История очередной попаданки

Дарья Быкова, 2016

Если тебя не ценят в родном мире, стоит попробовать в другом! Там, где всё пронизано магией, где принцы и принцессы, таинственный Замок и на каждом шагу чудеса… Но что делать, если и там ничего не изменилось: ты ни разу не избранная, попаданцами в этом мире никого не удивишь, а магии лично тебе не досталось ни капли? И всё, что тебе здесь предлагают – прислуживать за гроши. Кажется, случившееся – просто изощрённая издёвка мироздания. Но нужно всего немного обычного невезения, чтобы оказаться не в том месте и не в то время, вляпаться в смертельно опасную игру и получить шанс измениться и всё изменить.

Глава 4

Больше всего меня поразили их лошади. Огромные, блестящие, металлические лошади. И самоходные повозки. К счастью, не на бензине или чём-то подобном, а то это было бы как-то слишком обыденно и приземлённо. Нет, они были волшебные — приводились в движение магией, причём тот, кто едет, совершенно не должен был обладать какими-то способностями, нет, магия уже была внутри. Собственно, это и было основной претензией к чернокнижникам, как я потом узнала.

В этом мире, по крайней мере, в Данкире — королевстве, где мы оказались после перехода и находились до сих пор, считалось, что магия — неотъемлемая часть человеческой души. Почему же она есть не у всех? О, это местная религия объясняла просто великолепно — магия есть у тех, кто в прошлой жизни вёл себя правильно. Чувствуете, какой прекрасный рычаг для манипуляций? Ибо кто знает, как правильно? Маги, конечно же, сами маги. На личном опыте, так сказать. Ну и что с того, что прошлую жизнь никто из них не помнит?

А чернокнижники покусились на святое — наделили магией предмет. То есть всё равно что поселили часть души, замахнулись на божий замысел и само устройство этого мира. Впрочем, небесные силы не спешили карать отступников, страна, дававшая им приют, процветала и успешно давала отпор оскорблённым в лучших религиозных чувствах соседям, и остальным магам только и оставалось, что презрительно сплёвывать и уповать на грядущее и неотвратимое, хоть и запаздывающее почему-то возмездие.

Я всё же отпросилась на час в город, но, увы, не для побега, как первоначально планировала, а чтобы купить себе в дорогу одежду. Я отчаянно нуждалась в сменном белье и платье. То, которое было на мне, дала мне всё та же кухарка, в обмен на моё шикарное, дорогущее вечернее. Обмен был невыгодным, и платье до сих пор было жалко, но я понимала, что на высоких каблуках и с такими разрезом и вырезом далеко мне было не уйти. Обувь обменяла уже почти легко. Больше менять было, в общем-то, нечего — все вещи мы оставили в агентстве путешествий, видимо, чтобы не возникал соблазн забарыжить что-нибудь и составить конкуренцию самому агентству. Они, конечно, утверждали, что это для сохранения аутентичности мира, но я была уверена — торгуют, ещё как торгуют.

К моему разочарованию в Данкире не продавались штаны для женщин. Вообще. Мой вопрос вызвал такое неприкрытое возмущение, что я уж думала, придётся убегать, чтобы на костёр не повели. Но обошлось. Поохав, хозяйка лавки с женской одеждой даже пошла мне навстречу — отправила племянника в соседний магазин, одевавший мужчин, так что штаны я всё же получила, хоть и втридорога, наверняка, и ждать пришлось.

Часов у меня не было, но я чувствовала, что мой час уже довольно давно закончился, и надо бежать обратно, пока меня не хватились. Так что, выйдя из лавки, припустила лёгкой рысью, прижимая к груди покупки, и с невероятным удовольствием ощущая на себе новое чистое платье. Старое я даже забирать не стала.

Уже забегая на постоялый двор, неожиданно в кого-то врезалась в дверях, обронив часть покупок, поспешно их подхватила и, не извинившись, устремилась дальше. Впрочем, этот кто-то — судя по простой и тёмной одежде из делегации Черракара — тоже извиняться не спешил. Честно говоря, толком я его не рассмотрела, а долгий и внимательный взгляд в спину наверняка померещился, как и лёгкий, смутно что-то напоминающий запах. По крайней мере, я уверена в том, что он не шёл за мной, и тем удивительнее было обнаружить под дверью утерянный при столкновении свёрток. А я ведь только на минуту задержалась — заходила сказать Ани, что вернулась.

