Секретная политика Сталина. Исповедь резидента

Георгий Агабеков, 2018

«ОГПУ постарается расправиться со мной при удобном случае. Поживем – увидим…» – так завершил свои воспоминания Георгий Агабеков, высокопоставленный сотрудник советской разведки, который в 1930 году сбежал на Запад. А как еще могла поступить Москва с человеком, который в опубликованных в Западной Европе книгах подробно рассказал о грязных тайнах СССР? Начиная с вторжения в Афганистан в 1929 году, перехвата британской дипломатической почты в Персии, секретных операций в Стамбуле, Сирии, Палестине и Египте и заканчивая высылкой Льва Троцкого и расправой над Яковом Блюмкиным. Несколько лет советские агенты охотились за предателем по всей Европе, пока наконец не ликвидировали его в августе 1937 года – по одной версии, «растерзали» и сбросили в пропасть на границе Испании, по другой – зарезали в Париже, вывезли труп в чемодане и утопили в море. Тело перебежчика так и не было найдено. После него осталась лишь эта книга – сенсационная исповедь беглого резидента, раскрывающая всю подноготную советской разведки и самые опасные секреты Сталина.

Глава 1. Коммунисты в ЧК

«Товарищи! Класс помещиков и капиталистов у нас уничтожен. Вместо царской России — теперь РСФСР. Власть находится в руках трудящихся, в руках рабочих и крестьян. Мы победили на фронте военном. Авангард пролетариата, коммунистическая партия, призывает всех трудящихся на новый фронт — фронт трудовой: для восстановления страны, разрушенной годами империалистической и гражданской войны…», — монотонно, по складам читал политрук передовицу екатеринбургской газеты «Уральский рабочий»^[1] сидящим вокруг него на нарах красноармейцам.

Это был урок политической грамоты — политчас в казармах 210-го батальона войск ВНУС (Внутренней службы)^[2]. Стоял ледяной мороз. Казармы, несмотря на то что стояли холода, не отапливались. Не было дров. Красноармейцы ежились в своих рваных шинелях и слушали чтение политрука.

Я, 24-летний юнец, будучи военкомом батальона, расхаживал по помещению своего батальона, подходя то к одной, то к другой группе занимающихся, и следил за занятиями. Мне было холодно, как и всем остальным, и я шагал все чаще и чаще, чтобы отогреть окоченевшие ноги. Прохаживаясь, я с наслаждением думал о конце политчаса, когда я смогу пойти в канцелярию батальона, погреться у маленькой железной печурки и проглотить горячего кипятку, заменяющего чай. Мечты мои прервал голос батальонного писаря, прибежавшего в одной рубахе с разносной книгой в руке.

— Вам срочный пакет из губкома, товарищ комиссар, распишитесь, — обратился он ко мне, передавая разносную книгу с пакетом.

Расписавшись в книге, я вскрыл пакет. «Члену РКП(б) тов. А. Получением сего предлагается Вам немедленно явиться в губком партии РКП(б) к заведующему учраспредом^[3] тов.…», — пробежал я письмо. «Зачем это я понадобился в губкоме? Наверно, опять сделать какой-нибудь доклад, а то еще хуже — руководить субботником», — подумал я, пряча отношение в кармане.

Губком помещался недалеко от казарм, и я решил сходить туда до конца занятий и узнать, в чем дело, за десять минут я уже был в губкоме, дождавшись очереди, подошел к заведующему учраспредом и протянул ему письмо.

— А! Тов. А., по постановлению губкома вы направлены в распоряжение губчека, где срочно требуются сотрудники-коммунисты. Списки на вас посланы еще вчера, потому советую вам завтра же с утра явиться в распоряжение губчека, — сказал заведующий и вслед за этим повернулся и начал говорить со следующим посетителем.

Я медленно отошел от него и, выйдя из губкома, направился в казарму. Занятия шли к концу, но они меня уже перестали интересовать. Я даже забыл о предстоящем горячем кипятке. Я мог думать только о том, что с завтрашнего дня я буду сотрудником ЧК, о которой много слышал как о беспощадном органе диктатуры пролетариата, не знающем пощады к врагам революции.

О которой все население пело частушку:

Ой, яблочко, куда катишься,

В губчека попадешь, не воротишься…

С завтрашнего дня я буду называться чекистом. У меня мелькнула мысль: «А что я там буду делать? Ведь я, в сущности, только старый солдат, несмотря на 24 года, и ничего, кроме войны, не знаю. Может, мне поручат расстреливать приговоренных? Ведь там, говорят, расстреливают десятками каждую неделю. Нет, я на такое дело не пойду. Да и зачем им брать на такую работу военкома батальона? А, впрочем, завтра увидим!»

