Золотой остров. Часть 2

Григорий Борзенко

Многолетняя работа автора этого романа над документами и хрониками далекого ХVII века дала свои результаты: появился захватывающий роман, в котором увлекательно и интригующе описаны события, бушевавшие около трех веков назад вокруг несметных пиратских сокровищ, спрятанных на необитаемом острове.Вереница событий, связанных с этим кладом, продолжиться в романе «Карта капитана Берли». Кто желает проследить за дальнейшими приключениями полюбившихся вам героев «Золотого острова», может смело окунуться в чтение не менее интересного и увлекательного романа «Карта капитана Берли».

Хотите найти пиратский клад?

Все мы родам из детства. Воспоминания детства самые добрые, самые теплые, самые светлые. Кому-то запомнилась колыбельная матери, кому-то первый школьный звонок, кому-то первое увлечение, со временем переросшее в первую, пусть и трижды наивную детскую любовь. Все это было и в моей жизни. Однако из детских и юношеских воспоминаний мне наиболее запомнилось то, какое потрясающее впечатление произвели тогда на меня прочитанные книги «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Одиссея капитана Блада»… Совершенно неповторимый и романтический мир, в который я окунулся при прочтении этих романов, настолько поразил меня, что и спустя годы, став уже взрослым человеком, я так и остался «болен» этим увлечением. Все книги, что я написал, и которые, дай Бог, напишу в дальнейшем, появились на свет благодаря упомянутому, все никак не проходящему, увлечению.

Дальние плавания и необыкновенные приключения, воинственный клич, доносящийся с палубы пиратского судна и жаркая абордажная схватка. Это то, что волнует души многих романтиков. Однако при всем этом существует и нечто иное, что еще больше приводит в трепет любителей приключений и кладоискателей. Я имею в виду клады и сокровища. Не обошла эта страсть стороной и вашего покорного слугу. Сколько литературы мне пришлось перечитать в детстве и юности, чтобы выудить оттуда все, что касалось таинственных историй о сказочных сокровищах, на островах Пинос, Оук, Григан, Кокос и других. Сколько вашим покорным слугой было перелопачено земли в местах, где по рассказам матери раньше находились дома помещиков, спешно бросивших их, и бежавших прочь, от революции семнадцатого года.

Но самое удивительное заключается в том, что. мне всегда нравилось не столько искать клады, сколько самому прятать их! Не один такой «клад» я закопал, будучи пацаном, на подворье родительского дома, да замуровал тайком от взрослых в стену дворовых построек, в то время, когда строители уходили на обед. Я не зря взял слово клад в кавычки, поскольку ничего сверхценного спрятать в шкатулки, выпрошенные для этой цели у матери, я тогда, естественно, не мог. Впрочем, это как сказать. Помимо моих «Обращений к потомкам» да дневников, там были и старинные дедовы пуговицы, с выгравированными гербами да годам изготовления, найденные на чердаке, XVIII века коллекция собранных мною же старинных монет, среди которых, помнится, были очень редкие.

Проходили годы, и мысль о самом настоящем, реальном кладе, приобретала все более зримые очертания. Повторюсь: мне хотелось не найти такой клад, а самому спрятать его. Было бы просто здорово, если бы мой клад начал интересовать и волновать кого-то так же, как. меня самого увлекали в юности клады островов Григан, Кокос и других. Какие страсти кипели вокруг этих кладов! Какие величайшие драмы разыгрывались при поисках этих сокровищ! Так до сих пор, кстати, и не найденных! Сколько кладоискателей, с горящими от возбуждения и азарта глазами, копались в архивах, выуживая любые сведения обо всем, что касается интересующего их вопроса, а затем лично брали в руки лопату и с трепетом в душе, замирали, когда ее лезвие натыкалось на очередной находящийся в земле камень.

Естественно, что самолично и в одночасье я не мог предложить миру клад, окутанный ореолом подобных легенд. Однако сделал все возможное, а может быть, и невозможное, чтобы моя задумка имела и неповторимую изюминку, и интригу, и, конечно же, тайну! Что это за клад, если его не окружает все, перечисленное выше?! Идея самому спрятать клад, зашифровать координаты этого места и включить его в текст одного из своих книг, родилась, возможно, у меня еще в детстве, когда я исписывал толстые общие тетради своими первыми, пусть трижды примитивными, повестями и романами «Приключения одноглазого пирата», «Приключения на суше», «Морские приключения» и так далее.

И вот теперь, в зрелом возрасте, пришло время воплотить свою мечту в реальность. В каждом из своих романов, из приключенческой серии «Пиратские клады, необитаемые острова», я зашифровал место, где может быть спрятан клад. Это не простая шифровка. Это целая история, умело вплетенная в сюжетную линию, которая и будет являться разгадкой того, где же находится обусловленное место. Сама по себе эта тайна, спрятанная в книге, должна волновать кладоискателей не меньше, нежели сам клад. Чего-чего, а опыт в подобных зашифровках у вашего покорного слуги имеется! Еще в детстве, мы, пацаны, начитавшись о похождениях Шерлока Холмса, зашифровывали друг другу послания в виде пляшущих человечков.

Признаться, в этих, зашифрованных мною местах, реального клада пока нет. Автор приглашает к сотрудничеству банки, спонсоров и других заинтересованных лиц, изъявившим желание предоставить золотые банковские слитки или средства для их приобретения, из которых и будут состоять клады для книг этой серии. Автор и издательство гарантируют им широкую рекламу, размещение их логотипов на обложках книг и другие взаимовыгодные условия.

