Спаси меня

Гийом Мюссо, 2005

В заснеженном Нью-Йорке встречаются двое: Жюльет и Сэм. Они были вместе всего несколько дней, но за эти дни прожили целую жизнь и поняли, что созданы друг для друга. Но Жюльет пора возвращаться домой, в Париж. Самолет, на который у нее куплен билет, разбивается. Сэм раздавлен горем – он уверен, что это конец. Но на самом деле это только начало – начало увлекательнейшей истории, в которой будет все: и романтика, и мистика, и детектив.

–3–

Спасти кому-нибудь жизнь все равно, что влюбиться; это лучше любого наркотика. Потом ходишь по улицам и видишь, что все преобразилось. Кажется, что обрел бессмертие, как будто спас жизнь самому себе.

Отрывок из диалога из фильма Мартина Скорсезе «Воскрешая мертвецов»

Больница Святого Матфея

17:15

Каждый вечер Сэм совершал обход своих пациентов, оставляя напоследок одни и те же две палаты. К этим больным он всегда заходил в последнюю очередь, то ли потому, что очень давно их наблюдал, то ли потому, что считал их членами своей семьи, хотя ни за что не признался бы в этом даже самому себе.

Он осторожно открыл дверь палаты 403 в отделении детской онкологии.

— Здравствуй, Анжела.

— Здравствуйте, доктор Гэллоуэй.

Девочка-подросток четырнадцати лет, худенькая, почти прозрачная, сидела на единственной в палате кровати. На ее коленях был кислотного цвета ноутбук.

— Ну, что у нас новенького?

Анжела рассказала ему о сегодняшнем дне, изложив события в привычной для нее иронической манере. Это ее защитная реакция на болезнь. Ей не нравилось сочувствие, и она запрещала себя жалеть. Настоящей семьи у нее никогда не было. Мать оставила ее в приюте для новорожденных в маленьком городке в штате Нью-Джерси. С детства она была своенравна и замкнута. Она побывала в нескольких приемных семьях, и Сэму понадобилось много сил и времени, чтобы завоевать ее доверие. Она провела в больнице уже много времени, и доктор иногда доверял ей провести беседу с более юными пациентами накануне их операции или сложного курса химиотерапии, чтобы им было спокойнее.

Каждый раз, когда Анжела улыбалась Сэму, он со страхом ловил себя на мысли: в этот момент рак истребляет одну за другой клетки ее крови.

Девочка страдала тяжелой формой лейкемии. Ей дважды уже пересаживали костный мозг, но каждый раз организм отторгал чужеродную ткань.

— Что ты решила по поводу того, о чем мы с тобой говорили?

— Вы об очередной операции?

— Да.

Ее болезнь уже перешла в ту стадию, когда без новой пересадки костного мозга метастазы будут распространяться по всему организму. Сначала возникнут в печени, потом обнаружатся в селезенке, и в конце концов Анжела умрет.

— Я не знаю, доктор, хватит ли у меня сил. Опять курс химиотерапии?

— Да. К сожалению. И придется на время перевести тебя в стерильную палату.

Некоторые коллеги считали, что Сэм напрасно упорствует, что лучше было бы оставить девочку в покое, не мучить ее и дать возможность провести остаток дней на обезболивающих. Ее организм настолько ослаб от болезни, что вероятность удачного исхода составляла не более пяти процентов. Но молодой врач слишком привязался к Анжеле: он не допускал и мысли о том, чтобы потерять ее.

«Даже если у нее останется один шанс из миллиона на выздоровление, я попытаюсь ей помочь», — думал он про себя.

— Мне нужно еще подумать, доктор.

— Ну, разумеется. Обдумай все еще раз, прежде чем принять решение. Все зависит только от тебя.

Ее не надо было торопить. У Анжелы отважное сердце, но не железное.

Сэм посмотрел журнал врачебных назначений, чтобы удостовериться — лечение идет по плану, расписался и собрался уже уходить, как она окликнула его:

— Подождите, доктор!

— Да?

Девочка открыла файл на экране компьютера и кликнула на значок «Печать». Из принтера выполз странный рисунок. Когда-то Сэм посоветовал ей заняться каким-либо творчеством, чтобы дистанцироваться от болезни. Анжела выбрала рисование. Она увлеклась, и эти занятия помогали ей отвлечься и преодолеть невыносимую тоску больничной жизни.

