Клубничное убийство

Галина Куликова, 2007

Сильвестр Бессонов не любит выходить из квартиры и зарабатывает на хлеб тем, что пишет рецензии на фильмы для популярных изданий. Свой талант сыщика он не афиширует, но новое загадочное дело само идет ему в руки. В канун Нового года в редакции глянцевого журнала «Блеск», с которым сотрудничает Сильвестр, происходит серия жестоких убийств. Все их связывает между собой изображение клубники. Это порождает массу домыслов и слухов. Расследовать преступление в гламурной среде – все равно что гулять по минному полю: под подозрением оказываются то знаменитый фотограф, то известный на весь мир актер. Но для Сильвестра не существует авторитетов, и он бестрепетно вступает в игру…

Корпоративная вечеринка. Драку заказывали? VIP на грани нервного срыва

Зима вошла в город захватчиком и за одну ночь погребла под снегом материальный мир, наделав повсюду круглых бугров. Люся отодвинула шторы, оперлась ладонями о подоконник и заглянула вниз. Внизу все изменилось со вчерашнего дня. Легковушки, оставленные на стоянке возле дома, сверху казались варениками, выложенными на обсыпанный мукой противень. По снежному морю двора носилась овчарка, погружаясь в сугробы и выныривая из них, как дельфин. Она повизгивала, делясь с хозяином неизбывным собачьим счастьем и оставляя за собой буруны. Длинный розовый язык болтался в ее пасти, словно детский носок.

Люся села на подоконник, размышляя о предстоящей сегодня пытке. Вечеринка. Возможно, для других это повод развеяться, но уж точно не для нее. И вот еще что. Если она явится на службу нарядная, Белоярова наверняка отпустит какой-нибудь комментарий, от которого душа покроется волдырями.

В конце концов выход нашелся. Люся выбрала простое платье и надела сверху деловой пиджак. А с собой взяла вечерний, с блестками. Достаточно одной минуты, чтобы преобразиться в конце дня. Поколебавшись, она распустила волосы и подкрасила ресницы. По ее мнению, получилось довольно выразительно. Вооружившись ледяным спокойствием, Люся отправилась на работу.

Однако стоило ей переступить порог редакции, как лед пошел трещинами. Охранник Игорь, приросший к своему стулу возле входа на этаж, поздоровался с ней вежливо и посмотрел равнодушно. Таким взглядом мужчины смотрят на редиску, сопровождая жену в ее странствиях по базару. В коридоре Люся догнала лилового с мороза Полусветова. Он немедленно спросил, есть ли у нее кавалер на сегодняшний вечер, и так ущипнул за бок, что едва не сломал ребро. Проделывать такие фокусы в его возрасте почему-то считалось нормальным.

Потирая бок, Люся вошла в приемную и нос к носу столкнулась с Белояровой, которая явилась минутой раньше.

— Ты опоздала, — выговорила она. Оглядела секретаршу с ног до головы, заметила подкрашенные ресницы и добавила: — Девушка, которая хочет хорошо выглядеть, должна мало спать и много двигаться, а не раскрашивать лицо, как индеец. Учти на будущее.

Весь день Люся обреченно ждала вечера. Будь у нее выбор, она отказалась бы от участия в празднике вообще. Лучше зайти в кафе и полистать новую книгу, заедая ее порцией шоколадного мороженого. Но Белоярова велела себя сопровождать, объяснив это тем, что хочет подарить какому-то Пеструхину из команды спонсоров фирменный календарь… а тот не помещается в вечернюю сумочку. Поэтому Люся должна носить календарь за ней, пока не представится случай от него избавиться.

Бабушка учила ее в каждом событии находить что-то позитивное. Люся долго искала и наконец нашла. Обычно на больших мероприятиях ее одолевало смущение, и она не знала, куда деть руки. Сегодня вечером руки у нее будут заняты календарем. Нужно этому радоваться. Она честно пыталась радоваться, но не слишком преуспела.

Клебовников появился в приемной ровно в семь вечера. В распахнутой дубленке и ярком шарфе, благоухающий одеколоном и, разумеется, всклокоченный. Впрочем, ему это шло. Люся робела перед ним. Он казался слишком взрослым, слишком умным, слишком успешным… Трагедия, случившаяся в его жизни, внушала ей мистический ужас. Люся полагала, что человек, переживший подобное несчастье, заслуживает особого обращения, а она в таких делах совершенный профан. Кроме того, она слышала, что у него на прошлой неделе умерла мать. И эту смерть он очень тяжело переживал.

— Ну что? Пора ехать, — сказал Клебовников бодрым тоном и посмотрел на нее глазами человека, похоронившего свою душу восемь лет назад. — Не забыли, что я обещал вас подвезти?

В тот момент, когда он выводил Люсю из приемной, придерживая ее за локоть, в коридоре появился Свиноедов, наряженный в свежую, криво застегнутую рубашку.

— Вы куда? — спросил он с мрачной подозрительностью мужа, встретившего на лестнице жену под ручку с почтальоном.

Люся на всякий случай робко улыбнулась, а Клебовников невозмутимо ответил:

— Полагаю, туда же, куда и ты.

— А я куда? — не унимался Свиноедов. — И главное — зачем? Что мне делать среди людей, которые немедленно напьются — простите мою смешную аналогию — как свиньи и учинят какое-нибудь безобразие?! Вероятно, я сошел с ума.

— По-моему, с тобой все в порядке, — заметил Клебовников, проталкивая Люсю вперед. — Впрочем, не знаю. На сегодняшних переговорах ты выглядел странно. А бедную журналистку чуть не просверлил взглядом.

— Я просто пытался понять — то ли это она меня так сильно возбуждает, то ли я купил себе тесные трусы.

Клебовников засмеялся. Он всегда смеялся над шуточками Свиноедова, хотя Люся считала, что тот больше смахивает на трагика, чем на комика.

