снизят продажи. Это не надо ни нам, ни вам. Поэтому повторяю: держите рот на замке.

— Но «Желтуха» уже написала какую-то дрянь! — воскликнула Зизи. — Хотя я люблю читать эту газетку, много смешного пишет.

— Ага, обхохотаться можно… — мрачно заметил Кит.

— Знаю, — кивнула Рита, — поэтому и пришла. Скажите, бабушки в курсе дела?

— Нет, — помотал головой Кит.

— Они не интересовались, куда подевалась Ми? — слегка удивилась Водовозова.

— Она часто поздно возвращалась, — скривилась Зизи. — Телевидение, радио, всякие интервью, еще «Марко» обязывает на мероприятиях мелькать…

— Бабки порой ее неделями не встречали, — подхватил Кит. — Мать встает в шесть утра. Нальет себе кофе — и садится работать. Фаина с Никой дрыхнут до полудня, потом гуляют, в три обедают и расползаются по своим комнатам, до ужина, слава богу, не вылезают, телик смотрят.

— Ника дневник пишет, — встряла Настя.

— Ты откуда знаешь? — удивился брат.

— Один раз в библиотеке на столе увидела тетрадь, хотела открыть, но тут пришла Ника и сказала, что это ее дневник, там много чего интересного. Она хочет его издать, и тогда…

— Похоже, в нашей семье сплошняком одни писатели, — заржал Кит. — В общем, после трех мать вылетала из кабинета, живо собиралась и отправлялась звездить. Бабки выползут в гостиную, а невестушки их бывшей и след простыл. Нет, они не волнуются.

— Очень хорошо, — закивала Рита, — в крайнем случае, если начнут любопытство проявлять, скажите: в Германию уехала.

— Старухам по фигу, — махнула рукой Зизи, — им на Ми плевать.

— Но люди все равно поймут, в чем дело, — не успокаивался Кит. — Читатели привыкли часто видеть Смолякову: по телику, в магазинах, где она книги подписывала.

— Милада поедет в «Москву», — заявила Рита. — На сегодня назначена встреча.

— Это как? — аж подскочил на месте Кит. — Вы нашли мать? Чего ж тогда тут дурочку валяете?

— Сейчас объясню, — сказала Водовозова, — я поэтому и приехала к вам. Потребуется помощь Насти…

Глава 5

— Твоя мама целый день работала? — удивилась я. — Всегда считала, что писатели счастливые люди. Встают к обеду, потом гуляют по парку, ждут вдохновения…

Настя засмеялась:

— Ну, это не про маму. Она заводила будильник на пять сорок пять, а в шесть уже сидела за компьютером. И не вставала до трех дня. Затем мгновенно собиралась и укатывала. У нее ведь еще своя программа на телевидении, про животных. Не на центральном канале, но все равно времени много отнимает. Неужели никогда не видели?

— Нет.

— Называется «Наши любимцы». К маме вроде бы приходят гости — кто с кем: собакой, кошкой, хомячком — ну, и разговаривают. В основном известные личности, звезды, но и обычных людей приглашают. Снимают пакетом — сразу по двенадцать передач. А еще мама на радио работает. И других встреч, по мелочи, с теми же журналистами, немало. Раньше представители прессы к нам сами ездили, но потом Зизи разоралась. «Жить невозможно, — кричала, — постоянно не пойми кто по дому шляется, в халате не выйти!» Теперь мама в издательство катается, там интервью дает. Надо ведь не только написать книгу, но и на людях показываться.

— Господи, как же она выдерживает такую нагрузку?

Настя пожала плечами.

— Ми вечно повторяет: я в долгу перед своими домашними, они из-за меня долго жили в нищете, теперь я обязана обеспечить всем надлежащий уровень. Понимаете?

— А где работает твой брат?

— Он… э… в общем, сейчас нигде. Временно… ищет службу.

— А Зизи?

— В журнале.

— В каком и кем?

Настя почесала затылок.

— Глянцевое издание для женщин. Кажется, называется «Кэт». Зизи журналистка.

