Сын Дьявола

Галина Мухина

Всегда ли добро побеждает зло и наоборот? Данная мистическая драма подробно раскрывает эти аспекты.Герой книги, преисполненный гордыни и тщеславия, совершает свое грехопадение. Таков сын Дьявола, которого он воплотил в виде своей частицы, чтобы тот от его лица совершал множественные бесчинства на Земле.Действие разворачивается в средневековой Испании. Читателю предстоит погрузиться в ужасы средневековой инквизиции с кострами ведьм и мир мифологии, пестрящим дьяволами во плоти человека.

Глава 2. Невинное любопытство

Инквизитор Мануэль Гутьерес прибыл в аббатство Сан-

Херонимо. Но не с целью обыкновенного визита. У него была особая миссия — сотворение философского камня. Все, однако, было не так просто, как казалось на первый взгляд. Мало того, что как лицо, имеющее духовный сан высокого ранга и занимающее пост влиятельного инквизитора, он преступал закон, так еще и крепко рисковал буквально своей жизнью, как еретик. Ведь алхимия приравнивалась в средние века к колдовству. А за это он мог отправиться на костер. Однако Мануэль был спокоен, и настоятель монастыря, преподобный отец Аарон, сам послал за ним, заранее уверив его в полной конфиденциальности их совместных действий, дабы полностью обезопасить их обоих от возможных происков инквизиции.

Сама по себе архитектура монастыря выглядела странной и загадочной. Основное строение было выполнено в форме креста, украшено ребристым сводом, выполненном в готическом стиле. Здание было украшено капителями, стрельчатыми арками и двумя великолепными порталами, декорированными резьбой в стиле платереско.

Монахи не должны были выходить за порог монастыря. Общение с внешним миром было для них нежелательно, ибо отвлекало от мыслей о спасении души. Так и показалось Мануэлю на первый взгляд, когда он прибыл в аббатство. В его глаза бросилась странность поведения всех людей, которые находились на их территории. Все же стоило понимать, что монастырь всегда жил замкнутой жизнью, вдалеке от обжитых мест. Все необходимое для существования обители находилось в ее пределах. Этим и объяснил Мануэль весьма необычную странность в поведении монахов.

Аббат, или отец этого монастыря, давно был избран из числа монахов как наиболее уважаемый и ученый. Наконец он спешно вышел к Мануэлю, чтобы принять его в свою обитель. В отличие от своих собратьев, он выглядел более оживленно и очень даже в приподнятом настроении, что не могло не порадовать Мануэля, а то он уже решил, что нежеланный гость на их территории. Лица монахов, которые он успел разглядеть, выражали нелюдимость, подозрительность и как будто какой-то страх.

— Отец Мануэль, рад приветствовать вас в моем аббатстве! Добро пожаловать, и это великая честь для меня! — улыбаясь, вежливо сказал Аарон.

Мануэля, как человека тонкой натуры и хорошо разбирающегося в людях, не могла не поразить столь приятная внешность и видимое расположение Аарона. Обладающий благородным обликом и исполненный властного достоинства он не мог не расположить к себе Мануэля. Взгляд Аарона был острый и проницательный. К тому же его отличал высокий рост и очень красивое, с правильными чертами лицо. Большие темные глаза и черные раскосые брови, орлиный нос, но очень правильной и аккуратной формы. Несмотря на преклонный возраст, как считал Мануэль, ему где-то под шестьдесят, на лбу и на лице не было ни одной морщины. В глазах и манерах чувствовалась суровость, но страха в ней не было, а веяло неким благоговением. Взор огненный и пронзительный.

О происхождении Аарона не было кому-либо известно. О нем лишь ходили слухи. Кто-то полагал, что родители избавились от него сразу после рождения, подбросив к воротам монастыря, дабы в силу бедности и невозможности растить младенца избавили себя от обузы. Кто-то рассказывал, что он приехал из неизвестного города, чтобы обратить себя в монахи. Конечно, много раз самого Аарона спрашивали об этом. Но он всегда всем отвечал одно и то же, мол, если он оказался в стенах этого монастыря, значит на то была воля Бога. К тому же преинтересный факт — у Аарона был сын, которого он вырастил один, без супруги. Мать Антонио никто не видел, однако некоторые полагали, что она существует, но никогда не выходит из дома. Еще в юношеские годы Антонио стал монахом по воле своего отца, соответственно, он вырос в этом же монастыре и обучился множественным умным наукам, таким как юриспруденция, философия, право, теология и даже немного медицина. Однако по достижении зрелого возраста молодой монах снял с себя все обеты и женился на юной испанке, с которой счастливо проживает в городе.

Все эти разговоры давали Аарону неоднозначную характеристику, и ходила разная молва, причем не только хорошая. Однако Аарон настолько сумел обратить народ в свою пользу и заслуживать почтение и всеобщий авторитет, что все эти разговоры вскоре утихли и уже никого особо не волновали. К тому же, превосходство его талантов ставило его намного выше остальной братии. А его красноречие и приметные манеры завоевали ему всеобщее уважение.

Но никто не знал, был ли монах Аарон знаком с порочностью света и что скрывали обратные стороны его души и жизни в целом…

— Это честь для меня войти в вашу благословенную и славную обитель! — ответил Мануэль на гостеприимство Аарона. — Я много наслышан о вас. Все дивятся восторгам, которые вы вызываете своими проповедями. Поклонение, каким вас окружают люди, поистине беспримерно. У вас желают исповедоваться, потому что вы благородного, как полагают, происхождения, и те знания, которые вы источаете в своих речах, чрезвычайно глубоки, а красноречие на редкость убедительно.

— Ах, отец Мануэль, я уверен, люди так преувеличивают, что неудивительно, они имеют склонность приукрашивать. Не стану умалять свои достоинства, коли они есть, а людям это видно более, чем мне. Но твердо могу утверждать, что мне самому еще не сильно хватает мудрости и знаний, коим мне предстоит еще учиться, — ответил Аарон, увлекая за собой Мануэля в свою обитель.

— Скромность добавляет вам еще больше достоинства, отец Аарон, — отвечал Мануэль, — поистине, нет украшения лучше для такого человека, как вы, и я все больше радуюсь тому, что наконец оказался здесь.

