Лучший день в году

Галина Романова, 2014

Восемь лет назад следователь Копылов вел дело о гибели молодой женщины Алины Савельевой, счастливой матери и жены. Ее обнаружили в канун Рождества повесившейся в своем загородном доме. Тогда дело было закрыто, а Алина признана самоубийцей. И вот теперь к Копылову пришли ее отец и восемнадцатилетний сын Кирилл и потребовали возобновления расследования на основании подозрений, возникших у них в адрес мужа Алины Геннадия. После покушения на фотографа Илью Шелестова – свидетеля, предоставившего много лет назад Геннадию алиби, – Копылов вновь берется за расследование той давней истории, тем более что в деле появляется новый загадочный персонаж… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 4

Он решил, что сегодня не пойдет на службу. Почему любой маляр, доктор, ученый хоть когда-то, да может прогулять, а он — нет?! Он что, проклятый?!

Хотя если разобраться, то да — проклятый. Он проклят от рождения судьбой, навязавшей ему обостренное чувство долга и справедливости. И это проклятие шагало с ним по жизни рука об руку, избавляя от врагов и друзей одновременно, от влюбленных в него женщин и любимых им. Оно — это проклятие — превратило его в отшельника, угрюмого, нелюдимого, вечно сердитого. Оно наложило отпечаток на его внешность, сжав в тонкую линию его губы, обозначив резкие носогубные складки и прорезав лоб глубокими морщинами. Оно ссутулило ему спину и проредило волосы на макушке.

Он превратился в старика к сорока годам, никому не нужного и неинтересного даже самому себе. И он уже лет пять назад поставил крест на своей личной жизни. Перестал знакомиться с женщинами, ходить на свидания и ездить на отдых с целью кого-нибудь закадрить. Нет, он ездил, конечно. Но на отдыхе был так же суров, неулыбчив и при общении ядовит. Женщины от него буквально шарахались, мужчины при общении ежились.

— Неприятный тип, — утверждали некоторые.

— Брр, только не он! — восклицали другие.

Нет, конечно же, были люди, которые его глубоко уважали. Терпели его отвратительный характер, прислушивались к нему и даже хвалили. Но таких было немного. И они были из тех, с кем не совьешь семейного гнездышка. А он вдруг стал ловить себя на мысли, что ему все чаще и острее хочется это самое гнездышко свить.

Только вот с кем?!

— На безрыбье и рак — рыба, — ткнул его позавчера вечером в бок один из терпящих его друзей Степка Изотов и кивком указал на полненькую блондинку за соседним столиком. — Знаю, не любишь толстых, но она одна. И это шанс, старик. Для тебя шанс.

Блондинка и правда была одна, обручального кольца на пальце не было, следа от него — тоже. И она, поймав их заинтересованные взгляды на себе, поочередно улыбнулась каждому.

— Представляешь, она думает так же, — сразу догадался он, поднимая рюмку с водкой. — Ей тоже без разницы с кем — с тобой или со мной.

— Саня, в твоем возрасте и при твоем характере ты проявляешь поразительную разборчивость, — возмутился Степка, отворачиваясь от блондинки, не перестающей скалиться в их сторону. — Радовался бы хоть этому варианту!

Саша Копылов решил внять совету и порадоваться. Они напились, познакомились с блондинкой, и он притащил пышногрудую и задастую Лену к себе домой. Дома они продолжили пить, закусывать водку квашеной капустой и черным хлебом, потом перебрались в постель и не выбирались из нее всю ночь субботы и целое воскресенье.

Блондинка Лена оказалась алчной до ласк и секса, чему он поначалу даже не противился. Алчной до денег, что насторожило его уже в обед воскресенья, когда она принялась ощупывать жадным взглядом вещи в его квартире и интересоваться его званием и окладом. И обладала просто зверским аппетитом, сметая всю еду из его холодильника и подбирая все до крошки из коробок доставленной им на дом пиццы.

— Короче, ты ее наладил? — догадался Степа, позвонив в воскресенье поздно вечером.

— Да, — коротко ответил Саша.

— И о встрече не условился?

— Нет.

— И более того, расстался с ней не очень вежливо? — продолжал строить версии друг Степа.

— Совершенно верно.

— Ты ее выгнал?! — ахнул тот.

— Да.

— Ты взял ее за руку и вывел из квартиры, как было тогда…

— Да, — перебил его Саша и поморщился.

