Весенний детектив 2019 (сборник)

Дарья Донцова, 2019

Весенним днем так приятно ощутить первое дыхание теплого ветерка! И пусть до настоящего тепла еще далеко, мы уже чувствуем весеннее настроение и вовсю готовимся к одному из самых приятных праздников в календаре – женскому дню 8 Марта! Самое время позаботиться о подарках для самых любимых женщин! Издательство «Эксмо» предлагает сборник «Весенний детектив», куда вошли рассказы признанных мастеров остросюжетной интриги. Ведь книга – по-прежнему лучший подарок!

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Анна Данилова

Гример

1

Маша Астрова трижды выходила на поклон. И каждый раз ее сердце стучало вовсе не потому, что зрители выражали ей свою любовь. Бросая взгляды в переполненный зал провинциального театра, в котором она служила, Маша не видела ничего, кроме цветной ряби, какого-то пестрого волнующегося и шумного моря внизу, за оркестровой ямой, и ей хотелось плакать.

Она все делала как во сне: принимала охапки цветов, выслушивала комплименты тех поклонников, которым удалось проникнуть за кулисы, бежала в гримерку, чтобы поскорее снять с себя все эти тяжелые юбки, тесный парик, смыть с лица густой слой грима, переодеться и поскорее вон из театра.

Такое с ней происходило впервые. Прежде все это доставляло ей только радость, она бывала счастлива, находясь на сцене и вообще в стенах театра. Сейчас же, быть может именно в этот вечер, она впервые поняла, что все-таки не театр ее единственная любовь.

Еще вчера она прогуливалась по ночным, благоухающим распустившейся сиренью улицам города, вдыхая ее аромат и наслаждаясь жизнью, в обнимку с мужчиной. Еще вчера она дышала влажным весенним воздухом, врывающимся в окно машины, увозящей ее на самую окраину города, туда, где она планировала быть самой счастливой из женщин. Еще вчера прохладный воздух из сада заполнял спальню, где было очень тихо, не считая стонов.

Словно вчера была весна, успевшая нашептать ей слова любви, а сегодня наступило мертвое межсезонье, черная дыра кошмара, разорвавшая весеннюю ткань мая. Ей позвонили и сказали, что с Германом беда, что за ним приехала полицейская машина…

— Кто вы? Что вы такое говорите?

— Меня зовут Ирина, я соседка Германа. Ваш телефон я увидела записанный на театральной программке, вы же Мария Астрова, его невеста? Знаете что, вы лучше поезжайте сразу в Ленинскую прокуратуру, фамилия следователя Сазыкин, он вам сам все и расскажет. От себя же могу сказать только одно: я не верю, что это сделал Герман.

И гудки.

Маша сразу после репетиции помчалась в Ленинский район, таксист привез ее в прокуратуру, где она нашла следователя Вадима Сергеевича Сазыкина. Молодой парень с хмурым лицом и сигаретой в зубах.

— Проходите.

— Что случилось с Германом Петровым, из Поливановки? Мне соседка позвонила, сказала, что с ним беда. Меня зовут Мария Астрова, я его… девушка.

— Вот как? Отлично. А случилось с ним… Он домработницу свою убил, Татьяну Васильевну Курочкину. Она же была и его соседкой.

— Что? Да вы с ума сошли! — воскликнула Маша, вскакивая и потрясая своими маленькими кулачками. Волосы ее растрепались, лицо раскраснелось.

— Мне кажется, я где-то вас видел… — не обращая внимания на ее эмоциональный всплеск, сказал Сазыкин.

— Актриса я, — шумно вздохнув, Маша вернулась на стул и принялась нервно приглаживать свои волосы. — В драмтеатре, может, видели меня.

— Астрова, говорите? Ну, точно! И что же это вы, госпожа Астрова, пришли защищать убийцу?

— Герман — он замечательный! Я люблю его, мы собирались пожениться! Танечка… Вернее, Татьяна Васильевна была ему как родная! Она работала у него много лет, помогала по хозяйству, готовила… Как он мог ее убить? Зачем?

— Был звонок, звонила женщина и сказала, что в мастерской Германа Петрова, что живет в Поливановке, в диване лежит тело убитой им женщины, его домработницы.

— Бред… Этого не может быть! И кто звонил?

— Госпожа актриса, вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов?

— Да его же подставили!

— Разберемся…

Он не выглядел человеком, которому доставляет удовольствие мучить других людей. Видно было только, что он устал. Еще чувствовалось, что он разбирается в людях куда лучше, чем Маша. Сколько раз в этом кабинете звучали слова: «он не виноват!» Или «она не виновата!». Однако люди совершают преступления, и их близкие, друзья до последнего не верят в вероятность этого.

Но только не Герман…

— Скажите, что мне делать? Я могу с ним встретиться и поговорить?

— Нет, это исключено. Единственное, что вы можете сделать, это нанять адвоката.

— Скажите, вы же видели его… Вы же должны разбираться в людях… Зачем Герману убивать Танечку? Да еще к тому же прятать ее в диван?! Вы же даже не знаете, что это за диван!!! Авторская работа, чудесный диван с резной спинкой и шелковой обивкой! Да, там есть отделение для постели, но если бы вы знали Германа, то поняли бы, что даже в самом своем кошмарном сне он, во-первых, не стал бы никого убивать и уж тем более прятать труп в диван, над которым он работает уже больше полугода!!!

Она вышла от следователя в полубессознательном состоянии. Весь ее мир разрушился сегодня утром. Майское солнце скрылось за тучами, за окнами прокуратуры наводил уныние своими блеклыми красками серый и какой-то мертвый город.

Маша позвонила Галине, администратору театра, которая знала все и всех в городе.

— Галя, мне срочно нужен адвокат. Самый лучший.

— Самая лучшая — это Лиза Травина, она защищала Гарика, помнишь, на него хотели повесить убийство дяди?

— Да… Припоминаю что-то такое…

— Но она — очень дорогой адвокат.

— Если Гера мне позволит, я продам тот комод, который он хотел оставить для меня, для нашей спальни… Он стоит полмиллиона!

— Что, уже есть покупатель?

— Есть. Один чиновник, он еще в прошлом году приезжал, просил Геру продать этот комод… Но он сделал его как бы для себя, вернее для меня… Значит, говоришь, Лиза Травина. У тебя есть ее телефон?

— Я тебе перезвоню, когда найду. А что случилось-то?

— Галь, я тебе потом расскажу, хорошо?

2

— Можно?

В дверях адвокатской конторы «Травина & Кифер» появилась стройная девушка в черном английском костюме и черных туфельках на шпильках. Каштановые волосы ее были уложены высоко, открывая чистый гладкий лоб. Огромные черные испуганные глаза с воспаленными от слез розовыми веками. Лиза сразу узнала ее. Мария Астрова, молодая и очень талантливая актриса драмтеатра.

— Ведь вы играли Машу в спектакле «Враги: история любви»? — Лиза, подойдя к ней танцующей походкой, легонько ткнула посетительницу указательным пальцем в плечо.

— Да… — пробормотала та растерянно, продолжая стоять на пороге.

— И Екатерину в «Грозе»?

— Да, все правильно… Это я. Мне нужна Лиза Травина, вернее, — она достала визитку, — Елизавета Сергеевна Травина.