— И, разумеется, вы привезли с собой то, о чем я вас просил, — спросил Аарон, пытаясь показать, что суть дела визита Мануэля волнует его куда больше, чем его бесконечные похвальбы в адрес его персоны, о которой он не имеет ни малейшего представления, кроме как со слов каких-то там невежественных людей.

— Разумеется, я привез те самые камни, которые мне доставили из Иерусалима, но я не могу утверждать, те ли самые то камни… — говорил Мануэль.

— Прошу вас, говорите тише, отец, — наклонился Аарон над Мануэлем, — мы непременно это выясним, а пока пройдемте, я хочу показать внутреннее расположение нашего аббатства, вы как особый гость нашего монастыря, будете размещены с положенными удобствами.

— Благодарю вас за теплый прием, — сказал Мануэль, — я с превеликим удовольствием познакомлюсь более подробно с вашим чудесным монастырском замком. Поистине, здесь так необычайно спокойно… И какой запах… Должно быть, здесь растут разные и редкие травы.

— Я слышал, — продолжал Аарон за обедом, — вы провели как инквизитор несколько процессов и прославились не только проницательностью, но в то же время великодушием. Вы во многих случаях выносили оправдательные приговоры. Хочу вам признаться: я верю в то зло, что неотступно присутствует в нашей жизни. Оно выискивает жертвы и подстрекает их действовать так, чтобы подозрение пало на праведных, и торжествует, видя, как сжигают праведника. Ведь часто инквизиторы, доказывая усердие, любой ценой вырывают признание у подсудимого. Как будто хорошим инквизитором должен считаться тот, кто нашел козла отпущения, чтобы удачно закрыть процесс.

— Инквизиторы сами зачастую выступают как орудие Дьявола — спокойно ответил Мануэль с видимой досадой на лице.

— Безусловно, — ответил Аарон, — пути Господни неисповедимы, но и сам дьявол неотступно следует за человеком, как тень. Так всегда ли он зло? Быть может, Бог сам допускает его безграничную власть среди тех или иных людей. А коли так, то они идут рука об руку.

— О, этот пресловутый спор уже длится веками, и все же многие привыкли видеть Дьявола истинным злом и врагом всего человечества. Но при этом истины по-прежнему никто не знает.

— Вот именно, — подхватил Аарон, — потому что никто не видел ни того, ни другого. Но можете ли вы мне ответить свое предположение, если Бог всемогущ, почему же он не покончит со злом? Значит, он понимает, что зло для чего-то нужно. К примеру, рассмотрим природу. Хищник вроде бы творит зло — убивает других животных.

Но действительно ли это зло? Как известно, если убрать хищников из природы, то вскоре его жертвы начинают деградировать. Они съедают весь корм, становятся слабыми и больными, поскольку выживают неполноценные особи. А со временем эта самая избавленная от угрозы жертва вымирает сама. В итоге, чтобы ей было хорошо, должно существовать зло в виде хищника. Смерть и страдания одного индивида приносит пользу для всей популяции. Таким образом, вещи взаимосвязаны. Чтобы существовало добро, нужно зло. Но и зло не может существовать само по себе — если все разрушить, не созидая, то останется лишь пустота. Таким образом, Дьявол не является врагом Бога. Он оказывается его обратным полюсом, балансирующим фактором.

— Из ваших слов можно сделать вывод, что мир развивается благодаря балансу добра и зла, которые не могут существовать отдельно друг от друга, — рассуждал Мануэль, и на его лице выражалось полное неверие тому выводу, который он сам же сейчас произнес, — но смею заметить, Святая Церковь ваши эти доводы сочла бы самой отпетой ересью.

— О, ну если наш с вами разговор не будет предан огласке, а это не надо ни вам ни мне, вряд ли она вообще когда-либо додумается об этом, хотя, что на уме у вашей этой Церкви и отдельно ваших небезызвестных инквизиторов, то одному Богу известно, как далеко они заходят в своей ереси, Страшно даже подумать, — усмехнулся Аарон, — но у нас с вами совсем иные миссии, чем сравнивать ваших и наших. Ваш талант, проницательный ум и знания должны стать для меня весьма полезными.

— Для меня честь служить вам и быть полезным, мне приятно слышать из ваших уст отзывы о моих талантах. Но уверяю вас, они преувеличены. Я всего лишь исполняю свой священный долг перед народом и перед Богом. И считаю своим долгом напомнить вам, что Сатана все же противник Бога, об этом говорится и в книге Иов. Сатана открыто выступает против Бога и побуждает Создателя допустить испытания не только Иова, а и всех людей, все человечество. Дьявол вскоре будет изолирован и обезврежен, а впоследствии уничтожен навсегда. Об этом написано пророчество в книге откровения: «Затем я увидел, как с неба спускается ангел с ключом от бездны и с большой цепью в своей руке. Он схватил дракона, древнего змея, который есть Дьявол и Сатана, и связал его на тысячу лет. Он бросил его в бездну, закрыл ее и запечатал ее над ним, чтобы тот больше не вводил в заблуждения народы, пока не окончится тысяча лет (Откровение 20:1—3).

— Дьявол, который вводил их в заблуждение, был брошен в огненное и серное озеро, где уже были и звери, и лжепророк (Откровение 20:10), — решил тоже блеснуть знаниями священного писания Аарон, — конечно, и я в курсе Святого Писания Иова. В нем огненное и серое озеро — символы вечного уничтожения. Люди тысячу лет ожидают времени, когда ни сатаны, ни Дьявола, ни демонов, ни тех, кто совершает зло и причиняет другим страдания, уже никогда не будет на земле. И процветет мир праведный, счастье и радость будут существовать вовеки, среди людей и ангелов. Но давайте вернемся к моему примеру про природу, и как вы понимаете, можно привести еще сотню таких примеров, из которых будет делаться вывод, что абсурдно считать таковое возможным.

Мануэля начал всерьез настораживать этот разговор, а интонации Аарона, столь рьяно защищающего козни Дьявола, сильно пугать его. Местами даже устрашать. К тому же его доводы настолько противоречивы и беспочвенны, что не понятно, откуда он вообще мог из взять. Кто его вообще этому учил, в какой семинарии? Или это его личные выводы. Но ни одна церковь не будет проповедовать такую отъявленную ересь. Тех немногих, кто однажды пытался это сделать, давно уже сожжены на кострах. Почему Аарон так открыто проповедует ему здесь то, что полностью опровергает его проповеди на людях. Может быть, он проверяет самого Мануэля или хочет поспорить о чем-то. Так или иначе Мануэлю становилось некомфортно в присутствии Аарона, но пока ему удавалось всем своим видом скрывать свое негодование.

