Столкновение

Глеб Ковзик, 2023

Столкновение с необычным, неприятным, агрессивным, сильным или чужим. Это то, что объединяет семь рассказов в настоящем сборнике.Столкновение одномоментно? Или оно происходит несколько раз? Когда мы понимаем, что акт столкновения вызвал внутри нас противодействие?Есть ли логика в столкновении? Или столкновения внезапны и неизбежны?

Катанга

1

Джон Хиндли служил в офицерах при одном штабе Терра-Империум. Карьера шла ровно и удачно: из академии в рестораны, из ресторанов в закрытые клубы, всюду связи, всюду знакомства. В День перерождения, случающийся раз в пятьдесят лет, парень не ожидал подвоха. «Это меня не касается, — думал он, выходя из душа. — Можно не волноваться. Сейчас рисуются большие перспективы, просто жуть! Кстати, где моя Кэрри?»

Каково же было изумление Джона, когда отовсюду, из всех устройств, из смартлинз и через нейролинк ему громогласно сообщили, что он избран быть перерожденным.

Никакого промедления. Никаких долгих сборов. Никакого права на апелляцию. Утреннее сообщение подтверждается вступительным церемониалом, чрезмерно громким и публичным. Погоны срываются, звание отбирается, накопленные коврижки уходят к молоденькой Кэрри, жене, поцеловавшей его в румяную щёчку перед отлётом. Прощаться с парнем пришла только она, все остальные многочисленные друзья, приятели, коллеги то ли от страха, то ли от радости, что лотерея с красной картой неудачи их не затронула, предпочли заняться своими привычными делами.

Всё, что у тебя остается после Дня преображения, лишь прежнее имя. Впрочем, никто не запрещает отречься и от него.

Торжественная церемония, когда избранных с улыбками и признательностью изгоняли из общества ради великой миссии — удалиться из старого мира и создать новый, — состоялась в зимнюю ночь, под крупный снегопад и неоновый огонь фонарей. Ветер колюч, жег уши и лицо, но собравшимся не давали ни одного шанса на отказ.

На транспортном корабле «Смиренная Ева» Джону, молодому и уже обиженному судьбой, поведали про будущую службу.

— В рассечённые на двадцать лет? Меня, кадрового офицера, да заставить грязь месить руками?! — возмущался Джон.

— Да ну? Что ты говоришь, ай-яй. Ну так не голыми руками же. А хочется, чтоб разобрали на запчасти? Знаешь, у контрабандистов на Дальнем круге в большом почете космические корабли с естественным человеческим мозгом… — Надзиратель выписал ему жетон и махнул рукой на прощание. — Не зли Терра-Империум, парнишка! Отныне мы твоя Семья!

Рассечёнными называли людей, чье сознание использовалось для управления нескольких десятков, а то и сотен машин. Любой вам скажет, что это страшная работа, годящаяся разве что для пропащих: «Ты не живешь, а проживаешь в теле машин». Фантасты в прошлом мечтали о разумных роботах, свободно разгуливающих по улицам и занимающихся изнурительным и грязным трудом. В Терра-Империум безопасности ради предпочли не давать свободы никому, в том числе искусственному разуму. Так и появились рассечённые, изумительный паллиатив заместо разумного робота-трудяги.

Пролетарии в новом тысячелетии ныне продают не труд, а сознание. Валюта ценнее золота и платины — единица времени.

Никто из здравомыслящих на превращение, пусть и временное, в овоща добровольно не подписывался. К тому же поползли слухи, что от рассечения мозги со временем в кисель свариваются. Однако потребности Близкого Круга росли, да и Основной Круг, в котором располагалась первая сотня устойчивых колоний-миллионников, подгонял, превращался в обремененное и прожорливое дитя, требующее всего и вся.

Пока «Смиренная Ева» двигалась, подобно выстрелянному рогаткой семени жизни, на немыслимой скорости вдоль заселенных звездных систем, главное задание несколько раз переопределяли из-за весьма динамичных геополитических амбиций столицы. Конечным пунктом оказалась планета Катáнга из Дальнего круга: топкая, болотистая, с полусумраком и редкой фауной, но с приличным химическим составом атмосферы и чистой биографией — отсутствием катаклизмов.

Выйдя из корабля, Джон увидел перед собой синюшный край с карликовыми деревьями и мелким кустарником, водянистой землей, хлюпающей под подошвой, и тихо пролетающими мантами, могучими и издающие могучий утробный звук. Кто-то вдали, у самых гор, ухал и охал, стелился туман.

— Необычно дышится, — сказал Отец, положив руку на плечо Джона. Хотя его голос звучал волнительно, по всему телу, однако, прошло тепло успокоения, послышались в разуме нотки энтузиазма.

— Слишком много сини, — ответил Джон. — Тут определенно есть чем заняться.

Грузовой отсек оторвался от «Смиренной Евы», оставив припасы и оборудование для зачина; сам корабль поднялся в небо и сбежал за облака. Триста колонистов, один Надзиратель со старшим помощником по фамилии Гаррисон, и Отец, человек, обязанный сопровождать любую Семью, высланную в День преображения покорять новый мир.

Надзиратель, мужчина, обменявший пятый десяток, с усами и хитроватым прищуром, объявил, что колонистам необходимо возвести колонию, столь необходимую для блага и в честь Терра-Империум в этом звёздном секторе. С построенной колонией, сказала командующая голова, придет и долгожданная свобода:

— Благодарностью станет генетический ключ свободного поселенца. Туда-сюда, двадцать лет пройдет, и вы вольные птицы.

