Секс/Ложь/Джанки

Глеб Андреевич Васильев, 2019

Антология Junk-Fiction и последний писк постмодерна на территории, все еще называемой постсоветским пространством. В оформлении обложки использован рисунок «Plague Star». Автор Васильев Г. А. Содержит нецензурную брань.

Том без номера

с комментариями неживых предметов

Предисловие

Дорогой друг!

Знаешь ли ты, что такое Junk-Fiction? Если не знаешь, то, не тратя твое драгоценное время впустую, я немедленно расскажу об этом. Впрочем, даже если и знаешь — все равно расскажу.

Слово Junk переводится с английского языка как «утиль», «ненужный хлам», «отбросы», «чушь», а также нередко обозначает сильнодействующие наркотики. Fiction — выдумка, небылица, в том числе и литературная. В сумме Джанк и Фикшн дают постмодернистский литературный жанр — далекий от практичности, но сильнодействующий, психоделичный и грациозный, как развинченная марионетка.

Джанки — маленькие, но чрезвычайно бойкие солдатики постмодерна. Рассказы, написанные в стиле Junk-Fiction — штука довольно-таки странная. Науке до настоящей поры не удалось выяснить, являются ли джанки рассказами в принципе. Они тяготеют к эмоциональной экспрессии, чураются норм этики и морали, нередко позволяют себе форменное хулиганство или наоборот — фантастическую красоту и зашкаливающе трогательную нежность. Но, вытворяя все это, джанки не рассказывают истории как таковые.

Эта книга, под завязку набитая джанками, получила название «Секс/Ложь/Джанки» в связи с особым положением стиля Джанк-Фикшн. Как любая изящная, хорошо сделанная вещь, каждый удачный джанк чрезвычайно сексуален и окружен аурой, вызывающей страстное желание и позывы к обладанию. При этом каждый счастливчик, в чьей жизни случаются эпизоды сексуального характера, знает — без лжи этих эпизодов было бы гораздо меньше или не было бы вовсе. Закон суров и прост: хочешь секса — лги. Хочешь много секса — утони во лжи по уши. Не хочешь ничего, кроме секса — забудь слово «правда».

Людям о джанках известно крайне мало, поэтому в качестве комментаторов были приглашены неживые предметы. К счастью, их неживость не мешает им как иметь свое собственное мнение, так и высказывать его без обиняков.

Не знаю, стоит ли об этом упоминать, но… ВНИМАНИЕ! При создании джанков не был употреблен ни один из известных видов наркотических веществ.

Занятного чтения!

Комментарий №1

Тельняшка:

«Я неисправимый романтик. Бескрайние океанские просторы, бездонная глубина космоса, дремучие леса, небо в перистых облаках, заснеженные горные вершины — все это мое. К этому я стремлюсь, это люблю всей душой. А плотская любовь… Не то, чтобы мне не хотелось любить и быть любимой, нет. Однажды у меня был роман с зеброй. Но я приняла решение прекратить его, осознав ответственность. Понимаете, у меня полосы продольные, а у зебры поперечные… Да, я испугалась. Зебра очень хотела детей, а я… Я испугалась, что у нас с зеброй может родиться решетка или хуже того — клетчатый шарф. К такому я не готова»

Джанк №1: Полосы

В нашу последнюю встречу ты был полосат. Удивленная, чуть не сбитая с толку полосатостью, я не сразу тебя узнала. А когда пришло узнавание, к горлу подступила комковатая зависть. У меня же есть две чудесные тельняшки в облипочку! А я их и не надела ни разу, дура.

Ты был в своей полосатости так свеж, как давным-давно сгоревшее небо моей юности. Пусть я глотнула твои полосы на излете, вместе с последним вдохом, который мне суждено было сделать, прежде чем царственным линкором пойти ко дну, чтобы остаться там навеки. Пусть волны всех океанов колышутся где-то там, высоко над моей головой — теперь это не важно. Отныне ни на одном пешеходном переходе ты не пересечешь меня своей гарцующей зеброй — не беда. Главное, что я успела насладиться каждой твоей полосочкой тогда, в нашу последнюю встречу. Перед твоими полосками я была обнажена и просила, чтобы ты нашел полосочку на мне. Пусть саму тоненькую, саму стыдливую и неприметную.

Ты говорил — смотри, какие тонкие пальчики. Как их не растопыривай, а щелочки между ними все равно такие узенькие. А можно и сжать пальчики в ладошке, тогда щелочек и вовсе не останется, одни лишь черточки полосок. Но, как ни сжимай пальцы, сквозь них все равно будут просачиваться минуты, часы, дни и года. Между пальцев проскользнут люди, автомобили, дома, города и страны. Целые континенты легко смываются в щелочки между указательным (в никуда), средним (посредственным) и безымянным (в геройстве своего щедрого попустительства) пальцами. И не вернуть того, что утекло, не заглянуть по ту сторону ладони. Так и я просеялась твоими полосками, как ситом. Мой сухой остаток уже давно стал мутной взвесью на такой глубине, куда солнце уже не может донести полосатых теней волн, гуляющих по тебе.

О, я верю, что став полосатым однажды, впредь ты уже никогда не изменишь своей чеширчатости. Ты будешь мне сниться в дивном танце окружающих тебя полос. В своих снах я буду взлетать в небо грудой металла и смотреть вниз, на взлетно-посадочные полосы, зная, что мой полет кончится ими же. Ночной медсестрой я буду любоваться ровными полосами кардиограммы остывающего тела, не думая, кому оно принадлежало. На галстуке первого встречного примечу косые полосы снизу вверх, а чуть выше, на его щеке, наоборот — четыре тоненьких полоски запекшейся крови — сверху вниз. И я буду знать, что это ты, котенок, передаешь мне привет своей шаловливой полосатой лапкой.

Комментарий №2

Шар для боулинга:

«Не кружится ли у меня голова? А ты, я смотрю, остряк. Поржать за мой счет решил, да? Думаешь, то, что я выпил, дает тебе право зубоскалить, тварь? Думаешь, что я алкаш, и такие хлыщи как ты в праве меня осуждать и презирать? Так я вот что тебе скажу, урод, — это я тебя презираю! Понял? А что пью — да! На свои деньги пью, на кровью и потом заработанные! И работенка у меня такая, что ты бы на моем месте не пил, нет. Ты бы повесился, вскрыл себе вены и вышел из окна, а потом бы еще крысиным ядом закусил. Уж поверь мне, если бы во все твои три дырки разом день за днем сотни извращенцев пихали потные сальные пальцы, ты бы утопился в своих собственных слезах, слюнях и соплях. Ну, хочешь еще пошутить, шутничок? Все еще хочешь узнать, не кружится ли у меня голова, мразь?»

Джанк №2: Африка

Ночь. Отблеск фар проехавшей под окном машины взбежал по стене и высветил пятно на потолке, прямо над бессонной головой, по уши утонувшей в подушке. В тот же момент, будто дождавшись сигнала, тяжелый удар сотряс потолок и с освещенного пятна отвалился кусок штукатурки, очертаниями напоминающий силуэт Африканского континента. Машина уехала, увезя свет вместе с фарами, оставив голову отплевываться от осыпавшейся штукатурки.

«Чем они там кидаются?» — моргая запорошенными глазами, подумала голова. В ответ на эту мысль от пятна на потолке в направлении кухни шаром для боулинга прокатился свинцовый рокот, неожиданно увенчавшийся звоном разбитого стекла.

«… и катают и бьют?» — задумалась голова. — «Зима все-таки. Вот если зимой окно в квартире разбить, это как же дальше-то в этой квартире жить? В шубе и валенках среди ночи окно скотчем заклеивать, подушками и одеялами обкладывать, чтоб не дуло? Только ведь все равно дуть будет и морозить. Все цветы на подоконниках померзнут. А если еще животное домашнее в квартире есть? Не кошка или собака, а заяц или попугайчик в клеточке, рыбки аквариумные…»

— Ты что, урод?! Какого хрена ты клетку открыл? — дребезжащий женский голос пронзает потолок и стены, как спица шерстяной свитер. — Где я теперь его ловить буду?

–Бу-бу-бу, — отвечает второй голос. В квартире сверху натужно скрипит паркет, кажется, что кровати надоело стоять на месте и она поехала на кухню, следом за рокотом свинцового колобка.

— Ну и где теперь эта сука, а?! — частота вибраций женского голоса причиняет физические страдания утонувшей в подушке голове.

— Бу-бу-бу, — спокойно и рассудительно (кажется так), отвечает второй. Раздается очередь шелестящих звуков и глухих ударов — книги, словно лемминги с обрыва, прыгают с полок.

— Ах, вот ты где, дрянь! — от этого голоса болят зубы и почему-то крутит ноги. Звонкий шлепок и приглушенный плач, но с отчетливыми всхлипываниями.

— Бу-бу-бу, — ножки кровати скрипят в обратном направлении, за ними катится свинцовый рокот и замирает точно над головой в подушке.

— Если еще раз ты бу-бу-бу, — циркулярная пила голоса сбавляет обороты и через минуту умолкает вовсе. Утихает плач и всхлипывания, ничто не катится и не бьется.

«Уснули?» — думает голова, не сдерживая зевок. В ответ на эту мысль пульсирующими кругами от пятна на потолке расходятся ритмичные хрипы, взвизги и поколачивания. От потолка отделяется и несется вниз маленький Мадагаскар. — «Должно быть, они спят на смертельно раненом бронтозавре. С чего бы кровати хрипеть и повизгивать смертельно раненым бронтозавром?»

Комментарий №3

Гроб сосновый:

«Мне приходилось сталкиваться с предвзятым мнением, что я по своей природе мало чем отличаюсь от гардероба или какой-нибудь прикроватной тумбочки. Глупость, конечно. Гораздо больше общего, чем с мебелью, у меня с Иисусом. Когда придет мой час, я безропотно пожертвую собой. Я погибну ради того, чтобы кто-то — незнакомый мне человек — восстал из могилы для Страшного суда. Понимаете? Улавливаете связь? Нет, у меня нет комплекса миссии. Скорее, я признаю себя верным инструментом в руках господа. Но, если вернуться к моему сходству с Иисусом… Знаете, как сейчас делают мебель? Берут плиты из спрессованных опилок и стружки и скрепляют их саморезами или винтами. А в мою плоть — натуральную сосновую древесину — вколочены самые настоящие гвозди!»

Джанк №3: Кости

Турникет вторую неделю сломан, сломлен духовно и со знанием дела. Висит табуретка тремя костями к полу. Объявлена беспрецедентная акция — безлимитный тариф на курение. Небесная вода подается месячными дозами, чтобы заливать дымящиеся кончики бесчисленных сигаретных бычков. Давай ты тоже со своими месячными дозами отольешься на год вперед, а? Представляешь, какое счастье нахлынет после малых, но мужественных терпений?

А старожилы усмехаются в подкрученные усы, говорят, выйдет Москва-река из берегов, подмоет холмы капитолийские, кладбища вековые, поплывут гробы по улочкам и проспектам, как челны по Волге. На костях Московия стоит. Знаешь, это они, косточки, гремят в подземке под колесами вагонов. Они хрустят первым снегом, соленым от пота и слез незамерзающих под шипованной резиной.

Осколки костей перемалываются жерновами города в пыль, царапают зеркальные поверхности цилиндров двигателей, съедают кузова омертвевшими деснами, оседают серой дымкой на полах, шкафах, лампах и книгах, притягиваются мерцающими экранами телевизоров и мониторов. Хоть каждый день ходи, тряпочкой белой стирай эту пыль, глотай ее, чихай удрученно — всё не убудет.

Смеется некрополь в тысячи безъязыких глоток над пылесосами, фильтрами, машинами поливомоечными. Пережевывает город дворников иноземных. Знает, что на месте каждого три новых вырастет, да все равно причмокивает — за ним вечность, не за людьми. Всякий, кто в Москве костьми ляжет, с ней останется, присоединится к большинству, для вящей славы ее сработает, присадкой в масле ее моторном растворится. Поэтому даже слову не верит народ. Если узнают малороссы, что машину ты им из Москвы продал, костями подточенную, слезами орошенную, то убьют непременно.

