Владей миром!

Георгий Герцовский, 2020

Новый мир, новые правила, новые опасности. Со всем этим предстоит столкнуться главному герою, обычному парню, второкурснику факультета журналистики. Хватит ли духу у фантазера и шутника противостоять фантастическим монстрам и нешуточной магии? А завоевать сердце красавицы? Или даже двух? Сможет ли он возглавить армию волшебных существ, чтобы свергнуть того, кто ужаснее самих монстров? Или случится что-то другое, например, главный герой откроет еще один мир? Новый мир внутри самого себя?

Глава 4

Шайна

Проснулся я без крова над головой — под открытым небом на той же поляне. Утреннее небо было не сиреневым, а густо-синим, со всполохами фиолетового. Очень красиво. Интересно, а где у них солнце? Луны целых три, а чем их Утрония днем освещается? Надо будет у Кинсли спросить. Где он, кстати?

Нет. Бросил меня, видно. Надоел я ему своей тупостью нездешней. Может, вернется еще?

Я с надеждой огляделся. Увы. Тогда я решил понять, с чем, так сказать, выступлю на неведомые тропинки против невиданных зверей. Кошель с деньгами, которые мы заработали за возвращение украденного грахманом камня, Кинсли оставил мне — мешочек как был приторочен к ремню на поясе, так и остался там. Мои красные джинсы от грязи и утренней росы стали бордового цвета. Футболка тоже была грязная и влажная, ну и пусть ее. Что ж, задача номер один и одновременно второй квест — найти местную лавку.

«Интересно, — проведя языком по зубам, подумал я, — а как тут зубы чистят? Никак, наверное. Эх, Мойдодыра на них нет!»

У ручья, возле которого я умывался, меня и застиг вернувшийся Кинсли. Он был перепачкан в земле и копоти.

— Все в порядке, — сказал он, отдышавшись, — спрятано. Но я бы туда в ближайшие дни носу не казал.

«Ага! Не удрал, значит!» — обрадовался я, но постарался этого не показать.

— Куда — туда? — Я как ни в чем не бывало продолжил умываться, фыркая. Пытался стать примером для похожего на шахтера Кинсли. Тот, однако, только руки ополоснул.

— Сокровища и вещи волшебные, — таинственным шепотом сказал карлик, — я закопал прямо в расщелине под гнездом грахмана. Он никак не достанет. А прочие вряд ли туда сунутся. Если не расскажет никто. — И он с подозрением на меня покосился.

— Слушай, вы тут зубы чистите? — спросил я.

Кинсли уставился на меня ошарашенно.

— Из пасти воняет, что ли?

— Ну, не то чтобы воняет… — смутился я, — но люблю, когда…

— Понятно, — перебил он. Отошел в сторонку, сорвал какой-то листок, на салатный похожий, протянул мне. — Прожуй и выплюнь.

Я так и сделал. Провел языком по зубам… хм… гладкие, как глянцевый журнал, а во рту вкус приятный. Да-с…

Ежели наладить доставку этой травки в мой мир, производители зубных щеток и паст разорятся. Форму листка я постарался запомнить.

И вот я уже собрался сделать утреннюю инъекцию инсулина, как вспомнил, что шприц-ручки-то у меня нету! Но чувствую себя прекрасно. Это ничего не значит, конечно, и, возможно, скоро у меня начнут отниматься ноги и вообще разобьет паралич, но пока все было хорошо. Я не психую из-за каждой мелочи, не чувствую слабости, не ощущаю себя усталым и разбитым — в общем, нет всего того, что со мной случается, когда не сделаю инъекцию.

Если бы только знали здоровые, какое же это счастье — жить без уколов! Пять инъекций в день — иногда больше — врагу не пожелаешь. А забудешь или перепутаешь смесь инсулинов — страшно подумать… Но здесь я свободен от этого! Во всяком случае, пока. Нет, как бы то ни было, а я хочу хоть недельку пожить без инсулина. Пусть в меня тычут копьями, пусть заваливает булыжниками — все переживу!

— Ты о каких сокровищах и волшебных вещах говорил сейчас, Кинсли? — спросил я.

