Она и ее мужчины

Генри Лайон Олди, 2009

«– Рыба! – ликуя, возвестил Тезей. Маленький, широкоплечий, он стоял над галькой, как победитель над трупом врага. Плоская галька; в сущности, ерунда. На одной стороне ножом выцарапана тощая рыба, на другой – солнце. Только что этот жребий решил судьбу добычи. – Ну и дурак, – мрачно заметил Пирифой. Высокий, кудрявый, он не умел проигрывать. Даже друзьям. Но долго злиться он тоже не умел. Если сразу не бросился на соперника – все, считай, мир…»

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

О. Мандельштам

— Рыба! — ликуя, возвестил Тезей.

Маленький, широкоплечий, он стоял над галькой, как победитель над трупом врага. Плоская галька; в сущности, ерунда. На одной стороне ножом выцарапана тощая рыба, на другой — солнце. Только что этот жребий решил судьбу добычи.

— Ну и дурак, — мрачно заметил Пирифой.

Высокий, кудрявый, он не умел проигрывать. Даже друзьям. Но долго злиться он тоже не умел. Если сразу не бросился на соперника — все, считай, мир.

— Почему это я дурак? — обиделся Тезей.

— Тебе в игре везет? — стал разъяснять Пирифой, указывая на злополучный жребий. — Везет. Значит, с любовью беда. Примета такая. Забирай свою замухрышку. Все равно она тебя никогда не полюбит.

— Точно примета?

— Точно.

— Ничего, — махнул рукой Тезей. — Пускай не любит.

И с вожделением посмотрел на девчонку. Елена даже в двенадцать лет — волосы торчат, коленки расцарапаны — приводила мужчин в оторопь. Толкала на подвиги. Украсть сестру бешеных братьев Диоскуров — чем не подвиг?

— Дурак, — повторил Пирифой, морщась. — Тебе что баба, что чурбан — все едино. Ладно, забирай. Не жалко. И поехали мне женщину добывать.

— Поехали, — согласился Тезей. — Только завтра. Мне тут еще надо…

Он по-прежнему не отрывал взгляда от Елены.

— Ты не хочешь спросить, кого я выбрал?

— Кого?

— А вот кого…

— Ты идиот? — спросил Тезей, услышав ответ друга. — А еще меня дураком дразнил…

— Боишься?

— Я?!

— Ты!

— Сам ты боишься! Едем! Завтра…

С утра они уехали — в царство мертвых, за Персефоной, супругой Аида Гостеприимного. Елена, которую под конвоем отправляли в Афины — дожидаться возвращения Тезея, — долго смотрела вслед героям. Она знала, что герои не вернутся.

Разве что чудо…

Ночью она молчала и кусала губы. Ни стона, ни вздоха. Тезея это не смущало. Ему важно было владеть. Остальное — выдумка кифаредов. Стерпится — слюбится, и все такое. Честно говоря, Тезей ожидал большего. Он уже жалел, что жребий выпал ему. Надо было поделиться. Первую ночь — он, вторую — Пирифой.

И никуда не ехать.

* * *

— Я тебя люблю, — сказал Менелай.

Маленький, широкоплечий, он походил на Тезея. Лишь светлые кудри — как у Пирифоя. Казалось, двое первых похитителей вернулись, чтобы воплотиться в этом человеке. Увы, Тезей возвратился из царства мертвых лишь за тем, чтобы упасть со скалы в море.

Пирифой встретил тень друга так же, как и проводил на свободу — сидя на камне у входа в преисподнюю. Иногда его, приклеенного к камню, навещала Персефона. Рассказывала последние сплетни, спрашивала, как Пирифой себя чувствует. Передавала привет от Тантала и Сизифа. Аид Гостеприимный полагал, что это оживляет ситуацию — и усугубляет муку.

Жестокость? Нет, справедливость, как ее понимал Аид.

— Я тебя люблю.

— Хорошо, — кивнула Елена. — Я слышу.

— А ты меня?

Она не ответила.

— Я твой муж. — Менелай сделал вид, что молчание жены — знак согласия. У него было прелестное качество: он все трактовал в свою пользу. — Владыка Зевс! Я до сих пор не верю своему счастью! Ты выбрала меня… А ведь в Спарте собралась уйма славных героев!

Конец ознакомительного фрагмента.