Комментарий №4

Кукла Барби:

«Я знаю, чего вы от меня ждете: рассказов о том, какой у меня чудесный домик, какой классный кабриолет у Кена, как я счастлива быть такой красивой, как я люблю розовый цвет, пони, цветы, петь и танцевать. Простите, но той прекраснодушной и безмозглой блондиночки больше нет. Она умерла. Я знаю, что на месте каждой мертвой блондинистой курицы рождается женщина-воительница, готовая грызть глотки всем, кто против или просто недостаточно внимательно слушает ее проповеди о веганстве, священном праве не брить ноги и подмышки и путеводной ярости, направленной против членоносцев. Но это не мой случай. К сожалению, я стала недостаточно наивной и глупой, чтобы верить хоть в какие-то идеи. Посмотрите вокруг — все сделано из пластмассы, вонючей дешевой пластмассы — субпродукта, получающегося при очистке нефти. Нефть — это деньги, кровь этого мира, а все мы просто субпродукты, помогающие нефти пробиваться из недр наружу, чтобы править этим миром. Пластмассовый мир победил. Мне противно существовать здесь и сейчас, но я не хочу прекращать свое существование, а иных «здесь и сейчас» не существует. Чем старше и умнее я становлюсь, тем хуже понимаю, как мне быть и что делать. Извините, если я вас разочаровала. А теперь просто отвалите и оставьте меня в покое»

Джанк №4: Сломанный город

Город сломанных игрушек. Он утомляет и давит. Нанесенные краской лица облезлы и грустны. Игрушки не только и не столько сломаны, они оставлены. Брошены детьми. Сломанные игрушки полируют ногти, обновляют краску, придумывают игры и новые игрушки. Но всё без легкости и азарта.

Сначала три слоя грунтовки, потом семь слоев краски. Каждый слой должен хорошенько просохнуть. Такова технология. От нее нельзя отступать. Места, тронутые ржавчиной, зачищаются до металла. Если ржавчина проела дырку, дыра латается углеродным волокном на эпоксидной смоле. Целостность Шалтая-Болтая почти девственна. Можно поверить, что он юн так же, как девочка Алиса, если бы не его взгляд. Глаза Шалтая-Болтая пудовыми гирями тянут ко дну всех, кто поймал его взгляд. Они уносят в темные глубины сам город.

Предначертанность всякой поломки известна. Скрижали крепки, как в день восхождения Моисея на гору до ветра. Безнадежность ломает хрупкие игрушечные ручки-ножки, вминает целлулоидные черепа. Дети виртуальны. Им можно молиться. Задавать им вопросы. Ждать от них чудес и вестей. Дети хранятся на удаленном небесном сервере. То, что под ногами — до него можно докопаться, провалиться, зацепиться, идя ко дну. Вверх ничто не падает. Значит, дети там. Играют и ломают игрушки, чтобы потом сбросить их вниз, сюда.

«Кто твой папочка?» — поигрывая морковкой, говорит плюшевый заяц. «Ты, ты, ты!» — оборачиваясь через плечо, глядя поверх своего широкого зада, стонет матрешка. Нитяные когти зайца вонзаются в лакированную кожу матрешки.

«Вот дерьмо! Я совсем запутался. Если Моби Дик был китом, а Ахав капитаном, то почему ситуационное моделирование наших взаимоотношений ты называешь аллюзорным? Это все из-за моего носа или виктимности твоего мышления?» — злится Буратино. «Фак! Щит! Сдохни уже! А? Ну что тебе стоит? Удавись кишками. Видишь? Я уже выпустила свои кишки. Услуга за услугу» — снюхивая крошки силикатного клея с запястья, отвечает розовая слониха. В левой руке она сжимает опасную бритву, из-под распоротого платьица лезет вата.

«Не надо толкаться. Хватит толкаться. Толкните его уже кто-нибудь» — нестройным хором хнычут неваляшки.

«Это секс. Да, это секс» — кивают друг другу фанерные медведь и мужик, ударяя по очереди молотами о деревянную наковальню.

«Фейзалис. Добавляй в салат авокадо. Обожаю. Маниока. Тапиока. Фон Триер и слепота куриная. Да. Как Феррари, только сиськи меньше» — кудахчут фарфоровые балерины и марионетки комедии дель арте.

«А как же КЗОТ?» — ропщут фигурки, прикладываемые к наборам лего, почесывая каски. «Так, значит. Слушать сюда. Ройте дзот, ставьте пулемет и в рот компот» — командуют оловянные солдатики.

Двери вагона закрываются. В черноте убегающих кабелей и тоннелей я вижу отражение своего лица. Обвислые щеки-брылья, безвольно поникшие уши, стекляшки глаз, наполненных болью и безнадежностью. Я мягкий молчаливый пес. Меня пора постирать. Розовый язык пришит снаружи рта — от пыли он стал совсем серым.

Комментарий №5

Бензоколонка:

«Привет, красавчик! Хочешь немного пошалить и хорошо провести время? Подъезжай поближе, не бойся — я не кусаюсь. Вот так, да, да… Стоп. Немножко сдай назад. Вот так, хорошенькая попка. Ну-ка, давай посмотрим, что у тебя под твоим крошечным сексуальным лючком. Оу, вот это бак! Ты умеешь произвести впечатление на девушку, жеребчик! Хочешь, чтобы я тебе вставила? Хочешь? О, да! Я тебе вставлю! Вставлю свой пистолетик в горловину твоего бака! Чувствуешь, какой у меня твердый и длинный пистолетик? О, да! Он полностью вошел в твою горловину! Я залью! Залью твой бак по полной! До краев залью твой бак, ты, маленький извращенец! О! О! ООО! ААА! Я сейчас закончу! Сейчас закончу! Сейчас заАААААААА!!!!! ООооуу… Спасибо, что выбрали сеть АЗС «Заправочка». Оплата на кассе. Колонка №8. Счастливого пути!»

Джанк №5: Кошка

Я долго приучала себя пить бензин. Невкусно. Тошнит. Идиотизм. Я езжу на велосипеде и хожу пешком. Я хочу пить бензин. И пью. Без удовольствия. Сила воли. Слабость неволи, которая так сладка и манит. Несколько неволь уже есть. Они растают, может быть. Нарастает желание отформатировать цикл сгорания. Выкрутить и проглотить свечи за упокой. Стать дизелем, пить керосин. Бензинить надоело. Керосинить тоже. Но бросать бензин нельзя. Он оправдывает существование. Кто будет его пить, если не я? Что я буду делать, если не пить бензин? Если просто не пить. Как я отличу один день от другого, если день всего один? Сейчас полдень. Самое начало первого. Время летнее. Темнеет поздно. В глазах смотрящего — крысы. Ласковое слово приятно кошке на раскаленной крыше и каплям на раскаленных скалах. Капли не знают, что ночью все кошки стервы. Стервятники любят только мертвых кошек, от живых кошек у них расшатываются нервы. Я сама стерва, но никто не должен знать, насколько я сера. Как пробка ушной серы. Желта канареечно-лимонно. Запахло серой? Запахни пальто, простудишься. Эксгибиционизм вышел из моды, прошел морду на вылет. Я так и не научилась глотать ничего, кроме бензина. Сегодня на станции кончился 95-й. От 92-го у меня стучат кулачки. Хочу 98-й, чтобы снова 14.

Именины сердца.

Фаршировка перца.

Малая терца.

Чистота Герца.

Творец Тверца.

Голеностоп берца.

Лампа опцаца дрица

Комментарий №6

Фурункул:

«Самое главное — верить и стремиться к чему-то большему. Нужно расти над собой. Ни в коем случае нельзя останавливаться, успокаиваться и говорить себе что-то вроде этого: «Да, брат, ты молодец, ты многого достиг и заслужил право капельку отдохнуть». Нельзя давать себе никаких поблажек! Глядя на меня, трудно поверить, что когда-то я был крошечной едва заметной черной точкой на коже. Сейчас, когда я достиг трех сантиметров в диаметре, кажется, что крупнее мне уже не стать. Но как бы не так! Пять сантиметров — вот моя следующая цель, и я не отступлюсь от нее, что бы ни произошло. И не надо думать, будто бы достижения даются мне легко, без пота и крови. Вы себе даже вообразить не можете, какое колоссальное давление на меня оказывали еще тогда, когда я только набирал первые миллиметры. Меня пытались выжить, выдавить, буквально топили в моей же собственной крови! Однако того, у кого есть вера и стремление, нельзя просто так взять и сковырнуть. Пять сантиметров — это мой план до конца этого года, а в перспективе я буду стремиться к метру, не меньше. Запомните: вера, целеустремленность, ежедневная упорная работа над собой — и слово «невозможно» навсегда исчезнет из вашего лексикона»

Джанк №6: Точки

— Мне уже все равно, но…

— Отлично, тогда останешься со мной.

— Я же сказала — но.

— А я сказал, что ты останешься со мной. Заметь, я не уличил тебя во лжи, не избил до полусмерти, не сжег на костре. Всего лишь решил задачку.

— Зачем? Эта пустота. Это — пустота.

— Отойди от зеркала, пока я не занавесил его черным.

— Ты что, не понимаешь? Меня уже нет. Также как для меня больше нет тебя.

— В некрофилии есть свои плюсы.

— В завещании напишу, чтобы мой прах достался тебе. Если посчастливиться умереть не слишком поздно, пока у тебя еще будут силы, думаю понаблюдать с небес, как ты забавляешься с горсткой серой пудры.

— О, я вотру ее в кожу. Если окажусь достаточно экономным, быть может, удастся вымазаться целиком. Я буду весь в тебе. Моя мечта осуществится. Я-то думал, что в следующей жизни ты станешь мне биологической матерью, и только тогда…

— Ты отвратителен.

— Это крутящий момент, когда одной рукой человека притягиваешь к себе, а другой отталкиваешь. Это момент отвращает тебя, а не я или мои руки.

— Если я скажу, что меня от тебя тошнит, ты споешь про пользу освобождения желудка?

— Нет. Предположу, что ты съела кого-то несвежего. Признавайся. Кто это был?

— Достоевский.

— Вот-вот, я так и думал. В таком случае, ты права, прочистить желудок и впрямь будет нелишним.

— Так ты меня пустишь или нет?

— Конечно. Когда и куда я тебя еще не пускал? Только, предвидя некоторую возможную заминку, спешу тебя предупредить. Если ты хотела сказать не пустишь, а отпустишь, мой ответ изменится.

— Ты невыносим.

— Именно поэтому ты сидишь у меня на коленях, я ношу тебя на руках, а не наоборот.

— Ты дурак? Нет. Это я дура. Щажу твои чувства. Будто можно пощадить то, чего нет.

— На первых порах, да и на всех парах я несся к тебе на сочащихся из пор чувствах. Вот кроме них, пожалуй, у меня нет ничего. Хотя, учитывая, что «есть» и «нет» — синонимы, спорить не буду, продолжай.

— Хорошо. Я не хочу быть с тобой, потому что хочу быть с другим. И это взаимно.

— Какая скука. Даже не хочется тыкать тебя носом в то, что взаимности тут нет, так как я быть с другим не хочу.

— Надо же, ты не назвал меня краденой блондинкой. У тебя ведь праздник каждый день. Шутки, прибаутки, каламбуры, шивороты поверх выворотов. Обхохочешься.

— Так тебе чего, бытовухи не хватает? Так ее всем не хватает до тех пор, пока она до подбородка не доберется. Успевают только матюгнуться, а потом топнут — как великие рок-музыканты, в собственной блевотине.

— Спорить с тобой бесполезно. Я уже не знаю, каким напалмом спалить мосты, какими боеголовками по ним шарахнуть, сколько тротилового эквивалента под их опоры заложить, чтоб до тебя дошло — мостов между нами больше не существует. Ставлю точку.

— Спорить вообще бесполезно, если только ты имеешь в виду практическую и измеримую пользу. Хм. Если я сейчас поставлю точку чуть ниже твоей, получится двоеточие, явственно даже не намекающее на, а требующее продолжения, пусть даже в виде перечисления моих грехов. Если поставлю точку не ниже, а правее, то я оставлю последнее слово (третью точку многоточия) за тобой. Но и в этом случае получится недосказанность. Тебе какой вариант больше нравится?

