Робкий босс

Галина Милоградская, 2023

Дима столько лет живёт один, что уже забыл, каково это – быть в отношениях. И симпатия к сотруднице конечно же лишь флирт, ничего большего. Но всякий раз, когда она появляется в кабинете, сердце падает в желудок. Глупо верить в любовь и тем более надеяться на ответные чувства, поэтому всё, что Дима может себе позволить – любоваться Наташей издалека, тайком вздыхая.Сева, конечно, не сводник, а всего лишь Димина правая рука, но смотреть на страдания начальства устал. Этих двух надо просто взять за руку и свести вместе. В этой борьбе всё методы хороши!

Двенадцатая глава

Вечер. Такой вечер был у Димы вечность назад. Или никогда. Сидеть рядом, чувствовать тепло тела, просто наслаждаться — он позволил себе расслабиться. Смеяться, забыться, отдаться моменту. Откидывать голову, давясь воздухом от Ваниных шуток, поднимать стакан под очередной тост, чувствовать тепло, исходящее от Наташи…

Наташа млела. От его раскатистого, низкого, бархатистого смеха. От того, как щурятся его глаза, устремляясь в потолок. От жара, что прожигал даже сквозь ткань — пара сантиметров, что между ними. Желание стать ближе возрастало, взгляд туманился, но организм контролировал опьянение без её желания, она медленно, но верно трезвела. А Дима пьянел. Было видно, как постепенно мутнеют его глаза и расширяются зрачки. Но. Наташа была трезва, а он, внезапно, пьян, и эта мысль кружила голову почище самого крепкого алкоголя.

Его голос звучал громче, движения становились раскованней, а взгляд — горячее. Нет, Наташа не была против любого из этих проявлений, но хотелось их впитать именно в себя. Не расплёскиваясь на других. Всё больше одолевало желание сгрести его в охапку, увести в тёмный безлюдный переулок и… После «и» мысли обрывались, но желание оставалось. По-прежнему тёмное, жгучее, пульсирующее внизу живота. Она незаметно подвинулась, теперь сидела почти вплотную, касаясь его колена своим. Ловила каждое слово, ловила взгляд, заливисто смеялась, не забывая подкладывать еду ему на тарелку. Хотелось увлечь разговором, перевести внимание на себя, напомнить, что рядом. Но Диму постоянно отвлекали, не было и малейшей возможности перевести тему, вклиниться, перебить. Однако даже простого его присутствия в почти непозволительной близости было достаточно.

Пиджак, аккуратно сложенный, висел на спинке стула. Волосы растрепались, прилипли к вискам чуть влажные пряди. Наташа впитывала его образ, открытый, беззаботный, думая, что слишком редко удавалось видеть его таким. Что хотела бы видеть таким всегда. Без скорбной тени в глазах, без усталости и замков, на которые запирает себя настоящего.

Сева тихо зверел. Он позвал Ваню, чтобы расслабить вечно напряжённого в компании коллег и бывших студентов Диму, но о том, чтобы тот так рьяно принялся за это самое расслабление, разговора не было. Закинув руку на спинку соседнего стула, Дима несколько раз пытался сдвинуть её ближе к спине Наташи, но постоянно возвращал на место. Сева видел, как она смотрит, да что там смотрит — буквально в рот заглядывает. Как подвинулась так близко, что кончики её волос уже лежат на его плече. Но Ваня упорно продолжал наливать, отвлекая от главного. Полька почти повисла на Жене, забыв обо всём на свете, Пашка строил глазки Маше. Ваня вдруг громко начал рассказывать, как на прошлой неделе ездил к тёще на дачу, наконец переключив внимание на себя. Воспользовавшись моментом, Сева кивнул Пашке, подзывая к себе, поднялся и отошёл к выходу из беседки.

— Пора? — глаза Пашки горели предвкушением.

— Думаю, когда начнётся фейерверк. Только у нас изменения в плане. Не Наташа. Дима.

— Дмитрий Николаевич?.. — неуверенно спросил Пашка.

— Да, — серьёзно кивнул Сева, покосившись на стол. — Ему надо освежиться.