— Это я. Проходите, пожалуйста. Извините, что так странно вас встретила. Просто у меня сегодня какое-то приподнятое настроение, не знаю с чего…

Лиза была в цветастом шелковом платье, на груди был приколот букетик живых ландышей, и видно было, что она явно не расположена к работе. Словно зашла на минутку в контору, не собираясь здесь задерживаться.

— Просто весна, — вздохнула, горько улыбнувшись, Маша. — У меня вчера тоже такое же настроение было, а сегодня все разрушилось. И вокруг — темнота…

Сказала она и разрыдалась.

Лиза усадила ее в кресло, принесла воды.

— Что вы хотите? Чтобы весна к вам вернулась?

— Да… — зубы Маши стучали о стекло бокала. — Очень хочу. Хочу, чтобы исчезла вся эта чернота… Он же ни в чем не виноват!

— Рассказывайте!

Маша начала рассказывать, но после первого предложения запнулась.

— А ведь я вообще ничего не знаю!

— Кто ведет дело?

— Сазыкин.

— А, понятно. Это Вадик. Я сейчас.

Лиза вышла из приемной на крыльцо, набрала номер Вадима Сазыкина. Переговорив с ним, она вернулась к Маше.

— Значит, так. В полицию действительно позвонила какая-то женщина, у нее был пьяный голос, и она сказала, что в диване вашего Германа лежит труп его домработницы. Полиция выехала на место. Герман был дома, он спокойно работал себе в своей мастерской, а буквально в двух метрах от него, в диване, внутри, был обнаружен труп пятидесятилетней женщины, его домработницы и соседки Татьяны Васильевны Курочкиной. Вадик видел вашего Германа, сказал, что тот действительно как-то не похож на убийцу, что он тоже выглядел удивленным, вернее потрясенным… Сказал, что видел Татьяну Васильевну последний раз после обеда, когда та кипятила молоко, которое у нее, кстати говоря, убежало… Но не думаю, что за это можно убивать!

— А как ее убили? Что, застрелили прямо? — спросила Маша.

— Нет, налицо все признаки отравления. Следователь ждет результаты вскрытия. Но эксперт сказал, что, скорее всего, это цианид.

Труп в диване — это одна улика. Пузырек с остатками яда в мусорном контейнере позади дома — это тоже возможная улика, если на нем окажутся отпечатки пальцев Германа.

— Да у него в мастерской этих пузырьков — миллион! Он же краснодеревщик, у него и лаки, и какие-то смеси, растворители, я не знаю… В любой такой пузырек могли плеснуть яду, и он взял бы, думая, что это какой-нибудь лак или краска… Вот вам и отпечатки пальцев! Пока он работал в мастерской, может, включил какой-нибудь станок, было шумно… А убийца в это время пришел к нему домой, Танечка могла ему сама дверь открыть…

— Давайте рассуждать логически. Если бы посетитель пришел к Танечке, как вы ее называете, это понятно. Она, предположим, предложила ему выпить чаю, и он подлил яд в чай. И это бы означало, что она была знакома с этим человеком. Но если посетитель пришел к Герману, то Танечка могла бы предложить ему чаю или кофе только в том случае, если хозяина не было дома.

— Пожалуйста, найдите убийцу Танечки… Деньги у меня будут завтра, я договорилась, у меня покупают комод…

— Какой еще комод?

— Красного дерева. Но это неважно. Вы скажите мне, пожалуйста, сколько стоят ваши услуги…

— Этим мы займемся завтра. А сейчас предлагаю поехать к вашему Герману и поговорить с ним. Думаю, я сумею это уладить.

— У меня спектакль… Я не могу подвести всю труппу и зрителей… — заныла Маша. — И к Герману хочется. Что мне делать?

— Пойдемте, я подвезу вас в театр, а потом поеду навестить Германа. Что-то мне не нравится эта история… Думаю, что его кто-то захотел крепко подставить. Все, работаем!

3

— Герман Петров?

Герман увидел входящую в комнату молодую женщину в цветастом открытом платье. Светлые волосы, розовые губы, веселые глаза. Кто-то явно радовался наступившему теплу, весне, теплому ветру, солнцу, цветам, кто-то считал вправе наслаждаться жизнью, самыми простыми вещами и явлениями. Но только не Герман.

— Да, это я, — он недоумевал. Что может здесь делать эта очаровательная и какая-то несерьезная женщина. — А вы, извините… Я что-то не припомню.

Он сначала подумал, что это кто-то из его заказчиков пришел посодействовать, помочь, попытаться вызволить из следственного изолятора. Его заказчики были людьми небедными, некоторые из них занимали высокие посты. Слухи же распространяются быстро…

Женщина села напротив него и улыбнулась.

— Давайте знакомиться, я — ваш адвокат, Елизавета Сергеевна Травина. Меня наняла ваша подруга — Мария Астрова.

— Вот как?

— Герман, у меня очень мало времени, а вопросов — тьма! Итак. Расскажите мне, пожалуйста, все, что произошло с вами вчера. И остановитесь на ваших отношениях с вашей домработницей Татьяной Васильевной Курочкиной.

— Я был дома, работал. Танечка прибиралась, потом кипятила молоко, и оно у нее убежало. Я в мастерской, которая в шаге от дома, окна кухни распахнуты, тепло же, вот и услышал запах горелого молока. Потом мне надо было уйти, буквально до магазина, купить растворитель. Вообще-то у меня была целая бутылка, но она куда-то исчезла… А без него — как? Руки надо оттирать… Я вышел из мастерской. Открыл ворота и поехал в магазин. Вернулся, зашел на кухню, выпил чаю и пошел в мастерскую. Работал еще какое-то время, после чего услышал шум машины, в мастерскую ворвались полицейские, скрутили меня, чуть мне руки не сломали… Подвели к дивану, к моему дивану, который я сделал! Открыли его, а там — мамадарагая!!! — Танечка лежит… Не дышит. Не понимаю, кому я так насолил в жизни, чтобы меня так подставлять! Жил себе тихо-мирно, у меня девушка есть… Конечно, она намного младше меня, но у нас все серьезно… Я собирался жениться на ней!

— Может, это сделал кто-то из ее воздыхателей?

— Не знаю. А как Танечку жалко! Такая безобидная женщина! Добрая, чуткая! Да она мне как родная была! Мы с ней почти пятнадцать лет вместе!

— Скажите, Герман, вот что необычного, из ряда вон произошло с вами в последнее время? Может, звонил кто или приходил? Угрожал? Навещал вас или Танечку? Может, в вашем присутствии кто-то звонил вашей Маше, и вы по ее ответам могли бы предположить, что ей звонил мужчина?

— Знаете, каждый мой день очень похож на другой, но я говорю это не в плане жалобы, а наоборот, каждый мой день был спокойным и счастливым, и я хотел бы, чтобы и дальше все так же продолжалось… У меня было все: любимое занятие, которое приносило мне, кстати говоря, хороший доход. Дом, прекрасный дом, доставшийся мне от родителей и отремонтированный мною, мой дом, понимаете? И, самое главное, меня полюбила девушка, которая как бы не из моего мира, актриса, чудесная, талантливая… Я старше ее, я вообще столяр, плотник, делаю мебель…

— Не прибедняйтесь. Я наводила о вас справки. Вы мастер, у вас золотые руки. Вы художник, а не столяр или плотник. Но я поняла вашу мысль.

