Стирающая Память. Живые книги

Галина Миньо, 2023

Истории приключений героев книги «Стирающая Память. Всё не бывает навсегда» продолжаются. Неизвестные художники и писцы оставили человечеству возможность узнать нам об исторических событиях от очевидцев. Таким людям посвящена эта книга.

Пролог

— Как это у них получается?

Все повернули голову на неожиданную реплику Никиты. Никита с толстой книгой на голове, виляя бёдрами, грациозно фланировал по аудитории. Дружный смех прервал увлекательное чтение. С грохотом упал увесистый том.

— Никита в своём репертуаре, — весело заметил Шурик, — у тебя хорошее воображение.

— Вера так рассказывает, что я как будто реально живу в это время. Ладно, хохмить больше не буду, — красноречивый взгляд Веры заставил его замолчать, — обещаю, — добавил он.

— «Два раба снимают с головы мальчика корзину с фруктами и ставят на стол.

— Ты, Дакус, — указывает пальцем на одного из рабов весёлый малый со сползшей с плеча белой туникой, — и ты, Сир, подойдите сюда. он лениво встаёт с лежанки, — перетащите-ка этого парня во-о-он в тот угол.

Под прямоугольным проёмом в крыше неглубокий бассейн с дождевой водой. Поверхность воды вздрагивает и подёргивается тревожной рябью. Углы бассейна украшены статуями. Рабы снимают статую Диониса с угловой тумбы и устанавливают её в углу просторного помещения. На место свергнутой статуи Диониса, под общий хохот, ставят на тумбу одного из рабов.

–Хорош? — смеётся малый в белой тунике, оглядывая развеселившуюся компанию, — Погодите, — он взбирается на бортик бассейна и срывает набедренную повязку с раба, затем снимает со своей головы венок из виноградной лозы с немного увядшими листьями и, привстав на цыпочки, водружает его на голову раба, — ну чем не Дионис, — смеясь, он оступается и плюхается в бассейн. Новоиспечённому Дионису подают большой пузатый кувшин с горлышком, имеющим три слива. Раб едва удерживает тяжёлую ношу за ручку. Из кувшина льются сразу три струи. Обливаясь вином, мужчины толкаются, подставляют рты, пытаясь поймать струйку вкуснейшего вина.

Два раба заносят глиняную пузатую фигуру сидящего человечка, обнимающего руками и ногами сосуд с расширенным горлышком», — старательно продолжила читать Вера.

— Кратер называется, надо бы вам такие вещи знать, господа студенты, — прогудел знакомый голос. На пороге аудитории стоял профессор Иван Ильич, — По какому поводу собрание?

Вера покраснела до кончиков ушей.

— Изучаем события, произошедшие в начале нашей эры, — нашёлся Никита.

— По какому источнику? — мягко поинтересовался профессор, — кто автор? Разрешите, — он протянул руку к исписанной толстой тетрадке Веры.

«Жаль, что плащ–невидимка бывает только в сказках», — обречённо подумала Вера. Она прижала тетрадку к себе.

— Это мои записи, так, неважно это, — не очень уверенно сказала Вера.

— Тем не менее, вы решили свои «неважности» вынести на всеобщее обозрение, не так ли? — Иван Ильич смотрел, не отрываясь, в лицо Веры.

— Пожалуй, мы уже закончили, — сказала Вера уже уверенным тоном и взяла рюкзак, намереваясь выскочить из аудитории.

— Я порекомендую всем остаться и продолжить ваше занятие, — не допускающим возражения тоном сказал Иван Ильич, придвинул стул и по-хозяйски уселся на него. В возникшей тишине повисла пауза.

— Вам будет неинтересно, ей-богу, Иван Ильич, пощадите — пытаясь скрыть тревогу, натянула улыбку Вера.

— Никогда ни за кого не решайте, уважаемая, кому что интересно, а кому нет. Читайте, — Иван Ильич театрально взмахнул рукой.

— Здесь всего лишь мои сны, записанные странным языком.

— О событиях начала нашей эры, так? — прервал Иван Ильич оправдания Веры.

— Читать с начала? — Вера окинула взглядом притихших друзей, как бы ища поддержки.

— Поскольку я пришёл без приглашения, то будет справедливо продолжить с того места, как посчитаете нужным, уважаемая, — Иван Ильич не отрывал взгляда от Веры, — можно продолжить с эффектного появления особого сосуда для вина, — как ни в чём не бывало сказал он.

— Мы закончили на том, что во время пиршества, — Вера осеклась, — симпосия, — поправилась она и посмотрела на Ивана Ильича.

— Не обращайте на меня внимания, читайте, будто меня здесь нет, — как можно непринуждённее сказал Иван Ильич.

