Черный дракон

Гузель Халилова, 2021

Три женские истории, происходящие в разное время, в разных странах и цивилизациях, тесно сплетаются между собой в единый узел, чтобы доказать, что страх можно преодолеть, если верить в высшие силы.

глава 2. Ночь перед шаббатом

Все жители Цфата — от млада до велика — готовились в этот пятничный вечер к Шаббату. Намывали полы, пекли вкусности. Праздничная суета была в каждом доме. Но только не в доме Марии. Она лежала на кровати и, не моргая, смотрела в открытое окно. Алое закатное солнце освещало ее маленькую комнатку, высокую металлическую кровать, аккуратно заправленную серым покрывалом, широкую деревянную тумбочку, которая служила и обеденным и письменным столом, несколько крючков, прибитых к стене, на которых висели тонкое пальто коричневого цвета да пара черных платьев. Стены в комнате были сероватыми, нагнетающими тоску и печаль.

Но Марию такая убогая обстановка устраивала. А что еще можно чувствовать, когда во время холокоста ты потеряла всю свою семью? Абсолютно всю. Маму, папу, двух сестер Лайлу и Хану, младшего брата Давидика, которому было всего 8 лет, дедушку Элазара, тетю Сару, дядю Иосифа. Прошедшее десятилетие было сплошной черной полосой в ее жизни, без единого малейшего просвета. Сначала изгнания, депортация, обособленные кварталы для жизни, позорная желтая звезда на левой груди, голод, холод, нищета. Потом разлука с родными и близкими, ужасы концлагерей, известия о смертях. Затем долгие скитания — в Англии, Франции не так-то были и рады евреям. И вот, наконец, ужасы позади. Казалось, начинается мирная и спокойная жизнь. Но в реальности для Марии ничего не начиналось — ведь из головы и сердца ничего не ушло. Те же воспоминания, от которых холодеет живот, та же острая боль в душе.

«Зачем я вообще осталась жива?» — часто спрашивала себя Мария и не находила ответа. Ей было всего 26, но выглядела она лет на 40. Седые волосы до плеч, которые она всегда прятала под платком, впалые выцветевшие светло-голубые глаза, тонкие морщины около рта. Ее руки были такими худыми, что казались безжизненными. Тело казалось деревянным, словно она была не девушкой, а глубокой старухой. Но она жила. Вопреки всему — выжила в этом аду. И продолжает жить, словно от смерти ее охраняют высшие силы, словно не сделала она еще что-то очень важное.

В Цфате Мария оказалась неслучайно. У нее была маленькая фотография маминой сестры, ее тетки Анны, на оборотной стороне фотокарточки мать перед смертью написала адрес: Цфат, переулок Бет, д 25. Когда закончилась война, Мария поняла, что единственный родной ей человек может быть в Цфате, и при первой же возможности попыталась попасть в этот город. Но поиски тетки оказались напрасными — в переулке Бет не было дома номер 25, а женщину по имени Анна никто из выживших не знал.

Однако евреи помогли остаться Марии в городе. Она сняла крохотную комнатку в переулке Бет у пожилого еврея по имени Исаак, устроилась работать учительницей начальных классов в местную школу, ходила в Синагогу. Внешне жизнь налаживалась, но внутри был все тот же ад. Плакать не было слез, рассказывать о своих потерях ей никому не хотелось. Ведь в каждой еврейской семье — своя личная трагедия. Каждая семья в трауре. А как иначе — если за годы войны умерло миллионы людей.

— Привет! — в приоткрытое окно ее комнаты заглянула соседка Пнина, — не спишь?

— Привет, Пнина!

— Мария, — соседка перешла на шепот, словно боится, что их услышат, — а ты читала Зоар?

Истрепанная книга в темно-зеленом переплете ложится в руки Марии. Она пролистывает книгу с безучастным выражением лица. Меньше всего ей хочется сейчас обсуждать Каббалу и ее последователей. Но Пнина не отступает:

— Пойдем, прогуляемся до кладбища, я кое-что важное тебе расскажу.

