Цепи Фатума. Часть 1

Грей (2020)

История мира обладателей начинается с Занзары, устроившей дерзкое нападение и кровавое побоище, и с ученика целителя, Ричарда, чья спокойная жизнь в одночасье перевернулась с ног на голову из-за судьбоносной встречи в ночном лесу. Ричард натыкается на израненную девушку — она — без чувств — падает в его объятия. Парень не ведает ни кто она, ни как ее зовут; а еще чужестранку явно кто-то преследовал. Ему кажется, что это не простое совпадение, а их судьбы связаны. Конечно же, он решает спасти ее! — как же иначе? Но появление незнакомки влечет целую цепь событий, приближающих Фатум — неизбежный рок. Готов ли ты бросить вызов судьбе? Версия обновляется. Включает реалистичные карты, портреты.

Глава 3. Грозовые тучи

Мораг не оказалось дома, и Ричарду пришлось дожидаться старуху. Он уже всерьез подумывал о том, чтобы почитать книжки Ильды прямо на крыльце, дабы скоротать время. Но отчего-то так и сидел в безделье, глядя на округу.

Потом ему хотелось оставить все на пороге, но тогда бы потребовалось заходить за деньгами в другой день (“Раз уж пришел, делай все до конца!”).

В итоге заказчица наконец явилась (немного засиделась у жены мясника). Соврав, что он и сам только подошел и ничуть не ждал ее битый час, парень получил деньгу, охапку книг для наставницы, отказался от любезно предложенного чая и спешно откланялся.

Начало капать. Сперва Ричард решил вернуться к целительнице и сбыть порцию романов, но после передумал — кто его знает, вдруг дождь затянется? — нет, надо двигать домой!

Он укрыл сумку плащом и побрел прочь из города по раскисшей дороге.

И, разумеется, вернулся гораздо позже, чем рассчитывал, столкнувшись на пороге с тетей Авророй (Вейа — ее точная копия: у сестры отца те же черные волосы, голубые глаза и тонкие черты, только взор — холоднее самой лютой зимы, а красивое лицо за последние несколько лет приобрело оттенок некой капризной жесткости).

Аврора (впрочем, как обычно) выглядела расстроенной: на губах заеды, а глаза покраснели, будто она только что плакала (так поди есть, ведь ревела тетка по любому поводу).

— Здравствуй, Ричард. — Голос у нее осип. — Где тебя непутевого носило? Все уже отобедали.

Тот поздоровался (ибо не видал ее с утра) и кратко объяснил, что доставлял заказ, а с этим возникла загвоздка. Скинув плащ, он вместе с Авророй направился на кухню, где Вейа и его родители просто сидели, болтая о пустяках (кузина заговорила им зубы, чтобы отлынивать от послеобеденной работы).

— Как дела, сынок? — спросил отец. Выглядел он чуть старше своих лет, в густой гриве каштановых волос уже виднелись белесые нити, а прищур ясных глаз окружили морщины.

— Вполне себе. — Парень устроил в уголке сумку.

— Жаль, что ты не пришел вовремя. Все уже остыло, — причитала мать. Дрова приходилось расходовать бережно, чтобы вновь топить очаг ради одной единственной порции.

— Работа, ничего не поделать. — Голодный Ричард с удовольствием принялся за чуть теплое жаркое и пирог. — Сегодня ухожу в лес до ночи. Травы надо собрать, пока они взошли. — Он обтер миску куском хлеба.

— А днем никак? — поинтересовался отец. — Много ли впотьмах разглядишь?

— Ильда говорит, надо их сорвать в темное время. После останусь в нашем домике в лесу, чтоб не шататься впотьмах.

Леонард пожал плечами и пробурчал:

— Чудачка наша Ильда! Ладно, ступай, только будь осторожен. И лук не вздумай брать, а то заметит кто, решит, что ты до распоряжения барона собрался куропаток пострелять.

— Да знаю, знаю. Он мне и не понадобится.

— А можно мне с Ричардом? — Вейа умоляющим взглядом посмотрела на Аврору.

— Нет, ты еще слишком мала, чтобы бродить по лесу в ночи! — отрезала та.

— Но, мама… — сопротивлялась Вейа. — Я уже вовсе не ребенок! А ты мне ничего не дозволяешь! Уйду тогда в послушницы!

Повисло молчание. Тетя помрачнела.

“Ох, кузина опять перегнула палку, ведь в девичестве родители отправили Аврору в Конгрегат… Там она, правда, зазнакомилась с Эриком, они влюбились, после сбежали из храма, а вот вам последствие их буйной юности — сидит и хлопает глазами!” — Ричард напрягся, ожидая развязки.

