Путешествие по северу Приморского края

Геннадий Александрович Исиков, 2021

История поселений на территории Приморского края с древних времен, русских первопроходцев, Столыпинской реформы, войны с Японией, советского периода. Путешествия по таежным рекам, сплав, рыбалка, научные и любительские археологические изыскания. Книга будет интересна тем, кто составляет свою родословную, упоминаются фамилии и годы проживания многих жителей Тернейского, Дальнегорского, Кавалеровского, Ольгинского, Красноармейского районов.

Первый житель поселения Кавалерово

Отрывок из книги Г. А. Исиков. Родился 29 июня 1948 года в Алма-Ата, с 1972 года проживает в Приморском крае. Классик XXI века. Воспевает в своих книгах красоту Уссурийской тайги. Лауреат Московской и Лондонской литературных премий, им. М. А. Шолохова, А. Н. Толстого и В. В. Набокова. Участник серии «Современники и классики». Кавалер литературных медалей Интернационального Союза писателей. Стихотворения вошли в хрестоматию для старшего школьного возраста в серии «Писатели XXI века», отрывок из романа «Наследники Дерсу» включен в хрестоматию «Мир глазами современных писателей».

Исторический роман «Наследники Дерсу книга 1. Пасека»

Недалеко от усадьбы лесхоза, на увале пологой сопки у кромки леса красиво смотрится кряжистый дом, рубленный из тесанного вручную кедра в ласточкин хвост, с резными наличниками на оконцах и по фронтону. За домом поблёскивает в лучах предвечернего солнца набухшая от весеннего сока дубрава вперемешку с белыми березами и клёнами распадка ключа Подколзина, правее виднеются сопки долины Тадуши, тайга проснулась, играя весенними оттенками красок зелени, тёмных склонов и яркого бездонного неба.

Большой огород загорожен. К вбитым в землю трубам в рост человека толстой проволокой крепились лиственничные жерди, очищенные от коры, к ним стоя прибит ошкуренный и выгоревший на солнце двухметровый горбыль, с подтёками засохшей смолы.

За оградой видны кусты жимолости и смородины, на колышках красуются два улика с пчёлами под самодельными конусообразными крышками.

Всё здесь было сделано своими руками и дышало долголетием и основательностью. У калитки могучий старик богатырского телосложения, словно из былины о русском Илье Муромце, работал легко, словно играя, небольшим плотницким топором. Рядом с ним высилась куча метровых берёзовых чурок.

За зиму, что прожил Сергей в посёлке, идя на работу и возвращаясь, он проходил мимо дома старовера Мурачёва, здоровался, вёл беседы, и душевные и по работе, всё больше с ним сближаясь.

— Доброго вам здоровьица, Семён Степанович, — поприветствовал Сергей, подходя к богатырю и протягивая ладонь для рукопожатия.

— Храни тебя Бог, — ответил спокойным голосом могучий старик. Сергей почувствовал доброту пожатия и увидел, что его довольно крепкая ладонь как ладонь подростка по сравнению с ладонью старовера. Из-под не продуваемой ветром брезентовой куртки выглядывала старенькая тёплая фланелевая рубашка с расстёгнутой верхней пуговкой у ворота на сильной короткой шее.

Лесничество имело план по заготовке веников из берёзы и дуба для общественной бани, метел для коммунального хозяйства, топорищ для магазинов и кайловищ для геологов и горняков, и Сергей приносил ему наряд-задание. К дому Мурачёва из леса подвозили тележку напиленных берёзовых чурок, и он из них делал товар. Сергей принимал работу, а старику только оставалось сходить в бухгалтерию за деньгами.

— Вижу, колку берёзовых дров чередуете с изготовлением товаров широкого потребления? — Сергей, не то спрашивая, не то утверждая, улыбаясь и приятно удивляясь силе могучего старика, ввернул, как бы нараспев, казённые словечки, словно прочитал вслух наряд на выполнение работ. — В этом и заключается ваш отдых? В перемене дел? Да чтоб не перегреться? Да не переутомиться от однообразия? — Слегка наклонив голову, он любовался богатырём.

От готовых кайловищ, топорищ и стружек исходил аромат бересты и берёзового сока. Лесные запахи набухших почек таёжных деревьев поили чистый воздух, и, вдыхая этот настой, Сергей чувствовал, что попал в сказку.