— Много пишет?

— Ну… не знаю, не читала.

Я отвернулась к окну. Понятно. На самом деле станешь вскакивать в шесть, если на плечах сидят две бабушки-пенсионерки, лоботряс-сынок, лентяйка-невестка и дочь-школьница. Всем небось охота кушать, одеваться, ездить на машине, ходить в парикмахерскую. Очень хорошо знаю, какую сумму наша семья тратит на хозяйство. Причем маленькая деталь: у нас работают все — Кеша, Зайка, Дегтярев, и даже Машка не лоботрясничает на каникулах. Дармоедка в доме одна — я, поэтому и не имею никакого морального права сейчас осуждать Кита и Зизи.

— И что нам делать? — прерывающимся голосом спросила Настя.

— Знаешь, — вздохнула я, — похоже, Милада решила уйти из семьи по собственной воле, желая уберечь вас от какой-то беды. Она ведь прямо написала тебе это.

— Да. Только что за беда-то?

— Понятия не имею. А ты?

— Я тоже, — грустно ответила Настя. — Видела просто, что в последнее время мама нервничала.

— И не спросила, в чем дело, — упрекнула, не удержалась я.

— Нет. Только не подумайте, что мне все равно! — затараторила Настя. — Решила, к ней снова Дуридзе пришел.

— Кто?

Настя поежилась.

— Мама считает меня своей лучшей подругой, она со мной откровенна. Понимаете, доход литератора зависит от тиража. А он колеблется: то больше напечатают, то меньше. Мамуся иногда впадала в панику, прибегала ко мне со слезами. «Настюша, — говорит, — смотри, тираж упал! Все, катастрофа, меня больше не станут издавать, не будут читать, вновь превратимся в нищих…» Понимаете? Она очень боялась опять превратиться в журналистку без постоянного оклада. Бесполезно было в такой момент взывать к разуму, Ми превращалась в невменяемую. Я сначала ругала ее, а потом стала шутить — начнет она плакать, говорю ей: «О! Твой милый Дуридзе заявился в гости, гони его вон грязной тряпкой!» Ми начинала улыбаться, ей делалось легче. Вот я и думала, что снова Дуридзе с нами, поэтому особо не занервничала. Ох, я виновата! Если бы подкатилась к ней с разговором, пристала, начала трясти… А я… я поступила, как Кит… занялась своими делами…

И Настя заплакала.

— Перестань! — велела девочке я. — Надо найти Ми непременно и задать ей вопросы. Что за беда грозит семье? Почему в отсутствие Милады беды не будет? То есть как твоя мама связана с мм… неприятностями? Хотела ли она на самом деле спрятаться? Может, письма фальшивые…

— Нет, то, что получила я, точно написано мамой.

— Если тебе к голове приставят пистолет, еще не то сделаешь.

— Ой! — вскрикнула Настя. О подобном варианте она явно не думала.

Чуня принялась мелко-мелко трястись. Я машинально погладила йорка, собачка прижалась ко мне и лизнула в щеку. Несколько секунд мы все втроем сидели молча.

— Помогите мне… — вдруг тихо попросила Настя. — Вы хороший человек, я вижу. Вы понравились Чуне, а собака никогда не ошибается. Вдруг маму мучают, а все бездействуют!

— Думаю, разгадка кроется у вас дома, — вздохнула я. — Мне бы к вам в гости напроситься, но как? Прикинуться дальней, никогда не посещавшей Москву родственницей?

— Нет, не пройдет. Была бы мама — вопросов нет, Ми всех привечала, а сейчас Кит и Зизи вас взашей вытолкают.

— К тебе какая-нибудь преподавательница не ходит? Я могу сыграть роль нового репетитора.

— Летом? И потом, у меня даже четверок нет, — пояснила Настя, — иду на золотую медаль.

— Бабушки не нуждаются в сиделке?

— Что вы, они у нас здоровее всех, — бормотнула Настя. — Вау, придумала!

— Что?