Она смерила свою работу внимательным взглядом и смело протянула рисунок Сэму.

— Держите. Я нарисовала это для вас.

Он с удивлением рассматривал рисунок. Вихри пурпурного и золотистого цвета заполняли почти все пространство на белом листе, что напомнило ему картины, которые когда-то рисовала Федерика. Впервые с тех пор, как Анжела стала рисовать, она изобразила не предметы, а некую абстракцию. Он хотел спросить, что это означает, но вовремя спохватился, вспомнив, что его жена не любила, когда ей задавали подобный вопрос.

— Спасибо. Я повешу его в своем кабинете.

Он сложил листок бумаги и положил его в карман своего белого халата. Сэм знал, что девочка не любит, когда ее хвалят, поэтому не стал говорить комплиментов. Он просто сказал:

— Постарайся выспаться. — И направился к двери.

— Мне конец? Да?

Он резко остановился на пороге и обернулся. Анжела повторила вопрос:

— Если мне не сделают опять эту чертову пересадку, мне конец?

Он медленно вернулся к ней и присел на краешек кровати. Она смотрела на него, и в ее глазах он увидел одновременно дерзкий вызов и страх перед неизбежным. Он знал, что за напускной бравадой кроется тоска.

— Да. Без операции есть риск, что ты умрешь. — Через несколько секунд он добавил: — Но этого не произойдет.

И еще:

— Я тебе обещаю.

Пятая авеню, кафе «Старбакс»

16:59

— Большую порцию капучино и маффин с черникой, пожалуйста.

— Минуту.

Пока готовился заказ, Жюльет через окно смотрела, что творится на улице: хотя ближе к полудню снегопад все-таки прекратился, но в городе по-прежнему было холодно и ветрено.

— Пожалуйста, вот ваш заказ.

— Спасибо.

Она бросила взгляд на часы, висевшие на стене в кафетерии: еще одна минута с небольшим, и ее смена закончится.

— Эспрессо-макиатто и бутылочку воды «Эвиан».

— Минуту.

Последний клиент. Последняя рабочая смена. И через пару дней — прощай, Нью-Йорк.

Она протянула напитки девушке, начинающей бизнес-леди, судя по всему. Та взяла поднос и направилась к столику, даже не поблагодарив.

Когда Жюльет встречала подобных в кафе или на улицах, она смотрела на них с любопытством и небольшой завистью. Ну куда ей соперничать с такими утонченными и изящными женщинами, которые будто сошли с обложки журнала мод и знают все на свете?

«У них есть все, чего нет у меня, — думала она. — Безупречные, спортивные, уверенные в себе… Они знают себе цену, полны решимости, они умеют вести игру…»

А самое главное — они финансово независимы. Иначе говоря, у них есть хорошая работа и, естественно, приличный доход.

Она переоделась, сняла униформу официантки и вернулась в зал. Ей было немного грустно оттого, что никто из подружек не пожелал ей good luck^[4] перед расставанием.

Она сделала знак рукой в сторону кассы, чтобы ее обслужили, но никто не обратил на нее внимания. Ей опять показалось, что она невидимка.

Она встала и пошла к выходу через длинный зал в последний раз. Она уже взялась за ручку двери, чтобы уйти, как вдруг чей-то голос окликнул ее по-французски:

— Мадмуазель!

Жюльет подняла взгляд на мужчину с аккуратной бородкой, который занял столик у окна, недалеко от входа. Этот человек не был молод, и все выдавало в нем властную натуру. Широкие плечи и крепкий торс придавали ему солидности, так что вся мебель в кафе казалась рядом с ним просто игрушечной. Жюльет узнала его. Этот клиент заходил сюда время от времени, как правило, поздним вечером. Несколько раз, когда главного менеджера не было на месте, она позволяла ему привести с собой в зал собаку, крупного черного дога, откликавшегося на странную кличку Кюжо.

— Я специально пришел, чтобы попрощаться с вами, Жюльет. Кажется, вы собираетесь вернуться во Францию.

— Откуда вы знаете?

— Слышал… — ушел он от ответа.

Этот мужчина вызывал у нее доверие и в то же время немного пугал ее. Странное чувство.