— Возьмите меня с собой, — потребовал между тем арт-директор не терпящим возражений тоном. — Уверен, я вам зачем-нибудь пригожусь.

— В смысле — если спустит колесо, сам справишься с домкратом?

— По крайней мере, помогу советом.

Он сходил за своим пальто, и все трое спустились по лестнице на первый этаж, очутившись через минуту на улице. Клебовников немедленно застегнул дубленку, потому что ветер уже обшарил его ледяными руками и попытался утащить шарф. Потом он незаметно огляделся по сторонам, отыскивая типа в сером полушубке. Тип стоял все там же, возле киоска, и от холода притопывал ногами. Клебовников быстро отодвинулся от своих спутников. Если в него выстрелят, они не должны оказаться на линии огня. Потом велел им ждать у подъезда и отправился за машиной.

Люся не знала, о чем говорить со Свиноедовым, который стоял молча, засунув руки в карманы длинного пальто. Тогда она стала смотреть по сторонам, тихо радуясь наступившей зиме. Продолговатые леденцы фонарей застряли в небесном сите, через которое сыпалась вниз тонко смолотая мука. Автобусы шли медленно, увозя отяжелевших от усталости людей. Отваливаясь от остановок, они басисто вздыхали. Их глушители кашляли, оставляя в воздухе мохеровые клубки выхлопного газа.

— Люся, у вас есть ухажер? — неожиданно спросил Свиноедов, не поворачивая головы. Его густые кудри летели по ветру, напоминая щупальца горгоны Медузы. — Кавалер, кадр, жених, любовник?

Люся вздрогнула и посмотрела на него со священным ужасом.

— Кто-нибудь, кто может подарить вам варежки? Вы постоянно ходите с голыми руками.

— У меня есть, — жидким голосом ответила она. — Перчатки.

Это был самый стыдный вопрос, который только можно было вообразить. Существует ли мужчина, который захочет о ней позаботиться? Свиноедов безошибочно отыскал Люсино больное место. Она достала из кармана перчатки и быстро натянула их, изо всех сил удерживая на лице легкую улыбочку. К счастью для нее, Клебовников как раз подкатил на своем автомобиле к подъезду и посигналил.

Ехали недолго и вскоре оказались возле внушительного здания с колоннами, которое вылезало брюхом на небольшую площадь, подавляя маленькие особнячки, много лет подпиравшие друг друга плечами. Здание не вписывалось в архитектурный ансамбль, как почти все новое, наглое и скороспелое. Площадь была запружена машинами, которые тройным ожерельем обвились вокруг памятника, взгромоздившегося на высокий постамент. Люся понятия не имела, кто этот человек, увековеченный в бронзе, но он показался ей ужасно сердитым. На голове у него лежала смешная белая шапка.

Завидев на входе охранников, она торопливо достала из сумочки приглашение и выставила перед собой, но Свиноедов тотчас отобрал его со словами:

— Позвольте уж мне.

Охранников было четверо, они выглядели довольно устрашающе в своих черных костюмах, с квадратными плечами и вставленными в ухо горошинами переговорных устройств. Люсю и Свиноедова они пропустили молча, а представительному Клебовникову сказали: «Добро пожаловать!»

Очутившись внутри, их маленькая компания сразу же попала в эпицентр урагана. Огромный холл первого этажа, украшенный к празднику, был погружен в полутьму. По стенам и потолку носились обезумевшие огни, а динамики грохотали так, словно музыкантам платили за каждую лопнувшую голову отдельно. Около сотни гостей перемещались по залу, уничтожая закуски, танцуя и смеясь. Поверх лысин, начесов и женских укладок, словно плоты, плавали подносы, уставленные бокалами со спиртным.

— Журнал «Блеск»? Вам в правую раздевалку.

Возле них затормозил один из распорядителей вечера — с длинным лицом и бешеными глазами. Он был похож на лошадь, которая после выстрела стартового пистолета ускакала в другую сторону и только что опомнилась.

— Люся, позвольте, я за вами поухаживаю. — Клебовников подошел к ней сзади и взял за плечи, побуждая выскользнуть из верхней одежды.

У Свиноедова он тоже забрал пальто, после чего врезался в толпу, клубившуюся неподалеку от входа. Никаких гардеробщиков, выдававших номерки, здесь не наблюдалось. Гости были отборные, считаные, поэтому вешали они свои шубы и куртки, куда хотели. Им указывали лишь сектор, а дальше следовало проявлять инициативу.

Три молодые дамы, оказавшиеся на пути Клебовникова, обратили на него самое пристальное внимание. Они по очереди осмотрели потенциальную жертву с ног до головы, захихикали, склонив головы друг к дружке, и одна из них — с гривой черных кудрей и жгучими очами — отпустила ему в спину какое-то замечание. Клебовников обернулся и ответил. Он улыбался. Как обычно — одними губами. Брюнетка что-то забросила в рот и запила это что-то шампанским. После чего захохотала, закинув голову назад, поскольку ее подружка, яркая блондинка в пышном платье с цветком на груди, подошла к Клебовникову и пощекотала его длинным ногтем под подбородком.

Клебовников спустил ей это. Кажется, ему понравилось. Потом он исчез среди вешалок, а дамы продолжали прихорашиваться.

— Люся, как вы расслабляетесь на вечеринках? — спросил Свиноедов, не сводя глаз с брюнетки. — Травка? Таблетки? Случайный секс?

— Я просто напиваюсь, — пискнула та. Хотя сроду не употребляла ничего, крепче рябиновой настойки. — Но сегодня мне нельзя. Я могу понадобиться Алле Антоновне.

Она потрясла перед собой пакетом, в котором лежал календарь, показывая, что все еще при деле.

