Ночью вся кровь черная

Давид Диоп, 2018

Роман – лауреат Международной Букеровской премии 2021 года, Европейской литературной премии и Гонкуровской премии лицеистов. Гипнотическое и душераздирающее повествование о воспаленном разуме, не способном совладать с горем и ужасами войны. Альфа Ндие, сенегальский солдат, сражающийся на стороне Франции во время Первой мировой войны, теряет на поле боя своего друга Мадембу Диопа. Без своего больше чем брата Альфа одинок и потерян, но находит спасение в жутком ритуале, который со временем начинает все больше и больше пугать своих товарищей по оружию. Как далеко готов зайти Альфа, чтобы загладить вину перед своим погибшим другом? Насквозь пронизанный пулями и языческой магией, «Ночью вся кровь черная» напоминает о забытой главе в истории Первой мировой войны. Смешав традиции устного повествования с сухим журналистским описанием ужасов жизни в окопах, Давид Диоп создал необычайную по силе и поражению историю о погружении человека в безумие. Сложный и многогранный роман. Вначале обескураживает, но затем все более и более увлекает, заставляет сопереживать герою и его потере. Война в глазах добровольца-сенегальца еще более жестока и иррациональна, чем в глазах европейцев, и невероятно поэтичный язык романа, в котором видна связь с африканской устной традицией, зачаровывает и погружает в подобие транса. "Настолько околдовывающий и глубокий, что его невозможно забыть". – Али Смит "Безжалостный взгляд на войну, расу, мужественность и колониализм". – Вьет Тхань Нгуен, автор романа "Сочувствующий".

IV

Видит Бог, мне не понадобилось много времени, чтобы отыскать Мадембу Диопа с вспоротым животом на поле боя. Я знаю, я понял, что произошло. Мадемба рассказал мне, когда его руки еще не дрожали, когда он просил еще по-доброму, по-дружески добить его.

Он шел в атаку на противника с винтовкой в левой руке и тесаком в правой, в самый разгар боя, разыгрывал комедию, изображая из себя дикаря, когда наткнулся на противника, который притворился мертвым. Мадемба нагнулся, чтобы разглядеть его, просто так, походя, и бежать дальше. Остановился, чтобы посмотреть на мертвого противника, который только притворялся. Он стал его разглядывать, потому что у него закралось сомнение. На какой-то миг. Лицо противника не было серым, как у мертвецов — белых или черных. А у этого был такой вид, что он только притворяется мертвым. Нечего его жалеть, подумал Мадемба Диоп, прикончить ударом тесака и всё. Но действовать надо было аккуратно. Этого недобитого противника следовало добить из предосторожности, чтобы не жалеть потом, когда кто-то из собратьев, из товарищей по оружию, пробегая той же дорогой, получит удар в спину.

И вот пока он думал о своих товарищах по оружию, о собратьях, которых надо спасти от недобитого противника, пока представлял себе, какой удар в спину тот может нанести кому-то, может быть и мне, его больше чем брату, кто бежит сразу за ним, пока он думал, что надо быть бдительным ради других, он потерял бдительность по отношению к себе. Мадемба рассказал мне еще по-доброму, по-дружески, еще с улыбкой, как противник вдруг открыл глаза и одним движением распорол ему живот штыком, который прятал под шинелью. Все еще с улыбкой вспоминая о том, как недобитый противник нанес ему удар, Мадемба сказал спокойно, что ничего не мог поделать. Он рассказал мне все это в самом начале, когда ему еще не было так больно, незадолго до того, как в первый раз попросил добить его. Незадолго до его первой мольбы, обращенной ко мне, его больше чем брату, Альфе Ндие, последнему сыну старого человека.

Прежде чем Мадемба успел отреагировать, прежде чем он смог отомстить, противник, в котором оставалось еще достаточно жизни, убежал к своим позициям. Между первой и второй просьбой я попросил Мадембу описать этого противника, который выпустил ему кишки. «Глаза у него голубые», — прошептал Мадемба, когда я лежал рядом с ним, разглядывая искромсанное железом небо. Я настаивал. «Видит Бог, все, что я могу сказать тебе, это что у него голубые глаза». Я не унимался. «Ну, какой он? Маленький? Высокий? Красивый или урод?» И Мадемба Диоп каждый раз отвечал, что я должен убить не противника, что уже поздно, что противнику повезло и он остался жить. Что теперь мне надо добить, прикончить его, Мадембу.

Но видит Бог, я не больно-то слушал Мадембу, моего друга детства, моего больше чем брата. Видит Бог, я думал только о том, как бы мне выпустить кишки тому, недобитому противнику с голубыми глазами. Видит Бог, я думал только о том, как бы вспороть живот противнику, и мало внимания обращал на моего Мадембу Диопа. Я слушал голос мести. Я потерял жалость после второй просьбы Мадембы Диопа, который говорил мне: «Забудь ты о противнике с голубыми глазами. Убей меня сейчас же, мне так больно. Мы с тобой ровесники, нам и обрезание сделали в один день. Ты жил у меня в доме, я вырос у тебя на глазах, а ты — у меня. Так что ты можешь смеяться надо мной, а я могу перед тобой плакать. Я могу просить тебя обо всем. Мы больше чем братья, потому что мы сами выбрали друг друга братьями. Пожалуйста, Альфа, не дай мне умереть вот так, с кишками наружу, когда боль пожирает меня, вгрызается мне в живот. Я не знаю, высокий он или маленький, красивый или урод, этот противник с голубыми глазами. Я не знаю, молодой он, как мы, или ему столько же лет, сколько нашим отцам. Ему повезло, он спасся. Теперь он не имеет больше значения. Если ты мне брат, мой друг детства, если ты такой, каким я всегда тебя знал, если ты тот, кого я люблю, как люблю мать и отца, тогда умоляю тебя во второй раз: зарежь меня. Неужели тебе приятно слушать, как я хнычу тут будто младенец? Видеть, как я теряю стыд и достоинство?»

Но я отказался. Ах! Я отказался. Прости, Мадемба Диоп, прости, мой друг, мой больше чем брат, что я не послушал тебя сердцем. Я знаю, я понял, что не должен был тогда обращаться мыслями к противнику с голубыми глазами. Я знаю, я понял, что не должен был думать о мести, к которой взывало что-то в моей голове, вспаханной твоими рыданиями, засеянной твоими криками, в то время когда ты еще даже не умер. А потом я услышал мощный, величественный голос, который велел мне не обращать внимания на твои страдания: «Не добивай его, твоего лучшего друга, твоего больше чем брата. Не тебе отнимать у него жизнь. Не принимай себя за десницу Божию. Ни за руку диавола. Альфа Ндие, как ты сможешь предстать перед отцом и матерью Мадембы, зная, что это ты убил его, довел до конца то, что начал противник с голубыми глазами?»

Нет, я знаю, я понял, я не должен был слушать этот голос, взорвавшийся у меня в голове. Мне надо было заглушить его, пока еще было время. Мне надо было уже тогда начать думать самостоятельно. Я должен был, Мадемба, добить тебя как друг, чтобы ты перестал плакать, метаться, извиваться, пытаясь засунуть обратно в живот то, что из него вывалилось, хватая ртом воздух, будто только что выловленная рыба.