— А ты думаешь, кроме кристалла, из гнезда не высыпалось ничего? Как бы не так.

— А почему не забрал? — спросил я.

— Ты совсем, что ли? Еще удивительно, как нас вчера грахман не отследил. Хорошо, что темно уже было. Он еще долго будет свои сокровища разыскивать. Пусть там полежат пока.

Я помолчал, раздумывая.

— Скажи, а почему ты мне об этом сказал? Я, как кристалл схватил, и думать забыл, что там еще что-то есть.

— Не понимаю, — уставился на меня Кинсли. — А почему я не должен был говорить? Думаешь, — он стал оглядываться, — нас слышал кто?

— Да нет. — Я подбирал слова. — Ты мог просто меня в известность не ставить. Пошел бы, когда все уляжется, забрал да и продал. Разве там нечего загнать?

— Куда загнать? — не понял Кинсли. — Зачем продавать без тебя? — Он на какое-то время замолчал. — Ты с какой дикой планеты прибыл, парень? Я же твой провожатый, ты забыл? Мы с тобой, — поморщился карлик, — как одно целое. Я не могу тебя обмануть.

«Здорово. А сам на меня все время с недоверием косится. Или мне показалось?» — подумал я…

Вечерком за кружкой травяного чая Кинсли подробно рассказал об их мироустройстве. В Утронии четыре — если можно так сказать — центра силы. Западные королевства, бестиарий, маги Заморских холмов и некий Немо.

Западных королевств четыре. Одно из них — королевство готов. Эти ребята простые, сердитые и бесхитростные. Отличные бойцы, но «война им мать родна» не про них. В нескольких днях пути от готов — королевство Соуз. Смешанное. Там и двухголовые, и четырехрукие, и люди-рыбы. Король соузцев, по мнению Кинсли, безумец, да и подданные такие же. Рядом с Соузом — королевство фаншбов. Кто это такие, я понял плохо — полузвери, полулюди, полуволшебные существа. Четвертое можно назвать королевством только с оговоркой — оно состоит из кочевников, разбойников и обычного сброда. Занимают разбойники два леса Хуала и окрестности. К хуальцам никто не суется, но не наоборот.

Бестии, они же монстры, они же чудища, живут повсеместно, дерутся всегда и со всеми, законов не понимают, традиций не чтут. Одно слово — бестии.

Маги Заморских холмов. Эти живут особняком, занимая целый край на берегу восточного моря Славсев. И леса там первозданные, и горы могучие, и поля цветущие. Но ни чудовищ, ни людей, ни подданных западных королевств на Заморских холмах нет. Попасть в этот мир непросто — он защищен прозрачной стеной. Сквозь нее могут пройти только маги. Или те, кому они разрешат. Так было до недавнего времени.

Лет двадцать назад в Утронии объявился некий Немо. Первое время он вел себя спокойно, но в последние годы все изменилось. Немо и его войско рубит в салат всех и вся. И прозрачная магическая стена для него не преграда. Западным королевствам тоже достается, причем больше всех готам, но главными врагами Немо почему-то выбрал магов. Бестии тоже нередко отхватывают. По словам Кинсли, Немо — могучий маг. Более сильный, нежели любой из заморских, а может, даже сильнее их, вместе взятых. Интересно, что он и его войско очень редко нападают на одиночек. Группа магов или семья крупных бестий пребывают в большей опасности, чем когда они порознь.

«Больше чем по двое не собираться», — подумал я.

— По слухам, — наклонился ко мне Кинсли, — сейчас магов осталось совсем мало — сотни перебил проклятый Немо.

— Слабые, видать, маги, раз их так проредили.

— Дурак ты, — буркнул оруженосец, но пояснять не стал.

— А этот, как его… Рахли — он что же, не за стеной?

— Он отшельник. Уже много лет один живет.

— Хм… По-взрослому тут у вас: отшельники, интриги.

Получалось, что этот Немо со своим войском и есть четвертый центр силы. И главный.

— В общем, двигаем к твоей ведьме Пчелиной, — сказал я. — Других вариантов не вижу.