— Алла Антоновна должна была позволить вам оторваться по полной программе. Вы заслужили, — сказал Свиноедов, повернулся к Люсе и неожиданно посмотрел ей прямо в лицо.

Его глаза смеялись. Люся поняла, что он подтрунивает над ней, и покраснела. Никто не принимает ее всерьез. Даже если она совершит настоящий подвиг, ее будут нахваливать, как ребенка, прочитавшего стих с табуретки. Нужно было что-то сказать, но что? Пришлось призвать на помощь книжный опыт.

— Я бы выпила шампанского, — выдавила она из себя. Что-то в этом духе обычно произносили героини романов, обращаясь к своим кавалерам на балах.

Впрочем, Свиноедов не был ее кавалером. Это был совершенно чужой, почти незнакомый мужчина, случайно оказавшийся рядом. И очень даже жалко, потому что, несмотря на многочисленные заклепки на теле и бесчисленные сплетни, которые окружали Свиноедова, Люсе он, несомненно, нравился. В полумраке зала его кожа выглядела темной, глаза блестели, скрывая неведомые Люсе мысли, возможно порочные. Серебряная бусина на крыле носа казалась каплей ртути, остановившейся на полпути.

— Шампанского? Нет вопросов, сейчас принесу, — сказал он покорно, нырнул в толпу и исчез.

Люся тотчас почувствовала себя обломком кораблекрушения. И пожалела, что отослала единственного человека, к которому можно было прибиться. Впрочем, скоро должна появиться Белоярова. Наверняка она захочет держать секретаршу под рукой — по крайней мере до тех пор, пока не одарит календарем господина Пеструхина, кем бы он ни был. И еще должен возвратиться Клебовников. Он же должен возвратиться?

Она повертела головой и приподнялась на цыпочки. И тотчас поняла, что вряд ли это случится. Клебовников стоял рядом с нахальными девицами, одной рукой приобняв развеселую брюнетку, и рассказывал что-то милое — девицы покатывались со смеху.

Люся озиралась по сторонам, стараясь удержать на лице безразличное выражение. Она надеялась увидеть кого-то из знакомых. И тут заметила уборщицу Зинаиду, которая оделась как обычно, только приколола к воротнику кофточки большую тряпичную розу. Она разговаривала с какой-то незнакомой юркой женщиной и все время стреляла глазами по сторонам, как будто боялась, что их услышат. Хотя услышать хоть слово в таком шуме и гаме было невозможно практически с трех шагов. Юркая женщина что-то отдала Зинаиде, какой-то небольшой блестящий предмет, и сразу ушла, вернее, растворилась в толпе. А Зинаида закатила глаза и быстро перекрестилась.

Сразу вспомнилась потасовка в туалете и растрепанная Аршанская, с которой Зинаида не поделила сумочку. «Любопытно, какими такими делами она занимается», — только и успела подумать Люся.

— Алло! — неожиданно крикнули сзади ей в ухо. Голос был звонкий, дурашливый. — Ты чего тут стоишь, как девушка с веслом в центре парка?

Люся обернулась и нос к носу столкнулась с Людой Горенок, ассистенткой Милованова, про которую тот говорил, что никогда не променяет ее ни на какую другую. Именно Люда готовила его модели к съемкам — придумывала для них прически, накладывала макияж и отвечала за красоту в целом. Вообще-то Люда работала в театре и в кино, но когда Милованов подавал знак, всегда старалась освободиться. В редакции все любили ее за добрый характер и легкое отношение к жизни.

— Какая ты бледная, Люська! Так не годится. Пойдем в туалет, я тебя накрашу. Я Белояровой перед вечеринкой макияж делала, теперь приходится таскать с собой рабочий инструмент. — Она показала разноцветный пузатый чемоданчик с гримом, к виду которого уже давно все привыкли.

Люда была невысокой, крепенькой, широколицей и очень привлекательной. Мужчины называли ее милашкой и поедали глазами, что вызывало у нее исключительно положительные эмоции.

— Пойдем, — согласилась Люся, втайне считая, что отправившийся за шампанским Свиноедов никогда не вернется.

Держась за руки, они пробрались к дамской комнате, которая оказалась размером с гимнастический зал. Люда по-хозяйски расположилась напротив зеркала, подтащив поближе стул на кованых ножках и усадив на него Люсю. Входившие и выходившие женщины смотрели на них с любопытством.

— Жалко, что ты болела, когда всю редакцию снимали для новогоднего номера, — сказала Люда, раскрывая свой чемоданчик. — Уж я бы сделала из тебя конфетку!

— Я не болела, — ответила та мрачно. — Я в приемной сидела, меня просто не позвали.

— Ну да? А я думала — раз тебя нет, значит, заболела!

Она принялась за свое дело с таким энтузиазмом, что через пять минут собрала вокруг себя целую толпу зрительниц. Среди них оказалась пышная дама лет пятидесяти с богатой фигурой и разбойничьим лицом. У нее была сложная прическа, на которую ушел флакон лака сильной фиксации и полкило шпилек.

— А мне вы макияж поправите, когда закончите с этой Дюймовочкой? — поинтересовалась она. — Уж я бы вас отблагодарила… Вам же деньги нужны? Наверняка нужны… Если работаешь по туалетам, значит, остро нуждаешься в средствах.

— Ты иди, — шепнула Люда подруге, положив последний мазок помады на ее губы. — А я тут немного пошустрю.

Похорошевшая Люся кивнула головой и поднялась со стула, прижимая к себе пакет с календарем. Оторвать взгляд от собственного отражения в зеркале оказалось очень трудно. Она выскользнула за дверь, вновь очутившись среди буйства музыки и света.

