Свадьба с риском для жизни, или Невеста из коробки

Галина Куликова, 2014

Несчастья Милы начались, когда она явилась в редакцию журнала, где работал ее друг детства Алик. Он вдруг в припадке страсти вытащил ее на балкон и поцеловал. В этот миг Мила увидела мужика в черных колготках на морде. Он дважды выстрелил в нее, но промазал. Алик ничего не заметил – ведь пистолет был с глушителем! Вернувшись домой, в подъезде Мила познакомилась с Константином Глубоковым, назвавшимся частным сыщиком. Дед братьев Глубоковых изобрел наркотик-«невидимку», продал кому-то его состав, и тут деда хватил удар. Клиент оставил ему телефон для контактов, по нему братья вышли на Милу и сняли квартиру прямо над ней. Братья в курсе всех событий в ее жизни, но, как и она, не понимают, чем и кому она мешает? Мила с упорством маньяка начинает расследование и… приходит к выводу, что все мужики – поганки…

2

Мила Лютикова неторопливо вошла в подъезд представительного офисного здания и важно кивнула охраннику. Путь ее лежал на второй этаж, в редакцию журнала «Возраст женщины», конкретно — в кабинет главного редактора Алика Цимжанова. «Возраст женщины» был толстым иллюстрированным изданием, большую и лучшую половину которого составляла реклама духов, пудры и колготок. Мила писала для журнала маленькие рассказы, взятые, как нагло сообщалось читателям, прямо из жизни. На самом деле они были высосаны из пальца и именно поэтому шли хорошо, как крупные семечки на базаре.

Мила относилась к своему творчеству весьма цинично и держалась за сотрудничество двумя руками только ради небольшого, но постоянного заработка. Алик Цимжанов был ее другом детства. Мила полагала, что он давно и безнадежно в нее влюблен. Пожалуй, это объясняло тот факт, что за три года сотрудничества ни один из ее опусов не завернули. Кроме того, никто не решался эти опусы править, поэтому в руки домохозяек попадала авторская отсебятина в чистом виде.

— Добрый день! — бодро поздоровалась она с секретаршей главного, Любочкой Крупенниковой, распахивая дверь в приемную.

Любочка была бы очень хорошенькой, не носи она на людях злое лицо с художественно выщипанными бровями. Брови неподвижно стояли над вредными глазами двумя коромыслами. Любочка терпеть не могла Милу Лютикову и всегда старалась ей напакостить, насколько позволяли, разумеется, ее секретарские полномочия.

— Главный у себя? — спросила Мила, замедляя шаг, но не останавливаясь.

— У себя, но безумно занят, — подскочила Крупенникова.

— Говорите так всем, кто появится после меня! — бросила ей Мила. — И с таким же зверским выражением лица.

Она ударила в дверь костяшками пальцев и вошла, не дожидаясь ответа. Алик Цимжанов сидел за столом, сдвинув очки на затылок, и увлеченно грыз попку шариковой ручки, нависнув над бумагами. Ему, как и Миле, недавно исполнилось тридцать восемь, он мог гордиться хорошим ростом, приятным смуглым лицом и густыми черными волосами. Алик всегда старался производить впечатление человека открытого, конструктивного и добродушного. На самом же деле он был скрытен и коварен.

— Милочка! — вскинулся он, когда его подруга и по совместительству авторша вошла в кабинет. — Ты сегодня потрясающе выглядишь!

— Ловлю тебя на лести, — ответила та. — Вчера вечером у моего родственника был день рождения, я напилась пьяная и сегодня утром сестрица едва отскребла меня от постели.

— Ночевала не дома?

— Не дома, но без удовольствия.

— Кофе хочешь?

— Буду очень тебе признательна. А то моим языком сейчас можно зашкуривать деревяшки.

Алик связался с секретаршей и потребовал у нее кофе.

— Ну, давай свой опус, — сказал он и протянул руку, в которую Мила послушно вложила пластиковую папку.