Своевременно вклинился отец:

— Сестра, ничего не случится, если ты позволишь ей прогуляться разок по лесу, пусть и вечером. Девочка поймет — там нет ничего интересного, да и проситься более не станет.

— Нет. Она остается дома. И без того украла товары и продала их!

— Так ведь я принесла деньги в дом! — возмутилась Вейа. — Какой прок от тех вещей, которые лежат без дела?

— Вейа правильно поступила. Молодец, племянница!

— А тебя не спрашивали! Пусть Лана тебе родит дочь, вот ее и воспитывай! А мне не указывай.

— Я глава семьи!

— И что толку?

— Может, прекратите наконец?! — Ричард встал из-за стола. Ну, право, весь настрой испортили!

Но отец и тетка не вняли его словам, обвиняя друг друга в том и сём, припоминая всяческие детские обиды и давно почивших родителей — бабушку и дедушку Ричарда и Вейи.

— Ребята, ступайте-ка к себе. — Иоланта положила руки им на плечи и повела прочь. — Скоро угомонятся.

Ричард подхватил мешок, и все трое покинули кухню.

— Пойду, посмотрю, как там наши гуси поживают. Выберу одного на праздник…

— Мам, ведь льет же.

— Так я не растаю, дорогой. Проветрю голову заодно. — Накинув плащ, она засеменила к дверям.

— Вейа, следи за языком, будь добра. — предостерег Ричард, пока они поднимались на второй этаж.

— А что я такого сказала?!

— Что уйдешь в послушницы.

— Да не из-за этого они сорвались! Когда я вернулась, оба уже, видать, пособачились из-за этой треклятой лавки или еще чего… и сидели надувшись. Ты застал тлеющие угольки.

— А ты капнула маслом.

Она протяжно вздохнула.

Ричарду не нравилось разногласие, поселившееся в их доме. Ведь они всегда жили дружно… ну, до ухода Эрика. А теперь, всякий раз, стоит слово сказать, отец и тетя лаются.

Вместе с Вейей они поднялись в его довольно просто обставленную спальню: в углу примостился большой сундук, подле — стол, заваленный книгами и свитками, у двери к стене крепилась вешалка, на одном из деревянных крючков, среди одежды, висел лук и колчан со стрелами (в последний раз он пользовался им той весной). На полках все еще стояли деревянные лошади и солдатики (каких-то вырезал Ричард, других — отец и Эрик), если честно, он уже не помнил, когда хотя бы вертел их в руках, ведь стал слишком взрослым для подобных забав, но никак рука не поднималась запихнуть игрушечное войско в ящик или раздать ребятне.

— Так ты не пойдешь со мной? — Ричард повалился на кровать.

— Не хочу расстраивать маму, ей и без того тяжело.

— Ну тогда давай что-нибудь почитаем до того, как я уйду… — предложил брат. — Бабушка Мораг дала мне пару книжек для Ильды.

Он извлек из сумки несколько книг разного размера и в разных обложках.

— Да, нужно немного отвлечься… — Вейа взяла в руки увесистый том в черном и немного облезлом бархате. — Хм, “Сердечное прости”… — пробормотала она, раскрывая книгу и пробегая по страницам, которые перелистывала, будто в поиске того самого прощения из названия. — Хм, думаю это любопытно, — заключила она, вернувшись к началу.

— Или грустно, — добавил Ричард, уткнувшись в еще один любовный роман с названием “Фиалки пахли сиренью”.

Все они одинаковы, любимые романчики Ильды, — сначала героев ждало счастье, а потом оно оказывалось мнимым. Все эти страдания длились добрую половину сочинения, а затем все снова радовались, но уже по-настоящему, еще более, чем прежде. До кучи — жили долго, до скончания веков, — куда же без этого? Особо от детских сказок эти очень взрослые произведения ничем не отличались.

Он бы предпочел книги про мореплавателей или путешественников, но Ильда и Мораг любили такое. Торговцы тоже любили то, что покупают, как и писатели с печатными домами. Этим и богаты. А многие в Бертлебене и вовсе не читали (по причинам отсутствия свободного времени для столь бесполезных утех).

Ричард и Вейа умели читать (в этом нет ничего особенного, сейчас из-за образовательных реформ короля Аргольда учат грамоте каждого), их родители — тоже — но застать тех с книгой в руке удавалось, разве что, перед сном. Это для них, скорее, ритуал такой. Отец листал одну и ту же книжицу годами, читая по одной странице в день, порой и вовсе возвращаясь к тому месту, которое он, вероятно, забыл. Этой книге про жизнь в Предгорье позавидовала бы любая другая, если бы книги испытывали чувства. Ее никогда не уберут на полку, где она будет пылиться, никогда не отдадут, она никогда не закончится.