— Я лично ничего не хочу ни утверждать, ни доказывать, — строгим тоном высказал Мануэль, — я всего лишь привожу цитаты из Библии, на которые опирается Священная Церковь. И я еще раз обращаю ваше внимание на то, что в них раскрывается истина о том, что Сатана противник Бога. Но, как вы уже ранее выразились, я сам лично никого не видел.

— Вы не видели, отец, а я видел! — заявил Аарон.

Вот это поворот! Мануэль чуть со стула не упал. А то, что его качнуло, так это точно. Изначально Аарон никак не выглядел сумасшедшим, и даже отчасти. Но сейчас это ставилось под сомнение. Мануэль налил полный стакан воды и залпом выпил его. Ничего не сказав, он смиренно поставил глаза на Аарона, полные интереса и продолжения его выдающихся доводов. Он не мог дождаться, что же будет дальше. Аарон охотно продолжил.

— Рассматривая ту же Библию, Сатана был послушным Богу до определенного момента. Он был не ангелом, а херувимом. А это наивысший чин. И у него были огромные полномочия. Он занимал высокое положение. Но ему этого показалось малым, — говорил Аарон с досадой на лице, — в его сердце появилась зависть. Порок, присущий всем людям на земле, которым вечно всего мало.

«Ты был помазанным Херувимом, чтобы осенять, и я поставил тебя на то; ты был на Святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония» — из Книги Пророка Иезекииля (28:14—15).

— Люцифер был осеняющим херувимом престола Божьего, вторым после Христа, — продолжал Аарон приводить цитаты из Писания.

— Отец Аарон, я убежден, что нам все же неведомы планы Бога относительно Люцифера. К тому же, простите мне мою дерзость, вы излагаете доктрины издания, которое местная католическая церковь пытается искоренить. Посему я думаю, нам стоит прекратить этот разговор и не распространять более иудейские проповеди, — предложил Мануэль, уже реально загнанный в угол, — предлагаю вернуться к нашему делу.

— Этот разговор и возник на почве того самого нашего дела, отец Мануэль! — говорил Аарон. — Сможем ли мы достичь результата, если не будем убеждены в том, что существует несколько противоборствующих сил и что множество теорий об исключительно божественном происхождении тех или иных явлений на Земле являются более чем неверными? К тому же, глубоким заблуждением. Или вы хотите утверждать, что не существует некоей Силы, которая направляет человека независимо от того, верит он в Бога или нет, и эта сила может как создать, так и разрушить? Мы здесь с вами собрались, чтобы создать, но задавали ли вы себе вопрос, когда ехали сюда: «Как?» Вы уже высказали, что не видели ни Бога, ни Дьявола, тогда, может быть, вы видели кого-то еще, кто может открыть вам завесу тайны? Молчите… Вы не знаете. Вы скоро поймете. А пока я начну потихоньку открывать вам некоторые секреты. Начну с того, что Люцифер давно переписал пророчество. Он никому не позволит попирать его права на этой Земле и добьется тех почестей, которые по праву принадлежат изначально только одному ему. Настанет день, когда он будет предводителем и Владыкой и защитником тех, кто последует за ним и повинуется ему. Тех, кто выступит против него, он сотрет с лица земли и уничтожит. Это День Святого Апокалипсиса, который настанет, если люди будут продолжать проявлять невежество и ничтожное братоубийство. И более всего его приближают ваши драгоценные инквизиторы, которые сами, подобно чертям, сеют бесконечный хаос, наводят страх и ужас на людей под маской «святой» церкви с их наставлениями на путь истинный. Через жуткие пытки, истязания, публичные позорные сожжения… сожжения заживо. А все лишь с целью обогащения королевской казны и ублажения своей ничтожной плоти.

— Не могу не согласиться с вами в том, что рано или поздно страдания и расплата настигнет тех, кто под маской служения Богу скрывает материальный интерес, а зачастую просто получает удовольствие от страдания людей. Да, вы настолько правы, что мне даже нечего вам возразить… Действительно, и я сам видел на своей практике немало вопиющих случаев бесчеловечных пыток над невинными и достойными сожаления людьми… И не вмешайся я вовремя, Бог знает, чем бы все это для них закончилось. Кто-то сумел выжить и выйти невредимыми из страшных темниц, кто-то остался на всю жизнь калеками… Кого-то, увы, не удалось спасти вовсе… Я всегда чувствовал боль и страдания этих людей, я ведь сам, как и вы, отец. У меня есть дочь, и не приведи Господи, если бы над ней так издевались, — сокрушенно говорил Мануэль. — Я всегда ставлю себя на место отцов этих несчастных девушек, которых пытают и насилуют мои коллеги в этих смрадящих камерах… Я могу с уверенностью утверждать, это не от Бога. И безусловно, эти люди получат свое наказание, но это решать не вам, и не мне, а только Богу, когда, и в какой жизни.

— Вы дико заблуждаетесь, Мануэль! Они не получат наказание ни от Бога, ни от Дьявола, но от другого человека, который пройдет через ад, и переживет массу человеческих страданий. Я даже знаю, от кого, но не скажу вам этого. Человеком никто не управляет, открываю вам следующий секрет, — многозначительно рассуждал Аарон, — он сам собой управляет, и своей жизнью. Берет частицу Бога и Дьявола в свою душу, которые они ему вкладывают. Но распоряжается ими только лишь сам человек. Но даже сам Дьявол не может причинить столько зла человеку, сколько он сам может это сделать.

— Я бы не хотел, чтобы наш с вами разговор и общие дела стали достоянием тех самых людей, пусть даже Бог или Дьявол станут тому свидетелем, — сказал Мануэль.