Впрочем, свёрток пришёл не сам. Его принёс настолько незаметный и непримечательный молодой человек, что я и в самом деле в первую очередь заметила свою пропажу, а не мужчину. И это было странно. Не поймите меня неправильно, я вовсе не озабоченная, но когда тебе уже не двадцать и даже не двадцать пять, и уже давно не столько, а на безымянном пальце как не было кольца так и нет, хоть и хочется безумно, тут волей неволей будешь каждого встречного мужчину разглядывать и мысленно примерять на роль мужа.

Этот, кстати, был неплох, по крайней мере, первый тур моего кастинга он бы прошёл. Если его всё же заметить.

Я бы, наверное, забрала свёрток, пробормотав «спасибо», и забыла об этом совершенно невзрачном человеке, если бы он не заговорил.

— Кажется, это Ваше. Мне, — усмехнулся он, — не подошло.

Голос был — вау! И выражение глаз — тоже. И сам он оказался на самом-то деле очень даже…

Я посмотрела на свёрток — кажется, там бельё. Кружевное. Красное. И вовсе не те огромные панталоны, как в нашем средневековье. Нормальное такое, очень даже красивое бельё. Зачем мне? Просто захотелось себя как-то побаловать и утешить. Я — шопоголик, да. Временами.

Спокойно встретила его насмешливый взгляд. Он что, ожидал, что я засмущаюсь? Смешной, право слово.

— Размер? — спокойно спросила я. И, не увидев понимания в тёмных глазах, уточнила. — Размер не подошёл?

Он приподнял брови, а по губам пробежала усмешка. Быстро пробежала. Но я заметила.

— Цвет, — сказал он, смотря на меня уже с явным интересом. Нет, не как мужчина на понравившуюся ему женщину, а как дрессировщик на внезапно заговорившего кролика. Или суслика. Но уж точно не тигра.

— У меня ещё оливковый есть. Будешь мерить? — мрачно спросила я, разозлившись.

— Нет, оливковый — тоже не мой, — слегка наклонил он голову.

— Ну, извини! — огрызнулась я. — Фиолетового не было!

Сама не знаю, почему я сказала именно про фиолетовый, вероятно, это моё приключение в лесу виновато, но этот почему-то сразу потерял настроение шутить. Пихнул мне в руки несчастный свёрток, сверкнул напоследок тёмными глазищами и отступил на шаг назад, снова становясь неприметным. Словно какую-то накидку надел, приглушившую и внешность, и силу.

Я почему-то не сомневалась, что он маг. И запоздало пришло понимание, что выделываться-то не стоило. Ждал он, что я смущусь, так и надо было старательно краснеть и изображать застенчивость. Можно было ещё что-нибудь блеять начать. А я стала выпендриваться и привлекла к себе внимание. Возможно, он даже понял, что я не местная…

Позже, стирая очередную партию одёжек принцессы — сколько ж можно переодеваться-то! — я пыталась вспомнить лицо моего загадочного незнакомца и… ничего. Решив зайти с другой стороны, я попыталась вспомнить спасённого мной в лесу — что-то же навеяло мне воспоминание о нём, и… опять ничего. Причём, я была уверена, что того-то разглядела, и помнила, как он выглядит. По крайней мере, когда подслушивала разговор троих, пришедших за ним, точно помнила, потом же… Потом был волк. И кошель. И фляга с водой.

Я разозлилась. Как-то подло это — я ему жизнь спасла, а он меня тайком заколдовать решил. Да можно подумать, нужна мне его физиономия! Разве что, чтобы двинуть по ней. Или плюнуть. Небось, и воду прислал только потому, что там было растворено что-нибудь этакое. Негодяй.