— У нас хозяйством занимается Раиса, но она не справляется — дом большой, еще готовить, стирать, гладить надо. Ми решила нанять ей помощницу, и завтра утром должна прийти тетка. Кит и Зизи в курсе. Так вот, я позвоню в агентство и дам отбой, а вместо горничной приедете вы. Ну, как? Только ведь придется полы мыть!

— Это ерунда, главное — посмотреть на вашу семью изнутри. Думаю, я быстро смогу понять… где плачет лягушка.

— Что? — удивилась Настя, услышав непривычный оборот речи.

— Мы говорим: «где собака зарыта», а французская поговорка звучит именно так: «где плачет лягушка», — улыбнулась я.

— Ясно, — кивнула Настя.

— Смотри, никому не проговорись. Мы должны сначала сами разобраться во всей произошедшей истории и не навредить при этом Ми.

— Конечно.

— Значит, завтра в десять я у вас. Говори адрес.

— Поселок Воронье озеро.

— По Новорижской дороге?

— Верно.

— Это же в двух минутах от Ложкина, где я живу! Можно пешком пройти, через лесок, — обрадовалась я.

— Здорово!

Лежащий на столике перед Настей мобильный начал вдруг издавать лай. Я даже вздрогнула.

— Это у меня звонок такой, — засмеялась девочка. — Алло! Толик, не волнуйся, я пирожные ем, скоро выйду.

Отложив сотовый, Настя пояснила:

— Шофер беспокоится, Толик. Из поселка-то никак без машины не выехать. Ладно, мы с Чуней пойдем, а то еще водитель сюда заявится и нас с вами вместе увидит.

— Ступай, — кивнула я. — Только имей в виду: завтра я приду загримированной, так что ты уж не удивляйся.

— Хорошо, — согласилась Настя. — А вы сережки снимите и часики. У Зизи в голове калькулятор, мигом вычислит, сколько ваши брюлики стоят.

После того как Настя ушла, я пару минут посидела, размышляя, затем вытащила телефон. Естественно, завтра я не стану обвешиваться золотыми украшениями, отправляясь на работу в качестве поломойки, но ведь и о другом подумать надо, чтобы изменить свой внешний вид. Ладно, поеду в круглосуточный супермаркет, пороюсь там в корзинках у касс, где навалена дешевая одежда. Если эта Зизи столь внимательна, она сообразит, что все мои простые с виду джинсы, футболки и мокасины стоят довольно дорого. Про любимые французские духи тоже придется временно забыть. Но главное сейчас — заняться прической.

Вообще говоря, я давно крашу волосы, хоть и не люблю в этом признаваться. Натуральные блондинки, увы, тоже седеют, правда, в их шевелюре предательские «серебряные» пряди не столь заметны, как у брюнеток.

Впервые я разглядела у себя несколько седых волосков лет пять тому назад и в полном отчаянии позвонила Оксане.

— И чего такого случилось? — совершенно не испугалась подруга. — Эка беда!

— Ты не понимаешь! — чуть не зарыдала я. — Седые волосы — это ужасно! Значит, стою одной ногой в могиле!

— Ну не дура ли ты? — спокойно ответила Ксюта. — Поседеть можно и в восемнадцать лет.

— Знаю, от горя! Но у меня-то все в порядке!

— О господи… — вздохнула Оксанка. — Все эти глупости про горе распространяют писатели. Медицине не известно ни одного случая спонтанного поседения. Пойми, седина — просто следствие потери волосами пигмента, это не происходит мгновенно. Один романист когда-то накропал глупость, остальные подхватили. Иногда писатели такое пишут! Врачи потом ухохатываются!

— Так от чего можно поседеть в юном возрасте?

— Например, от генетики, — начала терпеливо пояснять Ксюша, — или от неправильного питания. Да сто причин есть! Согласна, волосы белеют с годами, но уверяю тебя: седина вовсе не означает приход старости. Я, между прочим, крашусь с тридцати пяти. Нашла о чем рыдать! Пойди в магазин, подбери себе нужный цвет, и вперед.

