Сама по себе. Поток сознания

Галина Сафонова-Пирус

Повесть «Сама по себе» – из «ручейков» моего сознания, в которые «впадают» и другие, – из ощущений, чувствований жизни, – но преломлённые, иногда преображенные в вымысел, все они безмерно изменчивы, словно блики солнца на поверхности бегущей воды. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 7

Дети приехали, а не звонят… Так ведь отсыпаются, вот и не… Ой, опять на улице плюсовая температура! Достала зима в этом году!.. а, вернее, не зима, а не пойми-разбери что, все месяцы по крыше балкона кап да кап, кап да кап!.. Что, хромушка, уже прилетел? Ну, раз прилетел, кормить буду. И чем тебя угостить?.. Не знаешь, что твой хромуша булки любит?.. Ага, сейчас я ему… Да побольше кроши, не жалей своего «Дорожного» батончика… Давай-давай, хромуша, клюй побыстрей, а то сейчас рыжий нахал свалится с неба и столкнёт тебя с подоконника. Хромуш, а помнишь, как два года назад прилетел ты на окно и лапы твои были спутаны леской? Не помнишь. Ну да, у вас, птиц, память короткая. А ведь если бы не поймала тогда, не распутала бы, то да-авно уже не прилетал бы… Три раза подряд «бы»?.. Ладно, Ядва-придира, напишем так: А ведь если б не поймала тебя тогда, не распутала лапки, то да-авно уже не прилетал… бы. А два сойдёт?.. Сойдёт для сельской местности… Ой, кажется, снежок запорхал! Радость-то какая! Если бы… Опять «бы-ы»?.. Отстань! А если б еще и морозец ударил!.. а то растает, поди, до земли не долетев… И «поди» не туда влепила… Ну хорошо, хорошо! А то, поди, растает, до земли не долетев, и опять — кап, кап, кап-кап…

— Тёма, Агнешка звонит? Первая проснулась.

— Агнеш, привет! Как же я рада тебя слышать!.. Да с нами всё нормально, а как ты, Глеб, Оливча?.. Уже играет? Конечно, ну что ей Европа, свои игрушки интересней, соскучилась поди… Да ладно тебе с уборкой, вначале отоспись с дороги-то… Ну, слава богу, что понравилась поездка. Трава уже в Европе?.. А у нас всё слякоть, слякоть… И снег в горах? Хорошо, что покатались… А вот это плохо, плохо. Но да ладно, чего не бывает меж своими! Помиритесь с дочкой, ты же у нас умница, всё понимаешь… Хорошо, что позвонила, ждали… А дочка ещё не звонила, спит, наверное… Пока-пока!

— Тём Димыч, а снежинки-то сегодня не хотят на землю падать… Как, куда денутся? Зацепятся за веточку и проживут еще день-два, не погибнут под твоими ногами… Ну, не под твоими, так под чужими… Да ну тебя с новостями, ты мне лучше вот что скажи: ехали дети в Европу отдыхать, а переругались, с чего бы это?.. Да, да, конечно, бывает… но ведь можно и без «бывает», зачем настроение себе и другим портить?.. Да, может быть… может быть уже и забыли… может, и не расскажут… ага, посмотрим, но всё ж если дочка начнёт о том, как они в Европе цапались… ну, ругались значит… Да это Машкино словечко, а не моё. Кстати, а что? Словечко весьма цепкое. Так вот, если дочка начнёт о цапанье, то постарайся в сторону разговор перевести… Как в какую? Ну, хотя бы на памятники там, на архитектуру там… Вот и попробуй. Вафлю будешь?.. Ну, и харе… Ну да, это тоже Машкино… Ага, это картошку вафлей закусить хочется, а после каши… Ой, телефон звонит.

— Галь, проснулась?.. Ну, конечно, разве Тошка даст поспать? Ладно, днём вместе с ним соснёшь… Рада, что понравилось. Когда придёшь рассказывать?.. Да не нужны нам подарки, всё у нас с батей есть для полного счастья… И вино не нужно… Ну и что, что прям из Братиславы? Еще от прошлой вашей поездки бутылка коньяка у него где-то завалялась… Ага, чтоб «выдержанное в подвалах» получилось… Завтра заедешь?.. Да, расскажешь… да, покажешь, а пока отдыхай после отдыха. Привет Артёму теплый, Машке, Тошке. До встречи.

И сколько сейчас? Ой, уже почти одиннадцать. Обед варить буду позже, а сейчас пойду Компа навещу, соскучился поди.

Привет, мой Комп! Чем займёмсИ-И сегоднИ-И? «Сама думай.» Грубиян! Ладно, уже придумала. Давай-ка вначале вбросим в Самолит очередную главку из «Ведьмы», ведь обещала читателям, что продолжение будет по вторникам и субботам, а сегодня уже среда, так что поди ждут-не дождутся… Ой, домофон завякал.

