Метро до Африки

Дарья Донцова, 2007

Даша Васильева опять попала в переплет! Ее друг, полковник Дегтярев, потерял память! Целая неделя выпала из его жизни! И эта неделя оказалась полна неожиданностей – он, оказывается, занимался частным расследованием. Но что бравый милиционер делал в квартире, где, кроме него, Даша обнаружила еще и труп хозяйки, Юлии Моргаловой, он не помнит. Придется любительнице частного сыска самой браться за это дело. А, как известно, Даша из тех женщин, что «коня на скаку остановит» и «в горящую избу войдет»…

Глава 4

— Ты где? — спросил Дегтярев.

— На выставке, — обтекаемо ответила я. — А что?

Полковник кашлянул.

— Ничего. Скажи, какой сегодня день недели?

— Суббота, — изумилась я. — Забыл?

— Ну… в общем… да, — признался приятель, — жарко очень.

— Душно, — согласилась я.

— Голова болит. Кружится, — неожиданно пожаловался Александр Михайлович. — И подташнивает.

— У тебя поднялось давление! Немедленно иди в медпункт, пусть врач даст таблетку.

— Я не на работе.

— Тогда загляни в аптеку и купи, что тебе было прописано, — велела я. — Только не забудь: дозировка пять миллиграммов, и съесть надо полтаблетки.

— Ноги дрожат, — протянул приятель, — в глазах двоится.

Я прислонилась спиной к рукомойнику. Главное сейчас — не показать полковнику своего волнения. Наш бравый боец с преступностью крайне внушаем, и он панически боится врачей. Вероятно, у Дегтярева гипертонический криз, но, если я выскажу свое предположение вслух, он перепугается, и ему станет еще хуже.

— Ерунда, — стараясь казаться беспечной, завела я, — погода меняется, у меня тоже голова раскалывается, скорей всего, идет более жуткая жара или холод наступает. Кстати, ты где?

— Дома, — протянул Дегтярев.

— Замечательно! — обрадовалась я. — Возьми в аптечке лекарства и на диван. Я звякну Оксане, она приедет…

— Я не в Ложкине, — промямлил полковник.

— А где? — изумилась я. — Какое еще место ты называешь домом?

— В смысле, я не дома, а в доме, — начал путано объяснять полковник. — В чужой квартире. Очень прошу, приезжай, мне нужна твоя помощь!

Вот тут я перепугалась до паники. Обычно Александр Михайлович отстраняется от моей заботы и страшно злится, когда я пытаюсь облегчить ему жизнь. Если уж он обратился ко мне с подобной просьбой, дело совсем плохо.

— Милый, ты где? — заорала я.

Вместо того чтобы, как обычно, недовольно вздохнуть и заявить: «Прекрати кричать, слушай внимательно», Александр Михайлович тоном потерявшегося детсадовца ответил:

— Не знаю.

— Это как? — растерялась я и похолодела от ужаса.

Все, допрыгался, заработал инсульт! Сколько раз я твердила полковнику: прекрати есть свинину, холодец и сыр камамбер, сядь на диету, сбрось лишние килограммы, займись бегом… И вот результат беспечного отношения к собственному организму!

— Я в квартире, — простонал полковник.

— Чьей?

— Понятия не имею.

— Говори адрес.

— Он мне неизвестен.

— Тебя заперли?

— Нет!

— Тогда спустись вниз и посмотри на угол здания, авось найдешь табличку.

— Не могу.

— Почему?

— Голова кружится, на бок падаю.

— Хорошо, я сейчас приеду. Только не выключай мобильный, понял?

— Да. Ты же мне поможешь? — по-детски протянул Дегтярев.

— Непременно, — трясясь от волнения, заверила я. — Там есть диван или кровать?

— Я вроде сижу на кухне, — промямлил полковник.

— Отлично. Старайся поменьше шевелиться и ни в коем случае не отсоединяй сотовый от сети. Повтори, как понял…

— Я сейчас затаюсь и не трону телефон. Только поспеши, — послушно отозвался Александр Михайлович и отсоединился.