— Будьте уверены, они в курсе, — отвечал Аарон, — я вижу, отец, вы очень взбудоражены нашей беседой, и местами она повергала вас в шок, который вы не без должного умения пытались от меня скрыть. Но я хочу вас успокоить и попросить не волноваться ни о чем. Поверьте, что ни происходит — все только так, как должно быть. Не больше и не меньше. Я бесконечно ценю вашу сдержанность, дипломатичность, и повторно отмечу, ваш чуткий ум. Ну и конечно же терпение. За сим я бы хотел показать вам мою библиотеку. Именно там я хочу увидеть то, что вы мне так любезно привезли.

Мануэль уже не пытался даже скрыть свое удивление, которое то менялось гневом, то смущением и негодованием, ведь Аарон окончательно уже производил впечатление человека одержимого. Но выяснять это следовало бы чуть позже. А сейчас слишком удивительным показалось ему предложение спуститься в библиотеку. Мануэль предположил, что это и есть та самая храмина, которая ведет в таинственное подземелье. А почему библиотека? Он ведь думал, что Аарон в монастыре содержит тайную лабораторию, в которой проводит разные опыты с неблагородными металлами. Стало быть, этой лаборатории не существует, но явно существует некая библиотека, которую, конечно, стоит непременно увидеть.

— Премного польщен вашим предложением посетить вашу библиотеку, — пытался говорить спокойно Мануэль, — я с нетерпением жду случая оказаться там.

— О, вы увидите, она сильно отличается от остальных, — загадочно и с усмешкой говорил Аарон, — это мой особый светоч, скажем так, мой второй мир, и истинный мир. Находясь в стенах этой библиотеки, мне открываются такие образы, которые невозможно увидеть за ее пределами.

Пока они продвигались к храмине, где и была расположена библиотека Аарона, перед ними возник старый монах, весь такой смор щенный и сгорбившийся. Он остановился перед Мануэлем и стал всматриваться в него так, будто уже видел его раньше.

— О, Мануэль! Ужели это ты! Брат мой любимый! — монах преклонил колени перед Мануэлем и стал целовать ему руку, — я сразу узнал тебя, о Преподобный. Я знал, что ты придешь сюда. Отче, прошу тебя, быстрее покинь это место.

Мануэль выхватил руку у старца и резко посмотрел на Аарона. Тот весь побагровел от злости, и его желание дать этому старику оплеуху было так очевидно, что Мануэль уже приготовился к тому, чтобы вступиться за него. Однако недоумение снова нарастало в нем, теперь в виде вопроса: что вообще все это тут значит? Однако совсем быстро он счел старика сумасшедшим, тем более он не знал его раньше. Но вот что его смутило, что старец назвал его имя. Вот откуда он его знает?

— Отец Диего, немедленно встаньте, — сказал Аарон и начал поднимать старика, вовсе не собираясь его бить или унижать. Однако поскорее избавиться от него следовало Аарону немедленно. Внезапно появившийся монах никак не входил в его планы.

— Уезжай, отец Мануэль! — никак не мог угомониться старый монах. — Спасайтесь! Я вижу костер! Розги, дым… И вся ваша семьи, и ваша дочь, все горят на костре живыми!

— Довольно уже! — презренным тоном сказал Аарон. — Отец Диего, ступай к себе. Уведите его отсюда кто-нибудь!..

На команду Аарона спешно прибежал один из монахов, взял ста рого монаха под руки и поволок в его келью.

— Ты не человек! Изыди, нечистый дух! Изыди! — еле кричал хриплым голосом старик, пока его волок монах по приказу Аарона.

Мануэль все смотрел ему вслед, и именно сейчас он понял, что тут происходит что-то странное. К тому же сейчас он был уже не просто насторожен, но сильно напуган. Ведь этот старик бормотал про костер и про его семью и дочь. А ими Мануэль дорожил более, чем кем бы то ни было. Внезапно разум вдруг покинул его, но почему? Аарон ведь был слишком спокоен, видно, он уже не раз видел подобное тут. Но так сильно напугали его слова про костры и что нужно скорее уезжать отсюда… И кого он имел в виду, когда кричал: «Ты не человек»? Не иначе как Аарона. Уже разные мысли начинали закрадываться в голову Мануэля, причем далеко не самые хорошие, а скорее очень плохие. Жаль, что он сразу не смог понять, что они настолько были близки к реальности, что если бы он быстро спохватился, а не дал бы волю страху и невежеству поглотить себя, все было бы иначе. Ведь он на самом деле был умен, и хватка у него была крепкая. Но вот именно сейчас его рассудок все больше мутился, как будто гипноз нападал на него и он не мог с ним справиться.

Он задыхался, глядел смутно. Был как в бреду. Наверное, не стоит воспринимать речи этого безумного старца как что-то существенное, которому, судя по всему, не менее чем лет девяносто, уж слишком старым и немощным он выглядел. Однако тревога никак не покидала его.

— Прошу вас, отец Мануэль, никак не воспринимайте речи это старого монаха, — пытался успокоить Мануэля Аарон. — Несчастный двинулся рассудком вот уже как очень много лет. Я прошу простить этот неуместный и весьма неприятный случай.

— Осмелюсь заметить, что речи этого, хоть и весьма старого, но довольно недурного старика, не выглядели отнюдь не нормальными. Очевидно, что-то сильно напугало его. Я должен немедленно выяснить и понять, что вообще происходит здесь!

Да что же позволяет себе этот несносный инквизитор! Аарон уже начал злиться, но пытался тщательно скрывать свою злобу, как ранее Мануэль пытался скрыть свой страх. Поскольку ни то, ни другое никому из них так и не удалось скрыть друг от друга, Аарон уже решил перейти к действиям и перестать разговаривать с Мануэлем загадками. Аарон считал, что ему не дано понять то, что он сможет познать лишь на собственной шкуре.

— Несуразные речи этого монаха так повергли вас в страх и ненужные раздумья, которые никак не способствуют укреплению вашего разума, а лишь насаждают в него посторонний мусор. Неужели это возможно с вашим умом и проницательностью? Вы меня удивляете, Мануэль. Осмелюсь и я быть дерзким и поспешу с выводами, ибо сейчас вы не можете отличать одно от другого.

— Что вы имеете в виду, отец Аарон?

— Не стану разъяснять вам то, о чем вы вероятно не имеете ни малейшего представления. Какой смысл? Лучше сразу увидеть. Полагаю, пора уже приступать к тому, за чем вы приехали сюда.