Уже вечером, разойдясь в только что напечатанные казармы, чистые, белые, пахнущие пластиком и ярко освещенные, Джон заметил удивительную несуразицу. Он молчал, продолжая испытывать то тяжелое чувство надрыва, как после катастрофы; избегая возможной социальной неуклюжести, парень ходил понурым наблюдателем. Но кто-том рядом нет-нет да прыскал в кулак, наблюдая собственными глазами величие, имеющееся на богом забытой Катанге. Из небольшой компании, играющей в карты, послышалось простодушное «Я не понял, а где же бабы?»

2

— В самом деле, намудрили. Женщины будут! Мне обещали, — заверил Надзиратель, пряча лысину в военной фуражке. Лысина сильно лоснилась и подгорала даже от бледно-голубого солнца Катанги. Собравшиеся у его дома, двухэтажной постройки с флигелем и мелким зубчатым забором, недоуменно иронизировали про будущее Семьи без женщин. — А теперь за работу, недоумки, а то отожрались в полёте на казенных харчах. Ишь ты, лоботрясы объявились!

Надзиратель колонистам не солгал, и через неделю на терминал упало письмо-извещение: «Второй корабль заблудился. Ждите». Его самого искренне удивило, что дегенераты из столицы додумались отправить изгнанников без женщин. Отец не находил в случившемся казусе ничего ужасного: монастырская жизнь ему знакома не понаслышке.

Джону хотелось, чтобы прислали его Кэрри. Все остальные искали утешения, строя надежды на будущую семью.

Надзиратель, выслушав просьбу, неудачно разыграл вежливое словоблудие:

— Ну, понимаешь, дело ведь какое. День преображения — это не праздник, это жопа, а она приходит не к счастью, а назло. И тем, к кому пришла жопа, а особенно такая, как наша, удача не соизволит получить чего-нибудь приятного. Забудь о прошлом. И вообще, тебе бы пора очнуться и понять, какая судьба на тебя легла, все-таки стал избранным.

— Да уж, как раз судьбу свою я понимаю очень хорошо, — лицо Джона выглядело удрученным.

Надзиратель всем выдал индивидуальную карту работ, а Гаррисон разбросал людей по коллективам.

— Я черкану письмо, — сказал Надзиратель Джону.

Два года колония жила без второго пола, удовлетворяясь электрическими снами и душем. Поселок, быстро возведенный, после нескольких человеческих исчезновений, произошедших ночью, от греха подальше оградили лазерными сетями.

Катанга, показавшаяся поначалу безразличной к гостям, оказалась пассивно агрессивной, реагировала на любую деятельность колонистов — топила в своей трясине автозаводы, харвестеры, технопосты и пищевые фактории. Машины застревали, гнус кусался, экстракторы громко бурчали и не выдавали необходимые материалы вовремя. Людей изматывало, то и дело они напивались, дрались словно специально насмерть, принялись устраивать лихие игры на левитаторах.

3

Джон двигался по тропе, усеянной смартметками. Сумрачно, небо плакало, в ногах шелестела красная травинка. Рядом порхали манты, недовольничали и гудели из-за развернувшейся на земле деятельности.

Каспер, подключенный к градителям, паукообразным машинам, не шевелился, изредка лишь конечности пробирало импульсивной дрожью. Джон ударил ладонью по стеклянному автоклаву.

— Ну-ка очнись!

Открывший глаза Каспер испуганно вышел из гибернации.

— Выпьем? — предложил Джон, держа бутылку мутного грибного чая. — Мне сегодня на вахту. Хочется поговорить.

— Черт побери, солдатик, разве можно так безбожно вытаскивать из гибернации? В следующий раз прикажу своим доходягам сплести из тебя кокон.

Каспер, пошатываясь, вылез из автоклава, закрыл его, и принялся делать легкую гимнастику, сбрасывать с себя накопившуюся онемелость. От прыжков летели брызги.

— Сколько получилось? — спросил Джон, наливая в пластиковую кружку дымящийся чай. Отпив пару глотков, Каспер подержал ответ, подсчитывая количество в уме.

— Ну-с, наверное, три экстрактора полностью готовы и уже выращивают биобатареи. Остальные взращиваются, итого будет семь-восемь.

— Три?! Да ты шутишь. На прошлой неделе Аарон управился с десятью, не вспотев даже.

— Не борзей, солдатик. У него экстракторы подохли, не прижились в болоте. И потом, мы куда-то торопимся?

«И то правда, куда мы торопимся?», подумал Джон. Его осенило, что соревнование между ними придавало какой-то смысл в последние месяцы.

Моросящий дождик заставил этот край ненадолго посереть. Здесь ещё не властвовал человек: болотные поля, окрашенные в красный цвет, только булькали и впитывали в себя влагу. Джон присел к Касперу, допивавшему вторую кружку, присмотрелся к нему. Редеющая голова, большие мешки под глазами, непонятные шрамы на затылке…

— Пальцы щиплет, — пожаловался он, показав бледную пятерню. — Наверное, эта зараза виновата.

— Ты про местные болячки? Отец вроде научился лечить.

— Да не, я не про это… — Каспер подбородком махнул на автоклав. — А вот про неё. К Отцу захожу редко.

— Почему? Не помогает?

— Не нравится, что в моих мозгах копается кто-то кроме меня, — признался Каспер.