От покорности полковника у меня началась нервная икота. Трясущимися пальцами я набрала номер телефона. Только бы Артур сидел на месте!

— Пищиков, — бойко отозвались из трубки.

— Артурчик, это Васильева. Ты где?

— Хороший вопрос, — засмеялся журналист. — Тебе правду сказать или соврать?

Неожиданно цепкая рука, сжимавшая сердце, разжалась. Отчего-то Артур всегда действует на меня успокаивающе. Мы познакомились с ним несколько лет назад, я уже рассказывала об этой истории и сейчас повторяться не хочу. Начав отношения врагами, мы постепенно превратились в близких друзей. Пищиков успешно делает карьеру, сейчас он работает в газете «Жизнь» и имеет связи в самых разных областях. Если звякнуть Артурчику и попросить: «Найди мне личный мобильный номер английской королевы», — Пищиков не станет орать: «С ума сошла!» Он лишь уточнит: «Тебе очень надо?» Получив ответ «да», Артур мигом примется за дело. Заветные цифры будут у меня к вечеру, в крайнем случае — к следующему утру.

Артур ради друга пройдет сквозь стены, прогрызет гранитную плиту, пророет носом тоннель под океаном. Смущает ли меня тот факт, что Пищиков служит в газете «Жизнь» и частенько пишет об известных людях, которые, напившись в казино, пляшут голыми на столе? Нет, нисколько. Потому что Артур никогда не врет. Кстати, за отказ напечатать неподтвержденные сведения его с треском выгнали из «Желтухи». Иногда на Пищикова наезжают обиженные знаменитости, пару раз его грозились убить, но Артурчик спокойно отвечает: «Ты плясал голый на столе? Вот я так и написал. Не хочешь таких статей? Не пляши голый, съезди в детдом, подари сиротам пару телевизоров. Я об этом сообщу с радостью. Мне только дай повод сказать о человеке хорошее, непременно его использую».

Вот такой он человек и журналист, Артур Пищиков. И сейчас единственная моя надежда была на него.

— Можешь определить адрес по работающей мобиле? — спросила я.

— С полпинка, — зевнул Артур. — Опять встала на тропу сыска? Бежишь гончей собакой? А что скажет полковник?

— Артурчик, сделай одолжение.

— Вечно я из-за доброго сердца страдаю и ничего за это не имею… — пожаловался в пространство Пищиков. — Ладно, давай номер, включаю компьютер.

Я живо продиктовала цифры.

— Отчего он мне кажется знакомым… — удивился Артур под мерное попискивание.

— Маловероятно, ты с моей приятельницей не встречался, — лихо соврала я.

— Угу… — пробормотал Пищиков, — эге… ага… И как люди раньше работали? Ни компа, ни сотовых. Послушаешь стариков, и слеза по небритой щеке течет. Сыскари носились собаками по Москве, три пары обуви за месяц в лохмотья изнашивали. Ну ваще! Улица Кирсарская, дом один, ориентировочно квартира три или два. Так моргает, словно между стенками находится. Хотя все же два.

— Артурчик, ты гений! — закричала я.

— Благодарность принимается в жидком виде, — серьезно ответил Пищиков и отсоединился.

Выскочив в зал, я сразу увидела Дину. И она меня тоже.

— Мы тебя ждем! — замахала руками бывшая подруга. — Поехали, надо отметить презентацию. Супер прошла!

— Извини, тороплюсь. — Я попыталась обойти хамку.

Но однокурсница оказалась проворной, она вцепилась в рукав моего платья и завелась:

— Если тебя зовут, неприлично отказываться.

— Я не могу принять предложения.

— Загордилась?

— Да! — рявкнула я. — Разбогатела и нос задрала, не желаю иметь дело с простыми людьми, общаюсь теперь лишь с олигархами, остальные в расчет не принимаются.