— Наше чувство взаимно, понимаете? И что я теперь ей скажу? Не представляю, как это вообще могло случиться со мной? За что? Почему? Маша теперь там с ума сходит, а у нее пять спектаклей, и везде — главная роль!

— Герман, думайте, думайте! Вспоминайте!

— Ничего необычного не случалось.

— Хорошо. Вот вам моя визитка. Я поговорю с начальником следственного изолятора. Если что вспомните, он даст вам возможность позвонить. И не раскисайте! Можете написать письмо Маше, я позабочусь о том, чтобы его ей передали. Все-таки она актриса, ей нельзя волноваться, она должна верить в вас и в положительный исход дела.

С этими словами Елизавета Сергеевна Травина встала, достала из сумочки горсть шоколадных конфет и протянула Герману:

— Вот, подкрепитесь! Я в следующий раз принесу вам что-нибудь посущественнее! Или пришлю посылочку!

Она ушла, в комнате остался лишь запах ее духов. Герман подумал о том, что даже не успел поблагодарить ее за визит и теплые и ободряющие слова.

«Но она совсем, совсем не похожа на адвоката…»

4

Глафира Кифер, помощница Лизы, пухлая молодая женщина в вельветовых зеленых джинсах и белой водолазке, разговаривала с соседкой Германа, Ириной Куликовой, в ее беседке, уже вечером, при свете фонаря. Нежная гирлянда винограда обвила деревянную решетку и светилась бледно-зеленым светом. Ирина, простая женщина в красной майке и спортивных синих штанах, угощала Глафиру чаем на травах и лепешками с маслом.

— Вот уж трагедия так трагедия!!! И у кого это рука поднялась на Танечку? Да, это я позвонила Машеньке, когда узнала о случившемся. Я же видела ее, по соседству же живем, все друг про друга знаем. Герман — чудесный человек, мы все его любим. Он был когда-то давно женат, да только ничего путного из этого брака не вышло. Кажется, она его бросила, нашла себе побогаче. Вот если бы она, эта мадам, знала, каким мастером-краснодеревщиком станет ее Гера, какие вещи научится делать и сколько зарабатывать, конечно, она бы его не бросила. Но, видать, это судьба…

— И что, Герман все эти годы жил один?

— Ну да. Может, он и встречался с кем-то, но сюда не приводил. У него здесь, как бы это выразиться, святое место, что ли. Дом родительский, который он очень любит. Мастерская, станки разные… Здесь его жизнь. Вот пока не встретил девушку по душе, никого не приводил, а Машеньку привел. Она часто здесь ночевала, рано утром он ее увозил обратно в город, в театр, наверное, на репетиции. И это чудо какое-то, что я нашла номер ее телефона на программке!

— У него разбился телефон, все номера были утеряны… Маша позвонила Татьяне Васильевне, и та записала ее номер для Германа как раз на программке. Ирина, скажите, никто из посторонних к Герману не приходил? Или к Татьяне?

— Вообще-то место у нас тихое, чужаки редко заходят… Но на прошлой неделе был тут один, на машине приезжал, мой муж сказал, что машина с московскими номерами. Черная такая, большая, новая… Мужчина обыкновенной внешности, в синей рубашке и джинсах, зашел к Герману домой. Дома была Танечка. Это она мне потом рассказывала, мы еще смеялись… Спрашивал, не продается ли дом. Таня ему сразу сказала, что нет и что здесь вообще никто дома не продает. И удивилась еще, зачем ему, москвичу, дом в Поливановке! Спросить прямо в лоб не посмела, но мы с ней потом подумали, что он, может, родом отсюда, может, у него здесь родители живут, и он им хочет купить… Разные ситуации в жизни бывают. Ну, он вышел, сказал, что походит по поселку, посмотрит, поспрашивает. Сказал, что нравится ему это место. Вроде бы город, а с другой стороны — чистый воздух и тишина. Я уж не стала ему говорить, что Поливановка — вообще-то место неспокойное, здесь же в прошлые времена бандиты жили!

— И что, больше он не приезжал?

— Таня мне больше ничего не говорила.

— Скажите, как я могу проникнуть в дом Германа? Я понимаю, конечно, что дом опечатан и ключи у следователя, но мне очень, очень хочется помочь вашему соседу.

— Вам нужен ключ. Я поняла. Что ж, ключи от его дома находятся у Тани, я даже знаю место, где они висят. Или висели. На гвоздике в передней. Но и ее дом тоже опечатан, не так ли? — Ирина усмехнулась с видом человека, знающего куда больше положенного. — А вот ключи от Таниного дома — у меня! Господи, как подумаю, что ее, бедной, нет в живых, так оторопь берет… И за что на нас такая напасть?!

Ирина принесла ключи.

— Вот, смотрите.

— Ирина, а вы не могли бы составить мне компанию?

— Конечно… пойдемте. Я с радостью вам все покажу, помогу, чем смогу.

Дом Татьяны Васильевны Курочкиной был большим, добротным, уютным. Обстановка скромная, но все вычищено, блестит, словно хозяйка целыми днями только и делала, что убиралась.

— Да, тихо здесь… — вздохнула Ирина, следуя за Глафирой из комнаты в комнату и машинально поправляя и без того лежащие в полном порядке вещи. — Танечка… Знаете, когда она была жива, в доме всегда громко работал телевизор. Она же была одинокая женщина, вдова. Вот как похоронила мужа, испытала стресс, так и стала бояться оставаться дома одна. Но жить-то как-то надо. Сначала я к ней часто приходила, ночевала у нее. А потом подсказала ей спать с работающим телевизором и с лампой.

Глафира просмотрела документы Танечки, фотографии. На вид ей было под пятьдесят, простое, с мелкими чертами лицо, короткая стрижка, добрые глаза. В шкафу висело всего несколько платьев и один-единственный костюм из синей шерсти.

— Вот в этом костюме мы с соседками и решили ее хоронить. Но пока что она в морге, экспертиза и все такое… — Ирина тихо затворила створки шкафа. — Ну, что, ничего интересного не нашли?

— Нет… Скажите, а вы присутствовали здесь во время работы экспертов?

— А, я поняла. Чашки с ложками взяли. Эксперт, дядька такой симпатичный, в возрасте, понюхал одну чашку и сразу определил, что там был яд. Пахнет, наверное, как-то по-особенному, горечью…

— Да, ее действительно отравили, — подтвердила Глафира. — Ну что ж, проводите меня теперь в дом Германа, вашего соседа. Благо ключи у нас теперь есть…

И Глафира сняла с гвоздика связку.

В доме Германа Петрова пахло лаком и свежей стружкой.

— Чуете, какой запах? Это он стол недавно смастерил и поставил в кухне, видите? У мужика руки золотые, да и сердце доброе. Знаете, мы все его любим, когда у кого-то трудности, ну, в плане денег, он всегда выручает. И никогда проценты не берет.

— Скажите, а не могло такое случиться, что его могли подставить люди, которые ему много задолжали?

— Нет. У нас если и одалживают, то отдают. Люди здесь живут нормальные, совестливые.