На горизонте замигал желтым новенький экстрактор. Джон однажды видел, как устанавливает один из таких его приятель. Паучьи машины плетут широкое, диаметром в двадцать метров, кольцо, из которого сотнями исходят пластичные и прозрачные дуги. Как тонкие нити, они проникают в студеную жижу, пускают там корни, заставляют мутировать местную микрофлору, внедряя культуру экзоэлектрогенных бактерий; обратно по дугам возвращается добытая в болоте энергия. Когда экстрактор врастает, кольцо выращивает на себе мешки для энергетических ячеек.

Никто не может сказать, живые ли эти экстракторы, или же очередные машины, только немного более изощренные в деле.

— О, готовенький! — радостно воскликнул Каспер, потирая ладони.

— Как думаешь, мы тут надолго? — внезапно спросил Джон.

Напарник, только что радостный, изменился в лице.

— Нормально же общались, ну, чего приспичило?

— Да так, покоя себе не нахожу. Понимаешь, я оставил целую жизнь позади. Вот как от неё отказаться? Такие бешеные были перспективы, не вылезал из ресторанов, копил на удобную должность, рисовался перед всеми, чуть что, мигом подмазывался к нужным людям. А потом случился этот проклятущий день, чтоб сгинули его создатели! И хоть бы кто пришел попрощаться со мной. Одна только Кэрри и явилась…

Каспер хихикнул.

— Что тут смешного? — раздражился Джон.

Напарник опешил, извинился, при этом взгляд его полон удивления, не меньшего, чем у Джона, словно он не хотел смеяться, как-то само вышло.

— Это, солдатик, у тебя от того, что живешь историей. Было и было.

— Легко говорить. На Земле я ощущал за собой силу, а тут оторван, обломан, контужен. И чем я занимаюсь? Опыляю маршруты смартметками, ага, как полезно — получаю карту и вперед, летаю пчелами!

— Не самое плохое занятие… — Каспер, усмехнувшись, на секунду повернулся к автоклаву.

— Ну, чепуха, заканчивай.

— Так всегда бывает, солдатик. Судьба! Каждый человек умирает, где ему суждено. Может, тебе удастся покинуть Катангу, но я не слышал баек про вернувшихся изгнанных. Для того нас изгоняют, чтоб не возвратились. Дождись баб, заведешь семью, вырастишь детишек, красота…

— Да что вы всё к бабам этим прилепились, бабы да бабы! Не было их, и нет, что с того?

Каспер невинно пожал плечами.

— В политике не разбираюсь, оно мне до причинного места.

— Повторю, тебе легко говорить слово «забудь». У меня была перспектива, вот такая! — Джон развел руки в стороны, стремясь охватить как можно больше. — А что было у тебя?

— Рубины. Я на рубинах зарабатывал. С Венеры гонял, кажется.

— Кажется? — спросил Джон.

— Я точно не вспомню. Муть вместо памяти у меня. Как-нибудь расскажу, в другой раз.

Гнус, собравшись в рой, принялся атаковать сидящих. Каспер, надев капюшон, по-дружески похлопал по плечу Джону.

— Спасибо за чай, но пора за работу, солдатик. Не то припрется дурной Гаррисон, да заставит на три вахты отпахать в полях без отдыха.

4

В один летний день, наполненный влажной духотой и вонью от местной флоры, которая долго перегнивала в отвалах, образовавшихся во время строительства поселка, в небе появилась звездочка. Она росла, вытягивался её хвост, всем стало ясно, что это и есть долгожданный корабль, обещанный Надзирателем. И Хиндли, не раз запрашивавший прислать к нему Кэрри, впервые улыбнулся с начала каторги.

Но небесному летуну нездоровилось. Звездолет трещал в воздухе, отвалилось крыло и заполыхал корпус; наконец, он врезался в гору, проехавшись днищем сотню метров. Каторжане кричали, и вместе с ними по всей планете громко гудели машины, подключенные к их сознанию.

Тут же снарядили спасателей, отправили дронов и большой медицинский автобот.

Хиндли ходил по склону вместе с Каспером, за ними тонкой линией двигались маленькие боты, сканируя пространство на предмет незамеченных следов. Джон и Каспер легко сошлись и теперь неразлучны — оба твердили, что их отправили зря, что им суждено вернуться в Главный круг. Каспер говорил, будто его избрали по нелепой бюрократической ошибке, якобы Надзиратель, толстая задница, не хочет разобраться в нелепице и вернуть честного труженика на Венеру. Когда его спрашивали, почему так хочется туда вернуться, Каспер открывал рот в мучении: похоже, в наказание за преступление ему частично стёрли память.

Остальные поселенцы не горели желанием возвращаться, но жить на Катанге в радости на электроснах и душе у них больше не получалось.

Каспер гоготал и плакал одновременно, но непонятно было, вызваны ли эти слёзы расстройством, что люди погибли, или от того, что долгожданных женщин привезли не в целости и не в сохранности.

— Мы тут сиськи две недели собирать будем! — Каспер находил на камнях человеческие останки, громко бранился, бурно смеялся и потом опять бранился.

— Хорош орать! — Джона возмущало, как ему приходилось сменить офицерские балы на топкие болота в компании бандитов.

— Привыкай к простому народу, брат. Мы такие всегда. У нищебродов культпросвета нет.

— А то я не знал. Господи, я так боюсь найти в обломках Кэрри.

— От чего ж?