Моментально успокоившись, я рысью рванула в ближайший торговый центр и уставилась на полки, где теснились коробочки с краской. На первый взгляд средства выглядели одинаково: красивые упаковки с фотографиями милых женщин, волосы которых радовали глаз яркими и сочными цветами. Меня охватила растерянность.

— Девушка, — потормошила я мирно дремлющую продавщицу, — какое средство лучше?

— Все хорошие, — вяло отреагировала та и вновь задремала.

— Но, наверное, они разные!

— Ага, по цвету упаковки, — буркнула продавщица, которой явно не хотелось работать.

Но я была настойчива.

— Какую взять?

Девица зевнула, окинула меня недовольным взглядом и, на миг проснувшись, заявила:

— Вон ту, за двести рублей.

Я уже собралась снять со стеллажа рекомендованное средство, но тут меня тронула за рукав худенькая женщина, тоже явно покупательница.

— Не берите, — тихо сказала она.

— Почему?

— У вас много лишних денег?

— Ну… на себя-то не жалко. И потом, если дорогое, то, наверное, хорошее…

Женщина улыбнулась:

— Не всегда. Насколько я знаю, это средство очень плохо красит. К тому же глядите: его никто не берет, коробка пыльная, стоит тут небось год, да еще на самый верх поставлена.

— И что?

— Если товар засунут очень высоко или очень низко, значит, его неохотно берут, пользующиеся спросом вещи ставят на средние полки, на уровень глаз покупателя. Продавщица заинтересована сбыть лежалый, дорогой товар, она оценила ваш внешний вид и подумала: этой можно впарить краску за две сотни, возьмет!

— Откуда вы такие подробности знаете? — удивилась я.

Собеседница усмехнулась:

— Сама в магазине работаю. Хотите мой совет?

— Конечно.

— Вон там продукция уважаемой немецкой фирмы, немецкие товары традиционно качественные. Купите их краску «Палетт», я ею давно пользуюсь и очень довольна. Вот посмотрите, разве мои волосы похожи на крашеную мочалку? Можете пощупать пряди — они мягкие, словно шелк.

— Ага… — с сомнением протянула я, — симпатичные коробочки…

— Вам что-то не нравится?

— Цена.

— Но она ниже некуда!

— Вот именно! Разрекламированная вами «Палетт» стоит совсем недорого, а та краска двести рублей! Знаете, у французов есть поговорка: «Я не настолько богат, чтобы покупать дешевые вещи».

Женщина усмехнулась:

— Хозяин — барин. Только имейте в виду: себестоимость товара одинакова, вы переплатите за пафос — за коробочку с золотом и фотографию супермодели на упаковке.

— В той краске, что за двести, лежат перчатки!

— И в «Палетт» тоже, — не успокаивалась тетка. — Ну, право, глупо брать товар лишь потому, что он дороже. Хотя у богатых свои причуды. Знаете анекдот? «Встречаются крутые Толян и Вован. Первый спрашивает:

— Слышь, браток, почем галстук брал?

— По пятьсот баксов, — гордо отвечает Вован.

— Эх, фраернулся ты, за углом по тысяче купить можно! — укорил его Толян».

Очень довольная собой тетка захихикала, а я, обидевшись на слишком привязчивую особу, сердито сказала:

— Спасибо за консультацию!

Пальцы схватили коробочку за две сотни целковых.

— Сама не пойму, — покачала головой собеседница, — чего это я вас поучаю? Но все же прислушайтесь к совету, купите еще и эту, — и показала на «немецкую полочку». — Хоть нормально покраситесь, когда поймете, что дорогущее средство — дрянь.

Следовало уйти к кассам, но я неожиданно ухватила и упаковку «Палетт».

Вечером я испытала глубокое раскаяние, смешанное с благодарностью. Незнакомка оказалась права: многорублевая «прелесть» стекла с волос, не оставив на них и следа, а «Палетт» замечательно закрасила седину. С тех пор я пользуюсь только этим средством и спешу сообщить всем знакомым женщинам: не радуйтесь при виде коробочек за бешеные сотни. Не все то хорошо, что дорого.