Вообще, наверное, его можно было понять. Если ненадолго, хотя бы на пару минуточек, поставить себя на его место. Во-первых, когда тебя хотят убить, любые предосторожности не лишние, а особого вреда он мне не причинил. От отравления, возможно, его удержала клятва, но ведь он мог, наверное, и совсем стереть из памяти тот день. И было ещё второе, кажется, куда более весомое — я видела, как он обернулся огромной чёрной птицей, а это, вроде как, совершенно невозможно даже в этом волшебном мире.

Однако желания вставать на чьё-либо место кроме своего у меня совершенно не было. С чего бы мне думать о других, когда они совершенно не думают обо мне? У меня своих проблем по горло. Каких? Я работаю служанкой. И до сих пор не замужем.

Признаться честно, меня посещала мысль, что в этом мире можно бы устроиться, удачно выйдя замуж. Но за слугу я не хотела, это совершенно не то, что в моём представлении «удачно». И за лавочника. Вот какой-нибудь молодой, симпатичный и обеспеченный граф меня бы вполне устроил. Нет, я вовсе не обнаглела. Нет, не треснет. И не слипнется. Судите сами: я — красивая, умная, образованная, вообще, так сказать, эксклюзив — гостья из другого мира, вероятно, ещё и с даром. О чём я буду разговаривать с обычным местным жителем? О поголовье скота? Да я повешусь от скуки через месяц! А с графом, или какие у них тут титулы, как-нибудь найдём общий язык. Балами развлекусь, если что.

Что? Любовь? Так а я вам о чём? Как можно любить человека, который ни к чему в этой жизни не стремится и ничего не может мне дать? Ведь если бы стремился, то к тридцати добился бы. Да. Что? Чего я сама добилась? Ну, знаете. Женщине пробиться труднее… Да и везёт в жизни людям по-разному. Но то, что тебе редко везёт, а то и совсем не везёт, это же не значит, что надо связывать свою судьбу с неудачником?

* * *

Отношения с коллективом как-то не заладились. Если раньше я многое пропускала, я бы даже сказала — спускала, так как не предполагала, что мне придётся терпеть этих дамочек хоть сколько-нибудь продолжительное время, то теперь придётся их как-то поставить на место, причём желательно так, чтобы они не начали мне пакостить и всячески вредить. Это — поставить на место, не испортив отношения — у меня никогда не получалось; обычно я терпела до последнего, а потом срывалась и резко высказывала то, что наболело. И отношения портились. В некоторых случаях я потом начинала мучиться раскаянием и, стремясь как-то загладить конфликт, снова позволяла на себе ездить. До следующего взрыва.

Ничего криминального мои невольные товарки, к счастью, не делали, но всякие мелкие просьбы и притеснения меня тоже напрягали. Например, почему я должна уступать удобное место кому-то, если первая его заняла? Или пропускать кого-то вперёд себя за едой. Или покрывать чей-то роман и ночные свидания? Взаимовыручка? Возможно. Я бы даже не против, если бы она действительно была взаимной. И действительно выручкой.

Сложнее всего было с Ани. Нет, она как раз не злоупотребляла какими-то личными просьбами, но мне в принципе было сложно смириться, что какая-то соплячка, почти в два раза младше меня, имеет полное право мне приказывать:"это надо постирать немедленно!", или"перестирай!". Ну не отстирываются некоторые пятна, собранные на подол платья Её Прекрасным Высочеством, не отстирываются! Что непонятного? Но приходилось стискивать зубы и молча перестирывать, естественно, без всякого результата. Я уже даже начинала подумывать о том, чтобы пойти к этой даме, главе делегации из Черракара, и, уповая на женскую солидарность, молить снять метку. Особенно сейчас, тщетно пытаясь оттереть чёртово пятно на платье, которое принцессе приспичило надеть завтра. Вот у российских императриц, насколько помню, были тысячи платьев, и не надевали они ничего по второму разу. Хороший подход, скажу я вам. Не то, что некоторые…

Стирать пришлось на речке — были там специальные постирочные мостки, которые сейчас уже, естественно, пустовали — нормальные люди стирают утром. На постоялом дворе мне ни места не выделили, ни воды. Это моего настроения, как вы понимаете, не улучшало и расположение к людям не увеличивало.