— Да поломало меня. С ней было бы поспокойней. Глядишь, быстрее каторга пройдет.

— Не об этом речь. Солдатик, ты почему поверил, что она бы полетела к тебе?

Джон не ответил. Тогда его приятель, дабы прервать нервозную тишину, а может, желая избавить человека от иллюзий, безнадежно заявил:

— Из этой академии, похоже, никто не уйдет. Всё, амба!

Джон не захотел развивать эту тему, поэтому ускорил шаг.

Выживших в тот день нашли аж две с половиной: одну из трёх порубило пополам, но в медицинском автоклаве её вовремя подлатали, превратив в диковатого киборга. Девушки, как выяснилось из допроса, были каторжанками, высланными из Близкого круга куда-то к черту на рога. Надзиратель предложил им остаться.

Тотчас пошли кривотолки, что на двести девяносто мужчин (столько осталось после болезней и аварий) приходилось всего две женщины и «одна вторая», что этого мало и, вполне может быть, скоро случится психо-бунт.

5

— Мы тебя о многом просим? — кричал на Надзирателя бородатый двухметровый Оли. — Я ковыряюсь с утра до ночи в горах, разведал хренову кучу полезного дерьма. Сколько это в кредитах? Ага, много! И мне за то, что беспробудно ломаю спину, не могут прислать девок!

— Пожалуйста, успокойтесь. Откуда в вас столько ненависти и злобы? — растерянный Отец стоял между Оли, Надзирателем и женщиной, избитой до полусмерти.

Часом ранее в баре кто-то шепнул Оли, что его Алисия наставила рога. Двухметровый бородач, сидя на вершине горы, безвылазно командует геологической разведкой: множество дронов, как нюхачи, искали для Терра-Империум драгоценные руды. На Алисию покусились, да и она от обилия внимания тоже расцвела.

Увещевания Отца про то, как им следует переносить невзгоды и избавляться от греха, были отброшены с порога и растоптаны благим матом.

Надзиратель очень мягким тоном написал шелковое письмо в столицу, с просьбой прислать хоть каких-нибудь колонисток, пока не стало слишком поздно. Ответ пришел через месяц. Сначала было высокопарное извинение перед Надзирателем, так как письмо застряло между Альфа Центавра и Большим Псом: кто-то из бездарных мелких чиновников, у которых, как известно, амбиций больше, чем вся галактика, посчитал донесение наглой дезинформацией или «идиотской шуткой, вредящей геополитическим интересам Терра-Империум»: утверждается, что проблема с психо-бунтом решена давно, поставлена жирная точка. На второй странице, в одной строчке и тоном мямлящего и бесстрастного человека, значилось сожаление из-за гибели людей в катастрофе звездолета. Также сообщалось, что геополитические интересы Главного круга в отношении Катанги изменились, никакой гражданской администрации на планете не предвидится и Надзирателю отныне велено «соблюдать основное право в тех объемах, в каких это реалистично без угрозы волнений и саботажа на производстве». В конце сказано, что ждать новых колонисток не следует, но добыча остро востребованных материалов должно продолжаться в прежнем темпе.

— Что бы это могло значить? — спросил Гаррисон.

Надзиратель, пивший бренди, тихо присвоенный из первоначальных запасов, возбужденно заговорил.

— Получается, мне вдуплили всю власть без каких-либо средств реализации. Ты охранные боты видел? — он указал граненным стаканом в сторону закрытых дверей.

— Видел.

— Я провел, ик, инвентаризацию. У них нет патронов, запчастей и чертежей для воспроизводства.

— Как так? — Гаррисон ужаснулся от мысли, что их защищают летающие болванки.

— Ой, да что ты хочешь? Меня записали в штат колонии за день до отправки, нарисовали на погонах звезду полковника, ик, и пожелали удачно дрючиться на каторге. Когда я должен заниматься всем сразу? Ты, брат, и то лучше знаком с нашим положением. До сих пор всё держится на угрозах и обещаниях. Ты знаешь, что будет, если они узнают правду.

— А что же с требованием колонистов? — спросил Гаррисон.

— Ты про баб?

— Про женщин, — мягко поправил Гаррисон. — Отец не справляется с… садистскими наклонностями некоторых личностей. Психо-бунт, о котором предупреждали в предполетном инструктаже, видимо, несколько более реалистичный сценарий, чем предполагалось. Я просмотрел данные последних медосмотров. Характеристики психического состояния колонистов выглядят грустно. А прошло всего-то три года! Похоже, деформация от рассечения дает о себе знать.

— Как-то доводилось служить в Дальнем Круге, пятый инженерный полк, может, слышал про нас. Вроде сослуживцы были закоренелыми вояками, а вели себя, как наши изгнанные. Если не дать надежду этим дятлам, то вскоре зверье примется рвать глотки. В списках только двое с красивой биографией, остальные беспредельщики, убийцы, ренегаты, воришки, насильники, сомнительные дельцы и спекулянтики. Сдается мне, что случайности в этой лотерее неслучайны.

Гаррисон задумался, насколько всё-таки справедлив День преображения в Терра-Империум.

— Мне не нужен психо-бунт, — сказал Надзиратель. — Тебе, кстати, тоже. Вижу, метишь в генералы, выслуживаешься… Да не бузи, не обижайся! Психо-бунт станет черной меткой на нашем обратном билете. Как только выполним все поставленные задачи, запрошу замену. Как тебе идея служить на Юпитере?

Надзиратель допил бренди, громко поставил на стол стакан.