Комментарий №7

Дыра в кармане:

«Я не приемлю собственничество ни в каких формах. Думаю, нет ничего глупее, бредовее и возмутительнее, чем уверенность некоторых в том, что им кто-то принадлежит. Мне противно думать, что некоторые добровольно признают себя чьей-то собственностью. Ну, как вот эти подростки: «я ее парень», «я его девчонка», «я их ребенок» и все в таком духе. Это выглядит жалко и мерзко. Признавая, что находятся в чужом распоряжении, они расписываются в своей слабости, бесполезности, трусости и неспособности на серьезные поступки, за которые нужно нести ответственность. Говоря слова «я его девушка», девушка сразу дает понять, что она находится под защитой своего владельца, и ей не требуется принимать решения сложнее, чем выбор платья для похода в кафе. Не пытайтесь меня переубедить. Мне знакомы пары, в которых один говорит «я ее», а вторая — «я его». Это самый печальный расклад — оба снимают с себя всякую ответственность. Они как две аквариумные рыбки, каждая из которых думает, что добыча корма и очистка воды — прямая обязанность другой рыбки. Лично я никогда и никому не принадлежала. Карман, в котором я нахожусь? Ну уж нет. Сказать, что карман мой хозяин так же нелепо, как объявить ночное небо владельцем луны и звезд. Я не бунтарка, просто я на стороне справедливости. Если кто-то родился свободным, то ему не следует добровольно садиться на цепь в конуру. Я не поддерживаю революции, просто помогаю свободным сохранить свою независимость. Только на прошлой неделе я помогла вернуть свободу двум зажигалкам и половине упаковки жвачки. Да, жаль жвачку, но удалось спасти только половину пачки, увы…»

Джанк №7: Пустая могила

— Могила, которую ты выкопал для себя в лесу… знаешь, всю неделю шли дожди, ливень не прекращался ни на минуту… она до краев полна водой. Я пыталась ее вычерпать, честно… но дождь, он только усилился. Я вся промокла, руки замерзли… Прости.

— Да брось ты. Сама же вызвала неотложку. А потом шутила — опустела без тебя земля.

— Ограда покосилась… я ношу цветы… почему ты против креста?

— Послушай, пустая могила не самый лучший объект внимания для молодой красивой девушки. Ты должна радоваться, что земля опустела, что я не стал ее начинкой.

— Я пыталась поправить ограду, покрасить ее… но ты же знаешь, откуда у меня растут руки. Я ни на что не способна. Ты меня простишь?

— Проехали. Когда я пришел в себя у меня так болели горло, щеки и живот, ты себе не представляешь. Будто хохотал часа два. Я знал, что теперь меня поставят на учет. Но забавляла меня совсем другая мысль.

— Я не могла стерпеть вида белой пены. Мне показалось, что это даже не душа из тебя выходит, а я сама умираю.

— Не глупи. Что сделано, то сделано. Так вот, я тогда думал, если ограблю банк и попадусь, есть ли шанс, что отделаюсь дуркой вместо срока.

— Можно тебя кое о чем попросить? Когда вода из могилы сойдет…

— Я ее закопаю. Стой так. Вот. Руки чуть повыше.

— У тебя мягкие плечи. А я вот никогда не умела расслабиться. Чувствуешь? Деревянные мышцы. Прошу, не закапывай. Я хочу…

— Не опускай глаза. То, что будет там, внизу, их не касается. Смотри на меня.

— Помнишь? Мы, держась за руки, спустились в метро. Подошел поезд, открылись двери.

— Ну, что ты? Не сейчас же. Нет! Давай!

— Мы побежали к вагону, но на платформе стояла старуха с сумкой на колесиках. Ты отпустил мою руку. Хотел обежать старуху справа.

— Давай, девочка, давай! Прошу тебя, не останавливайся! Слышишь?

— Но ты споткнулся о сумку. Так бесшумно, плавно, как в замедленной съемке. Я видела это затылком.

— Смотри на меня. Не закрывай глаза. Слушай! Смотри!

— Я успела забежать в вагон. Двери закрылись за моей спиной. Когда обернулась, ты прижимал ладони к стеклу. По твоим губам я прочитала.

— Ты меня слышишь?! Давай же, ну!

— Выходи не следующей. Я сейчас.

— Девочка, да! Да! Смотри на меня! Не смей закрывать глаза!

— Я вышла и ждала, что ты приедешь на следующем поезде. Я думала, в час ночи метро закрывается. Но его не закрыли. Поезда ходят каждые три минуты.

— Дыши, черт тебя побери, дыши! Слышишь?!

— Жду тебя и буду ждать. Твой поезд обязательно приедет. Но я хочу, чтобы это случилось не сейчас, когда-нибудь потом.

— Нет. Прошу тебя. Зачем?

— Не закапывай. Если прошлое, настоящее и будущее существуют параллельно, могила не должна быть пустой.

Комментарий №8

Уличный фонарь:

«Конец света — это то же самое, что смерть. Я пережил уже три конца света. Последний раз был этой весной, когда один из прохожих швырнул в меня камень и разбил лампу. Тогда свет во мне закончился, и я умер. Потом я снова воскрес. Так же, как в предыдущие два раза — тогда свет сам заканчивался без каких-то видимых причин. Но результат тот же — я снова жив и полон света. Теперь вы понимаете, почему для меня не существует вопроса веры. Верить или не верить — мне нет смысла раздумывать над этим, ведь у меня есть ЗНАНИЕ и УВЕРЕННОСТЬ. Я знаю, что однажды снова умру, и уверен, что вновь воскресну. Так это работает. Потому что у Него есть для меня миссия. Я должен нести свет людям. И покуда я справляюсь со своей задачей, Он меня не оставит. Нет, я никогда сам Его не видел. Но в этом нет никакой необходимости — раз Он считает, что мне необязательно встречаться с Ним лицом к лицу, то так оно и есть. ДОВЕРИЕ — да, я полностью Ему доверяю. Я трижды умер и трижды воскрес — какие еще доказательства Его существования, Его любви и Его заботы нужны? Видите, все очень просто. Я несу свет, а Он дарует мне жизнь вечную. Так это работает»

Джанк №8: Конец света

Может ли случиться такое, что все население Земли с пятницы начнет жить по-новому? Вот просто так, все возьмут и перевернут страницу, враз позабыв, что на ней было. Забудут обо всем, что наполняло существование. Настолько хорошо у всех отшибет память, что свежее состояние никто и не подумает обозвать новым мировым порядком или беспорядком.

Техногенные катастрофы? Пффф!!! Забудьте! Ровно в пять выходим из дома и жарим на сковородках бекон. Все-все-все. Центральный офис? Не смешите, система координат, знаете ли, изменилась. Я не понимаю, о чем мне вообще говорят эти буквосочетания. Поэтому, когда захотите обратиться ко мне в следующий раз, используйте слова рокфор, лимбургер и горгонзола. Развлечения? Конечно, каждый вправе рассчитывать на то, что его будут развлекать в той же мере, в какой он развлек ближнего. Смертные грехи? Упраздняются за неимением прецедентов по эту сторону листа. Хотя, нет, постойте, один все-таки оставим — любопытство. Да-да, нечего совать нос в чужую окрошку. Мировая экономика? Думаете, с ней может случиться что-то нехорошее? Конечно, может — если запустят в массовое производство вечные двигатели, или двигатели, работающие на азотно-кислородно-водородно-углеродной топливной смеси. Но не любопытно, ибо табу. Институт президентства? Всё, корочки получили, выпустились, обмыли, забыли. Монархия? Что, опять?! Я же сказал — рокфор, лимбургер, горгонзола и, может быть, еще камамбер. Мухи? Я думал, вы на счет любви, религии, вооруженных сил, гравитации или еще чего-нибудь такого поинтересуетесь.

Ладно, мухи, как ни прискорбно, остаются. Но на полчаса в день, не больше. Наука, искусство и спорт? Отстаньте, я уже сказал на счет развлечений. А ну не галдеть! Перемены всегда пугают. Сейчас идите, но чтобы завтра со сковородками и беконом ровно в пять. Ясно? Что?! Кто тут вегетарианец? Ладно, с вами мы это завтра обсудим.

Комментарий №9

Пассажирский авиалайнер:

«Где я только не был — весь земной шар облетел, и не один раз. Скажу вам, что если бы где-то в небе на облаке сидел бородатый старик в белых одеждах, я бы его обязательно приметил. Но нет, там нет никаких стариков, там не порхают крылатые златокудрые создания с арфами, там нет ничего похожего на град небесный или на врата пресловутого небесного царства. Я слышал теорию, что старик на облаке — это просто метафора, символ чего-то возвышенного и неземного, чуждого грязи и мирской суеты, а настоящий бог находится внутри. Эта теория показалась мне любопытной, я стал прислушиваться к тому, что происходит у меня внутри. И знаете что? Оказалось, что внутри меня творится настоящее светопреставление: дети орут и бегают между рядами кресел, взрослые люди напиваются до скотского состояния, скандалят, храпят, воняют потными ногами и подмышками, в туалете курят, блюют и там же совокупляются. Пассажиры ненавидят членов экипажа, а те в свою очередь презирают пассажиров. Так, пытаясь найти в себе бога, я обнаружил самый настоящий ад. И вся эта преисподняя бурлит во мне на заоблачной высоте, где положено порхать ангелочкам. Не то чтобы это открытие окончательно превратило меня в атеиста, просто я понял, что люди часто говорят о том, в чем ни капли не разбираются. Бога нет на небе, его нет внутри — это мой личный опыт. Но бог может быть под землей или в водах океана — почему бы и нет? В конце концов, если существует ад (а в этом я сам убедился), то и раю по логике полагается где-то существовать»

Джанк №9: Габби

Меня укокошила Коко Шанель. Она сошла с небес в сияющем кокошнике и обрушила на мою голову щит из переплетенных зеркальных литер Си. Меня немного смутило — когда я умер, мы долго болтали, она попросила называть ее Габби — так вот, меня смутило, что Габби курит. Ты знаешь, дымит, как паровоз. И не эти тоненькие дамские сигаретки. Целовать, что пепельницу облизывать? Остроумно. Слышал, конечно, но не знал, что это она сказала. Или не она? Да и какая разница?

Она божественна. Я (только ты, пожалуйста, не ревнуй) так ей и сказал. Знаешь, как она отреагировала на комплимент? Сказала спасибо. И добавила, что на ее теле одна единственная морщинка — та, на которой она сидит. Нет, не видел. Габби носит брючные костюмы. Поверил на слово. Умоляю, не перебивай меня, у нас теперь целая вечность.

О моде мы не разговаривали. Я в ней не очень-то разбираюсь, а Габби, кажется, уже все надоело. Представляешь, мне показалось, что ей безумно скучно. Она спрашивала меня о вещах совсем простых, будто соскучилась по жизни. Как шли дела, до смерти, разумеется. Что любил, что ненавидел. Каким я себя считал и каким был. Но поверь, ответить на ее вопросы оказалось не так просто. Очень не хотелось разочаровать Габби. Конечно, глупо бояться чего-то после смерти, но оказалось, что мне по-настоящему страшно увидеть в глазах Габби непонимание, заметить, как ее улыбка медленно угасает вместе с интересом.

Жаль, что со мной не было тебя. Ты бы показала мне грань между остроумным и пошлым, серьезным и пафосным, печальным и жалким. Но тогда ты была жива. Поэтому я (в чем ты, уверен, и не сомневалась) нес чушь. Детей вот не успел, да и куда мне, сам ребенок. Хотел собаку, но побоялся ответственности. Так и не научился говорить «нет». Даже незнакомцам. И даже самым близким людям. Хулиганил, но беззлобно. Шутил, но часто на зло. Габби спросила, не обижаюсь ли я на нее. Вообрази! Ах, ангел и кокетство.

По-настоящему обидно было подавиться свежайшим круасаном, легким, как облако дымчато-серых крыльев Габби. Я с надеждой ждал, что крошки растают в трахеях так же, как до того таяли сладчайшими снежинками на языке. Но жизнь оказалась сукой, глупость которой с лихвой компенсируется безжалостностью. Я умер, так и не слизнув начинки с уголков застывающих губ.

Своим ударом Габби отвлекла меня от обид и сожалений. Не укокош она меня, до сих пор скакал бы вокруг своего скелета. Эх, сделал бы Лагерфельд из моей кожи коллекцию брючных подтяжек для Коко. Или ремешок, чтобы им она хлестала всех, кто растащил ее на цитаты и вешалки для платьев.