Поэтому сейчас я поступлю, как всегда, — куплю «Палетт». И тут у меня в сумочке зазвонил телефон.

— Дашка! — заверещала мне в ухо, едва я поднесла к нему трубку, моя хорошая знакомая Светка. — Ты где?

Я усмехнулась.

— По удивительной случайности стою в двух шагах от твоего подъезда!

— Вот и отлично! Кстати, — поинтересовалась Светка, — ты не хочешь покрасить волосы? По-моему, тебе просто необходима смена имиджа.

Я хмыкнула. Тот, кто хорошо знаком со мной, слышал про Светку: она ненормальный человек, всю свою жизнь посвятивший косметологии. Еще в советские времена Светунчик сама варила всем своим подругам особое мыло, делала лосьоны, кремы, маски. Кстати, действовали они прекрасно и стоили очень дешево. После того как Россия плавно въехала в капитализм, Светка стала работать в фирме, которая производит всякие кремы, и весьма там преуспела.

— Ты просто подслушала мои мысли, — пришлось признаться мне. — Я как раз хотела слегка измениться.

— Тогда дуй ко мне! — велела Света.

Я заколебалась: наверняка она мне предложит что-нибудь сверхмодное. А ведь от добра добра не ищут!

— Давай, торопись! — заорала Света. — Я перешла на другое место работы, и мы занимаемся волосами. То есть красками для волос. Новейшие разработки! Чего тормозишь?

Я вздохнула, сказала, что уже иду, и пошагала к хорошо знакомому подъезду. Неумение воспринимать новое — признак старости. А я молодая женщина! Так почему бы и не попробовать новую краску?

Я не видела Светку почти полгода и должна сказать: сейчас подруга выглядела самым диковинным образом. Красивые, довольно длинные, каштановые волосы исчезли, их место занял ежик из коротких, белых, торчащих вверх лохм. Глаза Светка намазюкала темно-синими тенями, рот желтой помадой, а брови у нее отчего-то стали зелеными.

— Господи, что с тобой?! — невольно вырвалось из моей груди.

— Супер, да? — кокетливо прищурилась Света. — Ты сейчас еще лучше станешь!

Я невольно сжалась от чего-то, похожего на страх. Но назад хода уже не было — если попала в лапы к Светке, то вырваться шансов нет.

Через десять минут я сидела в ванной, ощущая себя более чем некомфортно: по шее текла краска, причем весьма неожиданного цвета — волосы были намазаны какой-то темно-синей субстанцией. Чем дольше я тряслась на табуретке, тем мрачней становилось у меня на душе. Ох, чует мое сердце, ничего хорошего не выйдет… Но даже в самых смелых фантазиях я не могла предположить, что именно увижу в зеркале после того, как Светка воскликнула:

— Готово! Супер! Прикол! Тебя не узнать!

Последняя фраза оказалась правильной на все сто. На меня смотрела из зеркала совершенно незнакомая брюнетка. Я стала выглядеть старше лет на десять и показалась себе страшно уродливой и к тому же больной: глубокий и мрачный черный цвет волос абсолютно не шел к моему лицу.

— Класс, да? — улыбалась Света.

— Ага, — прошептала я. — Сколько держится краска?

— Если голову не мыть, то год, — сделала странное заявление подруга. — Но можешь взять коробочку про запас.

Я вздрогнула и, отказавшись от чая, а заодно и от покупки суперкраски, ушла в полном отчаянии. Сейчас приеду домой и… ну, не знаю, что буду делать! Наверное, придется жить в образе больной, старой вороны. А ведь я всего-то и собиралась для изменения внешности, что перекраситься в рыжий цвет…

На улице лил не предсказанный синоптиками дождь, зонтик я оставила в «Пежо», а машину пришлось припарковать на соседней улице, потому что возле Светкиного подъезда места не нашлось.