Просто Степка сейчас напомнит ему о самом постыдном в его жизни поступке, когда Саша собственноручно вывел свое счастье за руку из этого дома. Было это…

Правильно, было это лет восемь или десять назад. Он тогда увлекся молоденькой училкой музыкальной школы. Находил ее очень милой, грациозной, интеллигентной. Они даже встречались какое-то время. И все у них шло замечательно, на его взгляд. Пока Лера — так звали училку музыки — однажды не вознамерилась поучить его жизни. Она позволила себе его покритиковать, решив, что имеет на это право. И Копылов просто встал из-за стола, который она, между прочим, накрыла к ужину. И вывел ее за руку из квартиры. К ее чести следует отметить, что шла она к выходу безропотно. Не истерила, и не сопротивлялась, и даже не пыталась объясниться. Просто смотрела на него так…

— Как? — решил уточнить Степка, рассматривая Сашу сквозь граненый стакан с коньяком, пили они прямо в рабочем кабинете.

— Как больная собачка.

— Ей бы не понравилось такое сравнение, — кивком застолбил свои слова Степа и выпил. — Ей бы больше понравилось… Смотрела с болью, с укором… Понимаешь, о чем я?

— Хочешь сказать, что я дебил?

— Ну, может, и не дебил, но придурок — точно, — с удовольствием констатировал друг и с аппетитом присосался к апельсиновой дольке. — Выгнать из дома такую женщину! Это был твой последний шанс, поверь. Больше не будет. И знаешь…

— Что?

— Мне кажется, она даже любила тебя, дурака.

— Она не говорила.

— А ты?

— Нет. — Коньяк вдруг перестал нравиться Копылову, а то, что Степка отвратительно чмокал апельсином, раздражало до судорог.

— Я же говорю — придурок!..

К разговору больше не возвращались. Годы шли, Леру он больше не видел. И не потому, что не хотел. А потому, что она уехала из города куда-то. Он не узнавал специально. Это Степка постарался. Он вообще часто за него хлопотал.

Леру он больше не видел. Но то, что Степка сравнил ее с этой азартной толстухой, вдруг покоробило.

— Ты сравнил тоже! — укорил он друга.

— Ну, извини, — миролюбиво буркнул Степа, это уже в понедельник утром. И вдруг переполошился: — А ты чего это, собственно, не на службе? Я-то понятно, в отпуске. А ты?

— В отгуле, — Копылов закатил глаза к потолку, настойчиво требующему ремонта восьмой год.

— Ах, в отгуле! Это когда же нам с тобой отгулы-то давали, братишка? Прогулять решил, что ли?

— Точно, — признался Саша. — Почему всем можно, а мне нет?

— И прямо именно сегодня? — зачем-то уточнил тот.

— А что сегодня за день?

— Понедельник.

— Ну, понедельник, и что?

— А то, что у тебя выходные были в субботу и воскресенье, — это ничего? Прогулять он решил! — уже с явной злостью проговорил приятель. — Там сейчас на твое место очередь выстроится, умник!

— Пускай.

— Ага! Там молодых и алчных до твоего места знаешь сколько?

— Пускай.

— Ага! А мне потом с кем работать? С молокососами? Которые из всей следственной работы знают только, как протокол допроса из папки вытащить. Короче, давай, Санек, морду умой и шагом марш на службу!

— Ох, господи, — тяжело вздохнул Копылов, сбрасывая ноги с растрепанной кровати. — Никакого покоя от тебя! Я в дежурку звонил, между прочим, и предупредил.

— Я в дежурку тоже звонил, между прочим. И знаю, что ты сказался больным. Потому и звоню. А ты решил просто прогулять. Супер!

— Ну да.

Копылов поймал в полированной дверце шкафа свое отражение. Морда была так себе. Грудастая Лена вымотала его основательно. Ему теперь трое суток после нее надо отсыпаться. И поесть не мешало бы, а после нее в холодильнике мышь удавилась.

— Короче, Саня, дуй на службу. Сколько времени тебе надо?

— А тебе зачем?

Копылов вдруг понял, что друг не просто так звонит, пеняет ему за прогул, торопит с подъемом.

— Что-то случилось?

— И да и нет, — замялся Степка.

— А конкретнее?

Саша уже был в ванной, открывал воду и шарил по полкам в поисках бритвенного станка. После гостьи вообще ничего невозможно было найти. Он вчера полтора часа искал полотенце. Нашел в прихожей в обувной полке.

— Мне ребята из дежурки позвонили, попросили связаться с тобой, чтобы наверх все не пошло.

— Что все-то?! Опять жалуются? — Станок нашелся среди флаконов с шампунем и укрепляющим бальзамом для его редеющих волос.

— Нет, не жалуются. Требуют возобновить расследование.

— Кто?!