У Марии на кладбище никого нет, у нее вообще не было ни одной могилы близких. Все родственники умерли в лагерях и похоронены в общих могилах. Пнине повезло — на местном кладбище она похоронила мать, отца, дядю. Ее две старшие сестры остались живы, вышли замуж и проживали поблизости. Пнине было всего двадцать, замужем она не была, ужасы, через которые прошла Мария, она не помнила (а может, и не знала) и была все время неприлично весела и любопытна. Вот на этот раз увлеклась Каббалой и, видимо, хочет привлечь к этому и Марию.

— Мария, а ты знаешь, что каббалисты собираются по субботам в квартире тетушки Сары? Знаешь, только тебе могу рассказать, я заметила там одного парня — Адама. Мне он очень понравился, я прямо влюбилась в него, — шепчет Пнина Марии так, словно они были лучшими подругами.

— Но я боюсь, если он, если я… — Пнина путается в словах и мыслях, — боюсь, что мне не о чем будет с ними поговорить. Вот я и подумала, может, изучу Зоар, и буду вести с ним беседу. Знаешь, я ведь не смогла отучиться в школе, а ты из Польши, ты грамотная, может, вместе со мной будешь читать эту книгу. Говорят, она полностью меняет сознание людей!

Мария слушала Пнину с легким раздражением. Не хотела она ничего изучать, все религиозные писания ей были чужды. Более того в самом дальнем уголке ее души была одна страшная тайна. Даже себе она боялась признаться в том, что ненавидела свою религию. Ее это пугало, и думать она об этом боялась, но она совсем не верила в Бога, не верила в иудаизм. Ей казалось, что если бы она была англичанкой, например, или американкой, то не случилось бы с ней всех этих бед, не погибла бы сейчас ее семья.

Разумеется, она никогда и никому и ни при каких обстоятельствах не говорила об этом, и даже при страшных пытках смерти не сказала бы. Но вот так было на самом деле. Она была полностью уверена в том, что никакого Бога не существует.

«Если Бог есть, как он мог допустить все то, что со мной произошло? Как он мог допустить все эти унижения, смерти? Нет, никакого Бога нет», — думала ночами Мария и засыпала с комом в горле. С таким огромным комом, который невозможно сглотнуть. Она сама и была весь этот ком из невыплаканных слез, без надежд, без веры. В каком году она потеряла веру? В 1938-м? в 1943? Она уже и не знала. Но по-прежнему продолжала ходить в синагогу, соблюдать обычаи, читать молитвы, в ее доме была небольшая копия Торы, как и в любом еврейском доме. Внешне все выглядело вполне обычно, но при этом внутри ее души не было ни капельки веры.

— Ну что? Будем изучать Зоар? Ты ведь учительница, ты все должна знать, — не унималась Пнина.

— Будем, — равнодушно ответила Мария. — Только у меня сейчас много уроков. Может, перенесем на лето?

— Ну что ты, — настаивала Пнина. — Мне же с ним сейчас надо познакомиться. До лета я не хочу тянуть.

«А с чего ты решила, что этот парень захочет с тобой познакомиться, если ты прочитаешь эту книгу. Не вижу никакой связи», — хотела ответить она Пнине, но вовремя одернулась. Пнина была единственным, пожалуй, человеком во всем переулке, который каждый день заглядывал к ней домой, чтобы просто узнать, как дела. Своей легкостью, непосредственностью Пнина напоминала Марии ее умершую сестру Хану — такие же светлые волнистые волосы, светлые глаза в обрамлении густых ресниц.

— Ну хорошо. Давай начнем завтра, — согласилась Мария.

— Завтра же Шаббат! — воскликнула Пнина, — а давай сегодня? Еще рано ведь спать, — она посмотрела на Марию, так как смотрят на нее первоклашки в школе и ей пришлось согласиться.

Пока еще окончательно не стемнело, девушки вернулись в комнатку Марии. Уселись на узкую кровать и Мария принялась читать Пнине Зоар. Слог книги был сложным, так что почти после каждого предложения приходилось останавливаться и объяснять смысл прочитанного. Так за вечер они смогли прочесть всего полторы страницы.