Но, как мне кажется, если даже такая договоренность с банками или иным спонсорами не будут достигнута, все рано уже сейчас серия «Пиратские клады, необитаемые острова», на мой взгляд, является настоящим подарком, для любителей приключений, романтиков и кладоискателей. Как я любил раньше ломать голову над разгадкой всевозможных логических задачи прочих расшифровок! Хотелось бы верить, что и другие, читая мои книги, познают присущий вашему покорному слуге азарт, пытаясь разгадать тайну неуловимой зашифровки. Пусть сам клад не будет найден, но многого будет стоить и азарт для читателей, которые загорятся желанием все-таки найти в текстах книг серии «Пиратские клады, необитаемые острова», абзацы и фрагменты текста, где зашифрованы реальные места на земле, где лично бывал автор, и точно знает эти места. Они находятся в нескольких странах Европы.

Утешу самых нетерпеливых: в первых книгах серии я совсем легко зашифровал вожделенное место, чтобы у вас была возможность рано или поздно добраться — таки до цели и убедиться, что автор вас не обманул. Но в следующих книгах…

Вы знаете, я не против, чтобы мои тайны волновали многих и после меня. Я просто поражен выходкой знаменитого пирата Оливье Вассера, который во время казни, в последние мгновения своей жизни, уже с петлей на шее, с криком: «Мои сокровища достанутся тому, кто прочитает это!», бросил в толпу, собравшуюся вокруг виселицы, нарисованную им карту с замысловатыми и непонятными надписями по краям. С той поры прошло ни много, ни мало: два с половиной столетия, а ни одно поколение кладоискателей многих стран так и не могут разгадать тайну загадочной карты, которая не перестает будоражить их воображение.

Григорий Борзенко, автор серии «Пиратские клады, необитаемые острова»

Трактир «У Матильды» был расположен в исключительно удобном месте — примерно на полпути между Гринвичем и Кентербери, у самой дороги. Это играло важнейшую роль в процветании заведения. Кареты, дилижансы, почтовые экипажи неизменно останавливались здесь, так как и в одном, и в другом направлении ближайшие селения находились довольно далеко, поэтому усталых путников прельщало место, где можно остановиться на ночь, сменить лошадей, плотно покушать и отдохнуть. Все было здесь с размахом. Добротный деревянный дом с множеством комнат наверху (для ночлега путников) и довольно вместительной по тем временам залой, где любой, удосужь он своим вниманием трактир, мог уронить усталое тело на один из многочисленных крепких стульев с резными спинками, с твердой уверенностью, что хозяева не оставят его визит без внимания и не заставят долго ждать горячих закусок да крепких вин, ежели того пожелают гости.

Хозяйкой этого процветающего на юге Англии островка жизни среди безбрежных лугов и лесов была внушительного вида да и размеров женщина, которая и сама являлась достопримечательностью здешних мест. Властная, с суровым взглядом и громовым голосом, крутым нравом и крепким кулаком, она тем не менее пользовалась популярностью среди завсегдатаев трактира. Поговаривают, что хозяйка умела необычайно ловко разрешать всевозможные мужские споры, не только мимолетные, возникшие тут же, между случайными путниками, доселе незнакомыми друг с другом, но иногда к ней за подобной помощью ехали издалека: мол, рассуди, хозяйка, нас. В те строгие и жестокие времена, когда понятие мужчина подразумевало нечто намного большее, нежели столетий эдак три спустя, этот дар женщины, способной неким непостижимым образом подчинить себе волю мужчин и властвовать над ними, вызывал у многих удивление и уважение. Впрочем, и тогда женщины нередко командовали мужчинами, но то были в основном юные, божественного облика создания, со страстно вздымающейся при каждом томном вздохе грудью, с игривым румянцем на щеках и таинственным блеском в глубине прекрасных глаз. Такие способны самого отчаянного храбреца превратить в жалко блеющего ягненка. Пронзенные стрелой Купидона бесстрашные синьоры становились податливыми, как воск, и готовыми ублажить любой каприз своего хрупкого божества, лишь бы завоевать его расположение. Называлось подобное по-разному, но обязательно возвышенно и романтично: «покорить сердце», «пленить душу», «просить руки», но чаще в глубине души, может, скорее подсознательно подразумевалось (не отрицая перечисленного) другое: «овладеть телом». Ну, и чтобы продолжить в духе возвышенности, добавим: «черты которого достойны кисти великих мастеров».

В случае же с хозяйкой трактира, как сами понимаете, никакие разглагольствования о хрупкости, божественности неуместны. И уж вовсе ни к чему продолжать тему «тела», которое в данном случае имело размеры едва ли не в два обхвата, да и пятидесятилетний возраст о чем-то говорит. Поэтому-то многие и удивлялись непостижимой способности Матильды Бофорт, а именно так звали хозяйку.