— Меня зовут Агния Альбертовна, — сообщила между тем дама, усаживаясь на освободившийся стул, бесследно исчезнувший под ее мощными ягодицами. — А фамилия моя — Жузич. Я человек сложных кровей, поэтому характер у меня не сахар. Так что принимайте меня как факт. Во мне смешались такие гены, что страшно подумать. Мои предки по материнской линии были настоящими самками. Уж не знаю, что за удовольствие рожать детей от кого попало — и от цыган, и от китайцев…

Люда поддакивала ей, прикидывая, как бы угодить незнакомой клиентке.

— Да что мы здесь, в туалете, сидим? — неожиданно вскинулась та и посмотрела на стоявших вокруг дам с генеральским раздражением. Казалось, будь у нее шашка, порубила бы всех в капусту. — Пойдемте, милочка, наверх, в мой кабинет. Я, между прочим, большой пост занимаю в этой компании. А вы что думали? Жузичи всегда добиваются поставленной цели. Я еще в пятнадцать лет задумала сделаться начальницей. И сделалась ведь! Теперь у меня в подчинении куча глупых мужчин.

— Ну да? — спросила Люда просто для того, чтобы поддержать разговор.

— Разумеется, мужчины глупые. Никогда не обращали внимания? Вы не смотрите на то, как они себя ведут. Важничают, умные разговоры разговаривают. А отпусти вожжи, и что? Выясняется, что ими движут примитивные инстинкты. Старик Фрейд был прав. Гораздо лучше, чем мозги, у мужиков работают органы внутренней секреции.

Определенно похорошевшая Люся между тем пробралась к столу с едой и проглотила корзиночку с красной икрой, запив ее апельсиновым соком. Потом достала мобильный телефон и проверила, нет ли пропущенных звонков от Белояровой. Ничего не обнаружив, она вздохнула с облегчением и тут заметила охранника Игоря, который стоял возле колонны и обшаривал глазами толпу. На нем был мешковатый костюм, портивший его фигуру. В джинсах и водолазке он выглядел гораздо эффектнее. Заметив Люсю, Игорь оживился, помахал рукой и двинулся прямиком к ней. Люся заволновалась. Неужели на нее наконец обратили внимание?

— Добрый вечерок, — прокричал тот, подойдя поближе. И улыбнулся своей коронной улыбкой, от которой у женщин происходило защемление здравого смысла. — Хотел узнать, где наша основная?

— Кто?

— Ну, главная. Белоярова! Неужели не пришла? Бросила своих подчиненных в новогодний вечер?

— До Нового года почти месяц, — ради справедливости напомнила Люся. — Кроме того, Алла Антоновна обязательно придет. Ой, да вон она, глядите!

Игорь шустро обернулся и действительно заметил Белоярову, которая стояла рядом с группкой незнакомых мужчин и что-то оживленно им рассказывала. Судя по всему, Пеструхина среди ее собеседников не было, иначе ей потребовался бы календарь, а вместе с ним и секретарша. Высовываться раньше времени не хотелось.

— Ну, ладно, я пошел, — сообщил Игорь, неожиданно потеряв к Люсе всякий интерес. — Просто собираюсь поговорить с ней… с главной… в неформальной обстановке. Чтобы, значит, на ту докладную она глаза закрыла. Будто и не было ее вовсе.

Люся растерянно кивнула. Вот оно что. Игорь подошел к ней за информацией, и только. Что ж, это понятно. С макияжем или без…

— Кстати, — неожиданно добавил тот, обернувшись. — Забыл поздравить.

— С чем же это?

— С романчиком. Ну… У вас теперь отношения… со Свиноедовым. Он давно уже зарился! Я заметил.

Игорь ушел, не подозревая о том, какую безумную надежду подарил Люсе. Впрочем, она не успела толком обдумать услышанное, потому что заметила Милованова. На самом деле его трудно было не заметить. На голову выше толпы, он двигался прямо на нее. Сегодня фотограф надел красную рубашку, гармонировавшую с рыжей бородой, и убийственный галстук, уже чем-то заляпанный. Милованов шел очень прямо и выглядел страшно серьезным. Судя по всему, он был в стельку пьян, но имел некую вполне определенную цель.

Тут же стало ясно, что Люся и есть его цель. Он воткнулся в нее, остановился, с чувством икнул, потом сфокусировал взгляд на ее макушке и мрачно заявил:

— Люся, раз вы женщина, у вас должна быть грудь. Скажите честно, она настоящая?

Люся открыла рот и тут же его захлопнула. Вероятно, этот возмутительный вопрос имел прямое отношение к вчерашнему разговору в коридоре, во время которого фотограф с арт-директором обсуждали достоинства и недостатки Полины Ландарь.

— Желаю убедиться, что женщина, которой я собираюсь предложить руку или, на худой конец, сердце, — подтвердил ее догадку Милованов, — это подлинник, а не фальшивка! Для этого мне нужны… сравнительные тактильные ощущения.

С этими словами он протянул руки с растопыренными пальцами в Люсину сторону. Та неловко отпрыгнула и… налетела на Агнию Альбертовну Жузич, которая как раз вела Люду Горенок к лестнице на второй этаж, позвякивая ключами от своего рабочего кабинета.

Милованов качнулся, потерял равновесие, испустил хриплый крик вспугнутой ночной птицы, и дородная Агния Альбертовна, не успев и глазом моргнуть, очутилась в его пьяных объятиях.

— Нахал! — крикнула она и ударила Милованова по голове раскрытой ладонью. — Пошел прочь! Прочь!

— Какой бюст!.. — восторженно пробормотал фотограф, не в силах оторваться от созерцания неожиданно обретенного сокровища. — Поистине королевский… Больше, чем у нашей уборщицы… Скажите, п-жал-ста, он настоящий?! Вам туда ничего не подкладывали?

— Ах ты, хамлюга бородатая! — пуще прежнего возмутилась Агния Альбертовна, дрыгая туловищем, потому что Милованов ни за что не хотел от нее отцепляться.