До того как они пошли в школу, их буквам учила тетя Аврора. А Эрик просто обожал читать им перед сном. Он, конечно, как позже понял юноша, добавлял в сюжеты сказок свои собственные, но это ничуть не мешало. Когда они научились читать по слогам (и только вслух) сами, то взялись за книгу со сказками и поняли — написано там совсем другое. Может, в этом и таился смысл? Нужно лишь прочесть пару строк, а затем выдумать собственную историю?

Обучение чтению занимало почти все время уроков в бертлебенской школе (еще они осваивали письмо и счет), в которой дети учились с десяти до тринадцати лет. Для фермера большего и не нужно, но вот для целителя — таких познаний явно маловато.

Вейа окончила школу год назад, это избавление безумно ее радовало. С той поры как он сам выпустился, прошло уже четыре года. Ему казалось, случилось это только вчера, но время кружилось в слишком быстром танце.

Стало тихо, раздавалось лишь ровное дыхание брата и сестры. Оба погрузились в книги, забыв обо всем.

В историях про любовь есть некая польза, можно поглядеть на то, как вели себя герои, и не повторять их ошибок. Маловероятно, но могло пригодиться. Например, если пригласить Нору Беретт на прогулку. А вдруг там имелись ответы и на другие вопросы?

Происходящее между их родителями, очень беспокоило Ричарда и Вейю. Но они решили пока не вмешиваться в эти дела, веря (или, скорее, надеясь), что все само образуется, стоит только Эрику приехать.

— Так странно… — неожиданно проговорила Вейа, поднимая глаза.

— Что тебе кажется странным? — поинтересовался брат, отложив книгу, в которой одна героиня, самозванка, как оказалось, выдавала себя за другую девушку. Ему думалось, “долго и счастливо” в этом случае может не наступить. Обман всегда раскрывается, а “Сердечного прости” порой недостаточно, чтобы все снова стало по-прежнему.

— Как мы сидим вместе и читаем, — отвечала кузина. — Я так рада, что у меня есть близкий человек, на которого я могу положиться, поделиться с ним всяческими тяготами и думами. Вот они узы любви и дружбы!

— М, и кто же этот счастливчик? — Ричард заулыбался. — Да, понял я, понял, не смотри на меня так! — он запрокинул голову и рассмеялся. — Любовные романы, похоже, на нас дурно влияют, сестренка!

— О, да! Но в этом и смысл… наверное. Измениться и говорить всем сердечное прости, сердечное люблю и сердечное отвали от меня, козлина!

— Хоть ты и бываешь врединой, я тебя люблю огромной сердечно-простительной любовью! — Он изобразил десяток воздушных поцелуев, раздавая их Вейе обеими руками.

— Помогите! Меня настигла волна внезапной братской любви! — расхохоталась Вейа, отвечая ему тем же.

Так они и коротали время до самого вечера. Родители их не тревожили работой по дому, зная, что Ричарду предстоит провести ночь в лесу… Или же им стало совестно за неподобающее поведение (по крайней мере, ругань давно прекратилась, а новую склоку они не учинили).

Когда начало смеркаться, они зажгли огарки, парень принялся за сборы, а Вейа помогала укладывать вещи. Он еще раз изучил список необходимых Ильде растений и грибов, убрал его в мешок, на пояс приладил ножны с кинжалом, взял фонарь. Вот и все! Ученик-целитель готов!

Кузина пожелала удачи, прихватила книжку, чтобы закончить чтение, и пошла к себе.

Ричард заглянул в родительские покои. Мать сидела одна и занималась штопкой. Он узнал, что отец и Аврора на кухне, пожелал ей доброй ночи и спустился вниз.

И только собрался зажечь фонарь, как до него долетел тихий плач.

— Аврора, ну перестань думать о нем! Детей изводишь и меня! — раздался голос отца — напористый, хлесткий, но недостаточно громкий, чтобы разнестись по всему дому. — Сестрица, дура ты, мерзавец бросил вас! До сих пор не дошло?

— Не смей так говорить! Вдруг Эрик погиб?! А ты…

— Погиб? А то как же! Это мы здесь гнем спину, каждый арг считаем, а он где-то обретается, не зная забот! Бросил дочь… И тебя! Убежал назад, к папаше, не иначе! А тот и запретил сыночку знаться с вами. Раскрой глаза, таким, как они, мы — не чета.

— Но мы происходим из древнего рода. Мы — его ветвь, в нас течет кровь Щита Людского.

Ричард так и обмер. Сперва они говорили про Эрика… А теперь о чем? Чьи потомки? Что еще за щит? Парень хотел пойти прочь, но будто врос в пол, ноги не слушались. Тогда он вжался в стену, затаил дыхание и продолжил подслушивать.