Копылов быстро прокрутил в голове все дела прошлых месяцев. Те, что в производстве, и возобновлять было не надо. Остальные либо в суде, либо не закрыты. Никому не было отказано за минувший год в возбуждении уголовного дела. Никому!

— Восемь лет назад, Саня, повесилась женщина в коттеджном поселке. Помнишь?

— Савельева! — ахнул Копылов, тут же вспомнив тот мерзкий случай на Рождество.

— Именно, Саша.

— И что хотят? Муж не должен, он рад был без памяти, что от него отстали. Отец?

— И сын.

— Чей сын?

— Погибшей, — Степан вздохнул. — Сидят перед дежуркой уже час, ждут тебя. Ну, и меня заодно. Дед сказал, если не явимся сейчас оба, он до министерства дойдет.

— Ладно, скоро буду, — пообещал Копылов, уставив взгляд в водяную воронку, исчезающую в стоке раковины. — Только что сказать сыну и отцу, я не знаю. Через полчаса буду, Степа.

— Давай выходи уже, я у подъезда, — прикрикнул на него приятель. — Стану я ждать, пока ты машину из ракушки своей выгонишь, пока дойдешь до нее. У меня отпуск, между прочим! Давай шустрее…

Дед и внук сидели рядышком возле дежурной части на сиденьях, одолженных их отделу каким-то прогоревшим кинотеатром. Тихо о чем-то переговаривались, никому не мешали, никого не тревожили. Но уходить точно не собирались. И могли просидеть так еще пару дней. Это Копылову дежурный так доложил.

— Разберись, Саня, не дай бог начальство пойдет, начнут задавать вопросы. Оно не надо ни тебе, ни мне.

— Разберусь, — пообещал Копылов, вручил деду и внуку по пропуску и пригласил пройти.

Степан уже в кабинет проскользнул и теперь распахнул настежь обе форточки, пытаясь выгнать из необитаемого два с половиной дня кабинета тяжелый табачный дух. Курили у Копылова всегда безбожно все.

Визитеры расселись на стульях у стены, демонстративно проигнорировав стул в центре кабинета. Ясно — не на допросе.

— Вы нас знаете, так, Александр Иванович? Вернее, меня знаете, — дед ударил себя большой ладонью в грудь, обтянутую клетчатой рубашкой с короткими рукавами. — А это мой внук, Кирилл Савельев. Сын моей погибшей дочери Алины.

— Я догадался, — кивнул осторожно Копылов. — Очень похож на покойную мать.

— Да, очень. — Дед опустил глаза. Но ненадолго, встрепенулся через минуту, глянул строго на обоих оперативников. — И вот этот очень похожий на погибшую мать мальчик очень хотел бы знать подробности.

— Подробности чего? — не понял Саша.

— Подробности гибели своей матери, подробности расследования. Хотел бы знать, почему убийца так и не был найден? Почему?

Копылов положил обе руки на стол, выдал пальцами барабанную дробь, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. Он и восемь лет назад всегда нервничал, когда приходилось говорить с этим кряжистым пожилым мужиком. А теперь к нему добавился еще и внук, смотревший исподлобья зло и настороженно.

— Иван Митрофанович, если не ошибаюсь? — решил он освежить память.

— Не ошибаетесь.

— Так вот, Иван Митрофанович… Мы же с вами знаем о заключении экспертов, не так ли?

— И что те эксперты! — зло фыркнул мужчина, сжимая громадные кулаки. — Те эксперты установили, что моя дочь в петлю будто бы полезла сама! Это же чушь!! Чушь собачья!!

— Почему же чушь? — вкрадчиво встрял Степка, копаясь в бумагах, разбросанных на его столе. — Все так и было. Ваша дочь… Простите, я могу говорить при ее сыне все?

— Да! — вместо деда крикнул Кирилл. — Я должен знать все!

— Ваша дочь незадолго до смерти имела сексуальный контакт.

— Этот контактер не был установлен! — багровея лицом, выпалил Иван Митрофанович.

— Потому что налицо был факт использования мужского контрацептива. Это тоже установили эксперты. Так вот… После секса она… Она…

— Она повесилась?? — заорал дед, вскакивая с места.

Он и восемь лет назад все время срывался и орал на них, когда дело доходило до этого момента.

— Зачем ей было вешаться?! Зачем?? Ну, имела с кем-то связь помимо мужа, черт с ним! Вешаться-то зачем??

Кирилл сидел с красными от стыда ушами, опустив голову так низко, что Копылову были видны его шейные позвонки. Согласен, никому не понравится узнавать о своих родителях такие подробности.

— Вы же знаете об объективных причинах, Иван Митрофанович, — с мягкой укоризной произнес Копылов. — Знаете.