Кинсли покачал головой. Потом наконец сказал, поморщившись:

— Можно, конечно, попробовать пешим ходом дойти, но…

И тут за стенами таверны загрохотало. А нынче мы в другом заведении решили остаканиться, но тоже в срубе из черных бревен.

Грохот прекратился, тяжелая дверь отворилась, скрипнув нещадно, и на пороге нарисовалась та самая блондинка, которая чуть из меня шашлык не сделала позавчера. Или год прошел с того дня? Одета она была чуть побогаче — кожаные бриджи, безрукавка, сапоги. Видать, похолодало к вечеру-то.

Она решительно подошла к нашему столику и прокричала Кинсли:

— Хар! Вагихма лахт ишма грахман!

Я встал. Это было ошибкой. Сразу же после этого я получил кулаком в челюсть и оказался под столом.

— Кирхма, алигла тахт! — продолжала ругаться девушка.

«Хороший удар», — подумал я, потирая челюсть и раздумывая, не остаться ли под столом. Но все-таки вылез.

— Я, конечно, очень извиняюсь, но что происходит? — спросил я, глядя на злобную валькирию.

— Не знаю, — обращаясь ко мне, процедила девушка, — из глотки какого шиврота ты вылез, из задницы какой вонючей беременной махральны, но лучше залезь обратно! — Она попыталась снова ударить, но на этот раз я был готов и отразил удар. Ате уки — так этот блок называется.

— А можно сначала, — снова блок, — объяснить… — попытался я придать беседе светскость, отклоняясь от удара в лицо.

— Нечего объяснять, — прошипела красавица, — из-за твоих дурацких подвигов разгневанный грахман напал на деревню. Пострадали люди. У Си́лка переломаны кости!

Кинсли попытался промямлить что-то успокаивающее, но девчонка его не слушала, а выхватила из-за пояса длинный нож и снова бросилась на меня.

Сделав шаг навстречу, я перехватил ее руку с ножом, резко повернулся к валькирии спиной и нанес удар ребром ладони в пах. Не надо думать, что удары в пах только для мальчиков болезненны. Поднырнув под рукой с ножом, я резко вывернул ее за спину девчонке. Она сопротивлялась, пыталась со всей силы наступить мне на ногу, но я уже не шутил и дрался всерьез.

Да, всех нас учили, что девочек бить нельзя. Но на тренировках карате гендерных различий не делали: девочка или мальчик перед тобой — бейся.

Я дернул вверх ее вывернутую руку, и валькирия разжала кисть, роняя нож.

— Может, все-таки вернемся к диалогу? — почти эротично прошептал я на ухо нападавшей.

— Шахвраз! Букх! Малиндагр! — выплюнула проклятия она.

«Татарский, что ли? Или тюрский какой-нибудь?» — подумал я.

— Шайна, — наконец заговорил Кинсли, уши которого от страха были крепко прижаты к щекам, — этот мальчишка ни в чем не виноват!

— Тогда кто? Ты, что ли?

— Шайна, — я оттолкнул девчонку, отпуская руку, — карлик не прав. Я виноват, это я разрушил гнездо грахмана.

— Карлик?! — возмутился Кинсли. У него даже уши выпрямились.

То-то же. Не будет мальчишкой называть.

— Думаешь, я этого не знаю, подонок? — Шайна, разминая пострадавшее плечо, наклонилась за ножом.

— Могу спросить — откуда? — Я снова уселся, надеясь, что драка окончена.

— Сначала скажи, откуда ты вылез, ублюдок, — проворчала девчонка, усаживаясь за стол напротив меня, — что, как младенец, ничего не знаешь? И правда, что ли, из матки махральны? А задницу я тебе еще надеру, — закончила она вдруг.

Пахнуло плохим Голливудом.

— Он из другого мира… — начал Кинсли.

— Да. Я у вас всего третий день. Что касается моей задницы, — добавил я хмуро, — она когда угодно в твоем распоряжении.

Хм… Хотел, чтобы прозвучало брутально, получилось… то, что получилось.

— Мы ответили на твой вопрос? Теперь ответь на мой. Откуда ты узнала о нашем… — Так и хотелось сказать «подвиге», но я сказал: — Приключении?

— Финфор, — проговорил Кинсли как о чем-то известном всем.