Аарон пошел в сторону своей библиотеки, Мануэль спустился за ним. Эта так называемая библиотека представляла собой узкие переходы. Фонарь, который Аарон нес в руке, освещал по сторонам предметы, внушающие отвращение… Разные черепа, скелеты, статуи, которые, казалось, взирали на них с ужасом. Стояла тьма, и лишь свечи, зажженные Аароном, давали слабый свет. Еще более сильный страх навевало завывание ветра, такое дьявольское и зловещее, что сковывало душу. Мануэль уже побелел от страха, и только Аарон лишь окинул его взглядом, исполненным презрения и гнева за его робость и малодушие.

— Я думаю, будет лишним вам говорить о том, что монахи зачастую читают в своем монастыре литературу, которая является запрещенной. Это разного рода гримуары, магические сборники. Слышали о таких, Мануэль? — спрашивал Аарон, расхаживая по своей библиотеке и показывая Мануэлю разные книги. — Вот к этим нет доступа никому, кроме меня. Теперь и вы увидели то, что до сих пор не видел никто.

Тут Мануэль уже не на шутку испугался. С чего бы Аарону посвящать его в столь деликатные тайны, которые могут стоить ему жизни? Быть может, после увиденного Мануэль сам лишится жизни.

Но Аарон не осмелится убить его, ведь Мануэль имеет покровительство, о чем не мог не знать Аарон. Но предполагать, что Мануэль будет молчать после увиденного, Аарон не мог. Было бы слишком глу по показывать инквизитору библиотеку с магическими гримуарами и книгами по практической магии, которая являет собой именно черную магию. Все это могло бы быть даже интересно, возможно, если посмотреть на это с другой стороны, но вот как все это соотносится с теми камнями, которые он привез Аарону. Надо просто на блюдать и вскоре все станет ясно. Мануэль решил пока ни о чем не расспрашивать Аарона, а просто внимательно слушать то, что он будет говорить.

— Дьявол искушает монаха сладострастными видениями… Если прикасаться к запрещенным книгам, зачем бы Дьявол удерживал монаха от греха? — продолжал свой экскурс Аарон, речи которого были Мануэлю пока абсолютно непонятны. — Вот эта книга о тайнах. Взгляните на эти миниатюры. А здесь пишутся рецепты составов, которыми можно пропитать фитиль масляной лампы, и пойдут запахи, вызывающие видения, иногда эротические видения, и самые невероятные фантазии, которые могут возникнуть у человека в его влечении к противоположному полу… Кстати, не только к противоположному. Возлежание женщины с женщиной, как и мужеложство, кажутся людям не менее прекрасным, чем с лицами противоположного пола, а иногда даже и более приятными… Мы не должны стыдиться и бояться своих желаний и фантазий, мы должны давать им выход воплощать в жизнь всеми способами. И если есть средства, которые усиливают эти желания, то почему бы не воспользоваться ими. А вот здесь описаны рецепты волшебных мазей ведьм, — продолжал листать книгу Аарон, и с огромным восторгом демонстрировал то, что там было написано.

Мануэль стоял как вкопанный. Каких еще ведьм? Он до сих пор вообще ни во что такое не верил. Кто, черт возьми, этот человек? Зачем он все это ему показывает? И все еще непонятно, при чем тут камни?

— Вы же наверняка слышали о том, что люди применяют одурманивающие средства, как наркотики, туманят разум. Человек таким образом пытается уйти от горькой действительности. А знаете, как он это делает? Они кладут в хлеб белену, мак и полынь. Ядовитые травы, которые вы с таким восхищением нюхали в саду, лишь повышают опьяняющий эффект. Под их действием на самом деле можно увидеть женщину, летящую на метле, или мужчину, превращающегося в оборотня. Ведь это рассказывают пленники вашим доблестным инквизиторам под пытками? Наверняка уже слышали… Все это существует. Откуда бы они это знали? Это не легенды, это реальность… А вот рецепт довольно милой мази из просвирника. Так она называется из-за главного компонента. Но не его действием мазь обязана производимым дурманящим эффектом. А именно белладонна, красавка, белена, паслен, кока, мак и опиум. Здесь подробно описываются нужные пропорции и как все это изготавливается. Закрепляющим эффектом ведьмовской мази служит человеческий жир. Когда живешь во времена многочисленных казней, нетрудно достать такой материал. Его продают сами палачи. Вижу, вы впервые слышите об этом…

— Признаться, да. Но не удивлюсь всем этим варварствам, — спокойно отвечал Мануэль, но спокойствие было все так же искусственно напущено, внутри него все колотилось. — Но в чем же тут магия?

Травы, содержащие дурман, это обычное народное средство.

— Травы да, но жир… Считается, что с помощью этой мази человек обретает силу умершего, это уже своего рода как каннибализм. К тому же, неповторимые ощущение переноса в другую реальность, которое сопровождается снами сексуального характера, делают человека рабом такого средства. Ему уже не хочется возвращаться в свою обыденную реальность. Он живет только той, которой хочет жить. Женщины убегают в эротический и фантастический мир. Мужчины становятся сильными и страстными самцами, способных удовлетворить необузданные фантазии даже сотни женщин.

— Слишком занимательно, отец Аарон, признаться, я поражен такими открытиями. Но я так полагаю, что использование этих камней, которые я привез вам, также связаны либо с изготовлениями чародейственных мазей, либо с применением иных средств магии… — пытался уже выяснить суть дела Мануэль.

— Только с помощью магии и вызова потусторонней силы мы сможем обратить эти камни в то средство, за которое так радеем, — прямо ответил Аарон.

— Хм, я полагал, что алхимики совершают некие действа посредством химических реакций, ибо сам много лет занимаюсь этим, что, безусловно, также не оказывает мне чести, сам знаю, это противоречит церкви и Богу, но вызовы духов… Это же кощунство. Вы собираетесь в вашей Святой обители прибегать к помощи ада?..

— Я слишком много рассказывал вам часом ранее о сути ада и многих подобных ему вещах, я полагал, вы поняли меня, ведь с таким упоением слушали. Какие же слова мне подобрать, чтобы произошло ваше понимание, отец Мануэль? Алхимия в монастыре… Вы всерьез полагали, что я провожу тут химические опыты? — рассмеялся Аарон.