В доме было просторно, всюду множество светильников, новые занавески, огромный телевизор.

— Плазму вот он себе купил недавно. Это ему Танечка подсказала. Что это ты, Гера, говорит, себе телевизор нормальный не купишь? У всей улицы уже есть, а у тебя — нет. Куплю, Танечка, сказал он и купил. Я-то знаю, зачем Танечка ему так сказала. Когда все дела сделает, все приготовит, скучно ей, вот она, поджидая его, пока он в мастерской все свои дела закончит, сидит перед новенькой плазмой и сериалы свои смотрит. Они так дружно жили! Не понимаю, кому это понадобилось убить Танечку и подсунуть Гере ее труп?!

В доме Германа Глафира тоже ничего особо интересного не обнаружила. Просмотрела все его документы, бумаги, открытки в поисках какого-нибудь московского следа — ничего.

— Знаете, он вообще-то большой аккуратист, всегда все лишнее выбрасывает, хлам у него не копится, это мне Танечка говорила. Мы-то, женщины, вечно что-то собираем, копим, складываем… А здесь, сами видите, ничего лишнего.

Выключив везде свет и заперев дом, женщины вышли на улицу.

— Смотрите, какая роскошная у Геры сирень! Какая-то персидская, что ли… Махровая, густая, а пахнет!!! Сколько вечеров они тут с Машенькой сидели, я видела их в окно… Обнимались. И мы с Танечкой радовались, ну, думаем, женится скоро наш Гера. А он, вот, загремел в тюрьму!

— Ну, до тюрьмы еще далеко, и не факт, что он туда попадет. Иначе зачем я здесь?

— Вы уж, пожалуйста, найдите того, кто убил Танечку. Тогда и Геру отпустят.

Они вернулись в беседку Ирины, поговорили еще немного о Германе, Тане, Глафира поблагодарила Ирину за помощь и вкусный чай, вернулась в машину и позвонила Лизе.

— На перекрестке, знаешь, где поворот на Поливановку, есть камера наблюдения. Надо бы просмотреть, когда в Поливановку приезжала большая черная машина с московскими номерами… — она объяснила суть дела. — Нас интересуют последние два дня перед убийством, то есть третье и четвертое мая, ну и день убийства — пятое мая! Больше, Лиза, ничего особенного в этом тихом поселке вроде бы не происходило. Может, это, конечно, и ложное направление, но кто знает… Надо бы проверить!

5

Поздним вечером, после спектакля, не зная, куда себя деть, Маша с букетами вышла из театра, вызвала такси и попросила отвезти ее в Поливановку.

Она придумала игру. Как будто ничего не произошло. Она приедет сейчас, увидит, что окна дома Геры светятся, и сердце ее забьется от радости! Она распахнет калитку, взлетит на крыльцо, и Гера, услышав шум машины и почувствовав ее близкое присутствие, откроет ей дверь, подхватит ее в свои объятья.

Как бы много она за это дала!

Но когда машина свернула в знакомый проулок, окна всех близлежащих домов светились за исключением дома Германа. Темно было и в его мастерской.

«Проведу ночь в его доме, присмотрю за ним, мало ли что», — решила она, возвращаясь в суровую реальность. Ключ от дома всегда был при ней, в сумочке. «Это тебе, — сказал Герман, отдавая ей ключ. — Ты же здесь уже хозяйка!»

Маша расплатилась с водителем, подошла к калитке, просунула руку, придерживающую охапку роз и тюльпанов, между металлических прутьев калитки, распахнула ее, прошла по темному двору, поднялась на крыльцо, открыла дверь и прислушалась. Как же было тихо! Только сверчки пели свою спокойную и красивую песню. Хорошо сверчкам, они-то друг друга не убивают.

Маша собралась было уже включить свет на террасе, как вдруг услышала шум подъезжающей машины. Подумала еще: хоть бы мимо! Но машина, судя по звукам, остановилась как раз возле ее калитки. Она поймала себя на мысли, что относится к этому дому не то чтобы как к своей собственности, но все равно с чувством ответственности за все, что принадлежит Герману. И кто это пожаловал?

Хлопнула дверь, послышались тихие шаги. Затем она услышала, как открывают калитку. Маша резко повернулась, приблизилась к двери и закрылась на замок. От страха у нее заболел живот, а колени стали слабыми, она могла рухнуть без чувств в любую минуту!

Под ногами она почувствовала что-то мягкое. Цветы!!! Она и не заметила, как они вывалились у нее из рук.

Она подошла осторожно к стеклянным окнам террасы, увидела метание света за окнами мастерской, представлявшей собой длинное вытянутое одноэтажное строение. Там кто-то был! Тот, кто приехал сюда на машине!

Убийца? Недаром же говорят, что убийц просто магнитом тянет на место преступления!

Надо было срочно звонить Елизавете Сергеевне!

Дрожащими руками Маша достала из сумочки телефон, набрала ее номер.

— Добрый вечер… — шептала она в трубку. — Я нахожусь в доме Германа! Сюда кто-то приехал! Думаю, что мужчина. Он зашел в мастерскую! Что мне делать?

— Маша, где вы сами?

— В доме, заперлась. Я не успела включить свет, поэтому он не знает, что я здесь.

— Если сможете, пройдите к другим окнам дома, которые выходят на улицу, и постарайтесь увидеть номера машины! А я сейчас приеду! Хотя… На поездку у меня уйдет почти полчаса!

— Может, вызвать полицию?

— Я вам перезвоню. А пока что делайте то, что я сказала.

Маша прошла через весь дом и в окнах спальни раздвинула шторы и увидела большую черную машину, джип. Но он стоял боком. Номеров не было видно. Она достала записную книжку, ручку и решила выбраться из дома тихо, незаметно подойти к машине и записать номера.

Но когда она только щелкнула замком на входной двери, ее охватил такой страх, что вылазка к калитке показалась ей невозможной. У нее зуб на зуб не попадал.

И тут замершее в вечернем весеннем оцепенении пространство вокруг дома разорвал странный звук, похожий на сильнейший удар металлом о камень! Затем еще один! Затем еще! При каждом ударе тело Маши сотрясалось. Ей, как маленькой девочке, захотелось спрятаться под кровать.

И тут же мысль, что человек, находящийся в мастерской, занят, это же он рубит что-то там, внутри помещения, а это значит, что он какое-то время точно не выйдет оттуда, толкнула ее на действия.

Она рывком распахнула дверь, выскользнула на крыльцо, пробежала между домом и мастерской, выбежала на улицу и быстренько срисовала номера в записную книжку. И так же вернулась обратно. Позвонила Травиной, продиктовала номер.

— Отлично! — услышала она. — Мы так и думали! Ты — молодец, Маша! Сиди в доме и не высовывайся! Я приеду.

И почти в то же самое время стук прекратился, послышался стук двери, Маша увидела, как мужчина в черной одежде выбегает из мастерской и скрывается за углом, потом она услышала шум отъезжающего автомобиля. И стало тихо. Только удары сердца, сильные, бухающие, заполняющие собой все звуковое пространство вокруг…

6

Адвокат Елизавета Травина и ее помощница Глафира Кифер пили кофе в своей конторе в ожидании звонка из Москвы. Коллега Лизы, Юлия Земцова, проживающая в Москве и занимающаяся частным сыском, обещала помочь найти сведения, касающиеся хозяина автомобиля, черного внедорожника «Toyota RAV-4» с московскими номерами, которые, засветившись на видеокамере на повороте в Поливановку, полностью совпали с номерами машины, которые записала Маша Астрова.