Люда Горенок, ахая и охая, бросилась вызволять своего шефа из неприятной ситуации. Она обхватила его сзади обеими руками за талию и теперь изо всех сил тащила назад.

— Этот бюст тоже липовый! — неожиданно решил Милованов, и его косые глаза сверкнули неподдельным гневом. — Его слишком много. Не может быть, чтобы столько тела сосредоточилось в одном месте!

Агния Альбертовна взвизгнула и дрыгнулась еще раз, очень мощно. Милованов чавкнул, как вантуз, и отлепился от нее, завалившись назад. Именно в это время неизвестно откуда возник Свиноедов с двумя бокалами шампанского в руках.

— Что за шум, а драки нет? — спросил он, глядя по очереди то на Люсю, то на Агнию Альбертовну. Они обе были красные, как будто их облили томатным соком, и бурно дышали.

— Эта пьяная скотина! — грозным голосом объяснила ему возмущенная Жузич, указав перстом на Милованова, который находился в вертикальном положении только благодаря усилиям Люды Горенок. Глаза его разбежались в разные стороны. — Он на меня напал!

— Так-так, понятно.

Агния Альбертовна вырвала у арт-директора из рук бокал шампанского и выпила его одним духом. Прислушалась к себе, потом, игнорируя сопротивление, отняла второй бокал и отправила его вслед за первым. После чего продолжила повествование:

— Он налакался до поросячьего визга…

— Узнаю своего коллегу.

— Упал на меня, ткнулся своим рылом мне в декольте…

— Возмутительно.

— Потом он меня всю обслюнявил и еще хрюкал прямо в ухо!

— Как я вам сочувствую.

— В общем, вел себя как свинья! — подытожила Жузич. — Кстати, вы кто?

— Свиноедов.

— Издеваетесь?! — гневно крикнула Агния Альбертовна. — На меня нападают, а вы издеваетесь?!

Она повернулась к Люде Горенок, которая прислонила гениального фотографа к ближайшей колонне и с тревогой ждала — упадет или не упадет.

— Идемте, милая, нам пора. Мы и так изрядно задержались. А вы паяц! — сообщила она арт-директору, оставшемуся стоять с двумя пустыми бокалами в руках.

— Но его фамилия действительно Свиноедов, — звонким голосом сказала справедливая Люся.

— Ну да? — не поверила та. Пожевала губами и нравоучительно заметила: — В нашей стране носить подобную фамилию просто аморально. Обещайте, молодой человек, что смените ее на что-нибудь более…

— Вегетарианское, — подсказал тот.

— Грибоедов, — неожиданно четко выговорил Милованов и захохотал.

Хохот его был таким громким и заразительным, что привлек внимание группы людей, среди которых находилась и Белоярова. Она повернула голову, сразу заметила пьяного фотографа, а рядом с ним пунцовую Агнию Альбертовну. Сообразила, что подчиненный попал в историю, и выдвинулась на место происшествия, чтобы расставить все по своим местам.

— Люся, ты не забыла календарь? — спросила она, подойдя и погремев ледяными кубиками в бокале. — Пеструхин — новый человек в холдинге, мне нужно наводить мосты… Я хочу завязать с ним дружеские отношения. Полагаю, ты трезвая? Тогда вот что. Возьми Милованова и выведи его на улицу.

— Но там холодно! Надо пальто взять…

— Не надо, — отрезала Белоярова. — Вам хватит двух минут. Давай-давай, выводи его. Мороз быстро приведет его в чувство. Еще не хватало, чтобы он плясал тут цыганочку с выходом. Отдай мне календарь и твою сумочку, я подержу.

Милованов покорно поплелся за Люсей, которая провела его мимо охранников в предбанник и вытолкнула на заснеженное крыльцо. На улице было жутко холодно, и от разгоряченного фотографа мгновенно повалил густой пар. Он растерянно огляделся по сторонам, потом издал длинный собачий вой, обхватил себя руками за плечи и гневно спросил:

— Ты что, Антипова, охренела? Живого человека — на мороз!

— Мне Белоярова приказала…

— А если бы она тебе приказала шишки грызть?!

— Какие шишки? — растерялась Люся.

— Прочь с дороги!

Милованов бросился к двери, мечтая попасть обратно, в благословенное тепло холла, но охранники его не пустили.

— Ваше приглашение, — потребовали они.

— Да я только что выходил, вы что?!

— Приглашение.

— У меня пиджак внутри остался, а там — все! И приглашение ваше идиотское тоже.

— Ничего не знаем.

— Антипова! — заревел фотограф. — Сделай так, чтобы меня пустили назад!

Появилась синяя Люся в блестящем пиджачке и с пустыми руками.

— Сумочка… — растерянно сказала она. — У Аллы Антоновны осталась. А приглашение у меня вообще Свиноедов забрал.

— Наше приглашение у Свиноедова, — сообщил фотограф охранникам, но те только рассмеялись ему в лицо.

— Мало вас тут шляется, пьяных, — сказали они. — Знаем мы этот номер. Выскакивают из машин голые и делают вид, что только что вышли. А ну-ка, валите отсюда!

Простояв несколько минут в предбаннике, Милованов самую малость протрезвел и мрачно сказал:

— Думаю, нам нужно поискать еще один вход. Ничего другого не остается.

Когда Белоярова отправилась «строить» фотографа, ее недавние собеседники некоторое время молчали, приканчивая свои коктейли.

— Очаровательная женщина, — сказал наконец Евгений Иванович Зимин, глава холдинга «Витязь», куда входил и завод игристых вин, генеральный спонсор журнала «Блеск». За его плечами был жестокий тридцатилетний жизненный опыт, навсегда оставшийся на лице. Невысокий рост этот человек компенсировал взглядом свысока, а непрезентабельную фигуру — идеально подобранным костюмом.