— Баб нужно достать. Этим письмом нам развязали руки, понимаешь? Короче, займешься делом немедленно. Только молча! Отцу не говори ни в коем случае. Я поговорю с ним лично, когда придёт время.

Гаррисон удивленно посмотрел на Надзирателя, но тот даже бровью не повёл.

— То есть как достать? Это же человек, а не товар.

— Зелень, учись молча. Дам контакт. Свяжешься с человеком по моей линии. Её шифруют под технический канал для корректировки нуль-порталов, риск почти нулевой. И будь предельно осторожен.

За окном послышался шум, отвлекший от разговора.

6

Рассеченные, находясь под градусом и накаляясь от разбушевавшегося Оли, устроили в одной из казарм некое подобие схода.

— Значит так, ребятушки. От двух папашек ждать манны небесной мы будем ждать вечность. Пошел третий земной год, как нас кинули, обманули, выбросили, как утиль, на планету без всякой надежды. Обещанного три года ждут, говорят, ну так вот, время прошло. Что такое Катанга, как не каторга, а мы её каторжники, так?

— Так! — крикнула толпа.

— У меня, ребятушки, есть предложение — либо взять дело в свои руки, либо надавить на шею Надзирателю так сильно, чтобы не отвертелся!

Речь Оли поддержали почти все.

— Дождемся первого торговца, хапанем его корабль и свалим отсюда, а на колонию, папашек и надзирателей, на этот день преобразования чихали мы! — кричал Оли.

Выстрел резко оборвал оратора. Столь точное попадание не оставляло ему ни одного шанса. Воспользовавшись секундой, полученной от замешательства и непонимания, что произошло, Надзиратель прошел к телу и посмотрел на собравшихся.

Пистолет был в кобуре.

— Мы услышали достаточно, да, Гаррисон?

— Так точно, — помощник осмотрел мертвого Оли. — Где Отец?

— Каталогизирует флору на юге, — робко ответили из толпы.

— Вызовите его. Похороните тело в топи, — сказал Надзиратель.

— Но как же так, Надзиратель? — вопросил Каспер. — Зачем, для чего эта расправа? Ну, пошумел человек, так почему за это полагается пуля в лоб?

— Никто отсюда не уедет, пока не будет исполнено предназначение Семьи, — громко заговорил Надзиратель. — Вы отобраны для великого эксперимента, который длится больше пяти веков. Терра-Империум, ваша мать, воспитавшая, поднявшая на ноги, даровавшая жизнь, сейчас требует от вас исполнительности и подвига. Никто не получит генетический ключ от меня, пока миссия успешно не завершится. Точка. Оли предал Семью, предал меня, предал Терра-Империум, преступил через красную черту, и его постигло наказание.

Среди рассеченных возникло замешательство.

— У нас больной вопрос. Допустим, мы вас поняли, бузить не разрешено. Но вы обещали исполнить одну просьбу. Звучит странно, когда от мужского коллектива требуют создания Семьи и благоденствующей колонии… Даже если нас не сожрут местные медведи, как продолжать эцсамое? Матку отрастить? — после этих слов толпа вновь загудела.

— Мы работаем над этим. Ваша задача исполнять план. Моя задача достать всё необходимое.

Каспер спросил, что делать с уже имеющимися женщинами. Надзиратель ответил кратко:

— Да что угодно.

На продолжившемся сходе решили, что женщин, спасшихся с недавнего кораблекрушения, отныне считать ничейными, что их следует передавать замуж на строго определенные сроки: молоденькую выдали на один год, а пожилую отдали на полгода; «одна вторая», как порченная, воспринималась таковой во всём, поэтому ей брак не полагался.

Впрочем, эти сроки, судя по лицам, соблюдать никто не собирался, и голодные от скуки каторжане нередко будут приобретать жену на час через карты или бартер ворованного.

Возмущения женщин не выслушивали.

Джон Хиндли всё это время стоял у порога, грыз синтетическое яблоко и безучастно наблюдал за происходящим. «Как необычно, что Оли так сильно разошелся! — подумал он. — Ведь три года от здоровяка ни слуху, ни духу, а сегодня представление устроил. К чему всё это?».

Генетическая экспертиза не выявила следов Кэрри на том злосчастном корабле. Можно подождать ещё, сказал он себе, вспомнив при этом вереницу обращений и просьб к Надзирателю. Джон вышел на улицу, мокрую и тёмную, не находя «мужицкую» идею серьезной. Но где-то внутри снедало одиночество, оно казалось глубоким, страшным, и усиливалось всякий раз, когда приходилось работать с чертовыми машинами. Зайдя домой, он спросил вслух:

— Так что же с нами происходит?

7

В дверь Надзирателя громко постучали.

— Отец? Как неожиданно. Что вам нужно?

— Как это всё понимать?!

Надзиратель быстро втащил Отца внутрь. На улице шёл ливень, с незванного гостя на ковер падали крупные капли.

— До меня дошел страшный слух. Сегодня вечером я работал в полях, изучал местную флору, между прочим, весьма полезную. Потом меня находит Каспер Джонсон, требуя срочно вернуться. Мне пришлось похоронить одного колониста, но никто не может объяснить, что случилось. Все боятся!

— Скажите, Отец, когда в последний раз вы общались с Оли?

Отец напряг память.

— В последние полгода Оли самоустранился. Я не помню точно, возможно, два или три месяца тому назад.

— Так два или три? — серьезно спросил Надзиратель.

