Мои охотничьи рассказы

Геннадий Александрович Табаков

Видимо, в каждом человеке дремлет то чувство, которое все называют охотничьей страстью. У меня оно дремало недолго и проснулось ещё в раннем детстве.

Первая охота

Вспоминая детские годы, не могу не рассказать о тех первых охотах, участниками которых стал только благодаря моему самому старшему брату Михаилу. Жили мы тогда в Шемонаихе, районном центре в Восточном Казахстане. Брат работал машинистом паровоза и в свободное от поездок время долгими часами часто сидел за столом, снаряжая патроны порохом и дробью. В эти минуты его было не узнать, лицо его добрело и светилось какой-то радостью, как будто он перебирал руками не патроны, а какие — то драгоценности.

Глаза, с хитрым прищуром, смотрели на меня, и он рассказывал различные охотничьи прибаутки и небылицы, которые я воспринимал за «чистую монету». Часто говорил мне, что с ружьём охотиться сможет каждый, а вот без ружья — не всякий. Запомнился навсегда его рассказ об охоте на зайцев с махоркой. Я дотошно расспрашивал его обо всех подробностях этой охоты, а он, смеясь, рассказывал, что надо на заячьей тропе положить камень и насыпать на него табак (махорку). Заяц, мол, бежит по тропе и видит на камне что-то, а когда, заинтересовавшись, понюхает табак, то громко чихнув, бьётся носом об камень и падает замертво и надо только ходить, чтобы подбирать дичь. Я верил и не верил, зная шутливый нрав брата, трудно было понять, когда он шутит, а когда говорит всерьёз.

Однажды он пообещал взять меня на охоту на зайцев. Не могу передать то счастливое чувство, с которым я готовил одежду и валенки к предстоящей охоте. Вся подготовка состояла из того, что одежда укладывалась на печку для просушки. Казалось, она у меня никогда не просыхала, так как после первого снега, выпадавшего всегда неожиданно, я приходил домой как «снеговик».

Рано утром брат разбудил меня, а я, ещё не веря в происходящее, не знал, за что хвататься, чтобы побыстрее одеться, лишь бы угодить ему. Быстро проглотив кусок хлеба, и выпив залпом стакан молока, я выскочил на улицу. Нетерпение было такое, что казалось, брат сильно медлит или совсем передумал идти на охоту.

Но вот, наконец, мы идём по первому снегу (пороше), который мягко поскрипывает под ногами брата, важно шагающего с ружьём за плечом, а я, как охотничья собака, то семенил рядом, то забегал далеко вперёд, поглядывая по сторонам в надежде, что нас увидит кто-нибудь из моих друзей. То, что творилось в моей душе не описать, но чувство было такое, что хотелось не идти, а бежать или лучше лететь, чтобы быстрее оказаться на месте охоты. А охотиться мы шли к старому саду, который все называли «колхозным». Летом мы пасли там своих коров по берегам речки Поперечки и лакомились мелкими яблочками-ранетками из этого сада.

Сад был заброшенным и зарос густым кустарником, но для зайцев это было излюбленным местом. Кусты акации, выросшие между яблонь, склонились к земле под тяжестью выпавшего снега, искрившегося на солнце мелким бисером, ослепляя глаза. Эта картина напоминала зимнюю сказку.

Подойдя к саду, брат проинструктировал меня, что надо делать. А надо было мне, подождав, когда Михаил обойдёт сад для засады, идти и громко кричать и стучать палкой по деревьям. От нетерпения дрожали ноги, но я стоял и ждал. Немного обидно было, что не увижу сам процесс стрельбы по зайцу, который я «прокручивал в голове» в различных вариантах, готовясь к этой охоте, но это чувство быстро затмевалось другим, азартом быстро найти зайца и выгнать его на брата.

И вот я иду, вернее, продираюсь свозь густые заросли кустов, громко крича, не замечая падающие шапки снега мне на голову и за шиворот куртки, холодными змейками стекая по спине, набиваясь в голенища валенок. Казалось, сад был нескончаем, но увиденные свежие следы поднятого зайца подстегнули меня и я бегом рванулся по саду вдогонку. Громом прозвучал выстрел ружья где-то совсем недалеко и я, выскочив, наконец, из зарослей, увидел брата, державшего за длинные уши ослепительно белого зайца. Заяц был мёртв, но мне не жалко было его, ведь это был трофей, добытый с моей помощью.

Хорошо рассмотрев зайца и потрогав черные кончики его ушей, я уже рвался вперёд, чтобы найти другого зайца. Хотелось весь день ходить по заснеженным полям и лесополосам, в надежде увидеть живого зайца. И мы — ходили! Но больше зайцев не увидели, хотя следы их и попадались. Не забуду никогда вкус хлеба, который мы жевали всухомятку на привале, казалось, что вкуснее ничего на свете нет. Брат сидел на сломанном дереве и рассказывал мне о повадках зайцев, а я заворожённо слушал его и гладил руками ствол ружья, мечтая о том дне, когда я сам возьму его в руки для охоты.

Он много рассказывал о своём детстве, проведённом в горах Катон-Карагая, где начинал охоту на зайцев, ставя силки в лесу, ежедневно после школы бегая проверять их. А пойманные зайцы служили хорошим подспорьем в те голодные военные годы для нашей большой семьи. Отец наш, Александр Гаврилович, всегда скупой на похвалу, говорил ему только одну фразу: «Молодец старшой!» Это было высшей наградой в семье.

По дороге домой, я шёл за братом, а заяц, перекинутый через моё плечо, как скатка от шинели, уже казался мне таким тяжёлым, как будто нашпиговали его свинцом. А когда брат снял его с меня, я, казалось, сразу стал настолько лёгким, что могу подпрыгнуть и полететь. Мир был для меня тогда таким просторным и красивым, что хотелось громко кричать, что я люблю его и вечно готов бродить и любоваться его природной красотой.

Несмотря на усталость, я шёл, и уже думал и мечтал о будущих охотах. А какое чувство гордости я испытал, идя рядом с братом по нашей улице с добытой дичью, ловя завистливые взгляды сверстников, кучкой бежавших рядом с нами до самого нашего дома.

Да! Нет ничего на свете лучше первой охоты, когда у тебя ещё впереди целая жизнь!