— Я позволил себе заказать вам горячего сидра, — сказал он, кивком головы указав на кружку на столике.

Жюльет застыла в нерешительности, так как никогда раньше не разговаривала подолгу с этим человеком, а он вел себя так, как будто хорошо ее знал. Девушка чувствовала себя перед ним как открытая книга.

— Ну, присядьте на пару минут, — настаивал он.

Она колебалась, но все-таки осмелилась взглянуть ему в глаза. В них не было ни злого умысла, ни заигрывания — только безграничная усталость и душевная теплота. А еще отблеск какого-то внутреннего огня.

В конце концов она решилась присесть за столик напротив него, на самый краешек стула, и отпила глоток сидра.

Мужчина знал, что характер у молодой француженки легкий и жизнерадостный, но под этой маской она скрывает хрупкую и ранимую душу.

Ему бы не хотелось тревожить ее понапрасну, но у него было мало времени. Его жизнь была сложной. Его дни были перенасыщены разными заботами, и его обязанности не всегда доставляли ему удовольствие. Поэтому он сразу приступил к делу.

— Что бы вы там ни думали по этому поводу, но вашу жизнь нельзя считать неудавшейся.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что каждое утро перед зеркалом вы пытаетесь себя в этом убедить.

Жюльет была в шоке. Откуда он знает? Ей захотелось встать и уйти.

— Почему вы думаете, что…

Но мужчина не дал ей закончить.

— Этот город очень жесток, — продолжил он свою мысль.

— Да, это правда, — согласилась Жюльет. — Каждый хочет забраться в свой уголок, никому нет дела до соседа. Тут столько людей, что всем тесно в этом городе, но каждый одинок.

— Именно так, — развел руками мужчина. — Мир такой, какой он есть, и вовсе не такой, каким нам бы хотелось его видеть: полным добра и справедливости, где с хорошими людьми происходят хорошие вещи…

Мужчина немного помолчал.

— Но вы, Жюльет, вы хороший человек: однажды я видел, как вы принесли еду бедному человеку, который не мог заплатить за себя, прекрасно зная, что сумма будет удержана из вашего жалованья…

— В этом нет ничего особенного, — возразила девушка, пожав плечами.

— Да, ничего особенного на первый взгляд, но это дорогого стоит. Ничто никогда не проходит бесследно, правда, мы не всегда можем оценить последствия наших поступков.

— Зачем вы все это мне говорите?

— Чтобы вы смогли подумать об этом до вылета.

— До возвращения во Францию?

— Берегите себя, Жюльет, — сказал он вместо ответа, поднимаясь из-за стола.

— Подождите! — вскрикнула девушка.

Жюльет не знала, почему ей вдруг так понадобилось его задержать. Она бросилась за ним вслед, но мужчина уже закрывал за собой дверь.

Около входа на полу оставалась лужица от снега, который нанесли посетители, и в третий раз за сегодняшний день она поскользнулась. Пытаясь удержаться на ногах, она невольно уцепилась за рукав какого-то прохожего, который с подносом в руках искал свободный столик. Оба шлепнулись на пол, опрокинув на себя горячий капучино.

«Ну вот! Со мной всегда так! Какая ж ты неуклюжая! А еще хочешь быть такой же элегантной, как Одри Хепберн, и вот — опять лицом в грязь».

Красная от стыда, она вскочила на ноги и, бесконечно извиняясь, помогла подняться и мужчине, который грозился засудить ее, — и заторопилась к выходу.

Снег перестал, и на улицах Манхэттена уже бурлила обычная жизнь. Люди сновали туда-сюда по своим делам, шумели машины. Как раз перед витриной кафе шум снегоуборочного агрегата смешивался с общим хором автомобильных моторов. Жюльет надела очки, посмотрела налево и направо.

Но незнакомец исчез.

* * *

Больничный лифт вез Сэма на четыре этажа выше, к палате 808.

— Добрый вечер, Леонард.

— Добрый вечер, доктор.