— Я уже не осмеливаюсь что-либо предполагать, столько много новой информации, очевидно, мне нужно время, чтобы переварить ее. Алхимия, да, это звучит странно в стенах монастыря, но черная магия — еще более нелепо.

— Вполне приемлемо, и вовсе не так кощунственно, как принято считать. Без ада нет рая, как без зла нет добра. Снова повторюсь, что мы уже имели эту тему для обсуждения. Не хочу снова к этому возвращаться.

— Ваш сын, насколько мне известно, имеет свою личную мастерскую и занимается изысканием надежного средства для превращения неблагородного металла в философский камень? — вопросительно говорил Мануэль.

— О да, вы верно осведомлены. Он довольно преуспел в своих деяниях по выработке быстродействующих лекарств, но, увы, ему пока не удалось создать философский камень. Однако я убежден, что это не за горами, и, возможно, теперь, с помощью этих камней из Иерусалима, он сможет это выполнить, — ответил Аарон.

— Но это не простые камни, это камни Соломона, великого царя.

— Это всего лишь безделушки, которые не несут в себе никакой ценности, и нет никаких доказательств, что это те самые камни, как и то, что они вообще существуют. Давайте будем реалистами, мы взрослые люди и верить в сказки нам не к лицу. Мне ясно одно — эти камни несут в себе неоспоримую ценность, потому что находились в древнем Храме в Иерусалиме. Но согласитесь, это еще ни о чем не говорит. Я знаю, как вы рисковали, ведь если инквизиция про это пронюхает, слова старого монаха окажутся пророческими. Но не нужно бояться этого. Бог с вами, и это главное. И да, я верю в Него. Безгранично и всецело. Я верю и в Дьявола. Но сейчас только он сможет помочь достичь вам и мне своего могущества и неуязвимости через эти камни.

— Вы сошли с ума, отец Аарон! Это уже неслыханно и сказать, что дерзко это ничего не сказать! Мы с вами будем оба гореть в аду за такое! Нет, я не стану в этом участвовать! Я не столько боюсь инквизиции, сколько гнева Божьего! — испуганно проговорил Мануэль.

— Вы говорите так, потому что не ведаете, о чем именно, — пытался вразумить Мануэля Аарон. — Вы не понимаете даже малейшей сути всего этого. Ваш разум сильно засорен, хотя вы думаете, что это далеко от истины.

— Не стану спорить с вами, но поймите меня, я чрезвычайно поражен тому, что вижу и слышу! — оправдывался Мануэль.

— Поражаться какому-то открытию или факту — это еще не значит не пытаться научиться или познать ту самую истину, — рассуждал Аарон. — Иногда нужно просто попытаться понять, но чтобы понять, надо изучать, познавать, открывать, исследовать… Вот что это, отец Мануэль. А доселе вы и ваши убогие церковники занимаетесь бессмысленными пытками в поисках выдуманных вами же легенд, или тех, о которых вы когда-то от кого-то слышали, то как же возможно будет пролить на все на это хоть малейший луч знания и просветления. Вы думаете, я сумасшедший? Вы уже битый час ломаете голову и не можете понять, почему я не боюсь костра, да потому что сжечь меня невозможно. А вот вас возможно, Мануэль. И вам уже сейчас стоит задуматься об этом.

— Поверьте, я задумываюсь об этом и, как бы там ни было, боюсь, да и не хочу умирать… — отвечал Мануэль, и в голосе слышалась мольба, как будто его жизнь зависела от Аарона.

— Вот видите этот сосуд, сюда можно заточить Вельзевула, — сказал Аарон и достал изящный керамический сосуд, напоминавший нечто античное. Он был яйцеобразной формы с двумя вертикальными ручками на горле. Сделан он был из глины.

Все звучало настолько правдоподобно и выглядело безупречно, что можно было подумать, будто Аарон великий волшебник и просто под прикрытием монаха совершает свои колдовские действия. Это по-прежнему не укладывалось в голове Мануэля. Сколько разной магической атрибутики вокруг: черепа, судя по всему настоящие, горящие черные и синие свечи огромных размеров, пентаграммы, разные статуи древних языческих богов, теперь эта амфора. Чем еще Аарон удивит сегодня Мануэля? Он чувствовал, что это далеко не все, что ему предстоит увидеть.

— Прошу вас не думать, что я как-то смею уподобляться Великому Царю, поистине могущественному и равных ему нет. Я видел его лично и имел возможность даже говорить с ним. Но мне никогда с ним не сравниться. Мне нужна хотя бы часть его возможностей, и способности управлять Демоном, который хочет помешать моим планам.

Мануэль уже окончательно решил, что Аарон не в себе. Ну собрать эти магические причиндалы, книги — это еще возможно, даже совершать колдовство в стенах монастыря. Но вот видеть лично царя Соломона и даже разговаривать с ним, это уже явно перебор. Нет, камни Аарон не получит, даже если он и прав, и они не представляют никакой ценности, он лучше отдаст их своей дочери, которая также много лет увлекается алхимией и уже получила от Мануэля немало знаний в этой области. Ему не следовала связываться с Аароном. Но откуда он мог знать, что тут такое творится. Теперь это уже не важно. Он знает, а значит, надо быстрее уносить отсюда ноги и больше никогда близко не подходить к этому человеку. Ну и конечно же, прислать сюда отряд солдат с инквизитором, чтобы провести должную проверку.

— Отдайте мне камни, Мануэль! И можете быть свободны, — Аарон, будто читая его мысли, сказал это таким строгим угрожающим тоном, что можно было бы подумать, если Мануэль сейчас же не отдаст камни, с ним произойдет что-то ужасное. — Вы находитесь во власти своих предрассудков, и я не могу посвятить вас в то, до чего вам закрыт доступ. К тому же, мне нужно дождаться ночи. Многие мои действия могут напугать вас своей необычностью и еще больше принизить меня в ваших подозрениях.