— Я подниму записи. Почему вы спрашиваете?

Они прошли в кабинет. Пахло парфюмом, что необычайно удивило Отца. Униформа Надзирателя, белый китель с одним золотым эполетом на правом плече, аккуратно висел на манекене. Шторы подвязаны шнурком, пропускали внутрь холодный свет.

— Кажется, я вспомнил. В тот день мне удалось посетить фермы с биогелем. Это было три месяца тому назад.

— Интересное дело, получается.

— Я не понимаю вас, — Отец приложил руку к груди. — Колонисты шепчутся, что скоро прибудут женщины, и они прямо сейчас разыгрывают очередь на них. Я пришел сюда, чтобы сделать бесплодную землю домом для всех страждущих. Такова миссия всех отцов, — вспылил гость. — Нас обучают, а затем отправляют вместе с людьми, коим суждено находиться на великом испытании. Если делать всё с любовью и ради неё, то счастье…

«Гаррисон отличный исполнитель, но идиотизм преследует его с самого начала службы», сказал себе Надзиратель.

— Угомонись, — Надзиратель усадил его за стол. — Тебе не восемнадцать. Пора бы стать реалистом. Справиться с рассеченными возможно только посулами. Однажды они поймут, что останутся здесь навсегда. Их никто не ждёт обратно. В такой момент важно держать человека на крючке, на чем-то дорогом или важном. У них здесь ничего нет.

— Что значит навсегда?

Надзиратель засмеялся, и его усы, черные как смола, изобразили дурную насмешку.

— Вы как клоны! Может, вас правда клонируют? Наивные моралисты, отчаянно разрушающие свою жизнь ради других, не жалея сил и здоровья глупцы. Нужно покорить Марс? Отцы тут как тут. Должны освоить Дальний круг? Отцы в распоряжении Терры-Империум. Оправдать порочный строй?

— Прекратите немедленно! — вскрикнул Отец. — Вы говорите пошлые и злые вещи. Я спрашиваю ещё раз, что значит навсегда? Перед отлётом мой наставник сообщил, что если миссия преисполнена послушания и прилежности, то за нами прилет корабль. И мне предстоит отправиться в следующий мир.

Надзиратель закурил, предложил Отцу. Тот, замешкавшись секунду, не отказался.

Сигарета в руке Надзирателя дымила тонкой струйкой.

— Отцы никогда не покидают Семью. Рассеченные нередко сходят с ума или уходят в варварство. Для того и отправляют вместе с колонистами отцов. Смирение — ваш долг и обязанность одновременно.

Гость тихо слушал, докурил сигарету и, как показалось Надзирателю, тихо проронил несколько слёз. Похоже, он не очень верил, но жестоко смутил его.

— Для чего вы нужны нам? Чтобы не случился психо-бунт, уж поверьте, он ни вам, ни мне не пользы не принесёт! Рассеченные нуждаются в пастыре, это рука, сдерживающая буйного от опасных желаний… Никто из отцов не покидает Семью, — повторил Надзиратель.

В дом вошел Гаррисон, как всегда подтянутый и рослый, безукоризненно исполнительный, опрятно одетый, даже не промокший от дождя.

— Удалось? — спросил Надзиратель.

Гаррисон покосился на Отца.

— Докладываю, что ваш компаньон готов на следующую сделку. Шесть женщин будут доставлены в самое ближайшее время.

— Так всё это правда… — встревоженный Отец встал с кресла.

— Да. Проститутки. Воровки. Беглянки. Террористки. Ну какая, к чёрту, разница, Отец? Мне нужно выполнять план! Две трети колоний рассеченных заканчивали массовыми суицидами и убийствами. Они обзаведутся семьями, или что там создают эти рассеченные, а мы получим здоровую и стабильную колонию, исполняющую план. Им будет что терять, заимев мизерную или иллюзорную надежду, — сказал Надзиратель, наливая себе бренди.

— То, что вы предлагаете, отвратительно. Вы, по сути, участвуете в работорговле, так? — Отец укоризненно посмотрел на Гаррисона, а тот перевел взгляд на Полковника. — Значит, колония с самого начала построена на обмане! И вместо борьбы за добро совершится сделка со злом. Вот вы какими вещами занимаетесь, что же пообещали? Детей? Парочку «неучтенных» вещей? И никакая это не надежда, если для достижения одного делается ущерб всему остальному. Я знал, знал, что вдали от цивилизации творится варварство и беззаконие, были слухи про бесплодные земли с людьми, позабывшими свой облик, оставленные на произвол судьбы. Но никогда бы не поверил в такое, что видят мои глаза и слышат мои уши! Словно колонии не хватает других забот.

Отец вышагивал по комнате, заложив руки за спину. Его трясло, он понимал, что бессилен перед Надзирателем. Катанга бесконечно далека от Основного круга, а Близкий круг, состоявший из зелёно-голубого Меркурия, Венеры, Земли и Марса, никогда не вылезет из своей порочной обители.

Ему представилось, что Терра-Империум сознательно высылает как можно дальше от себя: умри или выживи. Здесь не построят портал, пока не появится с десяток городов, очень долго не будет ни полиции, ни суда, ни закона; все дела будут завязаны на одном человеке и его помощниках. Отец остановился, посмотрел на комнату, где работал Надзиратель: многое крадено с корабля, а вещи, привезенные с собой, отдавали напускной столичной роскошью; казалось, что если ударить кувалдой по стене, то золотая пыльца осыпется с потолка, предметов и одежды, останется белый, ничего не стоящий пластик и невзрачный торгаш в погонах полковника.