— Да, очаровательная, — поддакнул его помощник Валерий, приземистый юноша с беспокойными руками и ускользающим взглядом. — Производит впечатление.

— А по-моему, она жесткая, как тарань, — не согласился с ними Антон Балязин, вице-президент холдинга.

Он никогда не стеснялся в выражениях. А поскольку был женат на сестре Зимина, ему обычно внимали, как оракулу. Это был длинный бесцветный человек, похожий на растение, набиравшее силу под чужой кроной — чтобы ухватить немного света, ему потребовалось тянуться вверх изо всех сил.

— Простите, босс, — тихо сказал помощник, наклонившись к Зимину. — По-моему, приехала Анжелина.

Он сделал осторожное движение подбородком, показывая, куда следует смотреть. Но Зимин даже головы не повернул, а только едва заметно поморщился. Анжелина… С ней нужно что-то решать. Он сплоховал, зазевался и позволил ей царапнуть свое сердце. Хотя точно знал, чего следует от нее ждать. Молодая, хваткая, чуявшая деньги так же хорошо, как акула кровь, она определилась с целью и теперь торпедой неслась к ней — только брызги летели.

Зимин не любил откладывать выполнение уже принятых решений.

— Пойдем-ка, — сказал он своему помощнику. — Мне нужно подняться в кабинет.

В его личном сейфе лежал прощальный подарок для Анжелины. Он был куплен еще до того, как их отношения достигли своего пика.

— Э-э… — замялся Валерий и посмотрел на свои ботинки. — У меня… У меня небольшая проблема, босс. Живот… Схватило живот. Мне нужно в уборную.

— Черт с тобой, — бросил Зимин и, коротко кивнув Балязину, один направился к лестнице.

Ему и в голову не приходило, что его может подстерегать опасность в лице директора по рекламе журнала «Блеск» Клары Шурьяновой. Случилось так, что Клара явилась на вечеринку вместе с Миловановым, и вдвоем они довольно быстро накачались спиртным. Когда-то у Клары были неприятности с алкоголем. С тех пор напивалась она редко, но хмелела с космической скоростью, становясь при этом не просто агрессивной, а практически неуправляемой.

Некоторое время она развлекалась тем, что подкарауливала официантов — непременно тех, у которых были заняты руки, — хватала их за «бабочки», прицепленные резинками к шее, оттягивала их и резко отпускала. Вероятно, это было больно, потому что некоторые взвизгивали, а кое-кто отпускал нецензурные замечания, от которых Клара приходила в совершеннейший восторг. Кроме того, они били бокалы — получалось шумно и весело. Потом она стала выискивать в толпе женщин в длинных платьях, каковых, к слову сказать, оказалось здесь немало, наступать им носком туфли на «хвост» и наблюдать за тем, как они дергаются. В конце концов Кларе это занятие тоже надоело, а еще захотелось в туалет, но найти его она не смогла и решила обратиться за помощью к охранникам.

Однако охранники оказались заняты. Прямо у нее перед носом к ним подскочил нервный тип в ярком пиджаке. У него был большой рот, высоко задранные брови и глумливые глаза школьника с вечным «неудом» за поведение. Тем не менее отнеслись к нему почтительно.

— Послушайте, мэ-э-э… — протянул тип, которого Клара слышала отлично, потому что стояла прямо у него за спиной. — Вы помните о нашей договоренности? Сейчас должны прийти каскадеры. Их услуги оплачены, поэтому вы им препятствовать не должны. Они будут исполнять роль массовиков-затейников.

— А мы что? — спросил один из охранников, морща лоб.

— Не забудьте, вы не должны им мешать. Еще раз о сценарии. Они устраивают драку. Образцово-показательную. Это сейчас модно, если вы не в курсе. Нужно же как-то встряхнуть народ. А то скучно.

— Чего же мы, должны стоять и смотреть? — поинтересовался другой. — Нас ведь на помощь звать будут.

— Не будут, — обнадежил тип. — Не успеют. У нас договоренность. Я подойду, скажу: «Эй, вы! А ну-ка, выметайтесь с нашего праздника!» Возьму одного хулигана за шкирку и выброшу вон. Вы можете мне дверь открыть. А остальных — раз, раз, и раскидаю в разные стороны. Я тут человек новый… Мне нужно себя как-то зарекомендовать. Никто же не будет знать, что это каскадеры. Кроме вас. Но вы молчите. Понятно?

— Понятно, — нестройно ответили ему.

Тип полез в карман, и Клара услышала характерное похрустывание новеньких денежных купюр. Как только он отошел, самый молодой охранник спросил:

— Кто это хоть такой-то?

— Новый зам самого, — ответили ему. — Олег Валентинович Пеструхин. Говорят, с большими связями мужик. И жена у него какая-то… особенная. Из верхов. Везет же некоторым.

— Везет тому, кто не сел в тюрьму, — сообщила Клара, которая до сих пор стояла поблизости и все слышала. — Где у вас тут туалет?

— Женский?

— А что, есть варианты? — удивилась та.

Именно в этот момент у нее за спиной взвизгнули, потом как будто что-то упало, и раздались отчетливые хлопки, которые не смогла перекрыть даже буйная музыка.

— Вот они, — врастяжку сказал один охранник своим напарникам и мотнул головой. — Каскадеры!

— Отлично начали, — похвалил второй. — Дерутся как взаправду. Даже не поверишь, что все подстроено.

Клара величественно обернулась и увидела драку. Драка была красивая, сочная. Дрались трое. Один из дерущихся был без пиджака, второй с галстуком, перевернутым на спину, третий с расквашенным носом. Разумеется, сражались никакие не каскадеры, а пьяные гости, которые обсуждали какой-то важный политический вопрос и не достигли консенсуса.