Мануэль был в глубоком смятении, а его мозг ввергнут в хаос раскаяния, тревоги и страха. Здесь творится что-то очень плохое, стены этого монастыря пахнут смертью, которая все сильнее окутывала его сознание и уже проникла так глубоко, что еще немного, и он потеряет способность мыслить и вообще хоть как-то воспринимать происходящее. А этого он никак не мог допустить. Он духовное лицо, и чувство долга слишком довлело над ним. Имея церковный сан, он, как инквизитор, является лицом церкви, к тому же, уважаемый инквизитор, с несомненно заслуженным авторитетом и доброй славой. Он являлся кумиром спасенных им людей, что вызывало огромную зависть и негодование у его озлобленных коллег, таких как Марко Гонсалес и Альваро Дельгадо. Он прекрасно понимал, что вот уже много лет они ждут момента, как самого его в чем-нибудь уличить и отправить на костер, безжалостно пытая. Аарон погряз в каких-то страшных грехах, за которые Мануэль тоже может жестоко поплатиться. Ведь будучи с ним в сговоре, он автоматически становится врагом церкви, причем самым злейшим. Все, что услышал сегодня Мануэль от Аарона, в целом являло собой непревзойденное богохульство и самую жесткую ересь, которая только может существовать. К тому же, он столько выдумывает: это и общение с Соломоном, и возможность заточить Вельзевула в какую то глиняную амфору, и рукописные книги с рецептами ведьмовских мазей. Что еще скрывает эта дьявольская обитель, именуемая аббатством, находящаяся в управлении Аарона?

Мануэль уже видел себя в темнице инквизиции, он уже чувствовал хруст своих костей в пыточных инструментах, и даже нюхал запах собственного костра, и ощущал ту невыносимую боль, которая будет причинена его телу в процессе сожжения. Но еще ведь у него жена и дочь… Юная прекрасная дочь, которая тоже станет объектом

инквизиторских гонений. Старец в саду уверял, что их всех сожгут, если он немедленно не покинет это проклятое место. Может, всетаки отдать Аарону эти камни, скорее добраться до дома и увозить семью как можно дальше, пусть даже за тридевять земель. Пока Мануэль осознавал, что ему ничто не препятствует поступить именно так, и на самом деле было бы очень разумно распорядиться своими действиями в пользу этого.

Но что же мешает Мануэлю прямо сейчас это сделать? Почему он продолжает выслушивать весь этот бред и ничего не может ему возразить? А может, это не бред вовсе? Ноги как будто не двигались с места, а уши упорно ждали новую информацию, мозг в мгновение ее перерабатывал и заставлял дойти в этом деле до конца. К тому же сбежать — значит струсить. А как же Мануэль будет потом жить и думать, что он струсил и позволил распространению дьявольских козней? Нет, он должен исполнить свой долг, собрать необходимые доказательства и самого Аарона сдать инквизиции. К тому же, лично понаблюдать, что Аарон будет делать с этими камнями, ему было еще более интересно. Было даже ему самому неясно, движет ли им чувство долга или праздное любопытство. Поэтому нужно остаться и добиться разрешения Аарона присутствовать на обряде, чтобы осмотреть все собственными глазами, а потом уже прислать сюда людей. Мануэль был слишком уважаем в церковных верхах, епископ и папа благоволили его за все неоспоримые заслуги и громадный вклад в католическую церковь, включая и его многолетние пожертвования. Ведь Мануэль был чрезвычайно богат, имел самый богатый и красивый замок в Испании с великолепными угодьями. Он был уверен, что заручится их поддержкой и они поверят каждому его слову. Ах, как же сильно он заблуждался и именно в тот самый момент совершал роковую ошибку. Он даже представить себе не мог, чем это ему обернется.

Он удвоил свой показной интерес и старался выражать полное согласие со всеми доводами Аарона. И несмотря на то, что тот уже сам давал ему в руки шанс спасти свою жизнь в обмен на камни и быстро уйти оттуда, Мануэль упорно настаивал на том, что никуда не торо пится и хочет посмотреть, что будет делать Аарон с камнями.

— Если надобно ночное время для соблюдения неких формальностей, я готов дождаться темного времени суток и присоединиться к вашим действам. Поверьте, меня трудно чем-либо испугать. А ваши рассказы этим днем настолько поразили меня, что я на самом деле захотел узнать что-то новое, как любого человека, меня влечет неизведанное и тайное, особенно когда это связано с мистикой. Я всегда был скептиком и прагматиком, меня более волновала материальная сторона этого мира. И после услышанного вами я обнаружил в себе многие следы невежества, хотелось бы развеять их и наполнить свой разум новыми вещами… — говорил Мануэль, явно пытаясь показать перемену своего отношения в происходящему, но Аарону были известны его мотивы, и он уже не верил ни одному его слову. Однако, раз Мануэль не уходит, а уже начинает вести себя крайне глупо, он не может заставлять или принуждать его. Ведь еще недавно Аарон сказал, что человек сам выбирает свою судьбу, он сам делает свой выбор в пользу того или другого. Стало быть, ему нельзя в этом мешать, а лишь дать ему то, за чем он так упорно гоняется. Проблема только в том, что Аарон на самом деле не мог допустить Мануэля к тому, что не следует ему видеть, и конечно, ему бы следовало выставить его с его территории силой, но он не станет этого делать, а будет так, как должно быть.

— Я разделяю ваше любопытство, Мануэль, однако я все же обязан доложить вам, что в этот раз не смогу его удовлетворить. Посему отдайте мне камни и уезжайте, — Аарон в последний раз предпринял попытки спасти Мануэля, понимая заранее, что они бесполезны. — Как только я все закончу, я непременно оповещу вас, и вы получите свое вознаграждение.

Мануэль еще больше утвердился в своем намерении остаться. И да уж, конечно, он оповестит его. Он отдаст эти камни своему сыну, после того как они будут освящены его ритуалами. И что, он собирается заплатить ему еще за это? Дикое притворство отъявленного лицемерия.

— Так мною же движут не деньги! — воскликнул Мануэль.

— Так и я не собирался платить вам деньгами, — отвечал Аарон. — Ужели только деньги можно измерять в качестве вознаграждения? Есть вещи для такого знатного и уважаемого человека, как вы, дороже всех денег мира, например, честь, достоинство, положение в обществе, жизнь, в конце концов.

Тут Мануэль снова переменился в лице. Последняя фраза напрямую звучала как угроза. Ну вот что ему делать с этим ненормальным? Решение Мануэля остаться оставалось непоколебимым, и лишь все более подкреплялось. Только вот эта интрига, игра в смерть, раздражала его. Он не был тщеславен и не страдал гордыней, но все более захватившее его чувство долга наполнило его некоей смелостью и желанием поскорее разоблачить Аарона.