— Тём, кто там?.. Манька. Вот тебе и «Ведьма» для Самолита.

— Привет Мань, привет, моя золотая! Что ж ты опять без шапки? Простудишь корни волос, и станет причёска, как у деда… Ну да, доктор Малышева говорит… Да нет… да брось ты, она не одна говорит, ей и другие врачи вторят… Ни ха-ха, а серьезно. Ну как, понравилась Европа?.. И только-то? И весь твой восторг?.. Ну ладно, не хочешь сейчас рассказывать, так как-нибудь потом… Хорошо, можно и завтра, подожду, лишь бы впечатления твои не слиняли. Есть хочешь?.. Ну и хорошо, что дома поела, а то у меня только яйца да сыра ошмёток. Что, сразу в свой мобик внедрилась?.. Ладно, не буду мешать, тем более что мне надо тут с Комп… с компьютером разобраться.

Итак, глава одиннадцатая. «А потом у Писарёнковых всё под откос пошло». Не длинно ли для названия? Пожалуй. Тогда «у Писарёнковых» выброшу… да и «а потом»… Осталось: «Всё под откос пошло». Не, зловеще получилось, прямо апокалипсис какой-то… а, впрочем, так оно и было после революции «великой социалистической», будь она неладна… А можно так: «А потом всё под откос пошло». Во, как раз и интрига для читателя появится: а что-о там — под откос? «Мои документы» — «Ведьма из Карачева³¹» — «А потом всё под откос пошло» — «Копировать» — Проза. Ру. — «Ваша страница» — «Добавить новое произведение» — добавляем… Лети, моё добавленное! Вот жиСТЬ пошла у пишущей братии! «Нажал на кнопку, чик-чирик…» и: «Ваше произведение успешно сохранено». Правда, было бы радостней, если бы прочитала: «Ваше произведение успешно издано», но… Но, Ядва, что еще написать?.. Ты же обещалась переписку с Курчановым продолжить… А, да! Благодарю за подсказку, моя родная.

Он — на мою миниатюру «Сны… но молю о других»:

«Да-а, сны — забавная и тревожная штука, порой волнующая до ужаса. Как-то видел: еду на автомобиле к знакомому дому и к знакомым людям… и было так, — дом, который ожидал, люди… а потом наяву долго маялся, пытаясь вспомнить: где и когда всё это видел? Но так и не вспомнил. Да и сегодня: на каком-то стареньком, деревянном причале колол огромные чурки и разговаривал с кем-то знакомым… Но с кем? Колку дров запомнил, а людей…»

«Александр, у Вас не отзыв получился, а законченная миниатюра и язык такой живой!»

Я — на его «Поехали с орехами»:

«Прочитала половину Вашей повести. С добрым прищуром всматриваетесь в явления жизни, в людей и материал, из которого „лепите“ образы, ярок, — герои не мелькают, а врезаются в память. Да и не только они, с природой — то же: „Первая зелень травы-муравы шустро потянулась вверх, заманивая на полянки и поженки молодой и мягкой свежестью. А потом и черёмуха полыхнула цветом и острым пряным духом, березы выкинули крохотные, смолистые флажки листков, звонко затрещали дятлы, прогоняя из леса зимнюю, дремотную тишину, душно и радостно запахло лесной прелью…“ Ведь отлично! Но позже, когда пишете о романтиках, то сразу пахнуло публицистикой, — мы, мол, были такими, а теперь… Александр, да не все и тогда были романтиками, и теперь… так зачем же?..»

«Cпасибо, Галина, за прекрасный отзыв! Действительно, мне тот кусок о „красном червонце“ тоже — не очень, но со временем как-то замылился, примелькался, так что уберу непременно.»

«Дочитала Вашу повесть. И читать было легко, ибо по мироощущению Вы — язычник. Ведь с явной приятностью купались в той реке, которая подхватывала Вас, зачастую с усладой общались с теми, с кем приходилось плыть, но жаль, что мгновения, подобные этому: „Скрипка пела так завораживающе нежно и печально, так легки и мелодичны были её переливы, звучащие в унисон с догорающим вечером, с молчаливо притихшим лесом и гаснущим небом, что я невольно забыл про всё на свете. И вдали от суетного мира, в беспредельной, космической тишине, творила эта неожиданная мелодия с моей душой вещи странные, осмыслению не поддающиеся“. Так вот, жаль, что подобные мгновения, в которые Вы отрываетесь от суетного мира и, „приподнимая завесу“, заглядываете в ту, неведомую нам „космическую тишину“, у Вас редки. Да и с финалом повести не согласна: „Канут в безвестность большие реки и малые ручьи — наши жизни и судьбы, уцеленные когда-то в ясные, светлые дали, — выходом же оттуда будет вялый поток пресной и тухлой воды, которую смиренно примет Вечный Океан“ Да нет же, Александр, нет! „Бродит душа по белу свету, ищет в туманных грёзах солнечное счастье, и гнездится в ней, в неприкаянной, что-то неясное, безнадежно-зыбкое.“ (Из Вашей повести). Вот и мы должны надеяться обрести это „зыбкое“, ибо оно — единственное утешение наше, и тогда „там, куда ведёт меня тропа, и будет по-настоящему МОЙ дом, где меня любят и ждут“ (Опять же — Ваше). А иначе?..»