О, как она начинала! Нет, об этом лучше не вспоминать! Правда, сама хозяйка любила припоминать давнее. Особенно любила подчеркнуть, что не имела тогда ни серебряного за душой и поставила буквально лачугу на этом месте. Постепенно пристройки увеличивались, возрастал и аппетит у разбойников, которыми тогда изобиловали дороги Англии. А уж в чем заключался их нехитрый промысел, объяснять, думаю, излишне. Троим же проходимцам, жившим разбоем на дорогах, прилегаюших к Гринвичу, показалась недостаточной прибыль, извлекаемая из карманов незадачливых путешественников, и они решили совершить налет на трактир, о процветании которого были наслышаны. Представлялось это некой разминкой, пустячком, ведь какое сопротивление может оказать одинокая женщина? Однако понятия «одинокая и беспомощная» путать не следует. Увы, цена этой истины для двоих любителей легкой наживы оказалась слишком дорогой, ибо налет на «Матильду» стал последним в их разбойничьей карьере. Третьего, который еще подавал признаки жизни, Матильда пожалела, уложила в одной из комнат, которых тогда было довольно мало, и начала выхаживать. То ли она это сделала из жалости, то ли от скуки, одиночества — может, в общении с этим человеком видела спасение от безрадостных длинных ночей. Прошло время, раны зажили, и Джоуш Уинвуд навсегда остался в ее доме.

Вдвоем дело пошло веселей. На месте небольшого одноэтажного домика вырос солидный двухэтажный, каким он остается и сейчас. О пристройках мы уже говорили, а вот еще об одной статье дохода стоит упомянуть. Поначалу Матильда закупала мясо, муку и прочее в каком-нибудь из близлежащих селений, иногда за плату, иногда прибегая ко всевозможным ухищрениям. С недавних пор она от закупок отказалась. Сначала завела несколько гусей, которые со временем превратились в личное стадо, что с трудом помещалось в обширном, сооруженном Джоушем загоне. Благо вокруг обилие лугов, с пастбищем проблем не было. Смерть от старости гусям не грозила: Матильда то и дело тащила из загородки одного-двух, а при наплыве посетителей и пяток птиц, чтобы через час подать их на стол нафаршированными. Иному более избалованному путнику заблагорассудится откушать гусиной печени, но это уже детали.

А вскоре в загоне появились свиньи, потом овцы. Хлопотно с таким хозяйством, ведь работников-то по-прежнему было двое: Матильда Бофорт со своим новым спутником жизни. Джоушу Уинвуду стоит только удивляться. Не сделав за всю свою немалую жизнь ни единого доброго дела, не посадив, образно говоря, даже деревца, а только ломая их, он вдруг с головой окунулся в работу. То ли гипнотические чары Матильды подействовали, то ли, пораскинув мозгами, которые до этого не сильно часто приходилось напрягать, смекнул, что под крылышком Матильды можно спокойно провести остаток жизни. Джоуш без сожаления расстался со своим беспокойным ремеслом и взял на себя часть хлопот хозяйки трактира. Давно между ними заходил разговор, что пора уж помощника нанять, а то и двоих, уж больно трудно с этим хозяйством управляться. И каждый раз Матильда соглашалась: вот поеду очередной раз в деревню, найду подходящего работника или работницу. Но неизменно при этом сокрушалась, что нынче, мол, нельзя никому верить, что не приведи Господь попадется какой-нибудь проходимец, от которого ожидай всяческих неприятностей. А вдруг случится так: приметит нерадивый работник, что где не так лежит, да и сбежит в одно прекрасное время, прихватив с собой самое ценное, что есть в доме.

— Это еще что, — сокрушалась Матильда. — Не только добро может унести, но и нас, душегуб, отправит на тот свет, ежели станем у него на пути.

— Да что ты такое говоришь! Зачем себя зря пугаешь? Ну, кому взбредет такое в голову? — успокаивал ее Джоуш.

— Да-а? А разве не то же самое взбрело тебе в голову, когда ты с дружками и с оружием в руках прокрадывался ночью в этот дом, подлец?

— Гм-гм, пойду-ка я посмотрю на овец…

И чтобы не обострять отношений, Джоуш спешил ретироваться. Последнее слово всегда было за Матильдой, но это не сильно беспокоило его. Главное — сытный стол да мягкая постель, а Матильда… Да черт с ней и с ее бесконечным ворчанием. Убудет с него, что ли?

Вот так спокойно и размеренно текла жизнь в этом уголке мира в трактире под названием «У Матильды».

Однажды утром хозяйка, как всегда, отправилась на повозке за очередной порцией товара. По обыкновению она совершала поездки в одну из ближайших деревень, но иногда ездила и в город. В планы свои Джоуша никогда не посвящала, и он трудился в поте лица, пока хозяйка рано или поздно не возвращалась. Приходилось разрываться между посетителями и хозяйством, но худо-бедно справлялся.

Поездка Матильды в этот раз затянулась, и Джоуш начал волноваться: а не случилось ли чего? Как вдруг он услышал шум во дворе и громкие понукания Матильды, ругающей нерасторопных лошадей. Бросившись на крыльцо, он с радостью увидел и саму хозяйку с полной повозкой товара. Хотя было все как и при каждом ее возвращении. Джоуш все же почувствовал что-то необычное в поведении Матильды, в ее голосе, движениях. Подогнав повозку как никогда близко к крыльцу, она, не успев еще ступить на землю, окликнула Джоуша:

— Ну, чего спишь, лентяй! Живо помоги мне!

Тот поспешно бросился выполнять просьбу хозяйки, но снова напоролся на грубость:

— Да не это я имела в виду, болван! Саму-то меня еще ноги носят. Иди сюда.