— Мне плевать на твой расчет, — затопала толстыми ногами Дина, — у меня собственные планы. Сказано — едем гулять, и точка!

Случись подобное не в тот момент, когда я торопилась к заболевшему Дегтяреву, думаю, я сумела бы купировать скандал. Но сейчас все мысли были заняты Александром Михайловичем, поэтому я гневно заявила:

— Я не твоя комнатная собачка! Прощай, Дина, ей-богу, мне некогда.

— Стерва, — прошипела Емельянова. — И всегда такой была, тебя все в институте ненавидели. Увела мужика у Симки Королевой… Сказано — поедешь с нами!

Я с силой отпихнула от себя сумасшедшую. Послышался треск, Дина пошатнулась и села на пол, рукав моего платья остался в ее побелевших от напряжения пальцах.

— Сволочь! Гадина! — понеслось по залу. — Мерзавка!

— Дина, успокойся, — послышалось сопрано Таси, — не стоит нервничать из-за ерунды.

— Зову ее выпить, а она…

Я выбежала на улицу, так и не дослушав, что думает обо мне Дина. Больше никогда не откликнусь на просьбы явно чокнутой Емельяновой! Я не обидела ее, просто вежливо отказалась от алкоголя и вечеринки. Но ведь нет ничего странного в том, что человек не хочет садиться пьяным за руль…

Квартира номер два оказалась на первом этаже. Я толкнула незапертую дверь, вошла в крохотную прихожую и крикнула:

— Дегтярев, ты где?

— Здесь, — прошелестело из узенького коридорчика, — на кухне.

Я кинулась на звук, очутилась в пятиметровом отсеке и сразу поняла, что жилплощадь принадлежит незамужней женщине. Ни одному существу мужского пола не придет в голову повесить на окно розовые занавески с рюшечками и поставить на шкафчик шеренгу кружек с изображением умильных котят. С другой стороны, семейная дама не оставит на самом виду пакет с прокладками и колготки.

— Как ты себя чувствуешь? — бросилась я к полковнику.

Однако не похоже, что у приятеля поднялось давление, — цвет лица у него вовсе не гипертонически-красный, а бледно-зеленый, зрачки во весь глаз, нос заострился. Не знай я Дегтярева много лет, приняла бы его сейчас за наркомана, настолько неадекватно выглядел Александр Михайлович.

Увидав меня, он попытался встать, но потерпел неудачу, его шатнуло в сторону.

— Ой, — выдохнул Дегтярев и глупо засмеялся, — штормит.

Не успев договорить, полковник начал икать.

— Ты пьян! — возмутилась я.

— Никогда не употребляю на работе, — еле сумел произнести Дегтярев. — Сама знаешь, только дома позволяю себе бутылочку пивка.

И это правда. Александр Михайлович плохо воспринимает алкоголь. Вернее, он спокойно может выпить много спиртного и не поморщится, но утром загулявший полковник будет мучиться жестоким похмельем! Кстати, ему станет плохо даже от не очень большой дозы крепкого напитка. Зная эту особенность своего организма, Дегтярев давным-давно перешел на пиво, он и впрямь никогда не смешивает службу с весельем.

На всякий случай я потянула носом воздух (господь наградил меня нюхом собаки, натасканной на взрывчатку). Если даже Александр Михайлович просто полизал рюмку из-под коньяка, я непременно учую запах. Но нет! От приятеля исходил слабый аромат лосьона после бритья, а от пиджака несло сигаретным дымом. Очевидно, полковник долго находился в компании куривших людей: либо сидел на совещании, либо в комнате для допросов. Это мне он делает резкие замечания при виде пачки моих тоненьких ментоловых сигарет, а коллегам и задержанным наш толстяк лекций о раке легких не читает.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Не знаю, — растерянно ответил приятель.

— Пришел в гости?

— Нет… Не помню…

— А кто хозяйка?

— Понятия не имею, — вздохнул полковник.

— Но ты же зачем-то сюда приехал?

— Вроде да.