Смех становился громче, Ваня явно вошёл в кураж, предложив конкурс забавных рассказов и приз — пару помятых билетов в кино, которые достал из кармана. Набравшись смелости, Наташа наклонилась и прошептала прямо на ухо Диме:

— А за кого вы болеете?

— Я? — он даже не повернулся, но сейчас это было неважно. Она жадно смотрела на его профиль, на прядь волос, упавшую на длинные ресницы, и дышала, дышала запахом разгорячённого тела: терпким потом, виски и чем-то ещё, сладковатым, почти на грани слышимости. — Болеть за кого-то из своих подчинённых не к лицу главврачу, — наконец ответил он. Немного отстранился и повернулся. В глазах полыхало чёрным, волнующим. Зрачки затопили радужку, превращая в опасного хищника. Наташа нервно сглотнула, когда его взгляд спустился ниже, к губам, но тут же взлетел обратно. — Вы все для меня равны. А ты? — тихо выдохнул он.

Наташа моргнула — успела забыть свой вопрос. Мысли путались, разбегались в стороны, а сердце заняло всю грудную клетку. Предложить ему уйти? И к чёрту всё, что будет потом.

— Все равны? — уцепилась за фразу, пытаясь взять себя в руки. Глупо. Так глупо это всё — и вечер, и близость, и собственные желания, пугающие до сладкой дрожи.

— Почти все, — прошептал Дима, вновь мазнув взглядом по губам. — Есть особенные.

— Правда? — Наташа рассеянно подумала, что вот-вот умрёт от тахикардии. И даже лучший кардиолог, сидящий рядом, не поможет.

— Правда. — Что-то в его низком голосе заставило сердце остановиться. Рухнуть в желудок, оставив после себя звенящую пустоту. — Например, ты.

Лучики брызнули из уголков глаз. Наслаждаясь её замешательством, Дима поднял руку и взъерошил светлую макушку в надежде хоть немного ослабить натяжение внутри, но пальцы не слушались. Пришлось приложить усилие, чтобы убрать ладонь, не провести по спине, задевая позвонки.

— Дмитрий Николаевич, Ната! Идите смотреть на фейерверк! — голос Пашки разорвал марево, которое их окружало. Наташа моргнула, с удивлением огляделась: остальные успели облепить перила беседки, любуясь первыми распускающимися цветами в чёрном небе. Дима поднялся, слегка пошатнулся, но протянул руку, помогая Наташе. Тут же отступил, пропуская, шагнул следом. Они встали рядом, но недостаточно близко.

Хотелось наблюдать, как переливаются краски на её лице, как отражается каждая вспышка в глазах, но пришлось небрежно подпереть квадратную колонну плечом и уставиться на фейерверк. Голова гудела, не сильно, но достаточно, чтобы злиться на себя за беспечность и потерю бдительности. Контроль неизбежно и неотвратимо трещал по швам и расползался на лоскуты, обнажая беззащитные чувства. Терпеть близость Наташи было невыносимо настолько, что зудела кожа. Не смотреть на то, как её колени обтягивает светлая ткань платья. Как приподнимается грудь, когда она дышит. Как аккуратно обхватывают пальцы бокал. И не дышать, забивая лёгкие её свежим, волнующим ароматом. Он оказался не готов к эмоциям такой силы. Старался отвлечься, но мыслями уже был с ней. Обнимал, зарываясь в волосы, пробовал на вкус, касаясь шеи губами, сбивал платье к бёдрам, обнажая кожу. Ему было жарко. Горячо даже от одних картин, что подкидывало воображение. Если раньше хотел защитить, сберечь, то сейчас — только обладать. Чувствовать тяжесть её ног на своей спине, вырывать грудные стоны, двигаться, пока хватает воздуха, пока перед глазами не запляшут чёрные точки. Дима не мог утихомирить эти мысли, всё, что мог — пообещать себе, что сразу после фейерверка уйдёт. Пока хватает сил и окончательно не покинул разум. Пока можно списать всё на алкоголь и не придётся краснеть на утро.

Конец ознакомительного фрагмента.