Речь шла о машине, в которой находился человек, интересующийся покупкой дома Германа Петрова в Поливановке и который потом, спустя сутки после убийства Татьяны Курочкиной, разбил кувалдой цементный пол в его мастерской.

— Не мое это, конечно, дело, — начала осторожно Глаша, поглядывая на задумчивую Лизу, — но не слишком ли много задачек мы поставили перед Юлей?

— Она любит такие задачки, это во-первых, — очнулась от своих раздумий Лиза. — Во-вторых, у нее полно помощников, которые без труда сделают для нее эту работу.

Позывной скайпа заставил обеих женщин слегка вздрогнуть.

— Наконец-то! — воскликнула Лиза и нажала клавишу ноутбука, и тотчас на экране высветилось знакомое лицо Юлии Земцовой. Худенькая молодая женщина с длинными русыми волосами и милым улыбающимся лицом. — Юля, как же я рада тебя видеть! Ну что, удалось тебе что-нибудь выяснить?

— Да, конечно. Если есть номера, то уж найти хозяина машины — пустячное дело. Итак, его зовут Юрий Петрович Костров, он владелец пяти магазинов цветов и сувениров в Химках. Проживает в многоквартирном доме на Березовой аллее. У него есть жена, Вера, и двое маленьких детей…

— Постой, ты что, ездила туда?

— Ну да, конечно. Должна же я была выяснить, какого черта ее муж делал в Саратове, найти, так сказать, саратовский след!

— И что? — хором спросили Лиза с Глафирой.

— Пришла, представилась его саратовской родственницей, сказала, что я никогда в жизни не видела своего троюродного брата Юру… Словом, неважно, что я ей наплела, главное, что она впустила меня в квартиру, угостила пирожками и сказала, что да, действительно, пятнадцать лет тому назад Юра проживал в Саратове, снимал там квартиру, а работал в тепличном хозяйстве, где-то под Саратовом. Что всегда мечтал, что у него будет либо своя теплица, либо цветочный магазин…

— Значит, все-таки Саратов… — протянула Лиза. — Отлично.

— У него есть друг, Егор Жуков, они вместе начинали в саратовской теплице, но только Юра приехал в Москву первым, потом к нему приехал и Егор, они вместе снимали квартиру в Подмосковье, устроились на работу в тепличное хозяйство, потом взяли кредит и построили свою теплицу, где начали выращивать цветы, рассаду. Потом одну за другой начали открывать цветочные палатки, затем арендовали помещение под магазин… Словом, развернулись ребята и теперь разделились, Егор поставлял цветы и рассаду Юрию, а тот продавал в своих магазинах. Они дружат семьями — Костровы и Жуковы, у Егора тоже семья и один маленький сын.

— Жена Кострова знает, что ее муж сейчас в Саратове? Во всяком случае, ночью-то он точно был в Поливановке.

— Нет, не знает, конечно. Она думает, что он в Сергиевом Посаде, занимается закупкой керамики для своих магазинов.

— Класс! — воскликнула Глафира. — Значит, ему есть что скрывать от жены!

— Значит, у вашего Кострова прекрасная семья, бизнес процветает, однако его почему-то потянуло в нашу Поливановку…

— Он же появился здесь ночью, — произнесла Лиза и рассказала Земцовой обо всем, что случилось в мастерской Германа ночью, со слов Маши Астровой. — Мы же с Глашей приехали туда спустя полчаса после того, как он уехал, вошли в мастерскую и увидели, что пол, как раз под тем местом, где стоял диван с трупом домработницы, вскрыт. Плитка выломана, и разбит цементный пол, а рядом лежит огромная кувалда… Я позвонила Мирошкину, попросила его, чтобы он прислал экспертов для снятия отпечатков пальцев. Но мне позвонили час тому назад — ни одного отпечатка! Он работал в перчатках. Кстати говоря, и на бутылке с ядом тоже нет отпечатков… Так что нашему преступнику некогда было даже подставлять Германа…

— Очень странная история, — сказала Земцова. — Зачем ему понадобилось долбить пол? И почему прямо сейчас, когда с момента убийства прошло так мало времени?!

— Может, там клад? — предположила Глафира. — Поэтому он хотел купить этот дом?

— Лиза, тебе надо встретиться с Германом и узнать, кому раньше принадлежал этот дом, что было на месте мастерской. Может, там был просто сад и там, в земле, действительно было что-то зарыто?

— Юля, ты как рассталась с женой Кострова?

— Я поняла твой вопрос, милая. Конечно, я сказала, что заеду еще. Ну и, конечно, я успела ее расположить к себе. Во-первых, пришла с подарками для детей, поскольку знала, что дети у Кострова есть, во-вторых, ей самой, Верочке, подарила коробку духов плюс торт! Очень милая женщина эта Вера.

— Позвони ей и скажи, что придешь еще раз, только уже с ночевкой. И хорошо, если она тебя пустит к компьютеру, скажи, что тебе надо проверить почту… Посмотри, чем увлекался Костров, какими сайтами интересовался, хорошо?

— Обязательно, я и сама об этом думала, просто в первый приезд как-то не совсем удобно было, да и обстановку надо было проверить… А вы тогда отправляйтесь в теплицу, где работал Костров, это где-то в районе. Узнайте, какая из теплиц, причем цветочного направления, процветала в прямом смысле пятнадцать лет тому назад. Может, найдете тех, кто был знаком с Костровым.

Вечером Лиза с Глафирой уже разыскали в Энгельсском районе, в Квасниковке, женщину, теперь уже владелицу тепличного хозяйства «Подснежник», Марину Захаровну Калачеву, которая в прежние времена была рабочей по найму и очень хорошо помнила Юру Кострова и Егора Жукова, двух неразлучных друзей.

Марина Захаровна впустила незваных гостий в свой дом, предложила чаю.

— Вы, значит, Елизавета Сергеевна Травина, — сказала она загадочно. — Не знаю, зачем уж вам понадобился Юра Костров, но если уж сама Травина им заинтересовалась, значит, дело тут нечистое… Вы только, пожалуйста, оставьте мне вашу визитку, у меня к вам тоже будет одно дело…

— Марина Захаровна, расскажите о Кострове.

— Обыкновенный парнишка. Молоденький, ему было тогда двадцать пять. Симпатичный очень. Между нами говоря, у нас с ним намечались кое-какие отношения… Но я уже была замужем и все такое…

— Как получилось, что он оказался в Москве?

— Юра влюбился и собирался пожениться. У нас же преимущественно женский коллектив. Ну, мне и доложили, что наш Юрочка влюбился в девушку по имени Стелла. Редкое имя, согласитесь. Но она как будто бы замужем, и ее муж — гример в нашем драмтеатре. Но должна вот-вот развестись. После свадьбы Юра мечтал отправиться с женой в Москву и начать там новую жизнь, устроиться в теплицу, взять кредит… Вот такие у него были планы. Но все подробности я узнала уже потом, когда следом за ним засобирался Егор.