— Квартира не конспиративная, — принялась я рассуждать вслух, — выглядит жилой, следовательно, тебя могли привести сюда либо личные, либо служебные дела.

— Ага, — покорно согласился Александр Михайлович и опять, словно детсадовец, добавил: — Увези меня отсюда, очень голова кружится.

— Хорошо, — быстро согласилась я, — давай попытаемся уйти.

Дегтярев попробовал встать и тут же шлепнулся назад на табуретку.

— Не получается, — растерянно заявил он.

Я выхватила из сумки телефон.

— Сейчас вызову врача.

— Нет, нет, нет, — забеспокоился полковник, — ни в коем случае.

— Почему? — нахмурилась я. — Думаю, твой организм среагировал на смену погоды. Вчера вечером лил ливень, а сегодня с утра было уже тридцать градусов жары, даже у памятника Юрию Долгорукому от такого зигзага давление заскачет.

— У меня есть предчувствие, что назревают большие неприятности, — вдруг заявил полковник. — И чем дольше я тут сижу, тем оно сильнее. Не надо врача, я смогу спуститься вниз, дай руку.

После некоторого колебания я выполнила просьбу Дегтярева. Александр Михайлович с явным трудом встал, и мы медленно побрели в сторону входной двери.

Очутившись в прихожей, я спохватилась.

— А где твой портфель?

— На кухне, — ответил полковник.

Я прислонила приятеля к вешалке и пошла назад. Меньше минуты мне потребовалось, чтобы понять: портфеля там нет.

— Нашла? — поинтересовался Александр Михайлович.

— Нет, — ответила я.

— Он должен быть там, — занервничал Дегтярев. — Я всегда ношу при себе ключи, кошелек, очки, документы.

— Может, ты забыл, где оставил портфель? — осторожно предположила я.

— Никогда ничего не теряю, — отчеканил приятель и стал похож на прежнего Дегтярева. — Я крайне аккуратен и, в отличие от некоторых, не лишаюсь ума при виде тарелки с изображением собачки.

У меня слегка отлегло от души. Слава богу, Александр Михайлович начал нападать, это верный признак хорошего самочувствия.

— Сделай одолжение, посмотри в ванной, — предложил толстяк. — Я всегда, придя с улицы, мою руки, вполне вероятно, что портфель стоит возле раковины.

Но и в крохотном совмещенном санузле не было дорогого изделия из крокодиловой кожи, подаренного полковнику Зайкой на Новый год. Машинально я пробежалась взглядом по шеренге дорогих парфюмерных и косметических средств — сплошь новинки лучших фирм, — затем шагнула в сторону одной из комнат.

— Туда я не заглядывал, — остановил меня Дегтярев.

— Уверен?

— Абсолютно. Сразу прошел на кухню.

— И кто тебе открыл дверь? — заинтересовалась я.

Полковник потер затылок.

— Не помню, вроде она была не заперта.

— Может, ты просто забыл? Заглянул, предположим, в гостиную, оставил там портфель и ушел на кухню? — предположила я. — Надо поглядеть.

— С тобой бесполезно спорить, — устало заявил полковник, — легче согласиться, чем отстаивать свою позицию.

— Думаю, что отстаивать собственные взгляды следует лишь по принципиальным вопросам, — не удержалась я от замечания и распахнула белую, кое-где ободранную створку.

Взору открылась не очень большая, просто обставленная комната. Бордовый ковер с традиционным орнаментальным рисунком стекал со стены на софу, с потолка свисала обычная трехрожковая люстра, в углу маячил узкий стол, чуть поодаль стоял огромный буфет — настоящий монстр, занимавший большую часть жизненного пространства. Но комната почему-то выглядела нежилой. Если в кухне можно было сделать вывод, что хозяйка дома не утруждает себя наведением порядка (колготки и упаковка прокладок, брошенные на самом виду, свидетельствовали о том, что ей не свойственно класть вещи на место), то гостиная вообще выглядела так, словно сюда давно не ступала нога человека. Ковер был покрыт ровным слоем пыли, серый налет лежал на мебели. В довершение картины возле буфета стоял здоровенный мешок, в котором явно находился какой-то строительный материал. «Вечная пломба», — гласила надпись на упаковке. И пахло в гостиной так, будто здесь год не открывали форточку.

