Божественная комедия. Ад

Данте Алигьери (1315)

Заплутав в дремучем лесу, лирический герой поэмы Данте Алигьери «Божественная комедия» встречает своего любимого поэта Вергилия, который зовет его совершить путешествие по всем трем царствам загробного мира. Следуя за Вергилием через Ад и Чистилище, ступая мимо искупающих грехи грешников, Данте направляется к вратам Рая, где его ждет возлюбленная муза Беатриче. «Божественная комедия» оказала огромное влияние на всю последующую мировую культуру. Рафаэль, Сальвадор Дали и Сандро Боттичелли, Ференц Лист, Томас Элиот и Хорхе Луис Борхес — в своих творениях все отдали дань великой поэме. В данное издание вошла первая, наиболее популярная часть «Божественной комедии» — «Ад».

Песня третья

Данте, следуя за Вергилием, достигает дверей Ада, куда оба входят, прочитавши у входа страшные слова. Вергилий, указывая поэту на мучения, которые заслужили трусы, ведет его далее. Они приходят к реке, называемой Ахерон, у которой находят Харона, перевозящего души на другой берег. Когда Данте переехал чрез Ахерон, то он заснул на берегу этой реки.

¹ «За мной — мир слез, страданий

и мучений,

За мною — скорбь без грани,

без конца,

За мной — мир падших душ

и привидений.

⁴ Я — правосудье высшего Творца,

Могущества и мудрости созданье,

Творение Небесного Отца,

⁷ Воздвигнутое раньше мирозданья.

Передо мной — прошел столетий след,

Удел мой — вечность, вечность наказанья,

¹⁰ За мной ни для кого надежды нет!»

Над входом в Тартар надпись та чернела.

Я страшные слова прочел. «Поэт,

¹³ Смысл этих слов, — воскликнул я несмело, —

Наводит страх!» Вергилий угадал,

Что сердце у меня оледенело.

¹⁶ «Здесь места страху нет, — он отвечал. —

Мы подошли к обители печали

Тех падших душ, — Вергилий продолжал, —

¹⁹ Что на земле безумцами блуждали»^[9].

И мне с улыбкой руку сжал певец;

Я стал бодрей, и вот мы увидали

²² Обитель вечной тайны, наконец,

Где в безрассветном мраке раздавались

Вопль и стенанья из конца в конец;

²⁵ Повсюду стоны, где мы ни являлись,

И я заплакал, выдержать не мог…

Мы ближе, — вопли грешников сливались

²⁸ В смесь разных языков, в один поток.

Хулы, проклятья, бешенства визжанье,

Ужасные движенья рук и ног, —

³¹ Все в гул сливалось в общем завыванье.

Так ураган крутит степей пески.

Ревет и губит все, без состраданья.

³⁴ В неведенье, исполненный тоски,

Воскликнул я невольно: «О, учитель!

Ужель грехи теней так велики,

³⁷ Теней, попавших в страшную обитель?

И кто они?» — «Ничтожество — они

В толпе людей, — сказал путеводитель. —

⁴⁰ При жизни на земле в иные дни

Жалчайшими их тварями считали.

Им на земле, — кругом себя взгляни, —

⁴³ Хулы иль похвалы не воздавали;

Теперь — они вступили в сонм духов,

Которые Творцу не изменяли,

⁴⁶ Но грех давил их тяжестью оков

И не было в них веры в Провиденье.

Великий Бог их свергнул с облаков,

⁴⁹ Чтоб Небеса не знали оскверненья,

И даже Ад впустить их не хотел:

В Аду гнушалось даже преступленье

⁵² Ничтожеством и мерзостью их дел». —

«Какие же назначены им муки?

Какой у них, наставник мой, удел?

⁵⁵ Пронзительны их страшных воплей звуки…»

И отвечал Вергилий: «Лишены

Они надежды; скованы их руки.

⁵⁸ В их настоящем скорби так сильны,

Что худшей доле, большему мученью

Они всегда завидовать должны.

⁶¹ Мир их забыл — и нет конца забвенью:

Их не щадят, но также не казнят,

Приговоривши к вечному презренью.

⁶⁴ Но прочь от них и брось вперед свой взгляд,

Иди теперь за мной неутомимо».

Я сделал шаг, но отступил назад:

⁶⁷ Передо мной промчалось знамя мимо,

Так быстро, словно вихорь уносил

Его вперед, вперед неудержимо.

⁷⁰ За ним летели призраки могил

Несчетной вереницей: страшно было,

Что столько жизней в мире, столько сил

⁷³ Смерть в призраки немые обратила.

Один из них мне словно был знаком:

Известный образ память сохранила.

⁷⁶ Смотрю: да, это точно он, о ком

Народ с презреньем часто отзывался,

Кто, покривя душой и языком,

⁷⁹ Высоким отреченьем запятнался ^[10].

Тут понял я, что этот сонм теней

Собраньем душ отверженных являлся,

⁸² Презренных для врагов и для друзей.

Их жизнь была не жизнь, а прозябанье,

И здесь теперь, при наготе своей,

⁸⁵ Достались эти жалкие созданья

На жертву насекомых — мух и ос —

И терпят беспрерывные терзанья.

⁸⁸ По лицам их, мешаясь с током слез,

Струилась кровь и к их ногам стекала,

Где множество червей в крови вилось

⁹¹ И эту кровь мгновенно пожирало.