— Может, сразу посмотришь? — спросила она.

— Нет, потом. Хотел с тобой поговорить… О личном.

Алик заметно смутился, залез двумя руками в волосы и пошевелил там пальцами. Очки шлепнулись на стол.

— Черт! — выругался он и, выйдя из-за стола, предложил: — Сними пальто, здесь жарко.

— Ладно, только под ним у меня вчерашнее вечернее платье. Немного не к месту.

Мила сбросила пальто и платок на руки Алика, и он, окинув ее быстрым взором, неожиданно схватил за запястья.

— Милочка! — сказал он вкрадчиво.

«Или хочет признаться в любви, или отказать от места», — расстроилась она. В этот момент секретарша принесла кофе. Алик отдернул руки и нервно принял у Любочки поднос. Проводив ее неприветливым взором, дождался, пока дверь закроется.

— Милочка! — снова начал он, поддав пыла.

В дверь постучали.

— Какого черта?! — прошипел Алик, но тут же опомнился и раздраженно крикнул: — Да?

Милины руки, которые он до этого ласково тискал, снова оказались в ее полном распоряжении. Поэтому она ловко сняла с подноса чашечку кофе и уничтожила ее в два глотка. В двери тем временем приоткрылась щелка, и секретарша задушенным голосом сообщила, показав главному хитрое личико:

— Альберт Николаевич, приехали поляки.

— Чудесно! — иронически воскликнул тот и приказал: — Отведите их в кафе на первый этаж и напоите кофе. Я на вас рассчитываю.

Любочка молча захлопнула дверь, едва не прищемив себе нос. В ту же секунду на столе у Алика зазвонил телефон.

— Ну их всех к черту! — рассердился тот и потянул Милу к балконной двери. — Выйдем на воздух, там нам никто не помешает.

Балкон был узким и опоясывал весь этаж особняка. Повсюду возле перил стояли одинаковые одноногие пепельницы. Алик глубоко вздохнул и снова схватил Милу за руки.

— Милочка! — в третий раз начал он заготовленную речь и прижал ее ладошки к своей груди. В сравнении с прохладным сентябрьским воздухом грудь была горяча, что чувствовалось даже сквозь рубашку. — Так больше продолжаться не может!

Одинокий желтый лист пролетел мимо его головы и приземлился на перила. «Пожалуй, от места не откажет», — тут же решила практичная Мила. Она никогда не флиртовала с Аликом и не очень хорошо понимала, чем спровоцировано сегодняшнее объяснение. То, что это будет объяснение, сомнений у нее уже не вызывало. Темные цимжановские глаза пылали, словно уголья.

— Моя жена Софья с ума сходит от ревности! — выпалил Алик, притягивая Милу еще ближе к себе. — Она видит меня насквозь. Так неужели ты до сих пор так ничего и не поняла?

Кто-то черный высунулся на балкон из дальней двери за спиной Цимжанова и тут же исчез. Мила ошалело моргнула. Видение выглядело до того странным, что она даже толком не поняла, что это было. Ей снова пришлось перевести глаза на Алика, который возжелал полностью завладеть ее вниманием.

— Мне очень обидно, Милочка, — жарко прошептал тот, с нежной решительностью приподнимая ее подбородок указательным пальцем, — что я столько лет терплю сцены ревности понапрасну.

«Типично мужская логика, — мрачно подумала Мила. — Жена его ко мне ревнует, и ему надоело зря страдать. Он решил добиться взаимности, чтобы хоть как-то покрыть нервные затраты. Практично, ничего не скажешь».

— Скажи «да», дорогая! — потребовал Алик, который, словно обогреватель, вырабатывал устойчивое тепло. — Скажи, что ты станешь моей!