Я еще раз внимательно осмотрелась, отметив, что на полу валяется тряпичная кукла с фарфоровой головой. И никакого намека на портфель. Вот только между допотопным буфетом и столом имеется пространство, а с порога не видно, что там…

— Говорил же, я не заходил внутрь, — подал голос Дегтярев.

— Минуточку! — бодро воскликнула я и, сделав пару шагов, заглянула в укромный уголок.

Взгляд натолкнулся на молодую женщину, которая очень тихо сидела на полу. В первую секунду я изумилась. По какой причине хозяйка затаилась и молчит? Но потом мою спину закололи сотни булавок. Глаза незнакомки широко открыты, веки не мигают, рот слегка открыт, нижняя челюсть отвисла… И скорчилась девушка как-то не по-человечески, вывернув ноги, — в такой позе долго не продержаться. К тому же от тела исходил едва различимый неприятный запах.

— Дегтярев, — прохрипела я, с трудом подавив желание заорать и кинуться прочь, — говоришь, не совал сюда нос?

— Ну… да, — с легким сомнением ответил полковник, — вообще-то я плохо помню…

И тут я увидела портфель — он стоял на самом виду, у дивана. Оставалось удивляться, почему я не заметила его сразу.

Сжав волю в кулак, я наклонилась, схватила кейс, вылетела в коридорчик, отодрала полковника от вешалки и (откуда только силы взялись?) быстро дотащила его до выхода из подъезда. Надо отдать должное Дегтяреву — он шагал молча. Изредка Александра Михайловича шатало из стороны в сторону, один раз он чуть не упал, но в целом мы благополучно добрались до моей малолитражки.

Усадив приятеля на заднее сиденье, я спросила:

— Где твоя машина?

— Не знаю.

— Ты приехал сюда на метро?

— Не помню.

— Попытайся сообразить, зачем приехал на Кирсарскую улицу?

— По работе, — вдруг бойко заявил полковник.

— Здорово! — обрадовалась я такому прогрессу. — Дальше…

— А мне нечего рассказывать, — вяло ответил полковник и внезапно захрапел.

Я вцепилась в руль. Очень хорошо, что Александр Михайлович заснул, он не станет скандалить, узнав, куда едет. А доставлю я полковника прямиком в клинику к Оксане, пусть она осмотрит Дегтярева. Конечно, Ксюня хирург, но я доверяю ей больше, чем всем невропатологам мира, вместе взятым.

Александр Михайлович спал очень крепко. Его не разбудил удар, когда я, не заметив препятствия, на всей скорости влетела в яму на дороге, не вырвали из лап Морфея и два санитара, которые по просьбе Оксаны вытащили полковника из машины и, положив на каталку, повезли в приемный покой.

— Сиди тут, — велела подруга, убегая следом за ними, — я скоро вернусь.

Я кивнула, подождала, пока процессия скроется в глубине больницы, и пошла по извилистому, пахнущему хлоркой коридору. Должен же где-то быть пустой кабинет с городским телефоном?

Допотопный, сильно поцарапанный аппарат нашелся в комнате с табличкой «Смотровая». Я быстро набрала нужный номер и на одном дыхании произнесла в трубку:

— Улица Кирсарская, дом один, квартира два. По этому адресу находится труп женщины, дверь не заперта.

Дежурная попыталась задавать вопросы, но я опустила трубку на рычаг, быстро пробежала по коридору и села на неудобный жесткий стул, стоявший там, где меня оставила Ксюня. Даже если в милиции захотят установить, откуда прошло сообщение, меня не найдут. «Смотровая» пуста, дверь в нее открыта, воспользоваться телефоном может любой.