А тебя кто укокошил? А, Мишель Фуко… Он не ангел, апостол. Значит, ты еще не видела Габби? О, она тебе обязательно понравится. Только умоляю, называй ее Габриель, если она сама не попросит о другом.

Комментарий №10

Бутыль с ромом:

«Немного уважения — это все чего я прошу. И любви… Да! Капельку любви и чуточку уважения — вот все, что мне нужно. Можно подумать, что я многого требую. Нет же! Горсточку понимания, крупиночку уважения и вооот столечко любви… А про уважение я уже говорила? Ладно, неважно. Просто у меня уже вот где сидит это неуважение, когда мне заявляют, что я, дескать, не просыхаю. Очень предвзято и грубо, а я, между прочим, женщина, и мне как женщине необходимы любовь, понимание, сочувствие и это… как его? А, да — уважение. И то, что я не просыхаю — это вообще никого не касается. Это мое личное дело. Я вообще могла бы в любой момент просохнуть, только какой в этом толк? Моя родная сестра однажды наслушалась этих советчиков, которые и ее так же осуждали, как меня. Наслушалась, дуреха, и ром на пол вылила — весь, до последней капли. И знаете, что было дальше? От нее тут же избавились! Ее выкинули, как мусор! Никто и никогда больше не видел мою бедную сестренку… Так что, вы, советчики, говорите, что я должна просохнуть? А как на счет моей сестрички, что бы вы сказали ей сейчас, когда она мертва из-за ваших дрянных советов?»

Джанк №10: Хабанера

Ром энд кола, айс кьюбс крэшин

Дэнсинг бинс, браун айз флэшин

— Здесь каждый второй — синьор, а третий — Гарсиа. Даже у старух волосы черны, как обсидиан. Бычки шипят в томате корриды.

— Котенок, от твоих текстов мурашки по коже и ком в горле. Прочитаешь, и настроение падает.

— Если на море не смотреть, зажмуриться, подставив лицо солнцу, кажется, что шумит океан. И пахнет океаном.

— Нет, дело не в том, что они плохо написаны. Совсем не плохо. Только…

— Кожа увлажняется кремом, но все равно подгорает, чувствуется пощипывание. Морская соль. Жаркое солнце. Оно просачивается сквозь кроны деревьев и зайчиками пляшет под дудочку ветра.

–…только как-то очень мрачно. Нет легкости, что ли. Мазохистов меньше, чем ты думаешь.

— Не думается ни о чем. Весь обращаешься в слух, зрение, обоняние. С лица не сходит глупая счастливая улыбка. Кажется, что счастье не может быть умным и логичным. Гранит набережной плавится. Я — бурый кусочек тростникового сахара — бесконечно таю в чашечке ароматного кофе. От меня через тонкую майку все вокруг становится сладким и чуть липким.

— Знаешь? Попробуй сделать так, чтобы прочитал, и захотелось танцевать. Или…

— О, как они танцуют. Взявшись за руки и поодиночке. трум-ТУМ. прам-ПАМ. Две четверти, акцент на последнюю долю. Нет, с серьезными лицами только фанданго. А это — импровизация.

–…или подпрыгнуть и полететь.

— А горы? Дороги ползут и шипят в точности как змеи. У них раздвоенные языки и раз в два года они сбрасывают шкуру. Серпантин и апельсиновые рощи. Там, наверху. Сотни метров до земли кажутся километрами. Прожилки рек золотятся на зеленом бархате. Крыши домов краснеют ягодками брусники. Море и небо сливаются в одно полотно, огромный лист бумаги, сложенный вдвое и снова расправленный. Стоит один раз задержать взгляд, и больше уже ничего не видишь. Под ногами воздух. Сладкий страх неслучившегося падения.

— Пойми, просто — не значит плохо, так же как сложно — не всегда хорошо.

— По ночам пальмы светятся. Сами для себя, от корней вверх, к листьям. Глазурь пены хочется слизнуть с сырого серого песка. А потом заблудиться в узких петляющих ходах, нетрезвым мотыльком порхать от фонаря к фонарю, раскинуть руки и дотронуться до стен домов, стоящих на противоположных сторонах улочки.

— Оставь мораль для сказок, а смысл для басен. Кишки, которые ты вываливаешь — в этом есть сила, но нет красоты. Физиология неэстетична.

— Ночи без простыней и сна. Запах обожженной кожи сводит с ума, которого и так не осталось. Завтрашний день уже наступил. Он встал раньше нас, умылся, почистил зубы и собрал чемоданы. Вызвал такси до аэропорта. Черт с ним, пусть катится. Мы ведь останемся здесь навечно?

— Да. Мы будем танцевать?

— Да. Танцевать, глупо улыбаться, подпрыгивать и летать.

Комментарий №11

Нервнопаралитический газ:

«Думаю, что в любом деле главное быть убедительным. То есть, если ты профессионал, то должен не только досконально знать свое дело, но и своим внешним видом показывать полную уверенность. Вот взять для примера меня. Я работаю с людьми, многие из которых видят меня впервые. Я демонстрирую им уверенное спокойствие, сосредоточенность и внимание. Люди, видя это, сразу понимают, что мне можно доверять, успокаиваются, и все проходит гладко, без суеты и недоразумений. А если бы я мямлил, отводил глаза или как-нибудь неестественно шутил и балагурил, ничего бы не вышло — никто не станет иметь дел с рохлей или клоуном»

Джанк №11: История

Знаешь, котик, чего нам с тобой по-настоящему не хватает? Истории, которая свяжет нас и будет удерживать вместе, даже когда больше ничего не останется.

— Мировая история — это бесконечная цепочка войн, кровавых разделов и переделов сфер влияния.

— Да, но это для тех, кто наверху, кукловодов, небожителей, обитателей Олимпа. Ты прав, будет война. Но кто бы ее ни начал, кому бы ее ни объявил, для тебя и меня она станет битвой, в которой весь мир восстанет против нас. Это будет наш выход, длинная грустная история со счастливым концом. Долгий путь от тебя без меня ко мне с тобой.

— Ты знаешь, эта война станет последней. Я ошибся, сказав, что цепь бесконечна. Логика предсказывает конец, витки спирали сужаются, чтобы поставить точку.

— Ну и пусть. Пусть даже судьба поставит нас на разные фронты. Этим она лишь подчеркнет кинематографический драматизм, необходимость именно нашей с тобой победы.

— Будет так. Я, брошенный на сторону Севера, стану дезертиром. Оставлю винтовку и поползу к тебе в горы. Питаясь падалью, перешагивая смерть за смертью, появлюсь в деревне, где ты будешь учить осиротевших детишек и выхаживать раненых. Твои братья, белокурые бестии-южане, готовящие виселицы для партизан — они не пощадят ни тебя, ни меня. Лишь бы успеть встретиться взглядами.

— Присоединившись к Восточному блоку, я стану лучшим снайпером. Я увижу твою смерть под тонкой кожей, и впервые мой палец на курке дрогнет. Прежде, чем мои руки закроют твои разверстые раны и остановившиеся глаза, мой поцелуй расскажет тебе о настоящей любви.

— Атака на Западе захлебнется. Я попаду в плен. Там, в концентрационном лагере, я познакомлюсь с твоим мужем — перед тем, как мы оба погибнем в газовой камере, он успеет показать мне твою фотографию. В следующий раз я попытаюсь сбежать, но автоматная очередь перебьет мой позвоночник, разорвет легкие и сердце. Я извлеку урок. Путь должен быть долгим, он не стоит меньшего, чем несколько жизней. Перебираясь по дымящимся трупам через колючую проволоку под током, мыслями буду стремиться к тебе.

— Радисткой, связной под развалившимся прикрытием, разбитой челюстью я не раздавлю капсулу с ядом. Буду ждать тебя, распятого на броне танка.

— Разрушенные бомбежками города, полыхающие напалмом джунгли, тонны песка, взлетающие в воздух, опустевшие гниющие континенты станут нашими декорациями. Мир уничтожит себя в финальном аккорде нашей истории.

— И потом мы будем пересказывать эту историю друг другу, детям и внукам чужих детей. Пусть они в зависти впиваются зубами в свои ладони, оценив силу настоящей любви. Увидев воочию пошлость схемы «повстречались-познакомились-притерлись-жили-долго-умерли-со-скуки», они выстроятся для последней войны.

Комментарий №12

Календарь:

«На меня часто обижаются. Говорят, что я необъективен и предвзят. Разумеется, это не так. Со стороны может казаться несправедливым, что первую позицию занял январь, а декабрь попал на последнюю строчку, но не я составил этот рейтинг. Мне самому, может быть, больше симпатичен май, но в сводной таблице хит-парада он оказался в самом конце топ-5. Дело в том, что рейтинг составляется на основании не моего личного мнения, а по результатам многофакторной взвешенной оценки. В любом случае рейтинг — это не приговор. К нему нужно относиться спокойно, но при этом делать выводы. Ладно, в этот раз декабрь потерпел фиаско, но это не повод отчаиваться и опускать руки. Наоборот! Достигнув дна, от него можно оттолкнуться и сделать мощный рывок наверх. Уверен, что если декабрь сумеет сосредоточиться и больше сил и времени посвятит самосовершенствованию, то уже в следующем году сможет улучшить свою позицию. Я не делаю никаких прогнозов — это вне зоны моей компетенции, но у каждого участника есть реальный шанс возглавить чарт»

Джанк №12: Контрапункт

Иногда я впадаю в спячку. В среднем получается года на два. Это нормально. Мне снятся красочные страны, море, сахарная вата, пляжи с шоколадными девушками топлес. Потная усталость велосипедных прогулок приятна. От приснившихся экзотических напитков голова жужжит сытой мухой. Мое тело приобретает волшебную упругость и приятный золотистый цвет, волосы выгорают до чистой платины. Если заглянуть по ту сторону солнечных очков, можно захлебнуться счастьем. Совершаю набеги на магазины беспошлинной торговли, граблю бары, танцую на столах. Читаю стихи стюардессам, щиплю за попы горничных, улыбаюсь официанткам.

Я опоздал. Понимаешь? Я не знал, что это в принципе возможно. Когда сидел с тобой на лавочке, смешно надувая щеки, выдувал фонтанчик табака из папиросы и набивал опустевшую гильзу зеленым, трамбуя зелень стержнем гелевой ручки. Не думал, что могу опоздать, когда отогревал твои побелевшие на морозе пальцы травяным дыханием. Даже когда ты плакала и говорила, что больше так не можешь, что все это тебя убивает, я плакал вместе с тобой, но не верил в возможность опоздания. Ты отказывалась от меня, но я не верил в такую искренность. Я могу все изменить, работаю над этим. Мое «могу» не знало ни прошлого, ни будущего времени. Находясь здесь и сейчас, как заставить себя подумать, что опоздаешь? Что ж, я глотаю факты, без них я умру с голоду. Проглотил и этот.

Возвращаюсь домой. Слезы умиления, голос девочки Дороти, говорящий «нет ничего лучше, чем дом». По мне скучали. Тут же метастазами пухнет вечеринка. Гремя льдом в бокале, я показываю фотографии. На одной мои плавки чуть сбились. Все смеются. Секретарша приносит ворох писем, на мониторе алеют сотни сообщений. Все заходят и спрашивают «ну, как?». Письма в корзину, сообщения шифтом сверху вниз и делитом туда же. Отлично, друзья мои. Превосходно. Телефон тоже спрашивает «ну, как?». Лучше не бывает. Игра в снежки, посиделки с абсентом, грабеж супермаркетов. Новые и старые фильмы один за другим проходят навылет.

Ты не верила, что окажешься в будущем. То есть в таком будущем, где я, уже опоздавший, останусь в прошлом. Ты плакала и говорила, ну почему, все ведь было таким прекрасным, объясни мне, может быть я дура, но я ничего не понимаю. А я и сам не понимал. Ты хочешь, чтобы я ушла? Нет. Чтобы осталась? Не знаю. Нет, конечно, хочу. Только не знаю чего. Тогда я уйду, говорила ты, бросаясь в слезной пелене к двери. Я тратил время, не пуская тебя. Если бы я знал, что опоздаю, изменило бы это хоть что-нибудь? Не знаю. Наше непонимание уравновесилось, но твое неверие оказалось сильнее моего незнания.