В тот же миг черный человек появился снова. Судя по всему, он выглядывал из кабинета, находящегося дальше по коридору. Теперь Мила рассмотрела его как следует. На нем была черная водолазка и черная кожаная куртка. Но не это ее так потрясло. На голову неизвестного были натянуты черные колготки. «Ноги», завязанные на макушке бантиком, свисали по обеим сторонам головы, словно заячьи уши.

Когда Алик начал приближать жаждущие любви губы к лицу Милы, черный человек поднял пистолет и, вытянув обе руки вперед, нажал на курок. Раздался сухой щелчок, и Мила почувствовала, что мимо ее уха что-то пролетело. «Неужели пуля? — ошарашенно подумала она. — И стреляют — в меня?!» Алик, конечно, не обратил на звук никакого внимания. Внизу раскинулся оживленный проспект, троллейбусы щелкали усами, дребезжали чем-то дорожные рабочие, фырчали грузовики. Так что вместо того, чтобы обернуться, Алик прижался к ее губам трепетным ртом и закрыл весь обзор.

Когда Мила дернулась в его руках, он ее отпустил. Она тут же выглянула из-за его плеча и вскрикнула. Черный человек по-прежнему держал пистолет на изготовку. Едва Мила появилась в поле его зрения, он послал в ее сторону вторую пулю, но она тоже пролетела мимо. Быстро опустив оружие, незнакомец нырнул в балконную дверь и скрылся. От испуга и от неожиданности Мила застыла, словно деревянная, вытаращив глаза. Цимжанов принял ее состояние на свой счет.

— Понимаю, ты потрясена, — покровительственно сказал он. — Может быть, мне следовало сделать это в иной обстановке. Кстати, что ты скажешь по поводу совместного ужина? М-м-м… Допустим, в пятницу?

— Ка-ка-ка… — закаркала Мила.

Она хотела сказать: «Кажется, меня хотели убить», но фраза не шла с языка. Совершенно очарованный ее замешательством, Цимжанов неожиданно проявил подлинную страсть. Быстро обняв Милу, он поцеловал ее снова — коротко, но очень жарко.

— Дорогая, я тебе позвоню. А сейчас, извини, у меня поляки.

Он осторожно провел ее в кабинет, помог надеть пальто и еще раз поцеловал, перед тем как распахнуть дверь. Морда у него была довольной. Судя по всему, он пребывал в уверенности, что крепость пала.

Мила тем временем на не слушающихся ее ногах вышла в приемную. Поляки, устремившиеся в кабинет, по пути кидали на нее любопытные взоры. Еще бы! Бесплатное развлечение: встрепанная дамочка в длинном распахнутом пальто, бледная и не слишком молодая, с совершенно дикими зелеными глазами.

— Привет, поляки! — мертвым голосом произнесла она, отшатнувшись от юноши в черной кожаной куртке.

Юноша в ответ «запшекал» по-польски, и Мила поспешила ретироваться. Очутившись в коридоре, она, вместо того чтобы свернуть к лифту, направилась в другую сторону, заглядывая во все кабинеты по очереди. В первом сидел важный мужчина, который даже не поднял глаз, когда она пробормотала свои извинения. Мужчина был толстым и, судя по всему, коротким. Совсем не таким, как человек в черном. Второй кабинет был закрыт.

В третьем по счету — а, по рассуждениям Милы, это был именно тот кабинет, в котором прятался убийца, — шел ремонт. И в нем никого не оказалось. Пахло мокрой штукатуркой и клеем, по полу были расстелены влажные газеты, стояли ведра, валялись мохнатые тряпки. В углу скучали рабочие башмаки, покрытые белыми кляксами. Трепеща, Мила вошла внутрь и стала искать следы присутствия убийцы. Минут пятнадцать спустя, ничего не обнаружив, она на ватных ногах покинула здание и двинулась восвояси.