— Презренное дело. Мрак, тьма. Не буду в этом участвовать. Благословение на рабство возмутительно, — сказал Отец. — Но своим призванием я обязан смирять зло и помогать родиться добру. Никто не помешает мне вступаться за угнетенных.

«Идеалист», сказал себе Надзиратель.

— Что ж, если вы не будете препятствовать исполнению планов колонии, мой долг не препятствовать вам. А теперь выслушайте, не перебивайте, и после этого вы свободны. Сегодня мне пришлось застрелить человека, не по своему желанию. Вальтер, классический, с немного укороченным стволом, зато удобный для применения в движении. Убийство Оли — это мой долг перед колонией, да, очень своеобразный и, надо признаться, жестокий. Контроль над рассеченными с виду кажется очень простым, но вы, похоже, забылись, расслабились, не хочу говорить по-солдатски, но всё-таки забили болт на основную работу. Напомню, Отец, вы сюда приехали не цветы собирать, а сдерживать психологические издержки от долговременной синхронизации сознания с машинами. Пропуски сеансов с рассеченными оказались чреваты. Надеюсь, больше мне не придется возвращаться к данной теме. Не хочу исполнять мой долг в такой форме.

— Гаррисон, присядьте, обсудим ещё кое-что. А вам всего доброго, Отец.

Отец молча вышел из дома Надзирателя, не попрощавшись.

— Зачем вы согласились? — спросил Гаррисон.

— Думаешь, этот моралист всё погубит? А мне кажется, что у фанатиков, сознательно отказывающихся от насилия, никогда ничего не получится. Видел таких на венерианской службе. Моралисты всюду бегают, как неприкаянные, наседают своим судом и речью, а кто бы к ним прислушался… Кстати, ты читал его биографию? Пренеприятное чтиво!

— А вы не думали, что он способен воздействовать на вас способностями? Что, если он внушит мысль? Или, в крайнем случае, прикажет мне… — опасливо спросил Гаррисон.

Надзиратель усмехнулся.

— Это невозможно. Им запрещено мозгокрутить администрацию. Готов поспорить, на генетическом уровне.

Гаррисон облегченно вздохнул.

Через полгода на Катангу прилетел корабль без регистрации. Дабы избавиться от юридических неловкостей, сделку совершили на аварийной площадке: отчёт, отправленный на Землю, содержал сообщение о спасении шестерых женщин, изъявивших желание остаться в колонии. Гаррисон зачем-то козырнул контрабандисту и принял живой груз, оплатив согласно договору — половина никеля, добытого за последние 36 месяцев, вкатилась в темное нутро грузового отсека.

8

После энной попытки заработали автозаводы. Рой машин вгрызался в горы и топкую землю, извлекал руду и вёз в гигантские мобильные домны. Шагоходы иногда тонули в болоте, вязнув своими треногами.

В сумрачном небе Катанги стали появляться черные, грязные от копоти и пыли, тучи. Манты, безраздельно правившие до человека в воздухе, куда-то спрятались и больше не появлялись.

Склады ломились металлическими чушками. Надзиратель молча отбирал часть для себя, часть для сделок с местными странствующими торговцами, часть отправлял в Терра-Империум. Из столицы, едва получившей первый груз с Катанги, пришло сообщение с поздравлением: «Отныне вы часть большой Семьи! Так держать. Необходимо увеличить производство на 100 процентов»

Тихо воровали колонисты, чтобы было чем поторговать с залетными барыгами. Джон и Каспер тоже стали несунами — сделав тайный лаз, копили урановые капсюли и никелевые слитки, надеясь увезти с собой хоть что-то после каторги.

Чтобы избавиться от топкой тундры, континент Катанги, где располагалась колония, с маниакальным упорством сушили: строили дренажи и адсорбировали серной кислотой воздух; планета, и без того недружелюбная, год за годом уродствовала, превращалась в пустыню, где изредка шел дождь с запахом тухлятины.

Когда привезли шестерых женщин, их на собрании распределили по хороводам — так колонисты обозвали собственные коллективы. Почти все работали вахтой, кто в горах, кто на факториях, кто на экстракторных полях, и между ними закладывались более прочные связи, чем с остальными. Рассеченные так и говорили друг другу: «Поехал хороводить!»

Отец говорил, что их занятия с несчастными — грязь страшнейшая, что они пусть и каторжанки, но люди в первом значении, однако ему в ответ лишь улюлюкали.

Поначалу женщины яростно сопротивлялись, бежали в топкие болота, либо в космопорт, где их впервые встретили. Надзиратель без обиняков сказал им, что «так лучше». Для утешения он добавил:

— Из столицы мне обещали предоставить вам освобождение как только отслужите каторгу на Катанге. Я отправил ваши генетические ключи. Давайте поможем друг другу! Десять лет, и чистый генетический ключ, безо всякого упоминания про каторгу и уголовное преследование, в ваших руках. Представьте! — Надзиратель взмахнул ладошками, изобразив бабочку. — Вспорхнете свободными на первом корабле до ближайшей обитаемой системы.

Осознав, что никто не придёт на помощь, а из постоянных гостей колонии будут только автономные грузовые шаттлы, контрабандисты и работорговцы, они тихо смирились со своей судьбой.