Ругая себя за непредусмотрительность, я побежала к автомобилю под потоками ливня. Через секунду на мне не осталось ни одной сухой нитки, по лицу, смывая макияж, текли струи воды, волосы, заботливо уложенные в аккуратную прическу, прилипли к голове. Мне стало смешно: ну и ну, сходила к специалисту мирового класса! Весь Светкин труд насмарку!

Злость придала сил, я прибавила скорость, увидела «Пежо», споткнулась и упала. Мне стало еще веселей. Все правильно! Иначе просто не могло быть! Я свалилась в лужу перед входом в какой-то ресторан, на глазах у швейцара, одетого в ливрею! То-то парню радости, сейчас начнет смеяться… Но тот вдруг вышел из-под козырька и кинулся помогать мне встать, бормоча нечто типа:

— Ай… бонт… конт… донт…

— Простите, не понимаю, — отозвалась я, — спасибо вам за внимание.

— Вы говорите по-русски? — изумился швейцар.

Я тоже удивилась. А отчего это он поражается? Мы находимся в Москве, не в Париже или Нью-Йорке, ясное дело, что основная масса прохожих болтает на языке Пушкина и Гоголя.

— Я москвичка.

— Да, да, конечно. Вы так промокли!

— Дождь идет.

— И руки испачкали.

— Действительно.

— Заходите в наш ресторан, приведете себя в порядок в туалете, — заботливо предложил дядька.

— Огромное спасибо, — улыбнулась я.

— Вот сюда, налево… Видите дверку? Давайте открою, — не успокаивался мужчина.

Сообразив, что швейцар рассчитывает на чаевые, я кивнула и сказала:

— Сейчас приведу себя в порядок и отблагодарю вас.

Дядька расплылся в улыбке.

— Я вовсе не из-за денег, просто мне всегда очень нравились такие, как вы!

Я смутилась. Всегда, слыша комплимент, я начинаю вести себя совершенно по-идиотски — хихикаю, краснею. Согласитесь, странная реакция для дамы, трижды побывавшей замужем.

— Просто мечта с такой, как вы, вечерок провести, — не успокаивался мужчина. — Может, оставите телефончик?

Я заморгала. Ко мне давным-давно не приставали столь откровенным образом! Конечно, следовало возмутиться, поставить наглеца на место, но, если быть честной, неожиданно мне стало очень приятно. Значит, я еще не вышла в тираж и вполне способна привлечь к себе мужское внимание.

— Я недавно с китаянкой познакомился, — вдруг признался привратник. — Тоже экзотика, но не то. Мечтал о вас! Даже английский выучил!

Последнее замечание показалось мне более чем странным. При чем тут язык Шекспира? Выходит, мужчина принял меня за англичанку? А что, я действительно напоминаю внешне жительниц туманного Альбиона: белая кожа, голубые глаза. Кстати, французы, уловив в моей речи некий акцент, спрашивают:

— Вы из Нормандии?

И, услышав заверения, что я не родилась в этой провинции Французской Республики, моментально восклицают:

— Значит, англичанка!

— Колер волос у вас классный, — не успокаивался привратник.

Я кокетливо улыбнулась.

— Только что покрасила! От природы я совсем иная.

— Ясное дело, — закивал швейцар. — С вашим цветом кожи такой шевелюры никак не может быть. Выглядит слегка странно, но… очень оригинально!

— Вы находите?

— Да, притягивает взор!

— Спасибо.

— И молодит.

Я засмеялась:

— Правда?

— Конечно. Хотя вам пока не надо никаких ухищрений, небось и тридцати не исполнилось. Так дадите телефончик?

Я совсем не собиралась заводить в ближайшее время романов, да еще со швейцаром ресторана, но он был так мил… И, похоже, я произвела на него сногсшибательное впечатление. Право, приятно сознавать себя женщиной, при виде которой представители противоположного пола приходят в экстаз.

— Вы — мечта моего детства, — продолжал привратник. — К тому же еще и россиянка… Дайте телефон, умоляю!