— Трудимся помаленьку. — Семён Степанович вонзил топорик в чурку, чтоб не потерять из вида, поставил на попа берёзовый коротыш, вершинкой кверху, тяжёлым колуном, кованным в кузнице, взмахнул, глухой короткий удар — она развалилась вдоль на две части. Поправив на затылке резинку, которой были связаны дужки очков с толстыми линзами, старик присмотрелся к слоям древесины, каждую развалил ещё повдоль, на верстаке зажал в тиски заготовку и, взяв скребок, играючи придал окончательную форму кайловищу, положил его на сработанный за день небольшой штабель.

— Как ваше здоровье? — поинтересовался Сергей.

— Слава Богу, топчемся с бабушкой.

— Семён Степанович, а сколько вам годков-то? — Сергей с уважением посмотрел на старика.

На его голове основательно сидела поношенная тёмно-коричневая фетровая шляпа, обтянутая ленточкой у полей, прикрывая крупное лицо в морщинах и светло-голубые глаза.

— Работаете вы по-молодецки.

— Восемьдесят шесть будет.

Сергей зашёл к Мурачеву, чтобы расспросить про иконы. Беседуя, то и дело посматривал за калитку. Большой огород с осени перекопан, ухожен. Компостная куча, парничок под рассаду. Капуста да картофель, свёкла, морковь, тыква — основное питание. Мёд свой — вон два улика стоят.

— Пчёл-то не возите в тайгу?

— Откочевал своё.

— А в посёлке пчёлы находят, с чего мёд брать?

— Тайга рядом, хватает нам со старушкой, на сахар не тратимся.

— Смотрю, и огород вам достается немалым трудом. Почва тяжелая, глинистая.

— Это на Алтае да в Сибири чернозём. А тут перекапываем по весне с древесной трухой, золу в лунки кладём, сын навоз привозит. Держит корову, свиней.

— Продуктами помогает?

— А как же, молочко свежее всегда есть, сметана. Мяском в зиму балует, горбушкой, кетой, на лето свинину солит. Курочек своих держим. За грибочками ходим. Огородина своя. Живём, не жалуемся, слава Богу. Да ты присаживайся, — пригласил на скамеечку у палисадника, — в ногах правды нет.

Солнце клонилось к вечеру, весенние лучи, лаская, слабо грели. На душе было приятно от чистого, ароматного, напоённого берёзовым соком воздуха, тихого зарождения нового лета.

Семён Степанович присел рядом с Сергеем. Поношенные брюки, было заметно, сшиты женой из плотной вельветовой ткани. Старик стряхивал налипшие на них стружки. Кирзовые солдатские сапоги выгорели. От разгоряченного работой тела веяло теплом и, Сергею показалось, каким-то крестьянским величием русского человека, пришедшего из глубины веков. «Вот надо же, — подумал Сергей, — как мне повезло, что я успел застать последнее поколение людей старой веры. Как же так? — размышлял Сергей, — мне всего чуть за двадцать перескочило, а я уже думаю о пенсии, а Семён Степанович всю жизнь прожил — и ему ничего не полагается, кроме как трудиться до последнего вздоха».

— Тяжеловато, наверное, вам план делать?

— Дак от чего ж? В удовольствие.

— И по хозяйству хлопот всегда полон рот.

— Сами по себе живём.

— Пенсии-то нет у вас с бабушкой. А я не представляю, каким сам буду в вашем возрасте, если доживу и вдруг, не ровен час, без пенсии останусь.

— Мы о пенсионе понятия не имели, жили да жили себе, сколько Господь пошлёт. И слова такого не знали — стаж, как бы нет его у нас. В тайге-то? Какие там трудовые книжки? А вот когда олово добывать стали, услышали про них. Кто из мужчин помоложе, тот на фронт ушёл, кто ещё в силах был, старателями стали, кто на север подался, но таких мало.

— А вы? Отчего не ушли?

— А от кого бегать-то теперь? От себя не убежишь. И от чего бегали-то? От голода. От холода. Искали где теплее да места побогаче, чтоб земля была плодороднее или зверя больше, рыбы. Вот и поселились на окраине в сторонке. Места всем хватает.

— А село большое было?

— До войны домов двадцать стояло. А когда олово нашли, старателей привезли из Якутии, с золота сняли. Выходит, оно дороже золота оказалось.

— Понятное дело. Грозного оружия без оловянного припоя не создашь. Провода паять в приборах для самолётов, танков, катюш. А старатели где жили?

