Сельский шик для мажора

Даниэлла Ник (2024)

Семь дней. Ровно столько длилась наша история любви. Мажор Матвей Кремлев приехал потусить к нам в поселок, и свел меня с ума. Случайно я узнала, что он со своими друзьями установил прайс на деревенские развлечения и сорвал куш, благодаря нашей связи. Всплывают старые тайны, я оказываюсь вовлечена в водоворот событий, которые кардинально перевернут мою жизнь.

Глава 16. Алена

— Вставай, лежебока! — тянет с меня одеяло бабушка.

— Который час? — спрашиваю, с трудом разлепляя веки.

— Одиннадцать уже! Пора подниматься, скоро родня уже приедет. Мы с мамой все приготовили, иди на стол накрывай.

— Ой! — стону я. Голова просто раскалывается. Видимо, он недосыпа, потому что я не так много выпила вчера.

— Ты во сколько явилась вчера, стрекоза? — лукаво смотрит на меня бабуля.

— Не знаю, — потягиваюсь на кровати. — Часа в четыре, может.

— С Демьяном гуляла? Я слышала, Пиратка лаял.

— Нет, ба. Не с Демьяном. Мы расстались.

— Да? — удивляется она, усаживаясь рядом. Жуть как любит слушать истории любви. — А что такое?

— Ой. — морщусь я. — Да много всего. У нас и не отношения были, а непонятно что.

— Помиритесь еще! — машет бабушка рукой, явно теряя интерес. — Милые бранятся только тешатся.

— Вот еще! Он мне с Заусенкой изменил!

— Да? — тут же возвращается на место бабуля. — С Юлькой, что ли?

— С ней, ага.

— Ты хоть не плачешь, моя красавица? — гладит меня по голове своей теплой ладошкой. От нее пахнет тестом и немного зеленым луком.

— Вот еще! Пусть он плачет. Просто, обидно немного.

— Ну, в таком возрасте, кто доступнее, с тем и веселее. Все, Лелька, поднимайся. Мама там кофе сварила, на столе молоко свежее от Зорьки. Иди умывайся, я кровать за тобой заправлю. И в зеркало посмотрись, как панда, ей богу!

Я отправляюсь в ванную комнату, где быстро принимаю душ, волосы укладывать долго, я их просто заплетаю в косу. Запрыгиваю в летний сарафан, и захожу на кухню.

Мама с бабушкой постарались на славу, наготовили кучу еды и даже испекли пирожки. Сегодня у деда Сережи поминки, в этот день у нас всегда много гостей. Сначала мы собираемся у нас в доме, а потом все вместе идем на кладбище, где похоронен дед, прабабушка и прадедушка, еще какие-то дальние родственники. Я каждый раз пытаюсь запомнить, кем они мне приходятся, и всегда забываю.

— Мне немного совестно, — вздыхаю я, усаживаясь за стол. Рука сама тянется налить молоко, а в другой руке уже зажат пирожок. — Не помогла вам совсем.

— Ну, хоть совесть еще имеется! — хмыкает мама, заправляя винегрет постным масло.

— Ммм! — стону я от удовольствия. — С луком и яйцом, мои любимые!

У ба потрясающие пирожки, а рецепт, по которому она их печет, бережет как зеницу ока.

— Я еще с рисом и мясом испекла! — сообщает мне бабуля, снимая передник. — Ты бы сходила к соседям, отнесла за помин души.

— К каким соседям? — поднимаю глаза.

— Которые у тети Таси живут. Они ж городские, где еще пирожков поедят?

— Ба, в городе и пирожковые есть, и пекарни. Что ж они, пирожков не ели?

От мысли, что придется идти к соседям, меня прошибает холодный пот. Вчера я даже не успела опомниться, как все произошло. А залетев домой, сразу рухнула спать, даже не смыв косметику.

— Да их и дома-то нет, — рассуждаю я. — Они в палатках на берегу Златогоровки ночевали. Спят, поди.

— Там машина какая-то приехала большая! — выглядывает в окно мама. — Выезд из гаража мне перегородила.

Что за машина? Я соскакиваю с места, и стараюсь без палева выглянуть из-за занавески. И точно, машина стоит, большая и черная. Откуда, в развалочку, выбирается мужчина представительного вида. Осмотревшись по сторонам, он подходит к воротам соседского дома, и скрывается внутри.

— Вот это родственники у Таисии! — тянет мама. — Машина — целое состояние стоит.

— Так у нее племянник в правительстве сидит! Аленка, пойди в огород, — командует бабушка. — Огурцов нарви. Думаю, еще салат сделать. Как раз успеем.

Я молча киваю, надеваю галоши, и выскакиваю за дверь. Пройдясь по сеням, открываю деревянную дверь, и выхожу на свежий воздух. Солнце уже нещадно припекает, а природа явно просит дождя. Земля аж потрескалась от засухи.

Подхватив с собой пластиковой ведерко, захожу в теплицу. Здесь очень душно и приятно пахнет. Это запах лета, спелости и солнечных дней, создающий уют и умиротворение. Под жужжание пчел, я выбираю созревшие плоды. Мысли в голове путаются. Матвей, мы поцеловались вчера. Это было так чувственно и остро, что я неожиданно для себя кончила, ерзая на его восставшем члене. С Демьяном такого и близко не было, мне с ним было приятно, но не крышесносно, как вчера. Матвей был таким чутким и напористым одновременно, что у меня кружилась голова. Боже!

От собирания огурцов меня отвлекают истеричные крики в соседском огороде. Тихонечко пробираюсь к забору, спрятавшись за кустами с малиной, и наблюдаю такую картину. С веревок, натянутых во дворе, Вика срывает белые штаны и футболку, злющая и вся в слезах. На веранде, в удобном кресле, сидит мужчина в черном костюме и молча наблюдает за истерикой.

— Нет, ты только представь, па! — кричит она. — Два месяца коту под хвост! Мы разные, представляешь?

Отец ничего не отвечает, и утыкается в телефон.

— Я два месяца на него убила. Матвей то, Матвей се. А он, не может мне простить какого-то Демьяна деревенского!

Я притаилась, и сижу как мышка. Про какого Демьяна она речь ведет? Криворотова?

— Да скажи уже что-нибудь! — в сердцах взывает она к отцу.

— Вик! — устало тянет он. — Поехали уже из этой дыры. Я за неделю устал, пиздец как. Ты еще тут визжишь как поросенок. Расстались и расстались, сколько у тебя таких Матвеев было?

— И ни с кем, папа, ни с кем у меня отношения не складываются вдолгую! — со слезами сообщает она. — С Димкой — месяц, С Сережей — три, Леха и Ванька вообще две недели. Может, со мной что не так, а?

— Все с тобой нормально, Вичка. Ты красивая у меня. Наивная только немного. Не переживай, не Кремлев, так другой будет!

— Так я же его люблю, папа!

— Ты всех любишь, Викуля. Такая же, как и твоя мать, прости, Господи.

Позевывая, мужик поднимается с кресла, и продолжает.

— Да и вообще, сюда приезжать была херовая идея. Навозом воняет, и мух тьма. Хочешь, на Бали отправлю тебя на недельку?

— Хочу! Ну ее, эту деревенскую жизнь!