— Что еще помните из этой истории? Какие-нибудь детали? Как нам разыскать эту Стеллу?

— Юра иногда сам отвозил нашу продукцию в центральный цветочный магазин, что на проспекте Кирова, его там могут помнить те, кто еще работает там с тех времен. Знаю с их слов, что часть цветов, ну просто огромные охапки, он сам у них покупал для своей девушки. Вспомнила просто анекдотичный случай, связанный с этим… Цветов было так много, мне рассказывали, что бабка Стеллы, очень практичная, видать, женщина, относила эти цветы в киоск, что возле вокзала, и продавала там за полцены… Вот!

Выйдя от Калачевой, Лиза сразу же позвонила Юле Земцовой. Та как раз ужинала в обществе жены Кострова, Веры.

— Юля, пожалуйста, узнай, был ли Костров женат, слышала ли Вера о девушке по имени Стелла.

Юля же, в свою очередь, сказала:

— Костров последние дни интересовался балериной Матильдой Кшесинской, но я только что села за компьютер, потом тебе перезвоню…

Из Квасниковки поехали в город, на вокзал. Нашли киоск, в котором всегда продавали цветы. И старая продавщица, дымя сигареткой, вспомнила женщину, которая приносила ей цветы, которыми ее внучку Стеллу заваливал какой-то ухажер. Она даже показала дом рядом с вокзалом, где жила эта старая женщина.

В доме нашлись и ее соседи, которые вспомнили и «бабку», Антонину Михайловну Потеряеву, жившую вместе с сиротой-внучкой Стеллой. У Стеллы действительно был жених, который красиво за ней ухаживал, пел серенады под окном, а потом стал ее мужем. Он работал гримером в драмтеатре. Был старше Стеллы, очень положительный человек, Антонина Михайловна его очень уважала. После замужества Стелла редко навещала бабушку, а потом вдруг зачастила, да не одна, а с парнем, но не с мужем, а, видать, с любовником. Совсем молоденький парень и тоже красиво ухаживал. Серенад, правда, не пел, зато одаривал цветами. Все в доме знали, что большую часть цветов Потеряева продавала за полцены в киоске на вокзале. Потом Антонина Михайловна сказала, что Стеллочка ее разошлась с гримером и выходит замуж за «цветочника», имени его она не называла. Возможно, от этих событий бедная женщина разволновалась, у нее случился инсульт, и она умерла. И Стелла тоже исчезла и больше не появлялась, и никаких распоряжений относительно жилплощади в ЖЭК не поступало. Однако все в доме знают, что соседи Потеряевой по лестничной площадке, Фомичевы, сдают потихоньку «потеряевскую» квартиру, ну и сами, конечно, оплачивают коммунальные услуги.

Было девять вечера, когда Лиза с Глафирой приехали в театр. Спектакль «Трамвай «Желание», в котором Маша Астрова играла Стеллу, уже заканчивался. Они поджидали ее возле гримерной.

— Умираю, хочу есть, — призналась Глаша. — Какой сегодня насыщенный день! Так и похудеть можно!

— Потерпи немного, вот сейчас попросим Машу выяснить, кто здесь работал гримером пятнадцать лет тому назад, и таким образом узнаем, кто был мужем Стеллы.

— И что дальше?

— Не знаю… Посмотрим. Я бы тоже не отказалась даже от простой яичницы…

Время шло, спектакль и не думал заканчиваться. Мимо них проходил какой-то человек, вероятно служащий в театре.

— Скажите, а вы не знаете, кто здесь у вас работал гримером пятнадцать лет тому назад? — спросила Глафира безо всякого энтузиазма.

Мужчина был в широких штанах и рабочей клетчатой блузе. Руки его были вымазаны краской, да и нос был слегка перепачкан как будто бы мелом.

— Гера Петров, а что?

7

Дождавшись Машу, все трое поехали в Поливановку.

— Подождем в доме, может, этот таинственный парень на джипе снова приедет, — загадочно сказала Глафира перепуганной Маше, когда они выходили из театра.

— Еле-еле спектакль отыграла… Все о Гере думала, — произнесла Маша уже в машине, на которой ее везли в дом ее любимого. — Как же хорошо, что мы едем туда все вместе! Не так страшно будет!

— Сколько тебе цветов надарили! — проговорила Лиза, сидящая на переднем сиденье рядом с Глашей, обернувшись к Маше, все заднее сиденье рядом с которой было завалено цветами. — Хорошо прошел спектакль?

— Я старалась, старалась не думать о Гере, но это так трудно…

— Да уж, тяжелая у тебя профессия… — заметила Лиза.

— Может, вы оставите свою машину где-нибудь на другой улице, чтобы не спугнуть этого… убийцу, — предложила Маша. — Вдруг он снова явится?

— Можно, конечно, и так поступить, да только чутье подсказывает мне, что больше он сюда уже не сунется. Разве что через недельку, а то и месяц… — напустила таинственности Лиза, лукаво поглядывая на Машу.

— Лиза, вы сегодня какая-то… даже не знаю, как сказать. Вы что-то узнали? Вы знаете, кто это был?

— Вот приедем и обо всем поговорим.

По дороге заехали в магазин, купили продуктов, а когда приехали в дом Германа, Глафира тотчас с хозяйским видом принялась готовить ужин. Машину действительно оставили в соседнем проулке.

Салат из свежих огурцов, печеная курица, пирожные. За ужином, утолив немного голод, Лиза обратилась к Маше с вопросом:

— Ты знала, что Герман раньше был гримером?

— Да, конечно, знала! — Лицо Маши расплылось в нежной улыбке, как случалось почти всегда, когда она думала о Германе. — Он раньше в нашем театре работал. У него друг там был, вернее, он и сейчас там же работает декоратором, Максим Иванович Плужников. Вы могли его видеть, когда ждали меня… Мы с его женой делим гримерную, может, он тоже ждал ее… Так вот, это Макс заразил его мебелью, он сам дома мастерит, кое-чему и Геру тоже научил, да только потом ученик перерос учителя!

— А ты знала, что у Геры была жена?

— Да, он говорил. Но они прожили всего несколько месяцев.

— Как ее звали?

— Стелла! Очень красивое имя. Думаю, что и она тоже красивая. У Геры не могло быть некрасивой жены.

— Тогда, может, мы еще раз более внимательно просмотрим все его альбомы? — предложила Глафира. — Я уже была здесь и рассматривала фотографии, но я тогда не знала, что именно или кого искать…

Маша, которая поела как птичка и которая, видно было, сильно нервничает, принесла с книжной полки два больших альбома. Листая их, они нашли несколько снимков с изображением молодого Германа в обнимку с темноглазой блондинкой лет двадцати. На девушке была белая кружевная блузка. На обороте одной из фотографий имелась надпись: «Стелла и Герман, 1998 г., Поливановка».

— Да, красивая, — вздохнула Маша. — Очень!

— И блузка красивая, — проговорила Лиза задумчиво.

— Мне соседка Ирина сказала, что Герман был женат, — произнесла Глаша, с аппетитом поедая пирожное буше. — И сказала еще, что она его бросила, нашла кого-то побогаче.