Клара поискала глазами Пеструхина, который должен был всех раскидать, и увидела, что тот с грозным лицом уже выдвигается на нужную позицию. Еще секунда, и новоявленный герой протянул руку, чтобы схватить первого «каскадера» за шиворот. Он даже успел сказать:

— Эй, вы…

Однако его реплика так и осталась незаконченной, потому что в следующую секунду он уже летел вверх тормашками. Пролетев половину зала, новый заместитель скользнул по полу, словно приземлившийся бумажный самолетик, врезался головой в колонну и затих, дрыгнув ногой.

— Супер, — прокомментировал его полет один из охранников. — Мне нравится. Ты платишь за драку, а потом тебя же и бьют.

Клара Шурьянова тоже пришла к выводу, что это страшно несправедливо. И решила подхватить, так сказать, брошенное знамя. Стараясь держаться прямо, она подошла к дерущимся на опасно близкое расстояние и, широко махнув рукой, крикнула:

— Эй, вы! А ну-ка, выметайтесь с нашего праздника!

Мужики на секунду перестали мутузить друг друга и мельком посмотрели на нее. Решили, вероятно, что она не заслуживает внимания, и продолжили свое занятие, самозабвенно выбрасывая кулаки и крякая. Клару это ужасно рассердило. Если ты выросла среди драчливых братьев, то у тебя на вооружении есть только один способ заставить уважать себя. Клара немедленно им воспользовалась.

— Открывай! — приказала она главному охраннику, подтаскивая к двери первого дебошира, которого она коварно дернула за галстук, повалила на пол и стукнула лбом о мраморную плитку. Теперь она держала его одной рукой за шиворот, другой — за ремень штанов. Лицо ее покраснело от натуги, и под платьем прорисовались рельефные мускулы.

Тот послушно открыл дверь, и Клара выбросила свою жертву в предбанник. Двое оставшихся продолжали бороться. Откуда им было знать, что она отлично боксирует и знает несколько приемов, позволяющих вывести мужчину из строя в считаные секунды?

— Я сказала! — снова крикнула Клара, возвращаясь. — Убирайтесь с нашего праздника! — Подумала и добавила: — Эй, вы!

После этих слов она очень быстро разметала «каскадеров» и тоже выбросила их из холла. Зрелище вышло безумно впечатляющим. Публика бурно аплодировала. Клара отряхнула руки и махнула еще один коктейль с водкой, ловко схватив его с подноса проносившегося мимо официанта. Потом подошла к поверженному Пеструхину, которого все обходили стороной, присела на корточки и похлопала его по щекам. Он неохотно ожил и посмотрел на нее глазами разбуженного младенца — ясными и счастливыми.

— Вставайте, граф, — сказала Клара. — Рассвет уже полощется.

— Кто полощется? — не понял Пеструхин, садясь и прислоняясь к колонне спиной. — А вы кто?

— Я ваша добрая фея. Поднимайтесь с пола, там сквозняки. А то отморозите себе что-нибудь, что еще может кого-то порадовать.

— У меня ничего такого нет, — слабым голосом ответил Пеструхин, становясь на четвереньки, а потом поднимаясь в полный рост.

— Ну да? — не поверила Клара. — Первый раз встречаю эдакого скромника.

— Мне бы… На диване полежать.

— Где же я вам диван возьму? — удивилась она и обескураженно огляделась по сторонам. — Здесь даже стульев раз-два — и обчелся. И все они заняты какими-то гнусными типами.

— Наверху, — сообразил Пеструхин. — На втором этаже. Отведите меня туда.

Клара молча обняла его за талию, дав почувствовать, какие у нее сильные руки, и потащила к лестнице. «Пациент» всю дорогу молчал, пытаясь привести в порядок мысли. Он, безусловно, здесь работает. Он помнит, что наверху есть множество уютных кабинетов и какой-то из них принадлежит ему. Но какой? И как его, собственно, зовут?

Пеструхину было странно, что он не помнит своего имени. Однако признаваться в том, что допился до беспамятства, было стыдно. Удар в живот был столь стремителен, что выпал из его сознания, и потому он его в расчет не принимал. «Каскадеры» тоже вылетели у него из головы, оттого-то бедолага все списывал на «Кровавую Мэри», перемешанную с вермутом.

Клара честно дотащила пострадавшего до второго этажа. По дороге она насвистывала бодрый мотив и делала шумные выдохи.

— Ну вас к черту, — наконец сказала она, свалив его на первый же диван, встреченный ею в коридоре второго этажа. — Дальше сами решайте, что делать.

Коридор был длинный, хорошо освещенный, с реалистичными пейзажами и натюрмортами на стенах — вазы, розы, стога, деревья, яблоки и дохлые утки. Еще здесь стояли банкетки, фикусы в горшках и этажерки с журналами. Пеструхин со стоном припал к подголовнику, радуясь тому, что его разгоряченная щека касается холодной кожаной обивки.

— Хочу в свой кабинет, — плачущим тоном пробормотал он и протянул ключ на кольце, к которому не было приделано никакой опознавательной бирки.

— Где он? Где кабинет? — спрашивала Клара, тормоша Пеструхина изо всех сил. Тот попискивал и отбивался.

Тогда Клара попробовала воткнуть ключ в замок ближайшей к ней двери. Ничего не вышло — замок чудесным образом перемещался, оказываясь все время в разных местах. Когда Клара наклонялась, она видела два одинаковых отверстия — слева и справа. Тогда она прицелилась и воткнула ключ ровно между ними. Ключ не подошел. Она переместилась к следующему кабинету, затем к следующему. Таким манером она ушла довольно далеко от своего подопечного, и вдруг за одной из дверей услышала горький женский плач.