— Нет! — Тот тяжело дышал, совсем забыв про внука, съежившегося на стуле от стыда и потрясения. — Назовите мне их!

— Эксперты установили, что ваша дочь на момент смерти… была беременна. Приблизительный срок — четыре недели. — Копылов все же выговорил, хотя и с трудом. — И это еще не все… Наши эксперты диагностировали онкологию. Это ли не причина?! От этого кто угодно способен впасть в отчаяние. Зачем вы вынуждаете меня повторять все это?

— Затем, что я не верю вашим гребаным экспертам!! — взревел Иван Митрофанович, срываясь с места и подлетая к Копылову. — Не верю!!

Саша прекрасно понимал его чувства, ощущал кожей его боль и отчаяние. Но не понимал причин возникновения новой волны. Все это уже было, было восемь лет назад. Что опять могло всколыхнуть?!

— Ты? — Саша ткнул пальцем в сторону Кирилла, дождался, пока тот глянет на него затравленным зверьком. — Тоже не веришь?

— Я не могу верить ни во что, пока не докопаюсь до истины, — еле разжав спекшиеся губы, проговорил юноша. — А истина такова, что…

— Что? — поторопил его отпускник Степа, выразительно гримасничавший теперь в лицо Копылову.

Он, между прочим, на рыбалку собрался с ночевкой.

— Дерьмо! Истина — дерьмо! — Кирилл резко поднялся, сильно напоминая движениями своего деда — такой же сильный и порывистый, хотя и юный.

— Конкретизируйте, юноша.

Копылов откинулся на спинку рабочего стула, сцепил на животе пальцы. Порывистость юноши ему не понравилась. Кто знает, что за ней кроется! Мамаша, которая вела весьма вольную жизнь, в конце концов, покончила с собой — это факт бесспорный. Экспертиз было несколько, все подтверждено. Парень долго наблюдался у психиатров. Кто знает, что с ним теперь? Как начнет психовать и крушить все подряд?!

— Конкретизирую! — скрипнув зубами, произнес Кирилл, останавливаясь в метре от Копылова. — Отец тайно женился на жене своего покойного компаньона.

— И что? — Саша дернул плечами, вывернув нижнюю губу. — Имеет полное право, он вдовец уже восемь лет.

— Так он женился-то пять лет назад! И никто об этом не знал. Ни я, ни дед, ни бабушка. И дети у него, оказывается, есть! Двое! Близнецы! Им по четыре года.

— Неприятно, конечно, но и это не криминал, — встрял Степка, высверливая взглядом в наручных часах дырку. — А то, что скрыл… Он просто щадил вас всех.

— Ага! — зло рассмеялся Кирилл. — Сначала умирает мама. Потом — дядя Сережа через три года. Так все благополучно отошли в мир иной! И отец женится на жене своего друга и компаньона. Бизнес прибирает к рукам! Отлично!

— Минуточку, минуточку, юноша, — Копылов понял, что парень так может договориться бог знает до чего. — Компаньон умер не сразу за вашей матушкой. Кажется, прошли годы?

— Три года всего прошло. — И Копылову в морду сунули три растопыренных веером пальца. — Умер от странной болезни, которую диагностировали, как дед сказал, незадолго до смерти.

— О-о-о, я понял! — Степка со смешком поднялся со своего места, убрал часовой циферблат под рукав ветровки. — Сейчас станете утверждать, что болезнь эту компаньон получил в результате подлых происков вашего отца, заразившего его раком крови! Вам не стыдно, юноша, обвинять его в подобном? Он, между прочим, вырастил вас. И щадил все эти годы, не боюсь повториться. И на личную жизнь имеет полное право, между прочим, как всякий другой человек. Еще неизвестно, как вы сами будете вести себя со своими женщинами. Неизвестно! Так что…

Парень напружинился, обернувшись на Степана.

— Так что? — спросил он, дернув губами так, будто хотел матерно выругаться.

— Мы вас не задерживаем, простите, — мягко вступил Копылов, поняв, что напружиненный малый Степку задел, и тот может не сдержаться. А это чревато. — И честно, так и не поняли, что вы от нас хотели спустя восемь лет?

— Кира, сядь, — приказал дед, властно поведя крупным подбородком.

Внук расслабил напружиненные мышцы, подошвы его кроссовок взвизгнули, когда он возвращался на свое место. Сел, кулаки в карманах штанов. Взгляд исподлобья. Да, парень сложный. Копылов не удивится, если тот попадет в какую-нибудь историю не сегодня завтра.

— Я вот что хотел… — Дед, широко растопырив локти, упер в колени крепкие кулаки.