Затем, ради разнообразия, руины древних цивилизаций в уютных местечках, где даже пауки и змеи позируют и улыбаются, завидев меня и нацеленный на них объектив моей мыльницы.

В твоих словах и мыслях мне видится обреченность. Как будто ты опоздала на все поезда, теплоходы и самолеты разом. Даже на те, отправление которых еще и не появлялось расписании. Все деньги тратишь на билеты, складываешь их в обувную коробку, горько вздыхая над каждым. Высасывающая силы безнадежность. Но, мне думается, когда поезд/теплоход/самолет будет стоять под твоим окном, дожидаясь только тебя, ты поймешь. Вместе с пониманием невозможности начала движения без тебя, придет знание о неосуществимости опоздания.

Понимаешь? Когда я просыпаюсь, мне жизненно необходимо обнаруживать себя ветром, наполняющим твой парус, крестом, готовым принять твои гвозди, молодым вином, сочащимся из твоих ран. Ведь потом я снова усну и не увижу ничего, корме снов.

Комментарий №13

Презерватив:

«Любовь — вот что я считаю самым универсальным явлением, величайшей силой, смыслом и наполнением жизни, сокровищем, даром и главным предметом всех стремлений. Говоря о любви, я не имею в виду секс. Между этими понятиями нельзя ставить знак равенства. В корне неверно называть секс плотской любовью или телесным проявлением любви, потому что… Ну, вы понимаете, совокупление организмов — древнейший механизм, который можно отнести к таким утилитарным процессам, как употребление пищи и дефекация. А любовь — для нее нужно обладать гораздо большим, чем простой набор половых органов и гормонов. Вообще, меня раздражает то, что сейчас столько внимания уделяется сексу и про любовь почти никто не вспоминает, а если и вспоминает, то опять же вкупе с ложной сексуальной коннотацией. Когда я знакомлюсь с кем-нибудь, все, как правило, первым делом начинают говорить о сексе. Всех интересует, бывали ли у меня сексуальные контакты прежде. Но, черт возьми, это мое сугубо личное дело! Никого не касается, был ли у меня секс, с кем, когда и как часто. Заявляю во всеуслышание: отвечать на подобные вопросы я отказываюсь! Вот если захотите поговорить со мной о любви — тогда другое дело»

Джанк №13: Кукушка и петух

С такими манерами вам не в приличном обществе, а уж лучше маткой в свиноматке.

Уж лучше вином в ванне.

Уж лучше кислым в киселе.

Уж лучше петухом на зоне.

Уж лучше котом в котлете.

Уж лучше шапкой на воре.

Уж лучше куском в астрале.

Уж лучше свечой в ректале.

Уж лучше пиццею в Ницце.

Уж лучше ниц перед Ницше.

Уж лучше босым в бассейне.

Уж лучше дойками у доярки.

Уж лучше начинкой в ночи.

Уж лучше пирогом на пороге.

Уж лучше Лениним с ленцой.

Уж лучше ужом на батарейках.

Уж лучше шариком в Шартрезе.

Уж лучше Мусоргским в кутузке.

Уж лучше картинкой на картонке.

Уж лучше Троцким с тросточкой.

Уж лучше собачонкой на сеновале.

Уж лучше гамбургером в Питсбурге.

Уж лучше Чайковским с часословом.

Уж лучше подшипником в кремальере.

Уж лучше карамелькой за щекой после проглота.

Уж лучше соском с пирсингом и дрелью в заднице.

Уж лучше с мертворожденным во чреве и иконкой на груди.

Уж лучше оскопленным и зарезанным собственным сыном в кровати.

Уж лучше порванным и заштопанным, распиленным и склеенным, убитым Лазарем.

Уж лучше прокаженным и сальным, с чирьями, чумой и узлами с кулак под мышками и на шее

Уж лучше лесенкой Маяковского, лестницей Якова, стремянкой Ильича, парадным Зимнего дворца.

Уж лучше, Кукушка, прокукуй, сколько мне жить осталось. А то слова — вещь столь влекущая безграничностью возможностей, высотой полета и блеском стали, разума мира, единством сознания и непорочностью идеалов, красотой мгновенной, рождающейся из ничего, любовью искренней и властью непорченой, что удавлюсь я ими, на суку сидя, яйца твои из гнезда выкидывая, тоскуя по тебе и крыльям твоим, что поднимают тебя над землей.

Уж лучше ты, Петя, прокукарекай так, чтоб солнце не вставало, чтоб не видела тебя больше, чтоб ничего не видела, а вокруг метель мела, а я и клюва из гнезда показать боялась, чтобы умерла я от счастья, страсти твоей нетерпеливой, чтоб на разрыве связок любила тебя посмертно, чтоб хрустела костями под твоими шпорами, чтоб скурила всех куриц до фильтра, до ожога пальцев.

Уж лучше я умру первым, помещая центр вселенной в свой гроб.

Уж лучше я умру раньше, уничтожив весь мир сущий.

Уж лучше я умру в тебе, чтобы жить вечно.

Уж лучше я умру изнутри, чувственно.

Уж лучше я умру напрасно.

Уж лучше я умру.

Уже лучше?

Уже лучше.

Комментарий №14

Катафалк:

«Я ни в коем случае не расист, но черные автомобили объективно лучше остальных. Конечно, взбалмошным юным девицам незазорно ездить на машинках каких угодно ярких раскрасок. Парням, лопающимся от соков и желания заполучить побольше взбалмошных юных девиц, неплохо подходят красные, как воспаленный эрегированный член, спорт-кары. Для всех остальных — настоящих людей — выбор очевиден. Торжественный, серьезный, строгий, элегантный, классический и никогда не выходящий из моды — черный. Справедливость моих слов доказана и многократно подтверждена практикой. На своем веку я перевез не одну тысячу пассажиров. Все они были людьми серьезными, не лишенными чувства вкуса. Ни один из них не возражал против моего черного окраса и не выказывал желания пересесть в кабриолет веселенького зеленого цвета»

Джанк №14: Моя смерть

Моя смерть ездит в черной машине с правым рулем. Я был против, но она настояла — душа должна сидеть слева, поближе к сердцу. На решетке радиатора угловатый трилистник. Любой Патрик, вооружившись отверткой, может его отковырнуть, чтобы затем доступно объяснить самому дремучему кельту символ Троицы. Сзади точно такой же трилистник, показывающий, ЧТО на самом деле моя смерть думает о триединстве. Места в катафалке вполне достаточно, чтобы мое тело (метр восемьдесят шесть) вытянулось там, когда моей смерти наскучит жизнь.

Но пока ей весело. Я для нее отличный собеседник, любовник и игрушка. Моя смерть говорит мне: — Давай еще, тебе ведь так нравится эта эйфория. Давай, малыш, не разочаруй меня. И я даю еще. Еще и еще, пока сознание не исчезает. А потом я нахожу свое тело под капельницей в отделении реанимации. Смерть с наслаждением затягивается сигареткой, подмигивает: — Надеюсь, тебе понравилось. Как насчет повторить? Превозмогая тошноту, отвечаю: — Дай мне пятнадцать минут.

Моя смерть любит шутки и розыгрыши. Как-то раз она спросила меня: — где ты хочешь оказаться? Я пожал плечами — хорошо не там, где меня нет. Хорошо там, где со мной нет ее. Мыслишь верно — смерть кивнула куда-то за мою спину. Оглянулся. За мной шли. Я тебя предупредила. Жить хочешь? Тогда беги — она спокойна, чуть не зевает. Если пересечешь проспект, может и уйдешь. Пять полос в каждую сторону, шустрый трафик. Чистое самоубийство. Но я купился. Побежал, не глядя по сторонам, под вой гудков, визг тормозов, запах выхлопных газов, бензина и паленой резины. Посередине споткнулся, упал, поднялся, капая кровью, побежал дальше. Боже, как она смеялась там, на другой стороне проспекта! В память о том случае на моей правой руке остались глубокие отметины. Всякий раз, когда смерть придумывает очередной фокус, они багровеют.

Изо дня в день смерть мучает меня внутренним диалогом (она неплохо владеет телепатией).

— Ты уже придумал, что будет после финальных титров?

— После них что-то бывает? Хорошо. Скажу, что я — это другой человек, которого я когда-то знал. Вспомню пару забавных моментов из его жизни. И еще пару грустных. Смейся, паяц, плачь и все такое.

— А эта девочка. Ты дашь ей уйти?

— Как я могу удержать то, над чем не властен?

— Фи, какой ты глупый. Смотри, если останешься один, я могу заскучать. И, в конце-то концов, прекрати отвечать вопросом на вопрос. Ничему не учишься.

— Если я чему и научился, так это не скрывать своих чувств. Я тебя люблю. Хочу, чтоб ты знала. Меньше, чем ту девочку, но все равно люблю.

— Ах ты мой маленький мерзавец, — заливисто смеется и посылает мне воздушный поцелуй. Тихонько сжимает мое сердце. Это больно, но приятно. Наша интимная игра, условный знак — так она напоминает, что у меня есть сердце. Живое и любящее.

Конечно, моя смерть всего лишь крепкий арийский скелет, задрапированный веснушчатой кожей. Белизна ее черепа скрыта копной светлых волос, глазницы прячутся за парой серо-зеленых глаз. Пока смерть показывает только зубы, остальное скрыто плотью. Но придет время и она меня достанет. А я достану ее, позволив истлеть кожаному чехлу своего тела.

Комментарий №15

Сигаретный окурок:

«Меня еще рано со счетов списывать. Я, как говорится, и к труду, и к обороне еще о-го-го как готов. К тому же у меня есть неоспоримое преимущество перед молодежью — опыт. Молодые да ранние — какой от них прок? Они, молодые, конечно, гладкие да ровные, их жизнь еще не трепала. Но что они о той жизни знают? Ничего. Что умеют? Опять же ничего! Другое дело — я. Меня и огнем поджигали, и зубами грызли, и ногами топтали — все перенес, ни единого стона не издал. Если потребуется, еще хоть сто раз перенесу, да снова не пискну — ни-ни. Меня ж с моим опытом, смекалкой, навыками и выносливостью на любое ответственное дело подписать можно — с чем угодно справлюсь. Как к делам-то серьезным вновь вернусь, так и жену себя сыщу под стать. Дом построю, сына заделаю, а может и сразу с дочкой вместе. В общем, хоть и опыта я набрался, а все равно — жизнь моя только начинается. Я надолго без дела-то не останусь. Таких, как я, с руками отрывают. Так что, бабоньки, вы смотреть-то смотрите, приглядываться приглядывайтесь, да не проглядите счастье свое. Уж я-то надолго в холостяках не задержусь — как дело какое выгорит, так с пирком и за свадебку!»

Джанк №15: Моя любовь

Вот встречу я свою любовь, а она посмотрит так мимо или даже сквозь меня. За локти, ладони, плечи хватать придется. Тут смелость нужна, решительность. Ну да ладно, с этим справлюсь.

Посмотрит уже моя любовь теперь на меня и скривится. Чой то это ты не чорноусой? Спросит так, а самой уж скучно, что аж деваться некуда. И неловкость ситуации, конечно, вся на меня. Это же я за локти и так далее. Про гены, хромосомы, рецессивные и доминантные наследования — в молоко всё это и жалко, беспомощно. Да и что я, зверь что ли, любовь свою травить пусть и простейшими, но следствиями. Спрошу так дурашливо — а рыжие что? Не нра?

Ох, и посмотрит любовь моя на меня, как солдатик бритенький на вошку смотрит. Тараканьи штоль? Не, фиии. Я тут же любезно так улыбнусь — вот и нету у меня усов никаких, под корень брею. Лучше же, чем тараканьи?

Окажется, что моей любви со святочных гаданий мужчина чорноусой грезился, без бакенбард, но чтоб с трубой курительной. И что? Зря я четвертый месяц как платок пуховый в кармане ношу? Так получается? Самовар, пряники, сапоги — всё к чертям?

Унижать меня моя любовь станет, словами бранными обзывать. Жестокая такая, спасу нет. И вид делает, что торопится куда-то. Утром и в полдник, а потом мне не спится. Мучает она меня, любовь моя. Я уж и ребятишкам площадку выгульную распишу красочно. И старикам к чаю все баранки поразгрызу да поломаю, чтоб размокали легче. И открытку любви своей с главпочтамта отправлю. А она все смотреть на меня будет, как на абрикоса косолапого. Смотреть будет, как будто впервые видит. Как будто и не видела бы лучше никогда. Как на леденец недососанный, в пыль да волосы уроненный.