— Не надоело стирать чужие тряпки? — спросил вдруг довольно резкий мужской голос. Мне даже какой-то акцент почудился, хоть в этом — определении акцентов — я никогда не была сильна, а уж в чужом мире…

Подняла голову — высокий, стройный мужской силуэт, больше ничего не рассмотреть — заходящее солнце маячило у незнакомца за спиной.

— Нет, — сказала я. По возможности любезно. Кто знает, вдруг он без памяти влюбился в мою спину и жаждет бросить своё состояние к моим ногам? Вряд ли, конечно. Спина у меня неплоха, но далеко не самая лучшая моя часть… Однако, всё-таки, вдруг? — А Вы почему интересуетесь?

— Я могу тебе помочь, — я не могла рассмотреть его взгляд, но почему-то чувствовала, что он презрительно-оценивающий. — Если ты поможешь мне, — добавил он.

Ну вот, опять о делах, а не о любви…

— Ну? — спросила я уже куда менее любезно. У меня болела спина, замёрзли руки, и я безнадёжно опаздывала на ужин. К тому же доверия незнакомец не вызывал. Теперь-то уж точно.

— Вот это выльешь принцессе на платье, — протянул он какой-то флакон. Я не спешила его брать, машинально отметив, что руки у него в перчатках; неужели, чтобы не оставить отпечатки? Разве в этом мире их могут снять? Или во флаконе нечто настолько ядовитое? Тут некстати, или наоборот кстати, вспомнился фильм про Анжелику — ей там вроде ночную рубашку отравили как-то… И моментально стало очень страшно. Никого травить я не собиралась и вообще ввязываться в это всё — тоже, даже если он сейчас начнёт меня уверять, что от содержимого флакона, вылитого на платье, Илона резко похорошеет, я всё равно и не подумаю ничего такого делать. Не верю ему, а вредить никому не хочу, даже тому, кто мне и не нравится. Но вот как об этом сказать? Или не говорить? Взять флакон, но не выливать? А вдруг это подстава? Проверка, так сказать. И я сейчас возьму, а меня повяжут. Или не возьму, и меня убьют, как потенциальную свидетельницу… Ох. Вот мало было мне проблем…

— Что там? — спросила, чтобы потянуть время и сообразить, что же делать дальше. Мне было совершенно всё равно что там, я уже точно решила, что даже брать этот флакон в руки не собираюсь, не то что использовать.

— Эликсир вечной молодости, что же ещё? — глумливо ответил этот неприятный тип, и к моим ногам полетел кошель с деньгами. — Вот, за труды. Тебе на год безбедной жизни хватит.

Флакон он поставил рядом, не в пример аккуратнее, и ушёл.

Я огляделась и, убедившись, что одна, выругалась. Вот как это понимать? Для покушения как-то плоховато организовано, он даже согласием моим не заручился. Или это одна из многих попыток, в надежде, что хоть какая-то выстрелит? И что делать мне?

Варианта было два. Для начала. Брать флакон или не брать. А потом ещё два: рассказывать кому-то или не рассказывать. И если рассказывать, то кому? Чернокнижникам или ордену? Доверия не вызывали ни те, ни другие. Кошель брать я не собиралась ни при каком раскладе, даже прикасаться к нему не стала, хоть и было любопытно сколько там. Флакон, поразмыслив, тоже решила не брать, даже через платье. И идти с рассказом к чернокнижникам.

Почему к ним? Они вот тоже спросили первым делом именно это.

Я почувствовала себя почти как на собеседовании, знаете, этот прекрасный момент, когда спрашивают: а почему Вы хотите работать именно в нашей компании? А ты, в лучшем случае, просто хочешь такие обязанности за такую зарплату, а в худшем — вообще ничего такого не хочешь, но голод — не тётка, и ты пытаешься выдать что-то, близкое к тому, что хотят услышать, но не слишком — чтобы поверили. Правда, тут было сложнее — во-первых, я сама толком не понимала, почему именно к ним, а во-вторых, понятия не имела, какой ответ их устроит.