— В землянках поначалу, рядом, у оловянных жил. Зима, мороз, ветер. Найдёт старатель жилу, обоснуется поближе. Набьёт кусков руды кувалдой, измельчит — и на костёр обжигать. А потом опять мелко набьёт, чтоб в порошок, и лотком в воде отмывает, как золото, на берегу ручья. А за сданное олово — деньги, продукты. Обустроились люди попозже. Дороги пробили через тайгу. Дома кирпичные появились. Школа, продснаб, райком, дворец культуры, хлебозавод. А теперь вон там, в центре, смотри, какое жилье многоэтажное. Сейчас и не узнать эти места, а всего-то прошло лет тридцать. Город вырос, а кто бы мог подумать. Посёлки выросли, где жилы нашли. Фабричный, Рудный, Хрустальный. Народу понаехало. Для нас уж точно в диковинку было увидеть столько продуктов, что завозили старателям, мы о таком и думать не могли. Привыкли на всём своём, да и сейчас так живём. А за хлебом, солью, крупой в магазин. Зарабатываю, слава Богу. Сейчас, при Советах, всех продуктов вдосталь.

— Я в книжке читал, что где-то тут у скалы на берегу реки Арсеньев и Дерсу встретились. А вам не доводилось слышать о них?

— Мы за перевалом жили, на Фудзине. Нет, не помню, чтоб старики сказывали. Тропами-то ходил по тайге и хунхузы, и китайцы, и тазы.

— А это кто?

— Местные племена удэгейцев смешались с корейцами, и по-новому называются.

— А в старину как жили?

— Бедно. Особенно вдовы, переселенцы, кто после японской войны тут поселился. Земля тощая, каменистая, без навозу не родит. Тайгу жгли, чтоб зола была на пашне. Как без труда?.. Всем доставалось. Охота да рыбалка кого и выручали. Грибы, ягоды, орехи. А тут ещё урядник приедет — неси ему то, подай это. От детей кусок отрывали.

— И какая она, власть, была?

— Постылой, вот народ в партизаны и подался. Ты у Ломакина спроси, тот лучше знает о партизанах. Там отряд был. А мы подальше от людей держались, в тайге. Дорог к нам не было, одна тропа. С людьми мало общались. Бывало, приходилось ездить лошадьми в Ольгу за солью, пшеницей, железом, инструментом да охотничьими припасами — свинцом, порохом. Я тогда уже парубком был, лет восемнадцати, в том ещё веке родился.

— Пули да дробь сами лили?

— И пули, и картечь, и дробь. Что там хитрого. Это после японской можно было купить винтовку, патроны. Больших стоило богатств, на меха меняли.

— А начинался посёлок откуда?

— Да вон от той скалы у речки. У дороги магазин видишь «Новинка»? Первый дом Фёдор Попполитов поставил.

Солдат, тот четыре Георгиевских креста имел. В восьмом году здесь объявился. Очень богатый человек. Приехал на подводах, на лошадях, привёз кровельное железо на крышу, скобы, гвозди. Работников с собой, те ему дом и срубили. Вон у магазина «Новинка», рядом с трассой, на том месте сейчас дом лесхоза на двух хозяев, Князев с механиком живут. Оттуда и пошло поселение. Дали ему название в уезде: Ольгинский уезд Маргаритовской волости, поселение Кавалерово, в честь, значит, полного георгиевского кавалера. Такой почёт оказали ему, место его именем обозначили. Вскоре там вдова солдата с дочкой поселилась. Фёдор и сошёлся с солдаткой. Рядом другие крестьяне да отслужившие солдаты землянки, времянки, срубы ставили, обживались понемногу.

— Не могу представить: как могли две женщины, мать с дочкой, пусть и крестьянки, привычные ко всему, сто километров пройти тайгой, из Ольги в Кавалерово? Это сейчас туда проложена грунтовая лесовозная дорога, в порт лес возят, а тогда, в восьмом году, одни тропы. Может, это расчищенная была тропа, чтоб телега или сани прошли? Тайга-то ещё не тронутая была, тигры, медведи, кабаны. Арсеньев пишет, что зверья в тайге всякого встречалось.

— Так люди ходили с обозом. В Ольге переселенческий пункт был, там государев человек и приписывал людей к жительству, которое сами выберут. Коня, корову давали, деньги на обустройство. Первым поселенцам по сто десятин земли от государя наделяли. В падях заимки ставили, так места и назывались — Ломакина падь, Деревянкина, Беляева. Молодые женились. Особенно-то выбирать не приходилось. Сходились да жили. Так и солдатку, вдову с дочерью, к обозу приписали да и отправили к холостому кавалеру. Был там у него с урядником сговор или нет прислать какую бабёнку, да рассудили верно, вот, семья и появилась. У кого остановиться на первое время? У кавалера! Так и прижились. Мужик-то он ещё в силе, рубака отчаянный, выходило. Японскую прошёл. Георгия за так просто не давали. Этого ещё заслужить надобно было. Сказывал он, — может, и прихвастнул, — что четвёртую медаль, чуть ли не от самого генерал-губернатора получил. И денег две тысячи рублей ему золотом за какие-то заслуги пожаловали. От того и разбогател.