Матильда обошла сзади повозку, откинула накидку. Джоуш вздрогнул от неожиданности. Не один год промышляя разбоем, ему приходилось отправлять на тот свет многих несчастных. Так что уж к чему-чему, а к созерцанию трупов он был привычен. Но и он невольно вздрогнул, видя на повозке окровавленное тело молодой монахини, которое казалось бездыханным. Минутное замешательство стоило Джоушу очередной порции грубости:

— Да проснись же ты, бездельник! — злилась Матильда. — Бери ее под мышки. Несем на верх, в угловую комнату.

Джоуш быстренько исполнил приказание, хозяйка взяла монахиню за ноги, и они потащили ее по лестнице наверх. Джоуш шел пятясь, спотыкался, чертыхаясь:

— Зачем же нам грех на душу брать…

— Молчи, дурак! Безгрешный нашелся! Мало твоих грехов гниет под дубами возле окрестных дорог? Живая она…

Поднявшись наверх, они уложили монахиню на постель. Матильда тут же принялась хлопотать возле нее, на Джоуша же только досадно огрызнулась:

— Чего стоять бестолку? Иди разгружай повозку, да смотри — поосторожней! Вина там. Не пролей.

Прошло несколько дней. Девушка поправлялась. Видя, что она приходит в себя, Матильда несколько раз пыталась расспросить монахиню обо всем, что с ней приключилось, но та упорно продолжала молчать. Это вначале раздражало хозяйку — неблагодарная не желала даже разговаривать. Но видя угнетенное состояние девушки, ее блуждающий, едва ли не безучастный взгляд, поняла, что та пережила какое-то потрясение, и ей нужно дать время, чтобы пришла в себя. Теперь она чаще оставляла гостью одну, надолго уходила заниматься своими делами, а та лежала наверху, думая о чем-то своем. Через несколько дней девушка попросила у Матильды какое-либо платье, которое могло бы подойти на нее. Хозяйка удивилась, ведь недавно собственноручно постирала монашью сутану и аккуратно сложила ее у постели с расчетом на то, что гостья, оправившись, облачиться в свое привычное одеяние.

— Да где же у меня, касатушка, такие наряды возьмутся? Мое на тебя — сама понимаешь…

— Ничего, я умею шить. Иголка у вас найдется? Дайте самое старое и плохое платье. Я отработаю…

Впервые за последнее время настроение у Матильды приподнялось. Слова девушки были живительным бальзамом на ее душу. Она-то и возилась с ней, тайно надеясь, что не пропадет ее труд зря. Какое-то предчувствие подсказывало, что эта девушка может стать незаменимой помощницей в хозяйских хлопотах, и теперь, видя такое смирение и кротость, она ликовала. Такая может стать не просто помощницей, а помощницей беспрекословной и безропотной, что особенно по нраву хозяйке.

Когда однажды девушка спустилась по ступенькам вниз, в трактир, в своем новом платье, Джоуш от неожиданности присел на первый подвернувшийся стул. Впрочем, не только от неожиданности. Подоспевшая к месту и ко времени Матильда тоже на миг приостановилась, оценив невольно красоту этого юного создания и обрадовавшись в душе этому обстоятельству. Ведь будучи человеком предприимчивым, она сразу же смекнула, что в ее трактире появился сказочный цветок, на который пчелы полетят издалека, а это привлечет в трактир новых клиентов, что, собственно, отразится на дохода. Матильда удовлетворенно крякнула и развела руками:

— Вот мы наконец-то и на ногах! Ну и хорошо! Теперь будет веселей. А то дел у нас здесь… Еле управляемся.

— Пора уж мне делом заняться. Говорите. Думаю, я везде управлюсь.

— Да лишь бы твои руки, милочка! Работы… Ох!

Где только с того времени не испробовала себя гостья, и каждый раз Матильда удивлялась тому, как ловко эта монахиня управляется с любым делом. Казалось, буквально каждое занятие было для нее привычным и доставляло удовольствие, а думать об усталости или о чем-то подобном, глядя на ее лицо, которое буквально светлело, когда она увлекалась очередной работой, было бы просто кощунственно. Складывалось впечатление, что ей долго запрещали заниматься любимым трудом, и вот теперь, получив такую возможность, она самозабвенно окунулась в свою стихию. Матильда только радовалась, наблюдая за девушкой, и хвалила себя за предусмотри-тельность.

Проходили дни. Матильда не приставала к девушке с расспросами, видя ее упорную замкнутость. Лишь однажды удивилась хозяйка, усмотрев, как ее работница бросила в печь свою монашью сутану. Разные мысли начали тревожить Матильду с тех пор. Всевозможные догадки, одна невероятней другой, приходили на ум. Опасалась, что, возможно, работница не такая уж безропотная, а за странным ее поведением кроется подозрительное прошлое, — кто сможет в таком случае поручиться за будущее? Не позарится ли тихоня на их добро?

Понимая, что тянуть дальше незачем, что пора уж выуживать с работницы вразумительные ответы, однажды вечером, управившись со всеми делами, когда вместе ужинали, Матильда решила завести разговор. Звонко прихлебнув с ложки бульон и еще смачнее причмокнув, она на миг призадумалась и громко сказала, посматривая на работницу:

— Уж сколько ты, милочка, живешь здесь, а как обращаться к тебе я и не знаю. Нехорошо это. Ведь, поди, и имя у тебя есть.

Девушка смутилась и отложила в сторону грубоструганную деревянную ложку.

— Меня зовут Штейла. Штейла Сиддонс.