— Не представляю, как это можно было вообще бросать Геру! Он такой красивый, умный, добрый, талантливый! — воскликнула Маша. — Только почему вас это так заинтересовало? Я же вижу… Думаете, это она на машине приехала из Москвы и теперь мстит ему за что-то?

— Вот скажи, Маша, зачем человеку долбить пол?

— Не знаю… Может, под полом какой-то клад?

Позвонила Юля Земцова из Москвы. Лиза вышла на террасу, чтобы поговорить с ней.

— Я только что вышла от Жуковых, — говорила взволнованно Юля. — Там, у Костровых, я все узнала, но об этом позже. Значит, так. Слушай. Они действительно, Егор и Юрий, вместе работали в теплице в Квасниковке, потом Костров познакомился со Стеллой. Та была замужем за художником-гримером в театре.

— Да, мы уже это знаем.

–…Любовь была настоящая, Костров словно с ума сошел. Они наметили дату свадьбы в центральном загсе, но самой свадьбы не состоялось. Костров неожиданно съехал с квартиры, которую они снимали с Егором. Хозяйка сказала, что он поселился в гостинице «Волга». Егор поехал туда, и ему сказали, что Костров только что съехал, что ему утром принесли билеты в Москву прямо в номер, что поезд в четыре, что Егор еще может успеть… Егор побежал на вокзал, ему удалось успеть увидеть друга. Тот был в ужасном состоянии, сказал, что Стелла передумала выходить за него, что она, оказывается, любит своего мужа-гримера. Юра уехал, а Егор через некоторое время отправился за ним, ну а дальше вы уже знаете…

— Юля, постой, пока ничего больше не говори. Мне кажется, что я все, все, слышишь, поняла… Я сейчас произнесу тебе только одно слово, хорошо? А ты скажешь, попала я в точку или нет…

— Ну, хорошо… — удивленным голосом произнесла Юля. — Слушаю тебя.

— «Роза»?

Образовалась пауза, после чего Земцова прошептала:

— Да, «Роза»… Но как ты догадалась?

— Так же, как и ты…

8

— Герман? Рада вас видеть в добром здравии! — поприветствовала его Лиза. Она вошла в унылую комнату для свиданий, стены которой были выкрашены в темно-синий цвет, в розовом воздушном платье, словно олицетворяя собой саму весну и надежду.

— Я уж думал, что вы забыли меня… Целая неделя прошла! — невольно вырвалось у Германа.

— Ничего, потерпите еще немного, думаю, что вам здесь страдать осталось совсем недолго. Однако я принесла вам, как и обещала, кое-что из продуктов.

Она положила пакет на стол.

— Здесь колбаса, черный хлеб, чай, сахар… И пирог от Машеньки.

— Да-да, спасибо. Мне уже три раза доставляли посылки от вас!

Герман выглядел ужасно. Он похудел, лицо его осунулось, под глазами залегли темные круги. Черная щетина сделала его старше лет на пятнадцать!

— Уныние — страшный грех! — улыбнулась Лиза, с нежностью рассматривая его. За последние несколько дней она узнала о нем так много нового, вызывающего уважение и даже восхищение, что позволило ей взглянуть на него именно так, а не иначе. Художник с золотыми руками и добрым, любящим сердцем, вот кем был для нее Герман Петров! — Что же это вы не сказали мне, что были раньше гримером?

— Ах, это… Да, был. И мне, признаться, нравилась эта работа. Говорят, что у меня неплохо даже получалось… Думаю, что будь у меня две как бы параллельные жизни, работал бы одновременно и гримером, и краснодеревщиком…

— Стелла влюбилась в вас, когда вы работали в театре?

— Стелла? — Брови его удивленно взлетели вверх. — Что это вы о ней вспомнили? Да, она приходила в театр, к своей подружке, которая играла у нас в массовках… Мы встретились в фойе, точнее в буфете театра, она была очень красивая и нежная, я угостил ее чашкой кофе, ну и закрутилось…

— Расскажите, как вы расстались?

— Мы прожили несколько месяцев, после чего она вдруг переменилась ко мне, стала раздражительна, а потом и вовсе перешла жить и спать в другую комнату… И я понял, что у нее есть другой. Ну а потом она сама мне обо всем рассказала. Молодой человек, у них любовь, он собирается жениться на ней и увезти с собой в Москву. Может, он был богатый, перспективный, я не знаю…

— Вы дали ей развод?

— Сразу. Она сама нашла знакомых, которые помогли с быстрым разводом. Вернее, мы подали на развод, но решение суда должно было быть готово примерно через неделю, я обещал Стелле выслать его… Они так спешили с отъездом.

— И что потом? Она сразу уехала от вас?

— Нет-нет… Мы решили с ней развестись цивилизованно, ну, это она так выражалась. Другими словами, она попросила меня, «как друга», чтобы она до отъезда в Москву какое-то время еще пожила в моем доме.

— Она не претендовала на ваш дом? Имущество?

— Слава богу, нет… К тому же у нее же была своя квартира возле вокзала, доставшаяся ей от бабушки. Возможно, она планировала ее продать, чтобы купить какое-нибудь скромное жилище в Москве. Хотя, может, ей это и не потребовалось бы, может, у ее жениха уже была там квартира…

— Сколько дней она прожила у вас после того, как вы подали на развод?

— Два дня. Она объявила мне день отъезда и попросила меня в этот день не появляться до вечера, чтобы она могла спокойно уйти. Думаю, ей было просто стыдно передо мной.

— И что? Вы пошли ей навстречу?

— Да. Я утром как уехал в театр, так до вечера и не возвращался. Примерно с трех часов дня и до самой ночи мы с моим другом, Максом, декоратором, пили неподалеку от театра, в одном баре… А когда я вернулся домой, в Поливановку, часов в десять вечера, ее уже не было.

— Вас ничего не насторожило?

— Нет. Правда, дом оказался не заперт, как мы договаривались. Она должна была его запереть и оставить ключи в условленном месте.

— Как выглядел дом после ее отъезда?

— О нет, она ничего не взяла лишнего, если вы это имеете в виду. Она даже часть своих вещей оставила. Вероятно, в надежде, что ей купят новые…

— Вы были сильно расстроены?

— Да я, честно говоря, был раздавлен. Убит.

— Скажите, Герман, Стелла рассказывала вам когда-нибудь о балерине императорского театра Матильде Кшесинской?

— Да, рассказывала… Какая-то из ее бабушек или прабабушек по материнской линии родом из Кисловодска, в тысяча девятьсот восемнадцатом году работала не то горничной, не то кухаркой у балерины Кшесинской, которая сбежала туда из Петербурга… В то трудное военное время их, живущих на даче, просто замучили обысками, искали драгоценности, деньги… Кшесинская прятала деньги где-то высоко, между окнами, а драгоценности — в полой ножке кровати, на ниточке… Не знаю, где уж здесь правда, но вроде бы эта Кшесинская подарила этой прабабке Стеллы одну брошку, скромную такую с виду, хотя, может, она и украла ее, время-то было какое! Спасайся кто может!

— Вот эту? — Лиза достала фотографию, на которой была изображена Стелла в белой кружевной блузке и с наколотой на груди брошкой в виде маленькой серебряной розочки.