— А дети тут от него в поселке не остались?

— Да какое там!!! Дети! В их-то годы! Да и жили-то как по принуждению. А у вдовы дочка ещё была, невестилась. Недолго он с вдовой той пожил. Года два. Опять в Америку засобирался.

— Почему опять?

— Так, говорю, богатым человеком был. Судили-рядили тут про него всякое, сам, наверное, проболтался. Зельё-то зелёное всякому язык развяжет, да и в грудь по тому случаю ударять любил, хвастал заслугами, грешил. Сказывали деды, что, как четвертого Георгия во Владивостоке получил в 1905 году да к нему ещё и награду деньгами, после этого в Америку сбежал, два года там жил. Будто бы большевики разыскивали расстрельщиков. Но денег из Америки привез уже, сказывали, четыре тыщи. Как он там свои деньжищи в рост пустил, неведомо нам, а может, и хвастал. А вот разбогател как-то. Хватка, видать, была. Али что иное прячется за теми сказками. Всякое говорили. Земля слухами полнится. Что за причина была от людей прятаться то в Америке, то в этом месте глухом, никем не обжитом? Пойма тут для хлебопашества не пригодная. Покос далеко, там, где аэропорт сейчас, да ещё дальше, на Свояковке. В Богополье крестьяне раньше его селились. И покосы там есть, и под пашню простор. И пчёлам места богатые. Божий подарок людям, одним словом. Так и прозвали, Божье Поле. Так ведь не захотел Фёдор Попполитов с ними селиться. В глухомань забился. От людских глаз подалее. Сказывали, другой раз уйдёт за посёлок в березняки, где сейчас аэропорт, и молится, молится. Какие он там грехи отмаливал, одному Богу известно. Женщины его тут в тайге страха натерпелись: то тигр повадится, то медведи, то кабаны всё на огороде перероют, весь труд коту под хвост, а в зиму опять без припасов — покупай на стороне, вот и затосковали. Решил Фёдор их в Америку увезти да там и остаться всем. Может, чего он тут боялся, поэтому за океан косился. Село-то маленькое, все друг у друга на виду. Шёпотом слово сказал, а на окраине все уже знают. Уехали они отсюда, а в Америке женщинам и вовсе не приглянулось. После спокойной жизни как горную речку кинуться. Не всякий выплывет, оно понятно, привычка на то нужна. Русских, сказывают, там тоже не мало, а вот кавалер наш там с вдовой и дочкой не прижились. Разругались меж собой, сначала жена бросила Фёдора, и сбежала из Америки. Затем дочка, а она, сказывали, тоже при всём, что молодым от природы дано, и при добром здравии. Недолго и она с Фёдором в Америке оставалась, да следом за мамкой подалась во Владивосток. И здесь женщин боле не видели. Помыкался Фёдор какое-то время за морем да о своем, забытом было, доме вспомнил. Чудной стал. Оденет на шнурок своего Георгия и по улице хозяином ходит. Старостой велит себя называть.

Сергей слушал старика, всматриваясь в скалу, прозванную Скалой любви. Там, на небольшой пологой поляне крутого склона, собиралась молодежь или влюбленные тайком назначали свидание. Отдельные прыткие смельчаки лазали и на саму скалу, пытаясь доказать любаве смелость, умение и отвагу. Скала, изрытая временем, обветренная и серая, казалась гигантским зубом, торчащим над рекой. Видная издали, служила ориентиром для древних путников — удэге, тазов, хунхузов, китайцев, русских первопоселенцев.

Сергей пытался представить себе быт, связанный с тайгой, добыванием дров на зиму, выращиванием пшеницы и овса, ячменя, кукурузы. Ведь надо же было питаться, делать заготовки в зиму, всё это сохранить. И выживать среди зверья, окружающего посёлок. Богатством для семьи были корова и лошадь, главные кормильцы крестьян. Чего стоило их сберечь от тигров, выгоняя скотину по утрам на дневной выпас в окрестности… Он представил себя пастухом и подумал, что бы он мог сделать, если зверь вдруг нападет на животное. Да, без ружья в тайге делать было нечего.