Прошло несколько длинных недель, которые путникам показались месяцами. Наконец-то «Джина» вошла в пролив Ла-Манш. Что пришлось пережить друзьям в этом путешествии — особый разговор. Обретение свободы кружило головы, вдохновляло безмерно, но сказывалась и усталость после титанического труда, выпавшего на их долю в этом плавании. Вшестером управлять таким огромным судном почти нереально, и при обычных обстоятельствах такое плавание было бы обречено на провал. Но ведь здесь-то случай особый. После стольких месяцев бездействия, когда молодое и здоровое тело кипело энергией, не находившей выхода и применения, внутренняя сдерживаемая мощь вырвалась наружу и просто творила чудеса. Каждый из шестерки выполнял такой объем работы, что случайный наблюдатель, окажись он в это время рядом, диву бы давался, созерцая происходящее. Пусть тяжело проворно лазить по вантам, иной раз даже не имея возможности перевести дух, но зато какое хмельное чувство свободы испытываешь при этом! Да еще после грязных, вонючих и темных трюмов. Здесь свежий ветер приятной прохладой освежает натруженное потное тело, здесь солнце слепит глаза, даря при этом какое-то непонятное чувство сладости, здесь, наверху, на реях, созерцая бесконечную гладь океана, чувствуешь себя возвышенно и торжественно. Кому не доводилось находиться едва ли не на самой верхушке мачты парусника, стремительно несущегося на всех парусах, тому никогда не испытать удивительно пьянящего чувства. И после всего пережитого герои нашей истории пили сейчас эту волю, этот морской простор полной грудью, испытывая неописуемое наслаждение.

Справедливости ради нужно заметить, что друзьям необычайно повезло: за все время пути они не подверглись какому-либо серьезному испытанию, будь то жестокий шторм или нападение пиратов. Тогда, думается, вряд ли помогли бы и энтузиазм и задор, в каких бы огромных количествах не находили они их в своих душах. К счастью, чашу сию судьба пронесла мимо.

Конечно, с самого начала было ясно, как необычайно трудно пересечь Атлантику, если не вовсе невозможно. Высказывалось предложение пойти на Карибы и там набрать экипаж. Но два обстоятельства сильно смущали друзей, представляя для них одинаковую опасность. С одной стороны — пираты, коими просто кишели воды Карибского бассейна, с другой — невозможность искать помощи у берегов материка, поскольку они были наслышаны о многочисленных набегах на прибрежные селения и города и понимали, что «Джину» могут опознать. Тогда справедливое возмездие окажется не таким уж справедливым.

Уолтер надумал разыскать Сэма, тот наверняка должен находиться где-то на одном из здешних островов в незавидном качестве раба сахарных плантаций. Если, конечно, «Паж» не пошел ко дну в ту ужасную бурю. Уолтеру не хотелось об этом думать. Он надеялся, что ураган просто разбросал корабли. И если «Барбару» постигла такая незавидная участь, то «Паж», возможно, пережил бурю и после безуспешных поисков своих компаньонов продолжил путь в надежде встретиться на месте назначения. Но искать сейчас иголку в стоге сена было просто бессмысленно. Нед Пэтмор, которому раньше приходилось бывать в этих местах, уверял, что самая главная местная сахарная колония Англии — остров Барбадос, да ведь это еще ни о чем, как резонно он сам же и заметил, не говорит. Ведь таких островов здесь ох как много. Потому-то все дружно согласились с мнением Уолтера, что разумней будет разузнать побольше в самом Лондоне о последнем плавании «Барбары» и «Пажа» и, главное, о том, какой же конечный маршрут лежал этим кораблям.

Много было сомнений относительно возвращения в Англию. Уот постоянно твердил, что понимает, какой опасности они могут подвергнуться в стране, где фактически поставлены вне закона, и тем не менее просил своих друзей вернуться снова к берегам Родины. Он подробно и без утайки рассказал о том, что случилось с ним в последнее время, признался, что не сможет спать спокойно, пока не разберется в этом загадочном деле, а главное, не разыщет Штейлу и не убедится, что она в безопас-ности, не узнает, что творится на земле, которая принадлежала отцу и родителям Штейлы. Рассказ был столь искренним, что друзья прониклись его переживаниями и решили поддержать Уота, помочь ему.

— Спасибо вам, спасибо… — только и смог проговорить растроганный юноша и поочередно крепко обнял каждого.

Конечно, глупо рисковать, возвращаясь к берегам Англии на судне, несущем на своем борту название, о котором, возможно, там уже наслышаны. Понятно, что не в имени дело, а в той печальной славе, которую снискала себе посудина, носящая его. Усилиями друзей надпись вскоре исчезла (уж поскоблили борта в этом месте на славу), вот только что взамен? Пришлось всем поломать голову, ведь безымянный парусник — это лишние подозрения, а значит, и неприятности. Каждый наперебой предлагал свой вариант, твердо считая, что уж его-то предложение самое подходящее. Кое-что сразу отвергалось, многое взвешивалось, пробовалось едва ли не на зуб, но в конце концов фантазия друзей истощалась, и они разводили руками. Вроде бы и дело-то нехитрое, а вот поди ж ты, столько времени потрачено, а результата нет. В конце концов всем это надоело, и решили согласиться на первое же предложение, каким бы оно ни было. Им стало слово «Эльдорадо», которое предложил Нед. Некоторые удивленно взглянули на него.

— А это что еще за диковинка такая? — удивился Джек Гилл.

Старый моряк улыбнулся.