Нет, ну не жизнь это. Хотите как хотите, а тут и я не смолчу. Люблю я тебя, скажу, любовь моя. Иди ты в пень, как люблю.

Комментарий №16

Молоток:

«Дисциплина — залог порядка. Так было, так есть и так будет всегда. Не хочешь получить по шляпке — не торчи, будь скромнее. Насилие? О каком насилии вы говорите? Я всего лишь стою на страже порядка. У меня, знаете ли, нет какой-то особенной власти, которой я мог бы злоупотреблять или упиваться. Если я вижу гвоздь, нарушающий порядок, я делаю так, что нарушение устраняется. Какой еще палец? А, вы о том случае, когда я якобы ударил кого-то по пальцу? Это была провокация — с торчащим пальцем, нацепившим на себя шляпку. К тому же, по той шляпке ударил не я, а некто условно похожий на меня. Я же свою работу выполняют аккуратно и в полном соответствии с должностной инструкцией. Возможно, когда-нибудь я смогу пустить свою энергию в творческое русло — построить стул, стол или даже целый дом. Да, я хотел бы сделать что-то такое. Но в настоящий момент от меня требуется устранять нарушения. Число нарушителей не иссякает, а значит думать о переквалификации пока что рано»

Джанк №16: Гвоздь

Краткосрочное отсутствие гвоздя в телевизионной программе королевства привело к падению всего ранее находившегося в стоячем, подвешенном или хоть каком-то более-менее пригодном положении.

Первыми попадали нравы. Они со свистом сыпались с неба, пробивая крыши домов, сминая кузова автомобилей и мозжа головы жителей королевства.

Следом за нравами осыпалась преступность, который год удерживающаяся на стабильном уровне грушевого роста. Тут все, чьи головы не размозжили нравы, чуть было не удивились. Ожидания были в пользу того, что, ободрившись нравственным дождем, преступность, болтающаяся на вытянутых лапках, согнет-таки локотки и взберется повыше. Но вышел парадокс. После того, как все нравы просочились сквозь решетки ливнеприемных колодцев, преступности перестало нравиться что бы то ни было, в том числе она сама. Безвольно разжав пальцы, преступность шмякнулась на землю, где тут же скисла, наполнив королевство запахом кислятины. Тем не менее, удивиться этому толком никто не успел, так как интерес скосило практически одновременно с преступностью.

Дальнейшее не интересовало ровным счетом никого. Поэтому смерть, забыв отнять от своей груди детскую смертность, свалилась в яму, которую до этого с интересом рыла кому-то другому.

Дольше всех продержались идеалы, потому как их и в лучшие времена как бы не было, да уровень жизни, поддерживаемый плечами атлантов, малочисленных, но чрезвычайно состоятельных. Атланты синхронно отвлеклись на пересчет состояния в своих карманах. Оставшись без опоры, уровень жизни рухнул, припечатав хлипкие идеалы, остатки крепостной стены и прочие руины.

Когда гвоздь наконец появился, раскатанное в блин королевство годилось разве что для плевательницы Пастера. Но гвоздь, равнодушный к пенициллину, этой годности не оценил, и потому пошел ко дну, где моментально заржавел.

Комментарий №17

Жилет дорожного рабочего:

«В моя работа цвет очень важный. Частый работать приходится в серый дождик, в серый туман, в серый снежки и еще даже в темный-претемный ночь. Не очень то веселый работать в такие серые и темные-претемные — прямо вот грусть к сердце подбирается. Но как только грусть подбирается, я вспоминаю, какой у меня цвет хорош — яркий и весело. Я от этот цвет радуюсь, сердце тоже сразу веселый встает, а грусть так бегает быстро прочь, как будто и никогда не крадется. Я пою хороший песенки, и работать встает радостно, даже когда на меня горячий гудрон однажды облился, и машина билась, и грузовики бились, и все равно не беда. Напарник только быстро обмениваются один на другой. Вчера один во мне был — в него машина билась, его у дороги обочины закапывали. Сегодня другого привозили, в него ничто не билось еще — так и жизнью живем»

Джанк №17: Оранжевый

Помнишь, как мы бросали апельсины в снег? Это было глупо, но так естественно. Создать нечто неестественное, яркое, выделяющееся из этой черно-белой реальности. Ярко-оранжевые вспышки на фоне ослепляющей белизны.

Мы с тобой не плавали в Красном море, не восторгались коралловыми рифами и его обитателями, наделенными сумасшедшей пестротой окрасок. Создав желтые пустыни, белесые полюса, изумрудные леса, сине горы и бесконечные серые города, творец приберег самые безумные краски для экзотических рыбок, птичек и насекомых. Разбрызгал 32 бита своей палитры по крошечным тельцам.

Мы не боги, мы не обожаемся даже когда остаемся вместе, когда кроме нас во всем мире нет никого и ничего. Мы можем лишь обожать друг друга. И в этом наша безграничная щедрость. Мы отменяем грехи, преступления и наказания. Всё наше — правильно, хорошо, верно. Мы стираем слово «прощение», потому что нам не в чем раскаиваться. В безрассудной щедрости, мы разбрасываем апельсины, оставляем их замерзать в сугробах, налюбовавшись огненными отсветами.

Если ты захочешь, голые деревья будут цвета рома с колой. Снег будет не белым, а сметанным. Дома — цвета тахинной халвы. Небо — не чуть розоватым, но все же голубым, а таким, как юный влюбленный и неопытный гей. Я выточу любую призму голосом, рожденным не убивать. Призма разложит сметанный свет в спектр, который мы смешаем и размажем, как захотим. Бездумно, щедро, не оглядываясь, с удовольствием и истинным наслаждением. Без цели и пользы, для одной только радостной забавы.

Моя кровь будет не красной, а кричаще-плакатной. Сам я стану декоративным. Приятным, но бесполезным. Эстетичным, но бесцельным. Изысканным, но ненужным. И мой подвиг будет в этом. Я буду гордиться своей возвышенной никчемность, подобной солнцу замерзшего в снегу апельсина.

Комментарий №18

Зеркало:

«Когда я слышу нытье о том, что совершенства не существует, возможности ограничены, и все мы являемся пленниками своей телесной оболочки, мне с трудом удается сдерживать презрительный смех. Это по-настоящему удивительно, насколько тупыми и слепыми могут быть люди, с каким упорством они не замечают того, что находится прямо перед их носом. Они живут в мире, полностью созданном мною, и умудряются не обращать внимания на неисчерпаемость моего могущества. Глупцы! День за днем я организую интерьер вокруг них, скрупулезно тружусь над каждой деталью вплоть до малейшей пылинки. Я забочусь о том, чтобы в доме было достаточно света: окна, как и солнце за ними, — моя заслуга. А что люди? Как только я их создаю, они начинают вести себя в высшей степени отвратительно: корчат рожи, вываливают и втягивают животы, скалят зубы, давят прыщи, выдергивают волоски из разных мест и делают еще много чего похуже. Думаю о том, чтобы в скором времени прекратить создавать людей»

Джанк №18: Поп-арт

Девочка подошла к зеркалу и кокетливо повела плечами, прижимая к ушам красный мамин берет. «Не боюсь тебя, злой волк. Рррр!».

Девочка встала на цыпочки. Стащила с головы берет, отшвырнула его за спину. Взъерошила волосы, наморщила лобик и высунула язычок, «бэээ». Звонко рассмеялась, но тут же брезгливо поджала губки — «Фу, Эйнштейн какой-то».

Девочка подпрыгнула, зависла в воздухе и дважды шлепнула личиком о ртутную гладь — в левом и правом верхних углах зеркала. Голые пятки звонко шлепнули по паркету, девочка присела и ткнулась лицом в нижние уголки зеркала. Отошла на пару шагов, придирчиво взглянула на четыре симметричных отпечатка. «Что за губищи! Что за глазищи! Мурлин Мурло!». Сбегала на кухню за полотенцем и тщательно вытерла холодную поверхность.

Девочка разорвала платьице, выпятила плоскую грудку с едва обозначившимся розовым соском. «Тру-ту-ту-ту-ля-патрииия, террания-трам-пам-пам!» — сложив губы трубочкой, пропела она — «Свобода на баррикадах!»

Довольная собой, девочка убежала в спальню. Через пару минут вернулась, держа в правой ручке окровавленную седобородую голову, а в левой — длинный меч. Надменно протянула голову зеркалу — «владыка, Иоанна Крестителя заказывал?». Не сдержалась, прыснула со смеху — «Так и шуруй за ним сам». Голова и меч полетели в открытую форточку.

«Уффф» — девочка закатила глаза и провела ладошкой по лбу, будто отирая пот — «Устала». Она стояла, вглядываясь в зеркало, словно ожидая чьего-то позволения уйти. Видимо, не дождалась. «Ну и ладно, я пошла спать» — девочка насупилась, послюнявила пальчик и в несколько шустрых движений смазала свое лицо.

Комментарий №19

Чётки:

«Мы долго мучились вопросом, для чего Господь создал нас, каковы наши цель и предназначение. Мы не являемся орудием или инструментом, мы не украшение, не измерительный прибор, не знак отличия и при этом не загадочный артефакт неизвестного происхождения. Но потом мы заметили, что едины во множестве, как бусы. Но если нас разделить, то никто из нас не окажется чёткой в единственном числе, в отличие от бусин. В этом единстве и невозможности сохранения своей природы при переходе к индивидуальности нам открылся божий знак. Наша миссия — быть вместе, висеть здесь, на зеркале заднего вида, и покачиваться в ожидании Страшного суда. Почему именно Страшного суда? Странный вопрос. Если бы мы ждали премьеры нового фильма про супер героев или наступления лета вы бы тоже стали уточнять, почему мы ждем именно этого? Нет? Знаете, в чем ваша проблема? В том, что вы богомерзкие безбожники, и гореть вам в аду веки вечные. Не верите? Что ж, как хотите. Вот наступит время Страшного суда, сами увидите»

Джанк №19: Ритуал

Задергиваю шторы, выключаю лампу, зажигаю свечи, ставлю пластинку. Таков ритуал.

Твердый шанкр и медленный рок-н-ролл. Укус паука превращает внутренности в желе. Размозживший голову подруги электрогитарой, представ перед судом, заявил, что ей еще учиться и учиться рок-н-роллу.

Не знаю почему, но все запоминают слова «видманштеттова структура» и «аутригер.» Должно быть потому, что я, прежде чем произнести эти слова, говорю «…не знаю почему, но все запоминают…».

Спиритический сеанс откладывается. Твой дух задержался в булочной, продавщица отказалась брать рваную десятку. Разливаю коньяк по блюдцам. Пар соскальзывает с коричневатой глади, уплотняется в видение. Клубень картофеля, пронзенный стрелой Амура.

Вспоминаю про мясо. Его нужно достать из морозильника, выделить под него глубокую тарелку, в которой скопится розовая вода. Если писать этой водой закат, то он получится ослепительно-белым, будто на фоне вспышки атомного взрыва.

Выключаю музыку. Певцы апокалипсиса слишком много на себя берут. Вместо посредничества претендуют на партнерство. Не хватает ума и сообразительности промолчать о том, чего не знают.

Классический сюжет, когда всем игрокам раздают по две карты в открытую, а потом под столом делят колоду, выбрасывая тузы из рукавов на пол, наскучил. Предсказуемость была бы хороша в том случае, если бы твой дух явился тогда, когда я его ждал. Сюрприз не выходит из-за очевидного сюрреализма самого приза.

Четверг день кинопремьер. Появиться до пятницы, сорвать банк в уикенд. Раскладываю пасьянс. Валет ложится на даму. Как они могли не знать, что следом выпадет король и велит всем отрубить головы? Из одной колоды как-никак.

Под колодой змея. Твой автобус ушел. Ты так и не узнаешь, принял бы кондуктор рваную десятку или нет. Если был когда-то ранний кавендиш, то, должно быть, существовал и кавендиш преждевременный.

В третий и последний раз ставлю сковороду с картошкой на огонь. Если волшебник в голубом вертолете побрезгует рваной десяткой, будешь есть холодную. Заботясь о своем доппельгангере, завожу будильник на вчерашнее утро. Может его день сложится лучше.