— Сначала умоюсь, — улыбнулась я.

— Конечно, конечно! Сюда, осторожно, не споткнитесь.

Ощущая себя царицей Савской, я вплыла в санузел, приблизилась к раковине, включила воду, машинально глянула в большое зеркало и завизжала.

Те, кто не первый раз встречается с госпожой Васильевой, хорошо знают: я не истеричка. Но сейчас я орала, не в силах захлопнуть рта, и слава богу, что на мой вопль не сбежалась вся местная тусовка. Впрочем, любая женщина отреагировала бы так же, увидав в зеркале абсолютно черное лицо с ярко-красными губами и белые-белые, словно сахарная пудра, волосы, стоявшие дыбом.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы сообразить: негритянка с шевелюрой больной болонки — это я. Но не раньше, чем мои дрожащие пальцы ощупали щеки, лоб, подбородок. Я наморщила нос и высунула язык — отражение послушно повторило мои мимические упражнения. Нет, это правда я! Но что произошло?

Стараясь сохранить трезвость ума, я внимательно всмотрелась в зеркало. Минуточку! Я ведь сегодня вышла из дома в нежно-розовой кофточке… Так отчего же она сейчас серо-буро-малиновая, а? И тут я все поняла.

Светка выкрасила мои волосы в цвет вороньего крыла, но, очевидно, не была уверена в стойкости средства, то-то она на мой вопрос: «Как долго продержится краска?» — брякнула: «Если не мыть голову, то год». А почему не следовало мочить волосы? Да потому, что от воды краска мигом слезает! Я попала под сильный ливень, волосы начали стремительно терять приобретенный цвет, черная жидкость потекла по лицу, по кофте, и получилось… Тихий ужас, вот что получилось!

В жутком потрясении я набрала пригоршню жидкого мыла и принялась тереть лицо. Процедуру пришлось повторить не один раз, прежде чем кожа потеряла откровенную черноту, теперь она имела лишь серый, землистый оттенок — я походила на человека, перенесшего тяжелейшую операцию.

Решив применить дома самый сильный скраб, я вышла в холл, снова столкнулась с привратником и, не желая обидеть милого дядечку, ласково сказала:

— Понимаете, я замужем.

— Очень рад, — буркнул швейцар.

От его приветливости не осталось и следа. Метаморфоза слегка озадачила, но я решила продолжить беседу:

— Люблю своего мужа.

— Хорошо.

— Не изменю ему.

— Похвальное поведение.

— Пожалуйста, не обижайтесь.

— На что?

— Я не могу дать вам свой телефон. Нет, нет, вы очень приятный человек, но измена супругу…

— Дама, — вытаращил глаза швейцар, — вы… того, да? Зачем мне ваш телефон?

— Сами просили.

— Я?

— Вы.

— Когда?

— Пару минут назад.

— У вас?

— Именно.

— С ума сойти!

— Неужели не помните: я упала на улице, вы помогли мне подняться…

Привратник шарахнулся в сторону.

— Та была негритянкой!

— Это я.

Мужчина отступил назад.

— Мне африканки нравятся, — прошептал он. — С детства! Мечта! Английский выучил! А вы… вы того… вы какого-то непонятного цвета, серого…

Тут входная дверь ресторана распахнулась, и на пороге появилась молодая пара. Швейцар кинулся к ним, словно утопающий к спасательному кругу. Я снова вышла под дождь и уже не спеша побрела к своему «Пежо». Ему, видите ли, нравятся негритянки! Скажите, пожалуйста, какой эротоман! Вот сейчас вернусь в Ложкино и покрашу волосы своей любимой краской «Палетт». Уж она-то не боится ни дождя, ни снега, ни цунами, ни сирокко,^[2] ни наводнения! Только сначала заеду в магазин и куплю заветную коробочку, содержимое которой придаст моей шевелюре теплый и приятный глазу рыжий цвет. Стану похожа на лисичку. Это ли не изменение внешности?

Примечания

2

Сирокко — резкий, жаркий ветер из пустыни.