«Спасибо, Галина, за новый взгляд на скромную „виршу“ мою, я понял, куда вы клоните — к высокому, божественному осмыслению природы и нашего присутствия в НЕЙ. Но надо помнить, что написанное мною было в далёкие атеистические годы, когда преобладающее большинство очень мало задумывались о высоких материях души и духа, и теперь, задним числом придавать тем своим чувствам и мыслям совсем не присущую им окраску, было бы не просто не справедливо, но и неправильно. Душа для Бога зреет исподволь, приходит к Нему путями разными, часто неисповедимыми.»

«Задним числом придавать своим чувствам и мыслям окраску» просто необходимо, ведь и реки, Вами воспетые, текут по-разному, — то тихо и мирно, то журча по ухабам, то разливаясь озерами или пробиваясь в ущельях. Вот и человек меняется всю жизнь, переосмысливая прожитое, а пишущий просто обязан это делать! Но, конечно, не извращая факты, а додумывая, наполняя их теперешними смыслами. Здоровья Вам и успехов в творчестве!»

Ну вот, Ядва, пожалуй, больше из переписки с этим интереснейшим человеком вставлять в этот свой «поток сознания» не стану… Почему?.. А потому, что вся есть в моей книге «Словом волновать». Итак, сколько «яичек курочка снесла»… то бишь, читателей послала? Раз, два, три… одиннадцать. Ну, что ж, и на том спасибо. И даже ответ от кого-то есть: «Большое спасибо, Галина. Владимир Борейшо». И только-то? Лаконично… Но ты же ему тоже лак… Но зато я — весьма содержательно, а он… И что ответишь?.. А нужно ли? Молчишь. Ладно, подумаю. Еще и рецка есть? Ой, и рецка-то тоже от него на главу «Вот так я и стала ведьмой»: «Очень понравилось. На самом деле, в деревне я провел достаточно большую часть своей жизни, но у нас, на границе Псковской области и Латвии, подобного рода вещи были скорее исключением, нежели правилом. Зато довелось как-то побывать в Украинской глухомани, под Черниговом, на родине жены. Вот там — да, бабки заговорщицы, наговорщицы, ведьмы всякие. Ух, охоч там народ до подобного! Но ведь это все вопрос веры, не так ли? Честно говоря, раньше не верил в ведьм, но после ряда событий в жизни, отношусь со вниманием. Спасибо за интересное чтение».

Во, как, Ядва, понравилось ему моё… Да просто он вот так отблагодарил тебя… Ну и пусть, всё равно приятно, надо и мне ему…

— Тём, что ты?.. Да поищи сам в холодильнике чего-нибудь… Тём, ну я ж тебя просила! И сколько раз! Ужин соображай себе сам, неужто трудно?.. Да мне-то не трудно, но я же еще завтраки, обеды соображаю, и уже… и уже тридцать тысяч раз сообразила… Ага, сосчитала, пока тут с тобой… (Нет, забыл уже, что значит отрываться от писания!) Ну, на худой конец, яичницу сжарь, давно не… Прям уж! Вон, как другие жены, каждый день мужей — ею… Да верь врачам! Желтки силу придают, да и белки… Вот и хорошо. Только дверь на кухню прикрой, что б аромат её божественный до меня не…

Итак, Ядва, чирикнем Владимиру свет Борейшо… или «свет» — перед Владимиром?.. Кажется, перед… Итак, сосредото-очилась, пишу:

«Владимир, благодарю за теплый отзыв.»… И что, и всё?.. А что, а мало?.. Да как-то не густо… Ну, ежели не густо, то добавлю то, что подтолкнуло бы его к пониманию: прочитал только одну главу «Ведьмы из Карачева», а их у меня!.. «Благодарю за теплый отзыв о главе из повести, а вся она — исповедь русской женщины (почти ровесницы двадцатого века) о своей тягостной судьбе, так что, если не убоитесь, читайте дальше.»… Так и бросится… А, может, и бросится, Ядва-ядвочка, откуда знаешь?.. Предполагаю… Ты предполагай, а я без предположений, но с доброй улыбкой припишу: «С доброй улыбкой — к Вам»… Ну, что ж, приличненько чирикнула, а главное — ненавязчиво и с намёком… Ага, и мне понравилось. Лети, маши крылышками, мой ответик благодарящему Володимиру!