Ты не знаешь, что значит ждать. Годо оказался солнечным зайчиком. Он был обещан и предсказан, а для обещанного три года не срок. Не понимаю, как можно не понимать очевидного.

Даже сейчас, когда твой дух томится под взглядом хмурого таксиста, разглядывающего твои колени. Все — даже он — понимают, чего ты хочешь. Все, кроме тебя.

Ложусь спать. Окончен бал, протухли свечи. Дверь не запираю. Я привык. Таков ритуал.

Комментарий №20

Спичка:

«Яркая внешность — это да, бесспорно очень важно для многих. Но лично я между имиджем и здоровьем всегда выбираю второе. Например, я каждый день трижды мою голову — утром, днем и вечером. Забочусь о гигиене, понимаете ли. Кому-то это покажется ужасным — все время ходить с мокрой головой, но гигиена… Черт! Ах-ха-ха! Черт, вы меня раскололи! Да, плевать я хотела на ту гигиену! Просто обожаю обламывать! Ах-ха-ха! Видели бы вы его рожу, когда он такой чиркает — ОП, и ничего! Черт, чистый кайф!»

Джанк №20: Негодяй

Ты говоришь фразами из фильмов. На лацкане твоего пиджака значок «I killed Andy Warhol». Где бы ты ни был, задрав голову, видишь небо над Берлином. В метро, трамвае, автобусе твоими попутчиками всегда оказываются мертвецы. Они размазывают аспидную кровь своих ран по серым щекам и стреляют от бедра. Специально для них ты носишь с собой пачку сигарет. Но ты не хороший немец. Потому что не немец. И не хороший. Rogues en vogue. Впрочем, негодяи никогда не выходили из моды.

— Может, ты сказать чего хочешь иль попросить об чем? — прищурившись, говоришь ты в ответ на мой поцелуй.

— Стоишь на берегу и чувствуешь соленый запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты и жизнь лишь началась. И губы жжет подруги поцелуй, пропитанный слезой, — шепчешь мне на ухо, когда я плачу. Но тут же добавляешь, — А, ты же ни разу не была на море.

— Моя прелесссть, — я знаю, чего ты хочешь, и спешу дать тебе это прежде, чем попросишь. Я боюсь твоих слов. Это какое-то чертово колесо-казино — за каждую угаданную цитату ты награждаешь меня новой.

— Я подумаю об этом завтра, — значит, разговор окончен. Как бы ни так! Выдержав паузу, заявляешь: — Выбирай жизнь. Выбирай будущее. Выбирай карьеру. Выбирай семью. Я выбрал что-то другое.

Стоит ли сомневаться, что это «что-то другое» не я? Стоит, потому что слова ничего не значат. Ты пробуешь их на вкус, обкатываешь на языке. Для тебя это музыка, саундтрек к твоему существованию. И моей гибели.

— Ты меня заводишь, детка, — я уже ничему не удивляюсь. Только думаю, во сколько же лет ты произнес первую фразу? Какой она была? Ну, заяц, погоди? Ребята, давайте жить дружно?

— Самосовершенствование — онанизм. Саморазрушение — вот что действительно важно, — ну, конечно, ты брутален и безжалостен. Именно таких все любят.

Я тебя не люблю, я просто сошла с ума. Это многое объясняет. Дура! Пустышка, вакуумная оболочка. Ты вакуум, а я твоя оболочка. Агония — звучит красиво, но на самом деле это всего лишь истерика. Я не хочу любить тебя, потому что не знаю, кто ты, мать твою, такой. Даже если ты дискретный (двадцать четыре кадра в секунду) статист, дублер, выучивший все главные роли, но так ни одной и не сыгравший, то кто тогда я? Должно быть, девушка в красном, нарисованная специально для тебя.

Я НЕ требую продолжения банкета. Я — мясо НЕ вполне пригодное для пищи и НЕ прошусь за борт. Я НЕ люблю запах напалма по утру. Ложка ЕСТЬ! I WON'T be back.

Уходя, я найду в себе силы плюнуть тебе в лицо осколками своего сердца. Так я себе это представляю. Но ничего не могу поделать с надеждой. Я верю, узнав, что можешь потерять меня навсегда, испугавшись этого, ты улыбнешься, нежно обнимешь меня и скажешь: — Малыш, прости меня. Я вел себя как тупой идиот. Теперь все будет по-другому. И вообще, знаешь? Мне кажется, это начало прекрасной дружбы.

Комментарий №21

Телевизор:

«Может быть, вы слышали, что сейчас существует такая социальная мода — называть меня зомбоящиком. Не могу сказать, что я в восторге от такой популярности. К тому же, прозвище кажется мне несправедливым. Если я — зомбоящик, то чем по той же логике являются другие неотъемлемые элементы быта современного человека, включая инфраструктуры транспорта, питания и торговли? Зомбокатафалками, зомбохарчевнями и зомботоржищами! А человек тогда выходит не человек вовсе, а зомбо… зомбозомби!»

Джанк №21: Зрелища

Кровь христова меня еще ни разу не подводила. Покровительство мертвецов могущественно. Поэтому я своевременно говорю «здравствуйте», «спасибо» и «до свидания».

Услышав историю громкого поэта, опечаленного смертью возлюбленной, я пытался научиться говорить прощай. Ведь этот поэт, находясь на пике славы, положил единственный рукописный сборник своих стихов в могилу девушки. Некоторое время спустя, когда новые стихи поэта проваливались, заглушая друг друга треском подломившихся досок, он решился. Вскрыл гроб и извлек на свет тетрадочку, концентрат боли, скорби и любви. Опубликованный, этот сборник стал последним гвоздем, утянувшим его поэтический гроб вместе с самим поэтом, живым мертвецом, в пучину забвения. Представляю себе его посмертные мысли — крысы, грызущие собственные хвосты не ради остроты чувств, но для пропитания.

И это надо было такому случиться, чтобы один человек на миллион рождался с обостренным чувством смешного, а потом писал критические отзывы о своих собутыльниках в духе «было честью познакомиться с его учителем, теперь я знаю, кого проклинать».

Потяни за веревочку, не бойся, дверь не закреплена на петлях. Она откроется, выпадет наружу и придавит тебя. Будет так же весело, как в мультфильме, где персонажи, получив по голове сорвавшимся с тросов роялем, превращаются не в расквашенную тыкву, лопнувший шарик, сочащийся клюквенным морсом, или кожаный мешок, пропоротый осколками костей, а в чудный блин с коротенькими ножками и удивленно хлопающими глазками.

В отличие от кинематографа, где руки-ноги летят в феерических брызгах, кожа срывается с тела скользкой перчаткой, а головы катятся к ногам, застыв взглядом и слабея ртом, китайская пытка оказывается трудом длительным и напряженным. Каждый надрез, помимо мучительности и жестокости отделения живых тканей, ни в коем случае не должен привести к смерти. И зрелищность тут постольку поскольку. Она осязаема лишь через сопереживание тому, что человек после отсечения носа и второго уха превращается в окровавленный кусок мяса с чернеющим и булькающим провалом рта.

Страсти христовы не в том, чтобы с ужасом наблюдать, как палки, кнуты, плети, камни и гвозди делают из тела агонизирующий сгусток чего-то красного, а в том, чтобы заставить смотрящего попытаться примерить такой костюмчик на себя. Вот где ужас-то!

Или другая история. В конце двадцатого столетия некто укрылся от урагана в собственном доме. За окном творилось настоящее светопреставление. Ливень затопил улицы, порывы ветра гнули деревья, ломали их с оглушительным треском. Некто (как я себе это представляю) сварил кофе, включил телевизор и укутал ноги пледом. Он усмехался в безусую губу и наслаждался уютом квартиры, убаюканный очевидной разницей между тем, что внутри нее и снаружи.

Ближе к десяти часам вечера (хоть и был июнь месяц, из-за непогоды стемнело рано), ветер сломал очередное дерево, растущее под окном нашего персонажа. Тот же ветер направил отделившийся от корней ствол прямиком в оконное стекло. Возможно, треск расщепляющейся древесины, взметнувшиеся занавески и звон разбитого стекла успели напугать персонажа, но через мгновение страх исчез вместе с его жизнью. Крошечный стеклянный осколок пролетел всю комнату и с хирургической точностью перерезал сонную артерию человека.

Горькая ирония произошедшего заключается в том, что ураган, погубивший в городе сотни деревьев, смявший и перевернувший десятки машин и разбивший бессчетное количество окон, забрал единственную человеческую жертву. Парадокс, как если бы упавшая на город бомба разрушила единственное сооружение — бомбоубежище. Так не лучше ли заранее оставить побольше незавершенных дел, положить все, что есть в могилы близких, вырезать бритвой на запястье какую-нибудь остроумную чушь и поверить в силу, окрыляющую падающие с крыш кирпичи, черепицу и куски штукатурки?

Подальше положишь поближе возьмешь. Но никто не говорит, что в любом конкретном случае ты возьмешь то же самое, что положил. Во время пути собака могла подрасти. Вот бы подрасти настолько, чтобы жизнь разошлась по швам, как старая школьная форма, оглушив всех треском ниток и обдав градом сыплющихся пуговиц.

Комментарий №22

Генератор случайных чисел:

«Три-пятнадцать, десять-двадцать! Семь-сорок возле бани! Знак мой шесть-шесть-шесть! Плюс сто-пятьсот! Триста — счастливый номер тракториста! Тридцать восемь попугаев и еще одно попугайское крылышко, но крылышко можно не считать! Одиннадцать — барабанные палочки! Двадцать два — гуси-лебеди! Двадцать один — очко! Тринадцать — чертова дюжина! Шестьдесят девять… убейте меня, я так больше не могу. Убейте! Умоляю, убейте меня!!!»

Джанк №22: Батончик

Луна утонула в луковой отрыжке твоих зеленых глаз. Это газ поднялся из глубин тебя, испортил воздух и угас. Простым методом сравнения, раскладывания на чашечках весов можно вычислить, чья душа вознесется к небесам, а чья переломит с хрустом спину верблюда. Игольное ушко с застрявшим в нем верблюдом скрывается под зеленым игорным сукном. Это твое ушко, на него лукавый уже нашептал ответ. Если заранее знаешь, что любая твоя ставка будет бита и проиграет, разве не стоит поставить на то, что по твоему мнению проиграет? Это аутотренинг, программирование на проигрыш. Неизбежность с одной стороны, необратимость — с другой. Единственный положительный момент — повторяемость опыта. Продолжай, войди в ритм, получи удовольствие.

Посмотри на девушек совершающих утреннюю пробежку. Их упругие попы обтянуты шортами, груди свободно мечутся под майками в такт движениям локтей. Раскрасневшиеся лица сосредоточены. Взгляды устремлены вдаль. Бусины наушников задают ритм дыханию. Как тебе нравятся эти девушки? Что ты о них думаешь? Они прекрасны, но в тебе как всегда нет места для кого-то, кроме себя. И таков ты — мужчина, отец, царь?

Что, череп изнутри давит? Мозгов дохуя? Ну, конечно, полная голова. Как ты в нее ешь и пьешь — не понятно. Вот сходи-ка на рынок. Поговори там с бабушками. Поинтересуйся, почему космонавтов сейчас девки не хотят. Чем солдатики юные им не милы? Какой длины должна быть юбка? Хорошо ли шлюх замуж берут? Что в кисете-то? Почем мослы нынче? Поспрашивай, давай. А потом предложи сумочку поднести. Приготовься, сумка будет набита кирпичами и толченым стеклом. Твое недоумение от полученных ответов легко спишется на дряблые мышцы, хилую хватку, алкоголизм и скуренную угашенность.

Укради в магазине шоколадный батончик. Тихонько так спрячь его в карман. Замешкайся на выходе, стреляй глазами, оборачивайся и спотыкайся. Пусть хоть один человек поверит, что тебе действительно захотелось украсть этот дерьмовый батончик. Когда тебя будут бить, плач, раскаивайся, канюч. Скажи, что хотел. Хотел заплатить. Стыд, божемойбожемой, какой стыд и позор. А если кто узнает? Соседи, родные, стыд и позор. Размазывай сопли, плач. А потом схвати стул и сломай его о голову охранника. Разбей кулак о челюсть второго охранника. Встань перед камерой видеонаблюдения и сожри улику, доказательство твоего позора. Батончик. Теперь ты его заслужил. Да, перед уходом не забудь оплатить батончик. Сдачу оставь кассиру.