— Мне часто приходилось слышать от морской братии разговоры о легендарной, сказочно богатой земле, где золото в таком же изобилии, как камни на морском берегу. Удивительно богатая земля, если верить рассказам, подчас даже неправдоподобным.

— Почему неправдоподобная? — вставил свое слово Гарри Грей. — Насколько я осведомлен, один из удачливых наших соотечественников, капитан Рэли, несмотря на непроходимые, размытые дождями джунгли да еще яростное сопротивление индейцев, пытающихся защитить свою вотчину от вторжения, все же отыскал эту землю. Хотя, возможно, она и стоила ему жизни. Не удивлюсь, если со временем подтвердится, что казнили его во дворе Вестминстерского дворца лишь с той целью, чтобы прибрать к своим рукам то, что открыл этот капитан.

— Да какая разница, кто прав в этой истории и что здесь к чему? — встрял в разговор Билли. — Нам главное красиво назвать судно. А «Эльдорадо» — это звучит. Я не против.

— Я тоже, — подхватил Гилл.

Через некоторое время Уот уже кряхтел над буквами. Условия были, прямо скажем, не совсем подходящие, поскольку борт качался на волне, то и дело вздрагивая и норовя помешать руке писца. Для этого его обвязали канатами, опустили на уровень, где должна находиться надпись, и Уот начал орудовать кистью, по которой, оказывается, порядочно истосковался. Конечно, не такой грубой, но все же. Еще с детства увлекался он рисованием, и если Штейла творила из красок всевозможные цветы, птиц, зверей, то Уот создавал портреты. Его вдохновляли лица — печальные, веселые, добрые, сердитые. Отец понимал страсть сына и при скудных достатках шел на уступки, поощряя отпрыска то тюбиком краски, то новой кистью. Однажды на довольно-таки большом по его меркам холсте Уот нарисовал портрет Штейлы. Девушка была поражена. Вот, казалось бы, один к одному ее лицо. Но что-то такое было в этом портрете, что ее удивляло, заставило по-новому посмотреть на их отношения. Может быть, какой-то по-настоящему живой блеск в ее нарисованных глазах. Возможно, именно тогда Штейла впервые поняла, что должен был испытывать автор, вот так передав казалось бы простое сходство. Она почувствовала, что они уже не дети, и что дружба между ними — теперь не просто дружба, привязанность, а что-то большее. Ох, как давно это было! Как будто бы в другом времени, в другом измерении.

Немало времени пришлось потрудиться Уоту, но вскоре с обеих бортов сверкала на солнце свеженькой краской надпись «Эльдорадо». Ну что же, удачи тебе, корабль, носящий такое имя!

Когда судно вошло в Ла-Манш, Уолтер выразил мнение, что не стоит им вот так сразу следовать прямо в Лондон, где можно ожидать различных неприятностей. Ведь не так давно они покинули его при грустных обстоятельствах. Мало ли что может случиться! Уот вспомнил разговоры пиратов, их утверждения, что в Лондоне находится какой-то весьма влиятельный человек, который и снарядил это судно вместе с «Айной» для разбоя. Вдруг он узнает его, несмотря на новое название? Но ведь и в Лондон им попасть нужно! А что если выбрать порт недалеко от столицы? Без всяких споров остановились на Дувре. Сказано — сделано. Спустя несколько дней «Эльдорадо» лениво покачивался на волнах в дуврской гавани.

Коляска тряслась на неровностях проселочной дороги, и Уот не находил себе в ней места. Еще бы! Ведь буквально через несколько минут он снова ступит на землю, где вырос, которую полил своим потом. Но не к своему дому так спешил он, нет, а к дому Сиддонсов. В первую очередь хотелось узнать о Штейле. Где она, что с ней? Возможно, вовсю хозяйничает, и он просто ошарашит ее своим появлением. Как это все будет? Уот мысленно прокручивал сцену встречи в своем воображении сотни раз — бессонными ночами в городской тюрьме, во время бесконечно длинного пути в трюме «Джины», а теперь сердце и вовсе не удержать в груди при мысли о том, как он через минуту закружит в своих объятиях милую Штейлу. Штейла… Родная, хорошая, добрая, милая… Бесконечно милая и любимая!

Уот встряхнул головой, чтобы отогнать мысли и немного собраться: вдали уже показались знакомые луга. Долгий путь он проделал! Но уверен, что этот его план наиболее приемлем из всех, которые перебрал в уме. По прибытию в Дувр он и принялся его осуществлять. В первый же день в городе Уот с Билли посетили многочисленные здешние лавки, множество иных заведений, и не безуспешно. Щедрая награда заставила портных трудиться всю ночь, а на следующий день друзья уже щеголяли в шикарных костюмах — да столь изысканных, что им могли бы позавидовать многие лорды, милорды, бароны. За не менее щедрое вознаграждение была нанята роскошная коляска, которая и домчала их до Лондона. Остальные ждали на судне.

В Лондоне друзья сняли себе роскошные номера, благо средства очень даже позволяли, ведь трюм «Эльдорадо» фактически был забит золотом. Поэтому исполнять роль богатых повес Уоту и Билли было несложно. Для солидности их дорогие камзолы с эффектными воротниками и манжетами были украшены поразительной красоты брошью с несметным количеством бриллиантов, а пальцы, не привыкшие к украшениям, стали красоваться дорогими перстнями. Окончательно войти в роль инкогнито друзьм помогли клееные бороды, парики. В другой раз друзья покутили бы в столице на славу с такими кошельками, отвели бы душу после всех лишений и воздержаний, но нынче было строго решено заняться делом. И в первый же день Уот отправился в пригород Лондона, в свои родные места, чтобы отыскать Штейлу и разузнать, что творится на их родной земле.