9

В девятый год рождения колонии погиб Надзиратель. Напившись бренди из своих неиссякающих запасов, он вышел во двор с промышленным рельсотроном и принялся мстить за проклятую жизнь на проклятой планете. Каторжане разбежались, как мыши, по всей округе; Джон, возвращавшийся с очередного хоровода, заметил, что Надзиратель побежал в дикие земли.

Останки нашлись быстро. Каспер, полысевший и подичавший от усердия на производстве, запугивал колонию байкой про ляо, обитавшие в ближайших горах.

— Такую кучу может высрать только ляо! Один раз ползу, значит, с фактории, весь грязный, в биомассе, и тут из валуна на меня выпрыгивает ляо. Как наш косолапый, земной который. А вы мне не верили, ага! Погляди-ка, даже часики наручные видны в куче, — смеялся Каспер, тыча пальцем в кучу экскрементов.

— О господи, — произнес Гаррисон волнующе. Ему причудилось, что власть, оставшаяся в экскрементах катанганского хищника, манит, просит поглотить всю без остатка, ни с кем не поделившись.

— Не произноси всуе, — Отец повесил винтовку за плечо. Обернувшись, он посмотрел на посёлок, где горел свет в окошках и мерцала лазерная ограда. Хоромный дом сгинувшего Надзирателя подсвечивая, как ёлка в гирлянде. Несмотря на светлую ночь, всё вокруг колонии почернело, как головешка, словно планету поразила болезнь и её иммунитет отчаянно сражался, рисовал границы смерти для выживших. Отцу мерещилось, что с ним разговаривает планета: «Смотри, человек! Твой труд мне не нужен, твой труд гибелен для всего живого; куда бы не ступила твоя нога, она принесет на своей подошве несчастье и морок, и всё придется сжечь дотла, чтобы попытаться начать. Что же делает твоя рука, как не грабит и не ломает? Весь твой род сплошной обман, сплошная эксплуатация, сплошная глупость. Я отвергаю твой мир».

Четверо помолчали, стоя у кучи.

— Отец, что же делать? — спросил Гаррисон.

— Похороним завтра. Напиши отчёт. Нам нужен новый надзиратель.

— А может?.. — Гаррисон постеснялся сделать предложение возле погибшего начальника.

Отец на него долго глядел из-под капюшона, вздохнул и приказал двигаться домой. В пути Гаррисон шел сзади, видимо, обидевшись, что он по своей трусости и стеснительности так и не воспользовался шансом.

Хиндли почувствовал, как к его плечу прикоснулись.

— Отец? — спросил он.

— Хочу с тобой поговорить. Со мной делятся тайнами, но то, что я обнаружил, не было услышано в баре, оно было замечено мной лично. Джон, ты не участвуешь в этой мерзости с женщинами, избегаешь компании с ними. Скажи, почему?

Хиндли подбирал слова.

— У меня дома жена осталась.

— Вот оно как. Ну, не сказать, что я не догадывался… Девять лет прошло, конечно.

Добравшись до поселка, Отец рассказал Джону сегодняшнее открытие.

— Пока все бегали в поисках Надзирателя, я позволил себе поискать в его терминале. Думалось, что мистер Купер оставил бы предсмертное письмо на такой случай. Но мне не суждено было его найти. Зато оказалось, что сегодня он получил отказ на свой рапорт о возвращении на Землю. Конечно, неправильно такие вещи обсуждать…

Джон пожал плечами.

— Он погиб.

— Это да… Кстати, в терминале есть ещё кое-что важное. Пошли, покажу.

Они прошли внутрь дома. В отличие от казарм, где пластик уже желтел и покрывался трещинами, здесь было свежо и чисто. Надзирателя давно за глаза стали обзывать Хапугой.

— Не читал, — предупредил Отец. — Прошу. Я оставлю тебя наедине.

Джон подошел к монитору.

Совершенно внезапно из столицы пришел ответ на прошение Джона о помиловании. Когда он писал такое прошение? Годы шли, и время, как поток воды, смыло воспоминания об офицерской жизни, блестящей карьере, головокружительных возможностях и прекрасном будущем.

В ответе говорилось, что его просьба удовлетворена: отныне он вольный катангопашец, а не каторжанин; вся судимость погашена, без права, однако, на восстановление военного чина.

«Вы просили обратиться к госпоже Хиндли с соответствующим пожеланием присоединиться. К сожалению, поиски человека затянулись по причине смены фамилии на Вульфстронг. Госпожа Вульфстронг подала на развод 2 декабря 2540 года, в соответствии с установленной формой. Согласно закону, присутствие лица, отправленного на каторгу, в суде не является обязательным условием. Приятного времяпровождения на Катанге!»

2 декабря 2540 года — день, когда корабль «Смиренная Ева» оторвался от земной орбиты, направившись к месту каторги.

Прочитав письмо, Джон молча отправился в бар, где страшно напился местной бражки, разбил в споре бровь Касперу, домогался до Четвёртой (так уничижительно прозвали женщину, добытую при ограблении мелкого торгового корабля) и преуспел-таки. Бродя по ночному поселку, полной голубого света, он горланил старые кадетские песни, откуда-то всплывшие из недр, поносил Кэрри солдатской бранью, тоже случайно вспомнившейся, расколотил дверь и уснул прямо у порога.

Несмотря на дикое неудобство от устроенного балагана, никто из сочувствия не сделал Хиндли замечания.

Утром он пытался двумя руками сжать голову раскалывающуюся пополам.

10

Конец ознакомительного фрагмента.