— «Два раба заносят керамическую статуэтку, держащую в руках огромный кратер», — Вера вдохнула побольше воздуха, с подвздохом, и шумно выдохнула, и продолжила, — «Гости с любопытством заглядывают в кратер.

— Афинянен, да ты шутник, — разочарованно сказал один из них, — здесь вина на донышке, а я с кубком приплёлся, не желаешь объясниться?

— Друзья, — Афинянен загадочно развёл руки в стороны, расправив складки хитона, ставшего похожим на парус, — немного терпения. Следите за этим чудом, а пока, — он хлопнул в ладоши.

Четыре девушки в лёгких туниках, перевязанных под грудью полотнами тончайшей ткани, переходящих в развевающиеся пояса, кружатся в хороводе, держась друг за друга лишь мизинцами. Лица их закрыты масками. Слышны мелодичные звуки свирели. На свирели играет белокожий юноша в набедренной повязке из белёного льна.

— Нравятся ли вам мои танцовщицы, друзья? — обращается он к присутствующим.

— Хвала тебе, афинянен, — откликнулся Первый из присутствующих, — мне вот та, с рыжими волосами, нравится

— А мне чернявенькая, — откликнулся другой.

— Это ещё что, — загадочно сказал афинянен, — какое масло сейчас разгружают с моего корабля! Оливы в этом году, — он поднял руку над головой. Покачнувшись, он едва не упал навзничь, но его спас, как обычно, вовремя подскочивший раб.

— Я ценю твою добросовестность, Афинянен. Исполняешь обещания. С тобой приятно иметь дело. Что планируешь везти обратно? Не возвращаться же тебе с пустыми трюмами домой. Могу подарить тебе одну из своих рабынь в обмен на рыженькую. Надеюсь, она не кусается, — игриво облизывается Первый, — слышится хихиканье, — как тебе такое, идёт?

— Идёт, дорогой друг, — улыбается Афинянен, — а теперь наполним кубки, — он подходит к статуэтке и на глазах у всех зачерпывает кубком вино из чаши.

— О великий Зевс! — восклицают гости и ошарашенно смотрят в наполненный густым сладким вином сосуд, — Ты — колдун?

— Маленький фокус, — Афинянен снимает глиняную шапочку со статуэтки, — мой раб за дверью наполнил статуэтку вином из амфоры. Снизу… вот сюда посмотрите, видите, статуэтка полая и соединена с чашей внизу сквозным отверстием. Пока вы любовались женщинами, чаша наполни… — он не успевает договорить. Статуэтка с вином падает на пол. Комната качается, трещат стены и осыпается потолок. Грохот проснувшегося вулкана заглушает все остальные звуки», — Вера подняла глаза от тетрадки, — теперь, как обычно, в конце картинки, или истории в фильме, уж как хотите называйте, всплывает на пластине, как на экране, стихотворный текст:

Кровавые забавы, много мыслей тёмных,

Война, желание славы и деяний злобных.

Пришёл в слепое бешенство вулкан.

Он в назидание потомкам скрыл обман.

Вулкан взорвался сотней бомб.

Он стёр с земли разврат и голод.

Прищурившись, она прочла медленно, но довольно чётко.

— Уже запарилась за целый день. Свой почерк с трудом разбираю.

— А ещё есть? — спросил Никита, поёрзав на стуле.

— Полна коробочка, — подняла со стола тетрадь Вера. Одним взмахом раскрылись веером исписанные старательным почерком страницы.

— Ты так хорошо свои сны запоминаешь? — засомневался тихоня Шурик.

— Забываю быстро подробности. Тетрадку возле себя держу, чтобы проснуться и сразу записать. Картинки событий стираются как-то быстро.

— Стихи стараешься записать вперёд? — участливо спросила Света.

— Да, они на странице, — Вера замялась, подбирая слова. Она с опаской бросила быстрый взгляд на Ивана Ильича, — то есть, на пластине той огромной книги, на коленях у каменного человека, в последнюю очередь всплывают. Причём чётко читается текст. Будто нарочно, чтобы я запомнила. — Она смахнула чёлку со лба, — Боже, совсем запустила свои волосы. Свет, пойдём в пятницу в парикмахерскую? — надеясь закончить чтение, сменила тему Вера.

— Обязательно, — задумчиво протянула Света, — почитай ещё. Можешь?

— Не хотелось прерывать, но речь идёт о пластинах Харати? — осторожно спросил Иван Ильич.

— Да. Вы что-то об это знаете?

— Интересовался немного. Продолжайте, не смущайтесь, — по-отечески мягко сказал Иван Ильич. Его строгость испарилась как утренний туман.