«Спина Алика, — рассуждала она по дороге, — была отличной крупной мишенью. Но человек в черном проигнорировал ее. Значит, покушение было организовано именно на меня!» Мила до сих пор не могла отделаться от зрелища стоявшего перед глазами дула, в которое она несколько секунд неотрывно смотрела. Что, если тип с пистолетом поджидает ее где-нибудь на улице? Впрочем, интуиция подсказывала ей, что этого просто не может быть. Убийца-неудачник наверняка скрылся. Ведь она должна была поднять крик на всю редакцию.

«Кстати, почему я не стала кричать? Почему не рассказала обо всем Алику? Надо было схватить его за плечи и развернуть лицом к человеку в черном. Или заорать что есть мочи. Упасть на пол, в конце концов! Реакция подвела», — огорченно подумала Мила. Она всегда столбенела, когда случалось что-нибудь непредвиденное. Домой ехать было страшно. Вдруг мужик с колготками на голове затаился в подъезде? Поймав такси, Мила велела везти себя в родительский дом, где накануне целый полк родственников отмечал день рождения свежеиспеченного мужа ее сестры Ольги и откуда, собственно, она явилась в редакцию.

Ольга была на несколько лет старше Милы и вела активную брачную жизнь. Николай Михеев стоял в ее списке четвертым. Это был скользкий тип с прилизанными волосами и вкрадчивыми манерами. Красавец черной масти, мужчина с классической злодейской внешностью и идеальным пробором.

Когда Мила позвонила в дверь, именно Николай первым появился на пороге.

— А, дорогая свояченица! — врастяжку сказал он. Ольга убедила мужа, что именно так его голос звучит особенно сексуально. — Рад, что ты вернулась. Вчера я не успел поблагодарить тебя за подарок. Ну-ка, дай я тебя поцелую!

Мила, изо всех сил скрывая отвращение, подставила вчерашнему имениннику щеку. Лобзая ее, в зеркало возле вешалки тот увидел, как она сморщила нос, и ехидно спросил:

— От меня что, пахнет чем-то неподобающим?

— Жидкостью для полоскания рта, — пробормотала та.

— А ты, конечно, считаешь, что мужчина должен пахнуть конюшней?

— Хотя бы табаком.

— Достаточно того, что табаком пахнет моя жена, — ухмыльнулся Николай.

В тот же миг, словно по заказу, его жена возникла в коридоре. Она была длиннее Милы на полголовы, имела высокие скулы кинодивы и божественный рот, который большую часть суток портила зажатая в нем сигарета. Кроме того, у нее была качественная фигура с широкими плечами, маленькой грудью и плоским животом. Более короткая и круглая Мила исступленно ей завидовала.

— Ольга! — воскликнула она, скидывая туфли. — У меня приключение! Ужасное!

— Встретила кого-то из своих старых любовников? — Ольга пыхнула сигаретой, втянув щеки, и стала похожа на Марлен Дитрих.

Мила увлекла сестру на кухню и усадила за стол.

— Я поехала в редакцию. Когда мы с Аликом вышли на балкон, кто-то пальнул в меня из пистолета!

— Ты, конечно, шутишь, — ровным голосом откликнулась та.

— Черта с два! В меня стреляли. Дважды. У этого типа на голове были колготки. Теперь я не знаю, как мне жить дальше.

— Вопрос поставлен некорректно. Как жить, ты знаешь. Ты не знаешь, что сделать, чтобы не умереть.

— Издеваешься, да? Не веришь мне?

— Верю, просто никак не могу прийти в себя, — сообщила Ольга. Потом вдруг набросилась на сестру: — Ты чего же сразу милицию не вызвала? Надо было поднять шум до небес. А ты?!

— Я растерялась, — коротко пояснила Мила.

— Знаю я тебя. Разинешь рот и стоишь, как светофор. С детства ненавижу эту твою манеру.

— Это не манера, а своеобразная реакция организма на испуг, — оскорбилась Мила. — Я попала в ужасную ситуацию. Звонить в милицию уже поздно. Алик, который был со мной на балконе, ничего не видел. И не подтвердит. Идти домой мне страшно. Можно, конечно, спрятаться здесь, в родительском доме. Но не до бесконечности же мне прятаться!