— Так это, — простодушно пробасила я, гадая, не переигрываю ли, — на вас первых натолкнулась просто. Сейчас пойду и в орден доложу…

— Нет времени, — прервала меня леди Фиа — именно так звали главу делегации. Она задумчиво побарабанила пальцами по столу, на котором остывал одуряюще пахнущий ужин, увы, не мой. — Надо забрать флакон, если он ещё там. Фар, мой ученик, проводит тебя.

Вот странное дело. Я вроде осознавала, что она за столом не одна, но ученика — того самого, неприметного, разглядела только, когда она о нём заговорила, и он встал из-за стола.

— Ну? — немного раздражённо обратился он ко мне, решив, видимо, что я слишком замешкалась, засиделась. Честно говоря, идти никуда не хотелось. Боль в спине, усталость и голод никуда не делись, но, кажется, никто меня не спрашивает.

— Баранки гну, — очень-очень тихо огрызнулась я. Почти подумала. Обычно я вообще так не делаю, это всё от отчаяния, усталости и такого вкусного запаха чужого ужина, который эта жестокая женщина начала есть.

— Что? — спросил этот, как его там… Фар. Ну и имечко… Неужто услышал?

— Иду, говорю, барин. Иду, — успокоила его я.

Шёл он быстро, я еле поспевала. Интересно, а зачем я вообще ему? Дорогу он, кажется, знает лучше меня… Чтобы в орден не пошла? Интересненько…

— Откуда у прачки деньги на такое бельё? — спросил он вдруг. — Любовник дал?

Голос всё-таки какой красивый… Даже любопытно стало, можно ли влюбиться в голос? А то лицо-то всё никак не запомнить, а характер, похоже, премерзкий… Стоп. А чего это я вообще об этом думаю? Это не мой вариант. Мужику за тридцать, а он всё ещё ученик у этой фифы… то есть, Фиа. Нет, я понимаю, век живи — век учись, но вечные студенты лично мне совершенно ни к чему…

И раз спрашивает, значит не фиолетовый, поняла я. Ну или не узнал меня, хотя это-то вряд ли. Значит, не он. С одной стороны, это даже радовало — может, фиолетовый уже не ученик, и с ним что и выйдет, а с другой почему-то расстроило — где искать теперь того фиолетового?

— Нет, — огрызнулась я. — Я тут спасла одного… пса. Вот, отблагодарили.

— Кхм, — вот и вся реакция. Зачем спрашивал? Непонятно.

Флакона и кошеля уже не было. Наверное, это было предсказуемо, но я как-то не ожидала. Всё-таки случайный человек вряд ли мог оказаться тут в такое время, значит… я похолодела, — значит, мой несостоявшийся наниматель видел, что сделка не прошла. А может, и теперь видит, что я притащила кого-то с собой… Вот ведь вляпалась!

— Фар, — сказала я, бесцеремонно беря его за руку. Он наградил меня таким удивлённым взглядом, словно это с ним мостки заговорили. Или вон пробегающая мимо кошка. Но я решила не сдаваться. В конце концов, сам о себе не позаботишься, никто не позаботится. — Я боюсь, — сообщила ему.

— Чего? — спросил он, отцепляя меня от себя. С таким видом, словно вот-вот бросится руку вытирать. У-у-у, гад. Ну, ты у меня попляшешь. Влюбишься и попляшешь. Я тебе всё припомню.

— Их, — я зябко поёжилась и обхватила себя руками — холодно.

— Кого их? — высокомерно и раздражённо тупил этот Фар. Немудрено, что до сих пор в учениках, я даже отвечать не стала.

Обратно мы шли молча и, кажется, ещё быстрее. Впрочем, за скорость я была ему даже благодарна. Во-первых, не успевала замёрзнуть — бег трусцой неплохо согревает, а во-вторых, всё ещё надеялась на ужин.

— Ты ведь понимаешь, что в орден уже незачем идти? Вернее, не с чем? — спросил Фар у меня уже в дверях, снова становясь совершенно неприметным, не дождавшись ответа.

— Я, — сказала в пустоту, — уже ничего не понимаю… и никуда не пойду.

Кажется, пустота одобрительно хмыкнула.