Дождавшись ночи, монах и инквизитор двинулись к подземелью, где Аарон уже был готов совершать обряды с камнями. Мануэля ему так и не удалось выставить, да он и не пытался. Ночной мрак был непроницаем. В небе не сверкали ни луна, ни звезды. Стояла абсолютная тишина. Аарон нес светильник, в котором спокойно и ровно, даже без единого колебания, горел огонек. Они спускались по грубым каменным ступеням, и с каждым шагом Мануэлю становилось все страшнее и ноги все больше не слушались его. Голова кружилась, перед глазами было совершенно темно. Он как будто спускался навстречу самой смерти, но старался взять себя в руки изо всех сил, не поддаваться эмоциям и паранойе.

Внезапно Аарон остановился.

— Спуститься туда я должен один, стойте здесь и ждите меня. Не двигайтесь даже с места, пока я не выйду. Если вам дорога ваша жизнь, делайте так, как я говорю, и не следуйте за мной! — командным тоном говорил Аарон. — Это может закончиться для вас плачевно. И вы прямо сейчас можете стать жертвой своего же собственного любопытства.

Мануэль кивнул и сделал вид, что послушал, но, когда Аарон спу стился уже в свою каморку и захлопнул за собой дверь, сразу же нарушил обещание и немедленно двинулся туда. Вдруг ноги снова перестали слушаться его, отказали, и он покатился вниз, пролетел мимо той двери, за которой находился Аарон, и очутился в итоге в темном подвале. Однако тут же встал и принялся искать выход от туда. Наткнувшись на первую попавшуюся дверь, он поспешил вы йти, и перед ним снова возникла лестница, которая вела непосредственно в монастырь. Он поднялся по ней и оказался в длинном коридоре, в котором не было ни души. Мануэль начал идти дальше, но вдруг услышал страшный рык. Обернувшись, он увидел огромную серую волчицу, которая скалила зубы на него, как будто хотела прямо сейчас напасть. Мануэль замер в страхе и встал неподвижно, начиная усиленно молиться, чтобы эта хищница не тронула его. И в тот момент, когда он уже распрощался с жизнью и представил, что она раздирает его плоть, волчица вдруг развернулась и убежала, даже не тронув Мануэля. Натерпевшись дикого страха, он побрел по коридору дальше и услышал какие-то голоса, доносящиеся с конца коридора.

Когда он дошел до места, откуда происходили эти голоса, он приоткрыл дверь в одну из комнат, в которой ему предстало зрелище настолько дикое, которое он не мог представить себе даже в самом кошмарном сне. Несколько монахов и монахинь стояли в комнате, некоторые из них были полностью обнаженные, но в головных монашеских уборах, кто-то частично раздет. Некоторые монахи мужчины также стояли абсолютно голые. В самой комнате горело несколько свечей, пахло странными благовониями, а посреди комнаты возвышался алтарь с перевернутой черной пентаграммой, возле которой были прикреплена статуя, изображающая Дьявола, с двумя рогами на голове, страшной бычьей мордой и с вилами в руках.

Один из монахов встал перед ним на колени, держа в руках черную свечу и читал молитву сатане.

— Перед всемогущим и невыразимым Богом Сатаной Люцифером и в присутствии всех демонов ада, которые являются истинными и оригинальными, все присутствующие здесь отрекаются от всякой прошлой преданности, от ложного Бога иудейско-христианского Иеговы, я откажусь от его подлого и презренного Сына Иисуса Христа и от его гнилого Святого Духа. Я провозглашаю Люцифера моим единственным истинным Богом. Я признаю и почитаю его во всех своих делах! — проговорил монах, тот самый, который встречал Мануэля у ворот монастыря и так злобно и косо смотрел на него днем.

Далее он порезал ножом руку и капнул в чашу. После этого началась оргия, в которой монахи и монашки начали беспорядочно совокупляться друг с другом, предаваясь самым диким страстям.

Мануэль уже не мог смотреть на это зрелище и в ужасе поплелся подальше от этой комнаты. Вдруг он споткнулся и упал, и снова увидел ту самую волчицу. Зазвонили колокола, да так громко, что их звук еще более наполнил все окружение мистицизмом. К тому же ударил сильный гром, а молния поражала небо своими яркими вспышками. Мануэль решил, что он уже оказался в аду, но разум возвращал его к тому, что он пока что жив и происходящее вокруг него — суровая реальность, а не плод воображения. Он ринулся бежать, как вдруг перед ним опять возникла та же самая волчица, он побежал от нее в другую сторону, та кинулась бежать за ним, но как будто гоняла его по пустым и темным коридорам аббатства, даже не пытаясь напасть на него. Стало уже ясно, что, появись у нее желание сожрать его, она бы давно это сделала. Мануэль остановился и увидел, как волчица сзади него поедает внутренности того старца, что днем упорно упрашивал его покинуть монастырь. Мануэль подошел поближе, и зрение не обмануло его: волчица с упоением пожирала плоть старого монаха, вся ее морда была в крови, а обезображенное расчлененное тело старика лежало перед ней на полу.

Мануэль обернулся и увидел перед собой Аарона.

— Я же просил тебя стоять на месте и никуда не двигаться! — говорил Аарон. — Ты не послушался меня, Мануэль!

Мануэль, ничего не ответив, кинулся бежать от Аарона, да так быстро, что он даже никогда так не бегал. Монастырь превратился в лабиринт без входов и выходов, шел проливной дождь, а молния с грозой лишь только усугубляли его ужас и страх. Бежать уже было некуда, когда перед собой Мануэль увидел уже ожившую статую из той комнаты, где монахи совершали сатанинский обряд.

Она выглядела уж сильно страшно. Ростом метра три, красная рожа, исчерченная шрамами, мощные устрашающие рога, крепкие челюсти с маленькими, похожими на человеческие, зубами, раздвоенная верхняя губа и копыта. В руках те же самые вилы. Примеча тельный символ на груди — пентаграмма с той же козлиной голо вой. Мануэль слышал про этот символ. Это сатанинский атрибут, который используют маги в своих работах. Считалось, что правильно нарисовавший ее человек, проведя определенный ритуал, сможет вызвать самого Сатану. Стало быть, Аарон вызвал его.