К 9 часам следующего утра я уже подходил к зданию ЧК, помещавшемуся на Пушкинской улице. Широкое двухэтажное деревянное здание. У входа стоит часовой-красноармеец, вооруженный винтовкой, револьвером и шашкой. Я медленно направляюсь ко входу.

— Пропуск, товарищ! — спрашивает часовой у меня.

— У меня еще нет пропуска, я только что назначен в ЧК, — отвечаю я неуверенным голосом.

— Третья парадная налево, в комендатуру. Там спроси пропуск, — указывает мне часовой.

Подхожу к комендатуре. Дверь наверх, и рядом ворота во двор. Снова часовые у двери и у ворот. Ниже слышны какие-то смутные голоса. Я посмотрел вниз и увидел узкие решетки подвальных окон, полузамерзших от мороза. В просветах видны людские головы. «Это, наверное, подвал губчека», — думаю я и, отвернувшись, быстро вхожу в комендатуру. Длинная комната, разделенная деревянной перегородкой с маленькими оконцами. Я просунул свой мандат и партийный билет в одно из окошек. Через пару минут высунувшаяся рука возвратила мне бумагу и пропуск.

— 2-й этаж, комната 8, к тов. Корякову, — дал мне указание дежурный комендант.

Я возвратился с пропуском к большому зданию. Часовой, осмотрев пропуск, пропустил меня, и я прямо по лестнице поднялся на второй этаж. Перед дверьми стоял второй часовой, уже только с одним револьвером. Он также проверил пропуск и пропустил меня за дверь. Я вошел в узкий коридор, освещенный электрической лампочкой. По бокам коридора — двери с номерами. Налево я заметил № 8 и подошел к нужной мне двери. «Уполномоченный по борьбе с контрреволюцией», — читаю я на двери. Значит, сюда. «Входи», — слышу голос на мой стук и, открыв дверь, вхожу. Маленькая, не более 5 кв. метров, комната. У окна письменный стол, в одном углу небольшой несгораемый шкаф, какой-то деревянный шкаф с бумагами и несколько кожаных кресел. На стене висят портреты Ленина и Дзержинского; за письменным столом сидел парень лет 26 с папахой на голове, из-под которой выбивались светлые волосы. Полушубок из оленьей кожи и кольт, висевший на ремне через плечо. Он что-то писал.

— В чем дело, товарищ? — спросил он, мельком взглянув на меня и продолжая писать. Я начал рассказывать о своем назначении в ЧК и одновременно разглядывал каракули, которые он старательно выводил на бумаге. Вдруг, не дав мне закончить, внезапно оторвался от бумаги и подскочил к окну.

— Пойди сюда! Смотри! — подозвал он меня. — Видишь того буржуя в черной шубе? — спросил он. Я посмотрел в указанном им направлении и увидел человека, одетого в черное, проходившего по противоположному тротуару.

— Вижу, — ответил я.

— Беги за ним и проследи, что он будет делать сегодня до 12 часов ночи. Завтра придешь в это время и письменно доложишь о своих наблюдениях, — прибавил он.

— Да, но я командирован… — начал было я.

— Засохни и брось свои комиссарские привычки заниматься демагогией. Делай, что приказывают, товарищ! — скомандовал он.

Я подумал, что, пока я буду спорить, человек на улице уйдет, и я его потом не найду. Взяв свой пропуск, я стремительно выбежал из комнаты и бросился из здания.

— Стой, товарищ! Пропуск! — остановил меня часовой, загораживая дорогу штыком.

Я подал ему пропуск. Он не спеша, внимательно осмотрел бумажку и насадил ее на штык.

— Проходи!