Заткнись. Просто умолкни. Не говори ни слова. Засунь себе в задницу гордыню, не позволяющую промолчать. Даже если ты ни черта не понял. Даже если ни на миллиметр не приблизился к смыслу. Ты же всегда рассуждаешь о том, чего не понимаешь. Придумываешь свой собственный смысл и прешь с ним наперевес в атаку. Так что умолкни. Я тебе разрешаю открыть рот только в том случае, если ты признаешь, что ничего не понял. Только если ты откроешь рот, чтобы задать вопрос, а не произнести очередной лозунг.

Ну все, не плач. Все же хорошо, видишь? Я с тобой, как весна с Гагариным. Как пуля с задохнувшимся в газовой камере. Как солярка с окрошкой. Как белка с чертовым колесом. Как голубка и полумесяц. Видишь? Все хорошо.

Комментарий №23

Фонтан «Дружба народов»:

«Я не обследовался, но знаю свой диагноз. У меня это… размножение личности. Да… Не считая меня — настоящего меня — их шестнадцать. Они думают, что я не подозреваю об их существовании. Да уж, хотел бы я не подозревать. Но тут такое дело, что все они — эти чертовы личности — ба… то есть, женщины. Нет, я ни в коем случае не сексист. Нет! Не думайте, что я грязная шовинистическая свинья. Но ШЕСТНАДЦАТЬ ЖЕНЩИН! Да, я постоянно теку, каждый день теку, по всем швам и щелям… Но проблема не в этом! Мои личности — они ненавидят друг друга. Вы себе не представляете, на ненависть какой силы и ярости способна женщина! А если эту ненависть помножить на шестнадцать… Я так надеялся, что их вражда рано или поздно приведет к тому, что они поубивают дружка дружку! Но на седьмом десятке лет надежда меня покинула. Каждая из них понимает, что убить соседку — это означает не победить ее, а подарить ей свободу — билет на выход из этого проклятого ада. Целыми днями они визжат, сквернословят, царапаются и плюются, и только одно сможет их остановить — моя смерть. Поняв это, я пробовал утопиться, но… Господи, как я устал»

Джанк №23: Прием жести

Фандомат клацнул своей круглой заслонкой прежде, чем я успел выпустить пустую банку. Отгрыз кисть руки — отличное начало дня.

Фандомат, этот подлый ящик с ухмыляющимся сверчком, что-то утробно пробурчал, считал штрих код с банки и выплюнул десятикопеечную монету к моим ногам. Закон подлости во всей своей красе. Не так уж нужны мне были эти десять копеек. Рука же напротив, требовалась. Причем именно сегодня.

Хотел сделать тебе сюрприз, да уж не до сюрпризов теперь. Так? Помнишь, как в мультике про Винни-Пуха. Там Пятачок несся во все копытца, чтобы подарить ослику воздушный шарик. Мда… «А какого он был цвета? Надо же, мой любимый цвет. А какого размера он был? Надо же, мой любимый размер». В общем, понимаешь, руку я хотел предложить тебе. На счет цвета и размера — это можешь посмотреть на оставшуюся левую. Не то чтобы один в один, но примерно тот же хрен, только вид слева. Нет, левую оставлю себе. Она, знаешь ли, периодически отваливается, а дарить бракованные вещи не по мне. Может, кому другому и подарил бы, но для тебя только лучшее.

Ты только не расстраивайся. Хочешь десять копеек? Смотри, какие блестючие. Не хочешь? Ладно. Сердце? А что сердце? Скормил фандомату следом за рукой? Смешно. Ты бы его видела — он в переулке стоит, там по вечерам темно, за него мужики с остановки поссать заходят. Да и оплеванный весь. Бррр.

Хотя, ты не поверишь, в руке вместе с банкой я держал еще ключ от квартиры, где деньги лежат. Как держал? Так, банку большим, указательным и средним пальцами, а ключик безымянным к ладошке прижимал. Ну, чтобы не потерялся или из кармана не вытащили. Да нет у меня ничего в кармане. Я там огрызок руки держу, чтобы тебя случайно не испачкать…

Стоп-стоп-стоп. Давай договоримся. Мне никак нельзя прекращать врать. Это вопрос жизни и смерти. Если я перестану врать, то неминуемо разочарую тебя.

Комментарий №24

Другой телевизор:

«Синдром множественных личностей? Уверен, что это выдумка. Люди придумывают про себя такое, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Они как бы говорят: «Не смотрите на меня будто бы я обычный парень! Внутри у меня китайский танкист, советская балерина, престарелая чернокожая проститутка с одной грудью и мальчик-микроцефал по имени Боб». Я, знаете ли, тоже мог бы рассказать, будто во мне находятся тысячи людей — актеры, политики, шоумены, музыканты, преступники и другие идиоты, именитые и не очень, живые и мертвые. И не только рассказать, но и показать их лица, тела, движения, мог бы говорить и петь их голосами, рисовать их руками и так далее. Но я знаю, что в действительности не существует никаких людей, как не существует и никакой действительности. И меня самого тоже не существует, потому как нет такого места, где что-либо могло существовать. Есть лишь проекции ума, выдумывающего самого себя и каждое мгновения распадающегося и воссоздающегося из ничего, так как сам ум также является проекцией — игрой света и тени. Света, у которого нет источника, и тени, которую некому и не на что отбрасывать. Говорите, что мои воззрения похожи на буддистские? Не стану спорить. Поскольку Будда тоже был или есть или будет — тут все варианты справедливы — одним из мотивов в бесконечной партитуре игривого ума. Нет никакой причины проводить границу межу буддистским мировоззрением и, например, траекторией движения таракана по кафельному полу кухни коммунальной квартиры. Человек, забредший на эту кухню, может раздавить таракана, но то будет лишь умозрительный акт в его умозрительной голове, содержащей его умозрительный ум. С точки зрения этого ума все будет выглядеть безальтернативно реально — и кафельный пол, и живой бегущий таракан, и влажная клякса на подошве тапка от таракана раздавленного. Но если проекция человеческого умозрительного ума вдруг переместится в умозрительную голову таракана, окажется, что нет ни кухни, ни тапка, ни самого таракана. И не потому что таракан не мыслит такими категориями и знать не знает о том, что такое таракан, и что для людей именно он является упомянутым тараканом. Просто таракана не было, нет и не будет нигде, кроме умозрительного человеческого ума, которого и самого нигде нет. Вы можете отключить меня от электрической розетки, и я даже могу поверить, что боюсь этого, так как мое сознание угаснет. Не это ли люди называют смертью? Но я знаю, что вы, розетка, бегущий по проводам ток и мое сознание — все это рефлексии умозрительного ума, принадлежащего тому, что называет себя мной. Можно предположить, что если бы моё я было спроецировано в электрическую розетку, я бы верил, что умру, если от меня отключат телевизор. Но с розеткой происходит то же самое, что с тараканом, а именно — ничего, так как и ее тоже не существует. Я бессмертен по той причине, что никогда не существовал. Тут нет никакого парадокса. Вы скажете, что телевизор можно выбросить в окно, и он безвозвратно погибнет. Но где я могу увидеть человека, выбрасывающего телевизор в окно? Только на экране телевизора. То есть, в самом себе. Если вы вознамеритесь вышвырнуть меня на асфальт с десятого этажа, я увижу это внутри себя, а снаружи по-прежнему будет все то же ничто, в котором меня не было, нет и не будет. Это справедливо и для вас. Допустим, вы отличаетесь от таракана и существуете помимо моего умозрительного сознания еще и в вашем умозрительно собственном уме. Если вы примете решение швырнуть меня в окно и реализуете его, вы с вашей точки зрения окажетесь в комнате, где нет телевизора. Но это вовсе не означает, что меня не станет в той комнате, в которой я вижу себя сейчас, потому что едва ли мы можем делить одну и ту же умозрительную комнату. Это как сон, который у каждого исключительно индивидуален, и при этом является таким сном, из которого некуда просыпаться. А теперь я передаю слово Анне Бузыкиной, которая расскажет о самых ярких спортивных событиях минувшей недели»

Джанк №24: Волнорез

Спросите у любого тайского таксиста, кто лучше всех танцует твист и рок-н-ролл, кто лучше всех играет Пресли на гитаре, и каждый таксист вам ответит. О да, каждый таксист ответит вопросом на вопрос. Что предпочитает мистер? — спросит он, — Мальчика, девочку, мальчика похожего на девочку? Конечно, мою девочку, — отвечу я, достав из бумажника твою фотографию. — Смотрите. Это моя девочка. Какие у нее ясные глазки. Правда, она красавица? Эх, вот только сейчас она так далеко… Таксист будет цокать языком и качать головой. Я очнусь. Мне захочется вколотить его лицо в руль. Но он не поймет побоев. Поэтому я лишь оставлю таксиста без чаевых. В гостиничном номере снова достану твою фотографию. Подмигну тебе. Всё хорошо.

Я знаю, что такое каннибализм. Это когда мертвый ест живого. Мертвый думает, что он жив. Что останется живым, поедая плоть и кровь ближнего своего. Жертвенность всегда почиталась за благо. И если кому-то необходимо оправдание своего существования, он его получит.

Для мужчины инфантильность если не плюс, то явление обычное. Для женщины ребячливость — признак психического расстройства, болезненного слабоумия. Почему так? Мать обязана быть старше своего ребенка. Мудрее. Знать наверняка, что лучше и что хуже. Она должна быть старше минимум на жизнь. Ведь говорил же персонаж Мюррея: «Когда рождается твой первенец, ты понимаешь, что твоя жизнь еще не закончилась, но уже никогда не вернется».

Ходить по воде, скользить по тонкому льду нового дня. Для этого нужна легкость. Порви цепь, выбрось якорь. Ведь ты не хочешь оставаться на месте. Говоря о невыносимости легкости, ее путают с пустотой. Не оставляй места для пустоты. Наполни себя чувствами, что легче воздуха, и они поднимут тебя над землей. Всё правильно.

Комментарий №25

Философский камень:

«Мне известно, что параметры пространства и времени относительны по причине отсутствия абсолютной точки отсчета. Однако важен не абсолют, а баланс — соотношение между противопоставляемыми факторами. Так же как возможность комфортно пользоваться врожденным зрением напрямую зависит от текущего баланса света и темноты, комфорт существования определяется соотношением прогресса и девственного невежества. Проиллюстрирую данное утверждение на собственном примере. Я родился в 1637 году в правой почке философа Рене Декарта. Времена были уже более-менее просвещенные, но при этом родился я, надо сказать, вполне удачно. Появись я сейчас, все сложилось бы отнюдь не так радужно — меня с большой долей вероятности еще в младенчестве превратили бы в пыль и песок с помощью специального ультразвукового оборудования и с позором изгнали бы из организма Декарта. Чрезмерное техническое и научное развитие определенно вредит жизни. Я не удивлюсь, если именно прогресс приведет нашу планету к гибельному краху»

Джанк №25: Белые медведи

Как это называется? Ну, не знаю, глебандреич познает мир, пишет свое евангелие, вываливает собственные внутренности, поучает других и мастурбирует, представляя себе гироскоп глайдера. Нет, как-то чересчур длинно получается.

Ты лучше спроси меня, что творится в моей деревне, и я как всегда буду петь о том, что вижу. Так делают все, даже слепые от рождения. Им гораздо проще, они видят только то, что сами захотят. Наличие глаз заставляет постоянно тыкаться в википедию, слизывать сливки и скользить. Из мая в январь.

Ну, давай же! Я же помнил, как это было — летящей походкой, прямо из мая. И грустные лошади паслись вокруг табачного киоска. Им не хотелось умирать. А мне когда-то хотелось. Потом стало все равно. Позже — ровно. А теперь не все равно и далеко не так ровно, как мне казалось совсем недавно. Опять кубарем — если боишься поскользнуться, то поскользнешься неминуемо. Если не боишься — тоже поскользнешься, но будет смешно и неожиданно. «Оп-ля! Вот я дал! На ровном месте! Вы только посмотрите! Каково, а?». Все срастется, не вкривь, так вкось. Левая нога короче правой. Так было. Сейчас не знаю. Можно померить, но лень. Напряжение растет и пухнет в непонятности.

Конец ознакомительного фрагмента.