Последний, к кому он зашел этим вечером, по сути, не был его пациентом. Леонард Маккуин считался одним из старейшин в больнице Святого Матфея. Прошлым летом Сэм познакомился с ним случайно во время одного из ночных дежурств. Старик Маккуин страдал бессонницей и решил выкурить сигарету на крыше больницы, где располагалась большая терраса. Разумеется, больничные правила это категорически запрещали. К тому же у него был рак легких в последней стадии. Сэм, конечно, проявил понимание и не стал ставить старика в неловкое положение, отчитывая как непослушного школьника. Он просто присел рядом, и они поболтали о том о сем, наслаждаясь ночной прохладой. С тех пор Сэм стал регулярно захаживать к нему в палату, чтобы справиться о его состоянии и просто пообщаться. Можно сказать, что между ними установились дружеские отношения.

— Как вы сегодня себя чувствуете, Леонард?

Маккуин приподнялся на постели с видимым усилием и невесело усмехнулся.

— Как вам сказать, доктор? Нигде не чувствуешь себя настолько живым, как на пороге смерти.

— Ну, Леонард, вам еще рано об этом думать.

— Не утруждайте себя, доктор. Я прекрасно понимаю, что конец уже близок.

Словно в подтверждение его слов долгий приступ кашля не позволил ему продолжать разговор — верный признак ухудшения состояния.

Сэм дождался, пока кашель утихнет, потом помог старику перебраться в инвалидное кресло на колесиках и пододвинул его к окну.

Обессиленный мучительным приступом, старик отдыхал и как загипнотизированный разглядывал город за стеклом. Больница располагалась на берегу Ист-ривер, и из окна можно было разглядеть штаб-квартиру ООН — высокое здание из мрамора, стекла и стали.

— Вы-то как, доктор? Все еще ведете холостяцкую жизнь?

«Я — вдовец, Леонард. Это не одно и то же».

— Вы и без меня знаете, что вам нужно: любовные приключения. Немного секса вам бы не повредило, я думаю, а то вы слишком степенны для своих лет. Нельзя в ваши годы ложиться спать в холодную постель. Если вы понимаете, о чем я…

Сэм не мог не улыбнуться в ответ:

— Да, уж. Как не понять!

— Я серьезно вам говорю, доктор. Вам обязательно нужен кто-нибудь рядом.

Сэм тяжело вздохнул:

— Еще рано. Воспоминания о Федерике…

Маккуин не дал ему договорить:

— При всем моем уважении к вам, я уже устал постоянно слышать от вас о Федерике. Я сам был трижды женат и могу вас заверить, что если вы хоть раз в своей жизни любили по-настоящему, то ничто не мешает вам полюбить вновь.

— Не уверен…

Старик показал рукой на город, светящийся за окном миллионом огней.

— Только не пытайтесь меня уверить, что среди миллионов женщин в Нью-Йорке нет ни одной, которую вы смогли бы полюбить так же, как вашу жену.

— Думаю, Леонард, это не так просто.

— А я думаю, что вы сами все усложняете, доктор. Мне бы ваши годы и ваше здоровье, я бы не стал тратить вечера на разговоры с таким стариком, как я, например.

— В таком случае, мне пора, Леонард.

— Послушайте, доктор. Прежде чем вы уйдете, я хочу вам отдать кое-что.

Больной пошарил в кармане пижамы и достал небольшую связку ключей на брелке. Он протянул ее доктору со словами:

— Зайдите ко мне домой в один из этих вечеров, когда вам подскажет сердце. У меня собралась неплохая коллекция бутылок с отличным вином. Глупо, конечно, но вместо того, чтобы выпить его в свое время, я все откладывал в ожидании подходящего случая.

Он немного помолчал, потом проворчал себе под нос:

— Боже! Каким же идиотом я был.

— Понимаете, Леонард, я не очень люблю…

— Слушайте, я же не предлагаю вам какую-нибудь дешевку, — обиделся старик. — В моей коллекции лучшие из лучших французских вин, любая бутылка стоит целое состояние. Это вам не какие-нибудь калифорнийские напитки или крашеная водичка из Южной Америки. Искренне вас прошу, выпейте за мое здоровье, мне будет приятно. Обещайте мне, что вы так и сделаете.

— Хорошо, я обещаю, — ответил Сэм, грустно улыбнувшись.

Маккуин подбросил ключи в воздух, и Сэм поймал их на лету.

— Спокойной ночи, Леонард.

— Доброго вам вечера, доктор.

Уже закрыв за собой дверь, Сэм вспомнил слова старика: «Нигде не чувствуешь себя настолько живым, как на пороге смерти».

Примечания

4

Удачи (англ.).