Ой, через пять минут Кисин³² играть будет. Сбегать на кухню, посмотреть, как там Тёма с яичницей управляется, а то стану слушать Кисина, а он и придёт с уточнениями: а сколько масла на сковородку лить?.. а с какого конца яйца разбивать? Ну вот, уже идет…

— Тёма, салат из капусты потому сегодня не настрогала, что ты её с дачи не принёс, а посему ешь-ка помидорчики маринованные, что, зря банку открыла!.. Да я бы их с удовольствием, но мне нельзя… Нет, Тём, я пока не буду ужинать, послушаю Кисина, может, тогда и… Кто такой? Пианист, мировая знаменитость, гордость наша российская… Ну, я ж тебе еще после обеда намекала, что хлеба у нас мало, а ты не догадался сходить, вот и ешь теперь с булкой.

Ах, как играл! Казалось бы, парень, как парень, а творит фантастическое. И как он может так?..

— Да-а, Тем, создают же себя такие, как Кисин! И себе на радость, и людям, а я… а мы ни-че-го из себя… Ну да, да, ты хоть семь книжек издал, а я… Вот предстану перед Богом, а он и спросит: что ж это ты, раба божья?.. выпустил я тебя на Землю, чтобы ты сотворила из себя хотя бы маленькое подобие моё, а ты… Стыдно будет, Тём, да?.. Конечно, большинство — и меньше… Конечно, большинство — и просто… но знаешь, мне всё равно будет стыдно, а тебе?.. Счастливый ты, что не…

— Манечка, пора баюшки, хватит тебе со своим Яриком эсэмэситься, а то надоешь ему… Надоешь-надоешь, да еще как! Мужиков на длинном поводке водить надо и на свободу отпускать почаще, пусть знают, что не очень-то в них нуждаются, вот тогда и будут привязываться. (Но не скажу ей про деда. Ведь сколько раз советовала: уйди, мол, к другой, но так и не ушел.) Нет, Манечка, не верю, что у тебя с Яриком — на всю жизнь… А чего боишься-то? Ярика виртуального разлюбишь, зато реального полюбишь… Не полюбишь?.. Не разлюбишь? А вдруг, встретишься с ним и окажется, что не совсем такой, как в мобильнике, что тогда?.. Ну, мало ли что не хочется, а вдруг?.. Ой-ой, да брось ты, в шестнадцать-то лет? И до семидесяти можно влюбляться… А вдруг доживешь? Я тоже думала, что не дотяну, ан нет… (Да еще и любви иногда хочется… но и этого не скажу.) Ладно, не будем о грустном, спи, моя золотая, спокойной ночи… Спасибо, и я постараюсь спокойно.

Но перед «спокойно» вставлю-ка сюда еще немного из да-авней переписки с Алининой:

Она: «Дорогая моя, не исчезайте! Сегодня пришло в голову: а вдруг вырубится Интернет из-за какой-нибудь катастрофы!? Тогда для меня это будет равносильно Вашей смерти, и мы никогда!.. никогда больше не услышим друг друга! Но пока ничего не произошло, пишите!»

«А вот и я, моя милая тёзка! Наконец-то вынырнула из-под домашних забот и отвечаю Вам под „Концерт для виолончели с оркестром“ Гайдна³³. Блаженство!.. А насчет Вашего „пришло в голову“… Да нет, едва ли возможно, чтоб Интернет булькнул в Лету, а посему будем, будем перебрасываться письмами… Да-а, виолончельный концерт Гайдна — чудо! Слушая такое, всегда думается: нет, не напрасно родилась, живу, — есть Нечто, к чему и стремлюсь».

Ну вот, на этом пока и попрощаюсь с Алининой, вернее, с её перепиской, а если еще будет писать, то, может быть… А теперь традиционно — в Прозу. О, как раз она-то и прислала комментарий на главу из «Ведьмы»: «Удивительно хорошо! Как чудно держитесь языка, а какой богатый сюжет, сколько эпизодов! Обнимаю, моя дорогая и поздравляю с Крещением Господним. Попейте водички освящённой на доброе здоровье».

«Непременно попью, Галина! Кстати, недавно по „Культуре“ смотрела фильм: ученые утверждают, что вода — компьютер, запоминающий зло и добро, а потому влияет этим на нас. И то, что намоленная вода врачует, тоже правда, только её надо искренне намаливать. Так что перед тем, как испить родниковую, внушите ей желаемое и…)) Улыбаюсь, но не шучу. И целую, и поздравляю, и благодарю, и желаю здоровья, моя добрейшая Душа!»

Примечания

31

Карачев — районный город Брянской области.

32

Евгений Кисин (1971) — пианист-виртуоз, классический музыкант.

33

Франц Гайдн (1732—1809) — австрийский композитор, представитель венской.