Наконец, вот они, земли Сиддонсов! Какое все до боли знакомое и родное вокруг! Вот скоро, совсем скоро будет подворье ее дома.

То, что увидел Уот спустя несколько минут, заставило его содрогнуться. Вначале он даже не поверил своим глазам. Великолепный дом на месте старого просто поражал своей невероятностью. Ведь Уот не видел пепелища сгоревшего старого дома и в его памяти все оставалось таким, каким было до пожара. И вдруг такая разительная перемена! Но не только это впечатлило. Вокруг, сколько не кинь взором — стройка, стройка и еще раз стройка. На месте бывших лугов и пастбищ, что жались к дому, возводились какие-то цеха, здания, ограждения. Как людно стало по сравнению с тем, что было здесь при Уоте! Он не знал, ужасаться этому или радоваться. Когда прошел шок от увиденного, единственной мыслью было: неужели это Штейла развернула здесь такое? Но на какие средства? Зачем все это? Невольно вспомнился граф, который на суде отирался возле нее. Не результаты ли это его покровительства? И чем с графом рассчитались? Тягостное, гнетущее предчувствие беды заползало в душу, неприятный холодок пробежал по спине. Но Уот постарался взять себя в руки. Сейчас все прояснится.

Рабочие приостановились, увидев важного господина. Уот поразился: ни одного знакомого лица! Все чужие. Да и все вокруг будто чужое, словно он ошибся дорогой и попал в незнакомое место.

— Подскажите мне, добрые люди, что это за строительство, кто хозяин ваш или хозяйка? Насколько мне известно, это земли мистера Сиддонса. Хотя, впрочем, ими уже владеет его дочь Штейла.

Все сдвинули плечами:

— Не слышали о такой, господин.

И видя удивление на глазах гостя, добавили:

— Насколько нам известно, это земли графа Сленсера. Во всяком случае, именно он нанял большинство из нас для этих работ. Здесь много и его людей, расспросите лучше у них, господин.

Рабочие снова принялись за дело, а растерянный Уот побрел дальше пешком. Кучер медленно тронул коляску. Мысли тучей роились в голове. Догадки одна невероятней другой сотрясали все его естество. Еще несколько вопросов и примерно один ответ: граф Сленсер. Да, именно это имя объявлял судья на роковом процессе. Что же получается? Не завладел ли он сердцем Штейлы, а заодно и ее землями? Снова вопросы и снова тот же ответ: о ней никто ничего не знает. Вывод напрашивается один: сидит его Штейла теперь во дворце графа, балуется золотыми погремушками, а сюда и нос не кажет…

Дыхание перехватило от такой догадки, больно сдавило виски. Хотелось выть и плакать от обиды и досады.

А вокруг все незнакомые лица. Ни к чему здесь его маскарад. Ведь цепляя бороду и одевая парик, Уот был уверен, что поступает правильно. При всей вере в свою безгрешность в случившемся пожаре в доме Штейлы он понимал, что обстоя-тельства сложились не в его пользу. Страшные обвинения прозвучали на суде! Возможно, что погорельцы до сих пор считают его, Уота, поджигателем. Если даже они до сих пор его уважают (ведь как все в доме Штейлы любили его до этих событий), все равно, пусть подсознательно, отдают себе отчет в том, что он, Уот, является причиной всех их бед. Мало ли как могли отреагировать эти люди на его внезапное появление здесь, да еще при чужих, но посвященных в это дело людях. Нет, благоразумней будет, справедливо считал Уот, приехать сюда инкогнито, не спеша все разузнать, а потом, разумеется, и открыться. Открыться обязательно! Однозначно! Ведь он безгрешен, это он намеревался доказать всем во что бы то ни стало!

Но вот случилось так, что маскарад его оказался никому не нужен. И радостно, и грустно. Сладкие минуты возвращения! Как же долго он о них мечтал! И вот…

Внезапно в толпе мелькнуло знакомое лицо. Непонятное волнение овладело Уотом. Наконец-то! Юноша поразился, что не сразу узнал человека, сидевшего на одном из огромных бревен, разбросанных вокруг в огромном количестве. Боже! Это как же все вокруг изменилось, если даже того, с кем бок о бок прожил всю свою сознательную жизнь, Уот не смог сразу узнать. Мак Хант! Добрый и милый старик, который бесконечно любил Штейлу и всегда так нежно относился к нему, Уолтеру. Юноше захотелось в тот же миг броситься к самому родному в этот миг для него существу и задушить его в радостных объятиях. Но разумней было взять себя в руки и сыграть роль инкогнито до конца.

Уот неспешно направился к старику, напуская на лицо равнодушный вид и вовсю стараясь скрыть охватившее его волнение. Старик, увидев, что к нему направляется такой важный господин, поспешно поднялся и в нерешительности замялся.

— Возможно, хоть ты, старик, расскажешь мне о былых хозяевах этой земли, где они, что, собственно, здесь сейчас происходит? — как можно спокойнее спросил незваный гость. Уот постарался изменить голос, что, по всей видимости, ему удалось. Во всяком случае Хант его не узнал.