— Кинсли, — сказала Шайна, — принеси, он в походной сумке.

Кинсли недовольно вздохнул, но соскочил с лавки и вышел из заведения. Шайна, щелкнув пальцами, подозвала к себе разносчицу и велела принести две кружки зайти и мяса. Я тоже заказал еще кружку. Сидр — вот на что был похож этот напиток. Да, малосладкий сидр — я как-то покупал такой. Хуже пива, конечно, но пить можно.

— Смотри, чужак. — Шайна подставила ладонь, в которую Кинсли покорно вложил круглый красный шар. — Эта штука называется финфор.

Вдруг внутри шара, будто на дисплее круглого смартфона, я увидел нас с Кинсли — в тот момент, когда мы в расщелине прятались. Потом загорелось гнездо, стоящее на валуне, выбежал, пряча за пазуху камень, Кинсли. Далее на круглом «дисплее» стало видно, как я ныряю в море и долго плыву. Интересно, кто нас снимал? И откуда? И чем?

— Но как…

— Эта волшебная штуковина — глаз мертвого шрубаглакла. Глаз этот способен увидеть что угодно. Нужно только заклятие произнести. У нас о финфоре даже дети знают. Но ты, конечно, об этом слышишь впервые, — сказала Шайна, приложилась к кружке и долго пила.

Эх, нет у меня мобильника с собой! Ткнул бы ей сейчас в красивую мордочку, со словами: «А вот это видела!» И показал бы, на что способен современный телефон! Хотя что-то подсказывало, она не сильно бы удивилась — у них тут только черта лысого нет. Да и то не факт.

Внутри шара началась новая «трансляция»: грахман летал над каким-то поселением — наверное, та деревушка, что прямо возле грахманских скал. Птеродактиль наводил на жителей ужас, они бегали, кричали, прятались в домах. Грахман снес соломенные крыши у двух строений, а потом, вставив бошку в некрытый дом, вытащил подростка. Тот извивался и истошно орал. Грахман, резко крутанув головой, отшвырнул мальчишку, который пролетел через полдеревни, пока не врезался спиной в стену дальнего дома. Чудище издало отвратительный крик, похожий на свист тормозов, взмыло в небо и, громко хлопая крыльями, улетело.

— Когда это было? — мрачно спросил я.

— Вчера, — брезгливо бросила Шайна. — И это не в последний раз. Тупой грахман решил, что виновны деревенские. Пока не выбьет из них свои сокровища, будет нападать. Силк уже у лекарей, но поднимут ли его — неизвестно. — Она снова уставилась на меня взглядом полным злобы и осуждения.

— Кинсли, а что, если снова с Рахли переговорить? — спросил я. — Может, он поспособствует?

— Ты, я смотрю, все привык делать чужими руками? — вместо карлика ответила Шайна. — Давай беги, может, он тебя не на месяц, а на всю жизнь в рабство заберет. — Она неженственно сплюнула под стол, почти попав мне на кроссовок. — Хотя от этого всем стало бы только лучше.

«Она уже знает про договор с волшебником?! Да, им тут СМИ не нужны — новости разносятся с порывами ветра, видимо».

— Как можно остановить грахмана? — Настроение у меня начало портиться, внутри закипало горячее желание решить проблемы. Пренебрежение и злоба Шайны раздражали, как и совесть, которая подала голос сразу после увиденного в шаре.

— Убить только, — ответила валькирия. — Но я одна не справлюсь.

— А вдвоем?

Шайна снова взглянула матерно. Потом во взгляде сомненье мелькнуло — видимо, вспомнила, как я ее только что укатал.

— Там руками махать без толку. Какое твое оружие? — спросила она.

Я хотел сказать про острое слово, что ранит в самое сердце, но промолчал.

— Автомат Калашникова, — сказал с умным видом. — Жаль, что дома забыл.

Автомат, к слову, я в жизни в руках не держал.

— Это еще что? — спросила Шайна.

— Палка такая, что жалящих пчел выпускает, — сказал я.

— Ты — маг? — Во взгляде ее впервые мелькнул интерес.

— Нет. Почему?