— Давай посоветуемся с Николаем, — предложила Ольга.

— Да ну его к черту! Прости за откровенность, но он ведь глуп, как пробка!

— Ну, тут уж, милая моя, или красота, или извилины. Профессор у меня уже был, и ты в курсе, чем все закончилось.

— Ты еще не знаешь, чем у тебя закончится с Николаем, — резонно заметила Мила.

— С Николаем я никогда не разведусь! — горячо заявила Ольга. — Четвертый муж — все равно что поздний ребенок.

— Я вставлю эту сентенцию в свой очередной рассказ. Все тетки просто умрут от восторга.

— Давай хряпнем по рюмочке для храбрости, — предложила Ольга и достала какую-то пузатую маленькую бутылку.

— Если я напьюсь, меня можно будет брать голыми руками. Ты же знаешь, до чего я пьяная беззащитная.

— Ты и трезвая беззащитная. — Ольга принялась пить одна.

На пороге кухни появился Николай. Опершись о косяк, он скрестил руки на груди и заметил:

— Если я не ошибаюсь, наша Мила не так давно посещала спортивную секцию, где ее учили приемам самообороны.

— Ты что, подслушивал? — возмутилась Ольга.

— Да нет, просто до меня долетела твоя последняя фраза по поводу беззащитности.

— Инструктор, когда увидел Милку в трико, сразу растерял все свои навыки, — хихикнула Ольга.

— Надо отдать ему должное, он не взял с меня денег, — пробормотала та. — Даже за ущерб.

— Что же за ущерб ты ему нанесла? — лениво поинтересовался Николай.

— Сломала ему руку.

— Ого!

— Он уронил меня на мат. А я терпеть не могу заигрываний. В общем, получилось недопонимание.

— Как ты думаешь, Николай, — рисуясь, спросила слегка захмелевшая Ольга. — Сколько стоит нанять телохранителя?

— Твой папа потянет, — шевельнул бровью тот.

— Слышь, — толкнула Ольга сестрицу в бок. — Наш папа потянет.

— Николай! — Мила твердо посмотрела на Ольгиного мужа. — Не мог бы ты на некоторое время испариться?

Николай фыркнул и удалился, шаркая тапочками.

— Боже мой, какой противный тип! — воскликнула Мила.

— Как ты можешь писать свои карамельные рассказы и до такой степени презирать мужчин?

— А что, прикажешь ими восхищаться?

— У тебя ведь двадцатилетний сын! — всплеснула руками Ольга.

— Это святое. Надеюсь, он будет не таким козлом, как все остальные.

— Итак, что ты решила? Попросишь у папы денег на телохранителя?

— Смеешься ты, что ли? Можешь себе представить, что начнется? Папа побежит к маме, мама упадет в обморок. Тут же последует серия телефонных переговоров с друзьями и знакомыми. Забурлит вся Москва, меня посадят под замок, и я неизвестно на какой срок лишусь свободы.

— Может быть, это все же лучше, чем быть пристреленной?

— Пожалуй, я забаррикадируюсь в собственной квартире. Там мне всегда найдется дело. Почитаю книжки, послушаю музыку. Пока все не прояснится.

— А кто будет все это прояснять? — привязалась Ольга. И тут же высказала свежую идею: — Надо нанять частного детектива.

— Не думаю, что в настоящий момент у меня хватит средств и на частного детектива.

— Ну, ты даешь! — открыла рот Ольга. Сигарета выпала у нее изо рта и запрыгала по линолеуму. — Имея такого мужа, как Орехов… — Она догнала ее тапочкой и безжалостно придавила.

— Мы не живем вместе уже несколько месяцев, — напомнила Мила. — Мы в состоянии развода.

