Обнаженная в шляпе

Далия Трускиновская

Глава вторая

БРАСЛЕТ

На фотографии была женщина. Но какая!.. Она сидела на диване, покрытом пушистым клетчатым пледом. Над диваном висели бра в виде колокольчика и глиняная тарелка с женской фигурой, стилизованной до нелепости. Нечеловеческая анатомия позволяла фигуре сидеть одновременно спиной и бюстом к публике.

Женщина пыталась, насколько могла, скопировать эту позу. И природная гибкость позволила ей максимально приблизиться к замыслу спятившего керамиста.

Одежды на женщине было — шляпа и браслет. Причем широкополая шляпа была надета так, что полностью скрывала лицо, а браслет — на щиколотку.

Было в этой стройной и привлекательной фигурке еще кое-что необычное — то, что всячески подчеркивалось и позой, и искусным освещением. Девица в шляпе так хитро расположилась на диване, что зрительское внимание оттягивала на себя большая круглая родинка пониже спины.

Снимок был достаточно художественным. Авторство сомнений не вызывало — Костяй давно баловался такими штучками. И в то же время понять, кто там, под шляпой, не было ни малейшей возможности.

— Это у него дома, — сказала Меншикова. — Гля, тарелка! Помните, мы ему эту мерзость в прошлом году на день рождения подарили? Эротика на грани фола!

— Тарелка — это да, — согласился Зуев, — но кто бы это мог быть?..

— Не мог, а могла! — хихикнула Игрушка. — Да кто угодно! Коллекция у него богатая.

— По-моему, это Светка, — заметила Меншикова, — точно, Светка. У нее угловатые плечи.

— А по-моему, Корытникова, — задумчиво и без энтузиазма произнес Игрушка. — Светка задастая, а тут… м-м-м…

— С Корытниковой у него ничего не было, — уверенно отпарировала Меншикова, — а Светка за него замуж собиралась!

— Замуж за него собиралась Клавка Голубева, — хмуро поправил Зуев. — Это было еще до вас. Вся редакция галдела.

— Да ну тебя! — вдруг возопил Игрушка. — Какая, к черту, Голубева? Тарелка, братцы! Тарелке-то меньше года! Наташка, мы ее когда ему дарили? В ноябре?

— Ну?..

— А в редакцию мы с тобой пришли три года назад и уже ничего не слышали про Костяя и Голубеву! Не проходит!

— Верно, — согласилась Наташа. — Снимку меньше года. Это еще может быть Кошелева. Или Шварц.

— Да, Кошелева здорово длинноногая… — мечтательно вздохнул Игрушка, предпочитавший высоких женщин.

— Значит, и Кошелева тоже… — загадочно сказала Наташа.

Зуев крутил носом и дулся.

Будучи подчиненным, он не встревал в обсуждение личной жизни начальства, но не одобрял ее с отчаянием обреченного. Да и было что не одобрять! Похождения Костяя давно стали редакционной притчей во языцех. А женить его можно было, вероятно, лишь постановлением Верховного Совета, и то со скандалом.

— А в этом что-то есть, — заметил Игрушка, тыча пальцем в браслет.

— Да, я тоже так баловалась когда-то, — безмятежно сообщила Меншикова.

Зуев остолбенел.

Он, конечно же, знал, что под всеми блузочками и юбочками у Наташи имеются и грудь, и талия, и все прочее. Но мысль о том, что она позволяла кому-то любоваться собой, раздражала чрезвычайно.

— Так??? — без голоса прошептал он, не смея прикоснуться устремленным перстом к обнаженному телу на фотографии.

— Не-е, браслет на ногу надевала. У меня такой есть. На резиночках. Это плавленый янтарь. Их двадцать лет назад активно носили.

— Браслет на резиночках? — заинтересовался Игрушка.

— Ага, иначе бы она его на ногу не натянула. Знаешь, это все-таки не Кошелева. У Кошелевой лыжи тридцать девятого размера и щиколотка, как у гренадера. Она же чуть не до июня сапоги носит и в сентябре опять в сапоги влезает, чтоб поменьше позориться. А тут, видишь, подчеркивается — ишь, какая у меня ножка маленькая и щиколотка тонкая!

Они опять склонились над фотографией — щека к щеке, причем рука Игрушки ненавязчиво легла на бедро Меншиковой.

Это очень не понравилось Зуеву. Он выпучил глаза в поисках чего-нибудь этакого, способного отвлечь Игрушку от Наташиного бедра.

— Чушь какая-то, а действует! — говорил между тем Игрушка. — Браслет на ноге — это ж надо, а смотришь — и того, на душе приятно…

— Потому что игра, — объяснила Наташа. — Мы к сексу как относимся? С нечеловеческой серьезностью. На чем и горим. А туг — игра, легкость, улыбка, кокетство… Да что я тебе объясняю! Сам не дурак.

Тут Зуев увидел нечто, действительно его ошарашившее.

Это была картонная папка на его собственном столе.

Папка принадлежала Костяю, и как она попала на стол к Зуеву — было совершенно непонятно. Видно, тем же путем, что в свое время Наташина расческа — в ящик Игрушкиного стола, бутыль с клеем — в Наташину сумочку, а сигареты Игрушки — в задний карман штанов некурящего Костяя.

— Чтоб ты сдох! — поняв, в чем дело, накинулся Игрушка на Зуева. — Теперь Соломина придется искать! Все перевернули, а про эту папку забыли!

— Чем вопить, ты бы сбегал, догнал его, — посоветовала Меншикова. — Далеко он уйти не мог.

Если в голове у Игрушки возникал позыв к немедленному действию, то Игрушка срывался с места и исчезал со сверхзвуковой скоростью. Куда-то нестись, сметая на лету прохожих, прыгать в движущийся транспорт и выпрыгивать из него, налетать на мирных граждан с требованием молниеносной деятельности — все это было блаженством для Игрушки, блаженством, недоступным прочим смертным. Поэтому он схватил папку и смылся, оставив за собой след в виде полосы разреженного воздуха, как от пушечного ядра.

Судьба в тот день побаловала Игрушку. Он издали увидел, как Соломин стоит на остановке и как подходит трамвай. Соломин сел в первый вагон. Игрушка в отчаянном рывке настиг второй. На остановке он перескочил в первый, но толпа не дала ему пробиться к Соломину. Когда же на второй остановке Соломин вышел, та же толпа задержала Игрушку и он поехал дальше. Пулей вылетев уже на третьей остановке, он понесся назад и увидел» как Соломин входит в здание УВД. Пришлось и Игрушке последовать туда же.

Они встретились у дверей кабинета.

Объясняя, что произошло, и размахивая папкой, Игрушка вошел вслед за Соломиным в кабинет, дошел до стола и замолчал.

Перед ним поверх разложенных бумаг лежал янтарный браслет на резиночках.