— Да, именно эту брошку она часто прикалывала. А почему вас это так заинтересовало?

— Дело в том, Герман, что Стелла исчезла. Ее жених, Юрий Костров, в тот день, когда вы пили с вашим другом в баре, укатил в Москву один, без Стеллы. Вы же, вернувшись домой, ее тоже не застали.

— Как это — один? А где же Стелла?

— А так! На днях Кострова задержали здесь, у нас… Он проживал в гостинице «Европа»… У меня есть его снимок на телефоне, не хотите взглянуть?

— Ничего не понимаю…

Герман посмотрел на телефонный снимок и присвистнул.

— Я знаю его, он приезжал в Поливановку, заходил ко мне, интересовался, не продаю ли я свой дом.

— Что же вы раньше его не вспомнили, когда я спрашивала, не происходило ли в вашей жизни чего-нибудь особенного…

— Да я не придал этому никакого значения! И что с этим Костровым?

— Его допросили. В тот день, пятнадцать лет тому назад, он действительно приехал за своей невестой, Стеллой. И она, увидев в окно такси, обрадовалась и с чемоданом бросилась к лестнице… Ее спальня ведь была на втором этаже?

— Да, это правда, она сама туда перешла. И что? Неужели…

— Да, она кубарем скатилась с лестницы и разбилась. Насмерть. И когда Костров вошел в дом, то он увидел свою Стеллу внизу, на плиточном полу в луже крови. Она уже не дышала. Понимая, что дело принимает серьезный оборот и что это происшествие может спутать все его планы и сорвать поездку в Москву, он спрятал труп Стеллы вместе с чемоданом в ваш погреб, Герман.

— Что-о-о???

— Вы когда-нибудь пользовались погребом?

— Нет! Я и в сарае-то редко бывал, мне просто нечего было там делать… Я тогда болел театром…

— А потом?

— Потом я взял кредит, сломал сарай и построил на его месте мастерскую! Что же это получается… Я сам, собственными руками залил бетоном полы, под которыми где-то глубоко под землей лежало тело Стеллы?! Это невероятно!

— Вы не искали Стеллу по понятным причинам. Костров вообще постарался поскорее забыть эту историю. Бабки в живых уже не было. Знакомые Стеллы были уверены, что она укатила в Москву и сама разорвала все дружеские связи, ведь она никому больше не звонила. Не сообщала свои координаты. Вот так она и пропала, и никто ее не искал!

— Но как вся эта история связана со смертью моей Танечки?

— А она здесь вообще ни при чем! Просто в один прекрасный день, путешествуя по просторам Интернета в поисках названия для нового сорта роз, селекцией которых занимается один его приятель, Костров наткнулся на сорт розы, названной в честь другой балерины, Анны Павловой. Он заинтересовался этим и спросил у своей жены, не знает ли она какую-нибудь известную балерину…

— И она назвала имя — Матильда Кшесинская!

— Именно! Он стал искать в Интернете информацию о ней и вышел на сайт с фотографиями драгоценностей, которые дарили ей ее любовники — Николай, его брат, другие поклонники из царской семьи… Вот в числе этих драгоценностей и была та самая розочка, но только не серебряная, а выполненная из платины и усыпанная брильянтами!

— Та самая розочка, которую носила Стелла? Кто бы мог подумать?!

— В статье о драгоценностях было написано, что брошка была потеряна или же ее украл кто-то из обслуги балерины во время ее бегства из России. Возможно, Стелла рассказывала ему эту историю со своей прабабкой… И, сопоставив все факты, Костров понял, что сам похоронил эту драгоценность, стоимость которой… Словом, она стоит сейчас баснословных денег! Он решил вернуться сюда, в наш город, чтобы выяснить, нашли ли тело Стеллы… Он рылся во всех местных библиотеках, искал в подшивках газет того времени хотя бы какую-нибудь информацию о Стелле и выяснил, что ее тело не нашли. Вот тогда он решил купить ваш дом, чтобы спокойно вскрыть полы мастерской и извлечь на свет божий эту розочку и закопать тело Стеллы в каком-нибудь другом месте. Но вы сказали ему, что не собираетесь продавать дом. И тогда он решил, что вам надо исчезнуть… Он должен был расчистить себе путь! Но как это сделать? Он заглянул на чашку чая к вашей домработнице, отравил ее и подсунул ее тело в ваш новый диван… Затем за бутылку водки попросил одну местную пьянчужку позвонить в полицию и сказать, что в вашей мастерской лежит тело женщины… Тело нашли, вас обвинили в убийстве Танечки…

— Он что же, надеялся, что меня посадят? Вот так, ни в чем не разобравшись?

— Дело не в том, посадят вас или нет, но какое-то время, пока идет следствие, а это не день и не два, вас в доме не будет… Уже в первую же ночь он, сгорая от нетерпения, приехал к вам и попытался вскрыть пол в мастерской, чтобы определить, насколько толстый слой бетона, какие силы и средства понадобятся для того, чтобы проникнуть в погреб… Будь он поумнее, потерпеливее, может, у него все и получилось бы…

— И что?

— Вчера я сама присутствовала при вскрытии пола в вашей мастерской…

Герман схватился за голову.

— Действительно, в погребе были обнаружены скелетированные останки женщины…

— А эту штуку, брошку… Ее тоже нашли?

— Нашли. Костров во всем признался, его арестовали, так что, думаю, уже сегодня, через несколько часов, вас выпустят…

— А это? Колбаса, чай…

— Соседи по камере устроят банкет по случаю вашего освобождения! — рассмеялась Лиза.

По щекам Германа покатились слезы.

— Какой вы, право, чувствительный!

Лиза встала и пожала ему руку:

— Вы теперь подарите мне какой-нибудь резной комод, а? Шучу!!!

9

Маша встречала его у крыльца следственного изолятора с букетом сирени. Увидев, как открывается дверь и выходит ее любимый, она бросилась ему навстречу:

— Герман, дорогой! Боже, как же ты похудел!!! Но все равно красивый, прекрасный, я думала, что с ума сойду, пока дождусь тебя!!!

Герман обнял ее, поцеловал. Почувствовал укол в грудь, отпрянул. К блузке Маши была приколота брошка в виде розы.

— А это как у тебя? — нахмурился он.

— А так! — глаза ее сияли. — Честно говоря, она принадлежит тебе!

— Как это? Почему?

— Когда твоя Стелла погибла, она еще была твоей женой, развода-то не было, ну, то есть решения суда… И ты, получается, ее единственный наследник! Но если хочешь, я могу ее снять!

— Нет-нет, что ты…

Он снова обнял ее вместе с букетом и, целуя лицо, поцеловал и душистые цветки сирени.

— Как во сне, честное слово…

— Герман, мы все забудем, все-все! Дыши полной грудью, посмотри, какой сегодня солнечный день, как тепло!!!

— Весна… Как же хочется жить, Машенька!

— Пойдем, пойдем, нас такси ждет!

Маша подхватила Германа под руку и повела к машине.

— Сейчас поедем к Лизе и Глафире… И знаешь, что я им скажу?

— Приблизительно…

— Скажу им: спасибо, что вернули весну! И солнце! И тебя!!! — Маша глубоко вдохнула и прижала к лицу букет сирени.