— Ты всегда верила бредням отца про исключительную особенность. Всегда веришь подлецам, этого у тебя не отнять.

— Но детьми мы жили в замке.

— Жили, покуда все не потеряли. Покуда Аргольд не прикончил папашу, а мать не сошла с ума. Теперь наш дом тут. Ныне мы работяги из Бертлебена. Хотя тебя работягой и не назвать, но ты больше и не герцогиня. Больше нет. Твое дело малое, Аврора, сидеть и не высовываться, поэтому-то я тебя отправил к жрецам. И что ты учинила? Даже посвящения не прошла, тут же охомутала сыночка патера и заделала ему дитя. Так святоша и проел плешь твоему “муженьку”! Но мы-то с Ланой рядом, мы любим и Вейю, и тебя.

“Выходит, не дедушка отослал Аврору в Конгрегат, а отец!” — Ричард не мог переварить их разговор, хотя и знал толику правды — его дед и бабка по линии отца умерли в Гладии, оттуда же Леонард и Аврора перебрались в Предгорье. Но вот остальное… Так их дед — получается, герцог, которого убил король? А дядя — сын главного жреца? Ну и дела!

— Ты ему рассказала?!

— Нет.

— Не ври. Этим собиралась его удержать?

— Нет, Леонард. Нет.

— Потому что это ничего не значит. В нас лишь капля его крови, но она отравила весь наш род. Он был плохим человеком, очень плохим. Тут нечем гордиться. Поэтому мы — Эджиллы, просто Эджиллы, а М…..ы умерли, — Тут Ричард толком не разобрал родовое имя, — Все до единого умерли, — продолжал отец. — Вот и все. И притязать на что-либо мы не можем, ради нашей безопасности, ради детей и их будущего.

— Без тебя знаю.

— Если ты об том взболтнула Эрику, нам грозит беда… и придет она пусть не сегодня-завтра, но скоро и негаданно.

— Не взболтнула.

— Клянешься?

— Клянусь.

— Что ты натворила?! Уж мне-то не лги! Ты ему рассказала!

Аврора издала какой-то нечленораздельный возглас. Леонард ругнулся.

— Тогда скажу еще кое-что: знай, что у него есть другая женщина. Женщины. Другие дети.

— С чего ты взял?

— Потому что я не ослеплен обаянием сыночка священника, который обдурил и тебя, и Лану, и даже Ричарда. Ни священники, ни их отпрыски — не святые. А Эрик Вебранд — и подавно.

— Теперь ты лжешь, чтобы задеть меня.

— Нет, сестра. Прости, что скрыл… И я рад, что он исчез из нашей жизни. И очень надеюсь, что умер, а вместе с ним — и наша тайна.

Аврора завыла.

Ричард далее не стал их слушать. Прошмыгнул к выходу, пока отец и тетка его не заметили. Хорошо, что не зажег огня тут, в доме!

И как бы он не хотел выкинуть из головы едкие слова отца и всхлипы обиды Авроры, они явственно звучали в вечерней тишине.

Бросил. Сбежал. Другие женщины. Другие дети. Он был плохим человеком. Гордиться тут нечем. Весь наш род отравлен. Мы — его потомки. Нам грозит беда… Отныне мы просто Эджиллы… Клянешься? Клянусь. Обдурил тебя… Ты лжешь! Нет. Надеюсь, что он умер…. А с ним… наша тайна.

Его сердце и без того обливалось кровью из-за исчезновения дяди и от извечных ссор, теперь же юноша терзался оттого, что ненароком подслушал… невесть что… нечто, не укладывающиеся в разуме. Он-то считал, что всю жизнь прожил в местечке, где ничегошеньки не происходит, а оказывается страсти так и кипели-бурлили под крышей их дома, а ложь его обвила плющом!

И ведь мать тоже ничего не знала… Ведь не знала же? Так кто кого обдурил? Конечно, отец хочет их защитить… Да, он невзлюбил Эрика, но… Дядя не такой… Он ведь знает его!

“Или нет… Я не знаю по-настоящему никого из них — ни отца, ни Аврору, ни Эрика. И остается надеяться, что Вейа погрузилась в “Сердечное прости”, не последовала за мной, потому что забыла сказать некую глупость или хотела подшутить, но застыла на ступенях и подобно мне вслушивалась в их разговор… Так хочется верить, что она этого не сделала!”

Ричард прошел по двору в фиолетовый сумрак. Дождь давно кончился, но небо затянули черные тучи, обещаясь разразиться бранью не хуже той, что постоянно звучала в их доме.

Только отойдя на достаточное расстояние, он зажег фонарь, не без дрожи в руках, чуть не выронив спичек. После, не оглядываясь, помчался в сторону кромки леса за их скромными угодьями.

Вскоре деревья обступили его со всех сторон.