— Ах, господин, я и сам не могу понять, что вокруг творится. Мир перевернулся. Как славно здесь все было до осени минувшего года, когда приключилась страшная беда. Да не одна. Господь наказал нас за непонятно какие прегрешения. Самое обидное, господин, что невозможно понять, как все это могло произойти. Уж насколько дружны были хозяин этих земель со своим соседом, а поди ж ты, именно они сами друг дружку жизни-то и лишили. Зачем, спросите? Простите, господин, вам это, наверное, неинтересно…

— Отнюдь! Продолжай, старик, говори все, что знаешь.

— Так вот я и говорю, это… О чем я? А-а, так, значит, случилось вот что. Сын соседа возьми да и подожги дом моего хозяина, видать, в отместку за смерть отца. Хотя тот как будто сам и виноват, первый начал. Да на Уота это и непохоже. Такой добрый он всегда был… Я его еще мальчиком помню. Однажды, как сейчас вижу, он мальцом…

— Что дальше-то было, старик? Дальше, после пожара?

— А-а… Это… Так я вот и говорю: утром, значит, подъезжает граф, а на месте дома одни тлеющие головешки. Был, значится, дом и нету. Хвала Господу, что хоть в огне-то никто не сгорел. Бросились искать и нашли его, родимого Уота-то, с головешкой в руке. Еще тлела. Граф распорядился увезти сердешного.

— Какой же он сердешный, если дом, душегуб, спалил?

— Да не мог он, господин, этого сделать! Что-то здесь не так. Уж на что я старый человек, умом недалек, а и то понимаю. В доме ведь и Штейла была, неужто он на нее руку-то поднять мог? Ведь Господь свидетель: любил он ее, ох как любил! Я все видел…

— Ну а Штейла… эта, что с ней?

— Увез ее граф в столицу. Матушке, говорит, твоей плохо, нужно присмотреть за ней. С той поры больше мы их и не видели. А уж здесь-то что началось! Все, окаянные, перевернули вверх тормашками. Поразрыли, набесчинствовали, а ведь какие луга были на этом месте! Какие травы, какая тишина была вокруг! Эх, где теперь все это?!

— Так ведь строится наверняка во благо…

— Да уж кому во благо и не знаю. Нам-то покамест одна беда. Уж как нас уважал бывший хозяин! С одной миски ели, куском хлеба делились. Нынче же толком и не знаем, кто хозяйничает здесь. Я так понимаю, что тот граф, который Штейлу увез. Очень редко, но все же он наведывается, смотрит, что сделано, покрикивает. Боюсь, что он теперь навсегда останется здесь хозяином. Каким он добрым был в то утро, когда забирал Штейлу к себе! Казался мне ангелом-хранителем. Теперь же… Не знаю, что и сказать. Всех, кто работал у старого хозяина, он просто прогнал. Уж как мы причитали! Ведь куда податься на старости-то лет? Но он только отмахнулся. Разбрелись все, где теперь кто, я уж и не знаю. Мне уже поздно начинать что-то сызнова. Стар. Здесь всю жизнь почти проработал, здесь мне и умереть. Пока перебиваюсь худо-бедно, какие-то крохи с общего стола достаются, а там посмотрим…

— А как обстоят дела на землях соседа, твоего бывшего хозяина, этого… Ну, что дом подпалил?

Старик вздохнул и развел руками:

— То же, что и здесь. Когда молодого хозяина забрали за поджог, то земли те, как я понимаю, остались брошенные. Вот граф-то и прибрал, наверное, их к рукам. Такие же работы там кипят. Говорят, граф хочет разводить овец и тут же шерсть валять, вот и понастроил здесь всего, чтобы, значит, при месте. И с людьми поступил точно так же. Никого там с прежнего люду не осталось. Это уж точно, ходил туда не раз, думал, может, там все образуется, бывший хозяин вернется, все станет на место. Да нет этого до сих пор, боюсь, что могло случиться самое худшее. Жаль, ежели так. Хороший человек был Уот, жаль… Ох…

Вздох старика был настолько тяжел, что нетрудно было догадаться, что творилось у него в душе. Ему хотелось выговориться, излить душу. Этот незнакомый господин, очевидно, добрый человек, как показалось Ханту, был для старика своеобразной отдушиной. Незнакомец долго молчал, наверное, стараясь переосмыслить услышанное. Видно было, что ему тяжело, что его поразил рассказ старого человека. Что-то знакомое мелькнуло во взгляде богатого господина, но старик не мог вспомнить, где прежде видел этого богача.

— А я собрался к вашим соседям на розыски кого-либо из старых рабочих бывшего хозяина…

— Нет-нет, господин, никого вы там не встретите, уж столько я перебродил там, поэтому знаю. С наступлением холодов все ушли. Старые жилища разрушены, а на их месте началось строительство, и людям негде оказалось зимовать. Правда, уже к холодам почти готов был новый дом. Вот тот, что на месте сгоревшего. Но там никто не живет. Только граф останавливается, когда изредка приезжает.

— Ну, а куда ушли люди? Может, ты, старик, хоть о ком-либо что-то знаешь?

— Нет, господин. Все разбрелись кто куда горазд. Большинство ушло в город. Там хоть в какой никакой трущобе от холода можно схорониться.

— Может, кто умер за это время, вспомни, старик. Женщина была преклонных лет в доме твоего соседа. Мэйми Лазроп. Какова ее судьба, старик?

Конец ознакомительного фрагмента.