— Ну и что! Вы же все еще не развелись. И ему не может быть безразлична твоя судьба. Ведь ты мать его единственного сына!

— Ты рассуждаешь как дура.

— Но Орехов никогда не казался мне корыстным!

— Он бескорыстен. Если небо над его головой безоблачно. Если же у него что-то не ладится, он захлопнет передо мной дверь.

— А как у него сейчас? Безоблачно?

— Да не знаю я. С тех пор как он услал Лешку в Берлин, мы почти не общались. Так, постольку поскольку.

— Хорошо, давай напряженно думать, — предложила Ольга. — Может быть, нам удастся без милиции и частного детектива выяснить, почему в тебя стреляли. В первую очередь необходимо отыскать мотив. Кто стрелял — это дело десятое. Может быть, ничего не имеющий лично против тебя исполнитель. А вот кто заказал? Кому выгодно?

— Никому, — тотчас же ответила Мила. — Думаешь, я не задала себе сразу же этот вопрос? Я на секундочку представила, что обратилась в милицию. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что заинтересует следователей в первую очередь. С кем я путаюсь — раз, и кому материально может быть выгодна моя смерть — два.

— Ну, — сказала Ольга. — А теперь отвечай на оба вопроса. Хотя я и сама могу ответить. Путаешься ты с Гуркиным, который моложе тебя на десять лет. Но зачем ему тебя убивать — непонятно. Он аспирант, интеллигент, материально в твоей смерти не заинтересован.

Чтобы сестра не заметила, как она краснеет, Мила подперла щеки руками. О ее подлинных отношениях с Андреем Гуркиным не знал никто, и Ольга в том числе. Молодой, статный, жутко умный, но плохо обеспеченный Гуркин был нанят Милой на службу — за полторы тысячи рублей в месяц он изображал на людях ее любовника. Гуркин сопровождал Милу в театры, рестораны, на мероприятия, устраиваемые родственниками и друзьями. Кроме того, для правдоподобия раз в неделю он приходил к ней домой и проводил здесь полдня, читая газеты в маленькой комнате. В настоящее время Гуркин учился в университетской аспирантуре и искренне считал, что нашел потрясающий способ подработать. Милу он просто боготворил и не уставал благословлять тот час, когда они повстречались. «Да, уж кому-кому, а Гуркину моя смерть точно невыгодна», — подумала Мила.

После разъезда с Ильей Ореховым и в ожидании предстоящего развода Мила чувствовала себя ранимой и незащищенной. Усугублялось это тем, что Орехов нашел ей потрясающую замену. Он появлялся на людях с очаровательной девицей. У нее были ноги такой фантастической длины, будто бы их нарисовали на студии «Союзмультфильм» и присобачили к живому человеку. Милу все это, конечно, задевало. Чтобы не ударить в грязь лицом, она и прикормила Гуркина. Он мог бы смело посрамить теорию ее сестры Ольги о том, что стоящие мозги не обитают в красивом теле. Лицо у него, правда, было умеренно приятным, но все остальное — просто как на заказ.

— Со вторым вопросом полный пролет, — продолжала между тем Ольга. — Из материальных ценностей у тебя — только квартира. Если, конечно, ты от меня ничего не скрываешь.

— Не скрываю, — уверила ее Мила. — Продолжай.

— Квартира по наследству перейдет к сыну. Сына мы оставим в стороне. Алименты Орехов после развода тебе платить не будет, так что… Слушай! — внезапно оживилась она. — А может, Орехов боится, что ты при разводе оттяпаешь у него часть собственности?

— Не мели чепухи. Мы с ним уже обо всем договорились.

— Ну? — с жадной настойчивостью спросила Ольга. — И что он тебе оставит?

— Приятные воспоминания о себе! — сделав красивый пас руками, ответила Мила. — Ничего он мне не оставит, так что расслабься. И я дала ему слово, что не буду с ним бодаться.