— Не знаю тогда, что в вашем диком мире за палки, что пуляются пчелами. Тут все проще: мечи, кинжалы, копья да арбалеты.

— Тогда вот. — Я кивнул Кинсли, и тот расчехлил мой детский лук. — Я, правда, стрелок аховый, но хоть что-то…

Девушка захохотала в голос.

— Ладно, пойдем, — сказала она, отсмеявшись, — будешь этой игрушкой грахмана отвлекать, а я ему на спину запрыгнуть попытаюсь.

Вот и весь план.

Грахмана мы прождали в засаде почти до ночи. Я уже стал носом клевать — спать хотелось после зайти и пережитых волнений.

Шайна толкнула меня в плечо, когда в опустившейся тьме ничего разглядеть было невозможно. Но вскоре стал виден силуэт летящего чудовища и слышен стук крыльев.

— Эй! — Шайна вскочила, замахала руками и закричала грахману: — Шарвагма крухм клахма сипла! Ямн сипла свардрла!

«Говорят, немецкий — язык войны? Есть претенденты покруче», — подумал я.

Грахман завис над нами. Он визжал, как легковушка на повороте, и посылал крыльями сногсшибательные воздушные потоки. В смысле, сшибающие с ног.

«Неужто он ее понял? — подумал я. — Неужели даже такие тупые уроды, которые считают, что украсть могут только соседи, понимают язык Древних?»

— Что ты ему сказала? — крикнул я. Мой переводчик Кинсли где-то поодаль схоронился.

— Что это я поганый кристалл украла! — крикнула Шайна. — Отвлеки грахмана на себя!

Красавица держала в руках два длинных кинжала и выглядела очень решительно, да и облачена была соответствующе. Нагрудник из белого металла, шлем, из-под которого светлые волосы струились, наручи, наколенники, кожаные шорты. В общем, художник Валеджо тотчас бы схватился за карандаш. Грахман Шайну, очевидно, знал — он стучал крыльями и орал угрожающе, но атаковать не решался. Зато постоянно смещался в небе, видимо, выбирал угол атаки. Но Шайна тоже не стояла на месте — все время оставалась лицом к грахману, выставив вперед два кинжала, словно клыки.

Я вылез из-за камня, перебежал так, чтобы оказаться у грахмана за спиной, и стал в него стрелы пускать. Ни одна не воткнулась. Птеродактиль не яблочко — стрелы, стукнувшись об ороговевшую кожу, отлетали, как бильярдные шары от бортов. Впрочем, отвлечь я смог — грахман в воздухе развернулся и, заметив меня, сразу напал. Я бросился наутек. Недалеко убежать получилось — дикая боль пронзила плечо. Сквозь ее приступы и мой собственный вопль прорывались окрики Шайны.

— Заставь его снизиться! — кричала она.

Оказывается, я болтался в пасти грахмана — прокусив плечо, гнусный звероящер тащил меня вверх, то ли желая швырнуть, как того пацана, то ли планируя сожрать. Превозмогая дикую боль, я смог слегка развернуться и свободной рукой со всей силы врезать гаду в глаз. Грахман только моргнул. Но и помешать мне не смог. Я стал молотить тварь по глазу со всей силы — костяшки у меня еще с тренировок к боли были нечувствительны, отжимания на кулаках приносят плоды. Один из ударов особо удачным получился — грахман даже пасть распахнул. Из утробы вновь визг тормозов раздался. А я — как тот сыр у вороны — вниз полетел. Чтобы не соврать, метра четыре до земли было. Ноги отбил, но остался жив — это главное, а вот плечо визжало от боли громче, чем недавно грахман. Как только я смог подняться, тварь опять на меня бросилась. Я выставил руки перед лицом, как пятиклассница, когда в нее кем-то брошенный мячик летит. Стыдно признаться, но в тот момент я полностью растерялся.

Как уж Шайна умудрилась грахману на спину вспрыгнуть — незнаемо, но смогла, — я и сквозь пальцы увидел. Увидел и то, как она вонзила кинжалы прямо ему в слуховые отверстия. Клацнули клинки, фонтаном брызнула темная кровь, истошно заорали тормоза легковушки. Тело мертвого грахмана рухнуло прямо на меня…