Надо же, подумал Копылов, оба на них с кулаками! И вроде претензий никаких не высказано, а угроза ощущается. Просто витает в спертом воздухе их душного кабинета. Острая такая, болезненная, взрывоопасная угроза.

— Я хотел бы знать всех фигурантов по этому делу, молодые люди, — произнес дед, как приговорил. — Всех, а не тех, кого я и без вас знаю!

Знал Иван Митрофанович и правда не всех. Был знаком, разумеется, с супругами Волковыми. Пересекался с артистами: Дедом Морозом и странной женщиной, которая должна была играть роль Снегурочки. Говорил поочередно с соседями своей дочери и, собственно, все. Таксисты, которые привозили и увозили артистов, остались незнакомы Ивану Митрофановичу. И еще кое-кто, на чьи показания Копылов опирался прежде всего.

Но не рассказал он об этом человеке тогда, не расскажет и теперь.

— А нам, собственно, к тому, о чем вы знаете, добавить нечего, Иван Митрофанович, — миролюбиво улыбнулся Саня и поднял зад от стула. — Так что…

— Ага! Значит, вы помогать нам отказываетесь? — Дед громко шлепнул себя по коленкам. Его почерневшие от гнева глаза не смотрели ни на кого, они внимательно рассматривали голубой квадрат неба, очерченный окном. — Ладно… — с угрозой произнес он, поднимаясь. — Тогда мы пошли. Тогда мы сами.

— Что — сами? Что — сами? — кинулся вдогонку за ними Степка, ему сделалось неуютно от угрозы, зазвучавшей в последних словах.

— То, что надо! — рявкнул дед, едва не прищемив Степке нос дверью.

Тот минуту стоял спиной к Копылову, потом широко развел руки, шлепнул себя по бедрам и, повернувшись к Копылову, спросил:

— Что это было, Саня? — Он выглядел растерянным и встревоженным одновременно. — Что это было?

— Не бери в голову, — посоветовал друг, стараясь казаться спокойным. — Наверняка станут играть в детективов, теперь уже на пару.

— Думаешь? — Тревога в глазах Степки начала разжижаться.

— Уверен. Только раньше дед один был, теперь — на пару с внуком. Внук этот, скажу я тебе…

— Психопат?

— Ох, не понравился он мне, Степа. Ох, не понравился! — Копылов с хрустом потянулся, пожевал губами, поморщился. — Ох, уж эта Лена-а-а…

— Чё? Чё? — оживился сразу Степка, тут же забыв про визитеров. — Оставила после себя неизгладимый след в душе, да, Санек?

— Оставила после себя пустой холодильник и погром, — вяло улыбнулся Саня, поигрывая карандашом.

— А душа? С душой что, Саня? — Степка попытался скроить вдохновенную рожу, но тут же расхохотался. — Так же, как в холодильнике? Пусто?

— Там пусто давно, — буркнул Копылов и глянул в окно. — Ты на рыбалку, между прочим, собирался.

— Собирался, — кивнул тот и снова глянул на часы. — Какая теперь рыбалка!

— Хочешь поработать? — удивленно вскинул брови Саша.

— Все, исчезаю!

Степа схватил ключи от машины со стола и растворился за дверью. А Копылов еще долго сидел одиноко в тишине кабинета, вспоминая Рождество восьмилетней давности.

Холодно, снежно, страшно!

Так он мог бы кратенько охарактеризовать то, что почувствовал, когда приехал на место преступления. Женщина — подруга самоубийцы — тонко выла в углу коридора, завернувшись в кокон из курток. Мальчик орал, дергался в руках врачей. Муж умершей сидел на стуле у стола с неестественно выпрямленной спиной и безумным взглядом, устремленным на воющую женщину. Был еще Дед Мороз, заблевавший весь снег возле сараев. От него разило так, что Копылов потом еще пару дней морщился, стоило вспомнить. Несостоявшаяся Снегурочка с грубым голосом, нажравшаяся к их приезду так, что говорить потом не могла часа три.

Кто еще?

Ну, любопытные были, разумеется, из соседей и их гостей. Публика, к тому часу захмелевшая и немногочисленная. Таксист подъехал, которого вызвала Снегурочка с Дедом Морозом. Вот, пожалуй, и все.

Это потом уже нашлись еще один таксист и еще один человек, оказавшийся весьма и весьма полезным. А материалы, которые он представил, — особенно.

И вдруг к тому моменту, когда Копылов почти уже успокоился насчет внука с дедом, его мозг прошила страшная мысль.

А не доберутся ли, в силу последних обстоятельств, эти два мстителя до того человечка? Не дай бог им до него добраться, не дай бог…