— Да… Если ты дала слово… Твое слово — кремень. Орехов знает об этом лучше других. Значит, у него мотива нет.

— Да ни у кого нет! — с досадой сказала Мила. — Неужели ты и в самом деле могла подумать на Орехова?

— Мало ли… — туманно возвестила Ольга. — Таинственность убийствам как раз придает скрытый мотив. Что, если за годы супружества он тебя так возненавидел, что не может спокойно спать? Хочет стереть тебя с лица земли — и баста!

Ольга наклонилась вперед и сделала страшные глаза. Очередная сигарета смердела в ее руке, отсылая к потолку сизые струи дыма.

— Судя по выражению лица, тебе подобное желание хорошо знакомо, — иронически заметила Мила. — И который по счету муж возбудил в тебе такие чувства?

— Третий. — Ольга откинулась назад и сделала очередную длинную затяжку.

— Бедный Николай, конечно, не знает, до чего ты бываешь кровожадной.

— Зачем ему знать? — пожала плечами Ольга. — Ему-то уж точно ничего не грозит. Четвертый муж, дорогая, — это настоящее лекарство от прежних разочарований.

— Подожди, я запишу.

— Ты все смеешься? Тебя едва не пристрелили на балконе редакции, а ты смеешься!

— Слушай, а что, если все это организовал Алик Цимжанов?! — внезапно воскликнула Мила. — Или его ревнивая жена Софья?

— Думаешь, Софья так достала Алика ревностью, что он решил тебя пристукнуть? Чтобы ей не к кому было ревновать?

— Да, глупо, — согласилась Мила. — Обычно в таких случаях убивают жен, а не…

— Ну, договаривай, договаривай! — предложила Ольга, щурясь от дыма. — А не… Ты хотела сказать: а не любовниц, не так ли? Значит, у тебя с Аликом наконец-то роман? После стольких лет любезной обходительности и близкой дружбы?

— У меня ведь есть Гуркин, — возразила Мила. — Хотя именно сегодня Алик заговорил насчет того, что неплохо было бы наплевать на обходительность и сблизиться окончательно. Он даже поцеловал меня.

— И как? — заинтересовалась Ольга.

— Перед этим в меня как раз выстрелили в первый раз. Поэтому я ничего не почувствовала.

— Значит, Алик не для тебя, — с сожалением сказала Мила. — Будь у тебя к нему склонность, ты бы на пулю даже внимания не обратила. У меня так с Николаем.

— Уж этот твой Николай! Неужели ты не видишь, какая это крыса? — не удержалась Мила. — Мужик нигде не работает, живет за твой счет. Отлично устроился, ничего не скажешь!

— У него проекты! — кинулась защищать Ольга своего четвертого. — Он делает все, что может! Скоро будет отдача.

— Да-да, жди больше! Да он просто лодырь, твой Николай!

— Ты твердишь это всякий раз, как его увидишь. И напрасно. Николай озабочен завтрашним днем.

— Конечно. Его отоспавшаяся физиономия, исполненная тревоги о завтрашнем дне…

— Тсс! Что, если он услышит?

— Да хрен с ним.

— Зачем ты чернишь его в моих глазах? — рассердилась Ольга.

— Затем, что мне надоело скрывать свои истинные чувства. Первых трех твоих мужей я терпела молча. Сейчас мое терпение иссякло. Считай, что Николаю не повезло.

Ольга прикончила сигарету, делая короткие отрывистые затяжки. Вся ее поза демонстрировала обиду. Потом ее мысли снова переключились с мужа на сестру.

— Так что ты решила? — спросила она. — По поводу покушения?

— Сегодня переночую здесь, потом проберусь в свою квартиру и все как следует обдумаю.

— Только ты думай, а не выдумывай. Я знаю, какая ты фантазерка.

— Ты меня с кем-то путаешь. Я пожилая приземленная женщина без единой иллюзии. Интересно, кому понадобилась моя шкура?