От них я отвернулся. Вдалеке

Немало новых призраков стояло

⁹⁴ На голом берегу, столпясь к реке.

«Учитель, — я спросил, — чьи тени эти,

Что переправы словно ждут в тоске?

⁹⁷ Их вижу я едва при тусклом свете». —

«Об этом ты узнаешь, — молвил он, —

Когда, — я побледнел при том ответе, —

¹⁰⁰ Откроется пред нами Ахерон».

Мы дальше шли, и я хранил молчанье,

Пока не увидал со всех сторон

¹⁰³ Большой реки, бежавшей без журчанья.

Вот подплыл к нам седой старик в челне.

«О, горе вам, преступные созданья! —

¹⁰⁶ Он закричал Вергилию и мне. —

Надежды все вам нужно здесь оставить,

Вам Неба не увидеть в вышине.

¹⁰⁹ Я здесь, чтобы туда вас переправить,

Где холод вечный царствует и ночь,

Где пламя в состоянье все расплавить.

¹¹² А ты, — он мне сказал, — отсюда прочь!

Среди умерших места нет живому».

Не в силах любопытства превозмочь,

¹¹⁵ Не двигался я с места. «По иному

Пути ты поплывешь, — прибавил он, —

И переправит к берегу другому

¹¹⁸ Тебя челн легкий…» — «Знай же ты, Харон, —

Ему сказал мой спутник хладнокровный, —

Что ты напрасным гневом возмущен:

¹²¹ Тот, воля чья закон есть безусловный,

Так повелел, и должен ты молчать».

И смолкнул разом лодочник огромный,

¹²⁴ И перестали бешенством сверкать

Его глаза в их огненных орбитах,

Но призраки, успев слова поймать,

¹²⁷ Проклятьем разразились; в ртах открытых

Их зубы стали громко скрежетать;

В их мертвых лицах, язвами изрытых,

¹³⁰ Явилась бледность. Нагло изрыгать

Они хулы на целый мир пустились,

Творца и предков стали проклинать

¹³³ И самый час, когда они родились.

Потом, с рыданьем к берегу скользя,

К ужасной переправе устремились:

¹³⁶ Избегнуть общей кары им нельзя.

Их гнал Харон, глазами вкруг сверкая,

Веслом отставших призраков разя.

¹³⁹ Как в осень листья падают, мелькая,

Пока ветвей совсем не обнажат,

В наряд поблекший землю облекая,

¹⁴² Так тени на пути в глубокий Ад

На зов гребца в ладью его бросались,

Теснилися и помещались в ряд.

¹⁴⁵ Едва они через поток помчались,

Как к перевозу страшному опять

Уже другие призраки сбегались.

¹⁴⁸ «Мой сын, — сказал поэт, —

ты должен знать,

Что души осужденных прилетают

Отвсюду к Ахерону. Разгадать

¹⁵¹ Они свое грядущее желают,

Спеша переплывать через поток,

И вечно их желанья пожирают

¹⁵⁴ Узнать ту казнь, что ждет их за порок.

Еще никто с душой неразвращенной

Здесь чрез реку переплывать не мог;

¹⁵⁷ Вот почему отверг Харон бессонный

Тебя, мой сын, и гневом запылал,

Твоим явленьем сильно раздраженный».

¹⁶⁰ Поэт умолк, и вдруг я услыхал

Ужасный грохот, — почва задрожала…

Холодный пот на теле выступал.

¹⁶³ Над головою буря застонала,

И полосой кровавой в Небесах

Извилистая молния сверкала…

¹⁶⁶ Меня сковал какой-то новый страх,

И я в одну минуту чувств лишился,

Не в силах удержаться на ногах,

¹⁶⁹ И, как во сне, на землю опустился.

Примечания

9

«Что на земле безумцами блуждали». — То есть те, которые на земле были поражены безумием. Слово «безумие» в этом месте нужно понимать не в смысле умопомешательства, а как общее понятие о людях, здравый смысл которых часто подавляется их страстями.

10

Смотрю: да, это точно он, о ком / Народ с презреньем часто отзывался… — В буквальном переводе: «Вглядываюсь и узнаю в нем того, кто опозорил себя высоким отречением». Это место очень спорное. Некоторые предполагают, что Данте подразумевал Исава, продавшего право первородства (предположение более чем неправдоподобное); другие — Диоклициана, отрекшегося от престола; папу Целестина V, сложившего папскую тиару по проискам кардинала д’Ананьи, впоследствии папы Бонифация VIII; Торреджиано де Черки, предводителя партии Белых, отказавшегося от начальства над войсками.

Учитывая то, с каким ожесточением преследовал Данте в своей поэме папскую власть, скорее всего, речь идет о Целестине V, тем более что отречение этого папы свершилось при жизни поэта. Скандальный характер этого отречения поразил в свое время всю Западную Европу. Говорили, что каждую ночь кардинал д’Ананьи, искавший папского престола, прятался в храме, где молился папа, и приказывал ему сложить тиару. Целестин повиновался, принимая его слова за голос свыше. Это объяснение, как и многие другие, на которые мы указываем, делает переводчик дантовского «Ада» Фан Дим, комментировавший Данте по древнему словарю Vocabolario degli Academici della Crusca.