И я стремглав полетел за человеком в черном. Догнал на углу и, обогнав, заглянул ему в лицо. Это был человек средних лет, с типичным русским лицом. Серые глаза, светлые усы и борода. Одет он был в черного меха шапку и в черную же поповскую шубу с енотовым воротом. Он шел спокойными шагами, не обращая на меня никакого внимания. Но я вдруг вспомнил кучу прочитанных мною детективных романов, где, как правило, шпики следили за своими жертвами незаметно для них, и так же, чтобы не быть замеченным своим объектом, несколько отстал от него, а затем даже перешел на противоположную сторону улицы. Так мы шли минут пять. Черное пальто, дойдя до здания коммунального хозяйства, вошло туда. Спустя минуту я зашел вслед за ним. Я нашел мой объект в коридоре, разговаривающим с другими посетителями, которые, обращаясь к нему, называли его «товарищ заведующий». Так это был заведующий коммунальным хозяйством, который с утра шел к себе на службу, и, вероятно, он пробудет здесь до конца занятий. Так оно и оказалось. Он направился к себе в кабинет и больше не выходил. Мне ничего не оставалось, как ждать. Я бродил вокруг этого учреждения до 4 часов дня. В четыре заведующий вышел со службы и пошел к себе домой. Следя за ним, я также пришел к его дому и зашел к председателю домкома, где я узнал фамилию моего объекта, его семейное положение и прочие мелочи. Покончив с этим, я опять стал ждать, но так и не дождался выхода моего «буржуя». Он, видимо, был добрый семьянин и сидел в кругу своей семьи. Я же, как проклятый, ждал его до 12 часов ночи на морозе, не евши. В полночь я, окоченевший, проклиная свою новую службу, вернулся к себе на квартиру.

На следующий день я опять очутился в губчека в комнате № 8. Там я застал, кроме вчерашнего субъекта, еще одного. Среднего роста, добродушного вида, с круглым, румяным лицом и опущенными по-крестьянски вниз усами, он сидел по другую сторону письменного стола, в пиджаке, одетом на русскую рубаху.

— А, здорово, товарищ! Ну, как дела? — обратился ко мне мой вчерашний знакомый.

Вместо ответа я подал ему приготовленный рапорт о моих вчерашних наблюдениях. Взяв бумажку, он, не читая, бросил ее на стол и обратился к человеку в пиджаке:

— Вот, товарищ Коряков, губком прислал нам нового работника. Парень ничего, шустрый.

Я поздоровался с Коряковым. Это и был уполномоченный по борьбе с контрреволюцией. Ознакомившись с моими бумагами, Коряков открыл ящик стола и извлек несколько листов бумаги.

— Вот, товарищ А., заполните эти две анкеты, напишите свою автобиографию и подпишите подписку. Вы будете моим помощником по секретной агентуре. Садитесь здесь к столу и пишите, — сказал Коряков, подавая мне бумаги.

Я взял подписку и начал читать:

«Я… сотрудник Екатеринбургской губчека, обязуюсь выполнять все распоряжения ВЧК и ее органов. Обязуюсь сообщать обо всем слышанном и замеченном, могущем принести вред советской власти, своим ближайшим начальникам. Все мне известное по работе в органах ЧК обязуюсь хранить в строгой тайне. В противном случае я буду подвергнут высшей мере наказания — расстрелу».

Я написал автобиографию, заполнил анкеты и расписку. Коряков, взяв бумаги, аккуратно вложил их в папку, на которой старательно вывел: «Личное дело сотрудника ВЧК Агабекова». И так же аккуратно, открыв несгораемый шкаф, положил эту папку на пачку других такого же рода.

Так я был принят в ЧК. Отныне я должен быть чекистом. Должен смотреть, слушать и доносить. Сегодня коммунист, а завтра чекист. Какая разница! Ленин сказал, что каждый коммунист должен быть чекистом.

Примечания

1

«Уральский рабочий» — орган Свердловского обкома и горкома КПСС, областного и городского Советов. Издавался с 1 февраля 1907 г. под названием «Рабочий».

2

Войска ВНУС (Войска внутренней службы) — специальные воинские формирования, выполнявшие задачи по охране тыла в РСФСР с 1920 г. Были созданы постановлением Совета труда и обороны от 1 сентября 1920 г. В их состав вошли войска ВОХР (Войска внутренней охраны республики), караульные части, войска обороны железнодорожной прифронтовой полосы, транспортная (железнодорожная и водная) милиция. Войска ВНУС находились в подчинении НКВД и главкома Вооруженных Сил. Высшим органом их управления являлся штаб Войск ВНУС во главе с командующим. Войска ВНУС включали 363 формирования, дислоцировавшихся в 9 военных округах на 3 фронтах, 17 железных дорогах и в 2 водных областях. К концу 1920 г. численность Войск ВНУС составляла 360 тыс. человек (14 дивизий и 18 бригад). Они охраняли пути сообщения, наиболее важные предприятия, склады, учреждения связи и другие объекты, вели борьбу с бандитизмом. Постановлением СТО от 24 ноября 1920 г. на них была возложена также охрана государственных границ. 19 января 1921 г. Войска ВНУС, из состава которых были выведены войска ВЧК, железнодорожная и водная милиция, постановлением СТО были переданы в военное ведомство.

3

Заведующий учраспредом — заведующий отделом по учету и распределению кадров губкома партии.