Сейчас его так и подмывало расспросить про клад икон, спрятанный староверами в горах. И он задавал себе вопрос: а для чего это вообще ему нужно? Ради любопытства — одно дело. За спрос не дадут в нос. С другой стороны, кто же так ему прямо и скажет: «сходи туда, принеси их, в музей сдай, спасибо получишь». Для религиозных людей это действительно клад, привезенный сюда из глубины веков. И не в музее им место, пока жив хоть один из наследников. И Фёдор Басаргин, и потомки Сотникова на него имеют право, и дети Мурачева, и те, кто разбрёлся по запрятанным в тайге поселениям.

— Семён Степанович, а вы про клад икон староверов ничего не слышали?

— Сотников привёл нас на Фудзин, под перевал, Лужки — так место то прозвали. Дочка его да внучки, может, что и знают, да разве покажут? Да и можно ли то кладом назвать? Схорон есть где-то. Иконы старые, в медных да позолоченных окладах. Утварь разная, серебряный крест, кадило и всё остальное понемногу. Ларец небольшой. На службу-то сейчас не собираются. Всяк сам по себе живет, на родовые иконы молятся. Вон и в моём доме клад такой в красном углу, иконостас с лампадкой. Заходи в дом, полюбопытствуй.

— Да как-то неудобно, — застеснялся Сергей.

— Заходи, кваском угощу. А то я стомился с работы. Квасок на чёрных сухариках, домашний, ты такого не пробовал, поди.

Старик собрал инструмент, Сергей взял у него топор и колун, понёс под навес в ограду. На веранде сняли обувь и верхнюю одежду. Открыв дверь и пропустив вперед Сергея, грузный старик грохнулся за порогом комнаты на колени, бросил искоса на гостя взгляд с осуждением, что не поклонился иконам, и легко и искренне стал креститься, всякий раз наклоняясь лбом до пола. Старик шептал молитву «Отче наш», благодарил, что дал ему возможность трудиться, за хлеб и достаток в доме, за здоровье, отпущенное ему, жене, детям и внукам.

Сергей оторопело смотрел на эту картину из неведомой ему сказки. В углу над столом иконы поблескивали мутным цветом позолоты, тёмными красками сурово и участливо проглядывали лики Богородицы с младенцем Иисусом на руках, Святого Николая, Семистрельницы, другие незнакомые ему образы. Икон много, небольших и средних размеров. Сергей переводил взгляд то на своего знакомого, так неожиданно открывшегося перед ним, то на иконы, освещаемые лампадкой и лучами уходящего солнца за окном, то на вычищенный до блеска пол. Кругом царит безупречная чистота и опрятность.

Семён Степанович легко поднялся с колен, предложил помыть руки в рукомойнике, пригласил за стол. В дом вошла старушка, с платочком на голове, добрыми голубыми глазами окинула гостя, поставила на стол глиняный кувшин с квасом, кружки.

— Кушайте на здоровье, — тихим мягким голосом пропела она и вышла из комнаты.

— За что честь такая? Не пойму, — спросил Сергей, с удивлением обращаясь к хозяину, старшему на все шестьдесят с гаком лет.

— Ну, если сейчас не понял, доживешь до моих лет — поймёшь.

— А я слышал, что если староверы в тайге и дадут воды напиться, то посуду эту уже поганой считают.

— Всякий человек по-своему чтит свою веру. Не суди и не судим будешь. Не осуждай. А от людей не спрятаться. Вон сын у меня бригадир лесорубов. Уважаемый человек. Жена его учительница, из православных, крещёная, но атеистка, говорит. Пионеркой и комсомолкой была. Да и мы своим детям не перечили, смирились. Вера, она ведь тоже всякая бывает. Без веры нельзя. И без школы нельзя.

Сноски на сайты писателя и интернет магазины

https://www.litres.ru/gennadiy-aleksandrovich-isikov/nasledniki-dersu-kniga-1-paseka/

https://www.litres.ru/gennadiy-aleksandrovich-isikov/nasledniki-dersu-kniga-2-zdravstvuy-sinyaya/

https://www.litres.ru/gennadiy-aleksandrovich-isikov/hronika-prestupleniya-protiv-rossii/

https://www.super-izdatelstvo.ru/product/nasledniki-dersu-kniga-pervaya-paseka

https://www.chitai-gorod.ru/catalog/book/1274548/

аудиокнига http://inwriter.ru e-mail: [e-mail]/gennadiy-isikov/nasledniki-dersu-kniga-1-paseka-63078561/#play_nownwriter.ru

http://lp.izdatelstvosuper.ru/isikov сайт писателя

http://inwriter.ru/members/isikov-gennadii-aleksandrovich.html интернациональный союз писателей

https://selfpub.ru/books/479266/?currentTab=publication кабинет в самиздат ЛитРес