— Ну все, думаю, на этом хватит, — Мария захлопнула книгу и протянула ее Пнине, — продолжим на следующей неделе.

— Договорились, только пусть книга остается у тебя. Вдруг ты решишь сама почитать ее.

Мария проводила Пнину, и стала готовиться ко сну. Расправляя одеяло, неловким движением она скинула книгу с тумбочки, так что выпала одна иссохшая желтая страница. Наклонилась, чтобы поднять ее, и зацепилась за строчку: «Поднимите глаза и увидите, кто создал это. Куда поднять глаза? На то место, от которого зависят глаза всех. Кто Он? Он открывающий глаза…»

Мария подняла глаза и увидела в окне разлитые чернила небес с круглой луной. Свет луны был тусклым, словно догорающая свеча. Она и сама словно эта луна — одинокая в бескрайней пустоте. Вдалеке завывал протяжный ветер, значит, завтра будет снова холодный, пасмурный день.

Мария легла на кровать, но никак не могла уснуть, в голове крутились сложные фразы из священной книги, а затем внезапно как гром среди ясного неба пронеслась то ли мысль, то ли голос извне:

«Ведь не все равны. Человек должен быть человеком. Вот его цель и задача на земле».

И потом посыпалось еще и еще, так, словно она накануне выучила стих и вспоминала его:

«Все в этом мире создал Элохим. Неужели есть тот, не верует?»

«Все может существовать без нашего ведома и успешно работать. Воистину творения Элохима бесподобны».

«Человек высшее творение. Он создавался как самый лучший обитатель земли, потому что у него есть разум и дух. Есть сила и стремление».

— Что это? Откуда это в моей голове, — с тревогой подумала Мария.

Но решила все-таки эти странные, пока непонятные фразы записать. Она включила тусклую рабочую лампу, достала ручку, новенькую толстую бордовую тетрадь, сгорбилась и начала писать. Удивительно, но вслед за этими фразами, ей послышались и другие. Ее руки выводили текст сами так быстро, словно кто-то управлял пальцами. Ей было и страшно и интересно одновременно, впервые за прошедшие годы она почувствовала искорку счастья, давно позабытое чувство, схожее с тем, когда ты надеваешь новое, чудесное платье, или любуешься красивыми видами природы, или бежишь навстречу любимому. Она писала и писала, а когда, наконец, слова закончились, перечитала весь текст. Теперь он казался ей совсем незнакомым, странным и немного пугающим. Вот что она написала:

«Все в этом мире создал Элохим. Посмотри, сколько всего красивого: горы, реки, деревья, море, животные, насекомые, рыбы, птицы. Каждая разновидность имеет свой вид — все прекрасно и в балансе. Неужели кто-то кроме Великого мог все это создать? Неужели есть тот, не верует?

Все может существовать без нашего ведома и успешно работать: в нашем организме ходит кровь, еда, питье — и мы об этом даже не мыслим. Воистину творения Элохима бесподобны.

Человек высшее творение. Он создавался как самый лучший обитатель земли, потому что у него есть разум и дух. Есть сила и стремление.

Но люди увязли в грехах. И многие люди — уже совсем не люди. Пусть они выглядят человеческим образом, но они словно животные — коровы, овцы, свиньи, муравьи, пиявки, змеи, собаки…

Посмотри, разве ты не видишь у них только человеческий лик, а поступки и помыслы как у зверей?

Все люди рождаются одинаково безвинными. Младенцы безвинны и не являются животными, у кого бы они не пришли. Но грехи, грехи и грехи в мыслях, поступках, намереньях творят из человека не человека.

Ведь не все равны.

Человек должен быть человеком. Вот его цель и задача на земле. Вести себя так и в этом спасение душ».

Мария перечитывала текст снова и снова. Прежнее равнодушие к религии и Всевышнему уступало место чему-то новому, непонятному, загадочному.

— Каким образом этот текст появился в моей голове? Я схожу с ума? Перечитала древних писаний? А может, меня кто-то наставляет меня на путь истинный? — логичные вопросы кружились и кружились в ее голове, пока она не упала в мягкие объятия сна.