Клара считала себя сильной. Если кто-то обижал женщин, она приходила в совершеннейшее неистовство, зная, что не каждая способна защищаться. Однако будучи пьяной, она была готова постоять не только за себя, но и за других.

Находилась она, разумеется, перед кабинетом Зимина, который как раз сделал Анжелине прощальный подарок и жестоко рвал с ней отношения. Однако Анжелину отношения устраивали, и она пыталась сохранить статус-кво. Сначала она язвила и наскакивала, потом начала рыдать. Зимину это надоело, и, чтобы прекратить концерт, он высказался очень-очень резко. Знай Евгений Иванович, КТО его подслушивает, возможно, он и воздержался бы от обидных слов. Но он не знал и говорил то, что считал нужным.

Когда промокшая от злых слез Анжелина, прихватив подарок, выбежала в коридор, она даже внимания не обратила на высокую рассерженную даму, болтавшуюся поблизости. Просто оттолкнула ее плечом, вихрем пронеслась к лестнице и исчезла навсегда. Клара же налегла на дверь всем своим весом, и когда Зимин через некоторое время тоже захотел выйти, она его не выпустила. Услышав, что с той стороны громко дышат, он сердито крикнул:

— А ну! Кто там такой сильный и смелый? Отойдите немедленно. Я хочу выйти!

— Фиг тебе, — немедленно ответила Клара. — Ишь, какой! Думаешь, ты будешь бабе всякие гадости говорить, и тебе все с рук сойдет? Негодяй! Посиди там, подумай о своем поведении.

Зимина уже много лет никто не называл негодяем. По крайней мере, в глаза. Он раздраженно хмыкнул и схватился за мобильный телефон. Его шофер Андрюша сидел внизу, в серьезном черном автомобиле. Когда случались неприятности, Андрюша выполнял функции телохранителя, для этого у него были все необходимые данные.

— Андрюша, — сказал Зимин, как только его соединили. В его голосе ясно читалось удивление и раздражение. — Меня тут взяли в заложники…

Договорить он не успел. Клара Шурьянова ворвалась в кабинет и выбила у него из рук телефон одним мощным ударом. Потом подобрала телефон с пола и со злорадным выражением лица отключила.

К несчастью для всех, Андрюша в этот момент взошел на крыльцо офиса — выкурить свою вонючую сигаретку. В машине он себе такого не позволял, чтобы не пропитать неподобающим запахом эксклюзивные сиденья цвета слоновой кости. Компанию ему составил один из охранников, карауливших вход, и двое вертлявых журналистов, вечно рыщущих в поисках сплетен по тусовкам и вечеринкам.

— Алло, босс! — кричал Андрюша, выронив сигаретку изо рта на запорошенное снегом крыльцо. — Что значит — взяли в заложники?!

Тусклые глаза журналистов загорелись голодным огнем. Свежая гадость — что может быть прекраснее? Поэтому когда взъерошенный Андрюша бросился за помощью, они сели ему на хвост.

Тем временем задубевший Милованов пытался согреть остекленевшую Люсю Антипову, колотя ее ладонью по спине. У них не было пальто, не было пригласительных, не было денег на такси. Мозги у обоих тоже заиндевели и отказывались соображать. Один раз, взявшись за руки, они обежали здание по периметру, черный ход не нашли, зато увидели открытую форточку, но — на втором этаже. Они остановились прямо под ней и задрали головы.

Наверх было страшно смотреть. Взгляду открывалась сумасшедшая высота, перед лицом которой легкие надувались, как паруса, а утренние грандиозные планы выглядели копеечными. Плоская луна катилась краем неба, оставляя за собой дорожку золотой пыльцы. Космос разинул черный рот, выплюнув на ладонь круглые камушки звезд.

Люся была так очарована открывшейся картиной, на которую обычный человек и не обращает внимания, что даже перестала дрожать. Милованову пришлось тащить ее обратно на буксире.

Теперь парочка стояла в предбаннике и строила планы относительно того, как можно добраться до этой форточки и при этом остаться в живых.

Удивительно, но их разговор страшно заинтересовал двух мужчин, которые тоже во что бы то ни стало хотели попасть на праздник, но их не пускали, потому что какой-то Пеструхин не отвечал на звонки.

— Да его вообще тут нет, вашего Пеструхина! — заявила Люся. — Я для него календарь в пакете носила-носила, а он так и не появился.

— Нам все равно надо аванс отработать, — сказали те. — Покажите нам открытую форточку, и мы все устроим. К слову сказать, мы профессиональные каскадеры.

— Сильные? — спросил Милованов.

— В каком смысле?

— В прямом. Нас внутрь сможете затянуть? В конце концов, выбор у нас с Антиповой невелик — или окостенеть, или разбиться на мелкие кусочки.

…Пока Клара Шурьянова воевала с Зиминым, оставленный без присмотра Пеструхин неожиданно почувствовал неодолимую жажду. Он встал с дивана, подергал ближайшую дверь и, не добившись результата, постанывая, пустился в обратный путь — по лестнице вниз, в гущу праздника. Шагнув с последней ступеньки, он налетел на незнакомых женщин, одной из них отдавил ногу и начал униженно извиняться.

— Господи, вы кто? — смеясь, спросила та.

Пеструхин задумался. Действительно, кто он? Тут ему в голову пришла мысль о визитных карточках. Он полез во внутренний карман пиджака и — о, счастье! — действительно нашел там пачку визиток. Он и не подумал, что это не его личные визитки, а те, которые он получил от разных людей в момент знакомства. Взял верхнюю, заглянул в нее, отдал ее женщине и представился:

— Иван Петрович Огузкин, маркетолог. Прошу любить и жаловать.

Несмотря на пришибленный вид, маркетолог дамам понравился, и они еще долго шушукались, прикидывая, стоит ли приглашать его танцевать, когда заиграет подходящая музыка.

Пеструхин между тем отправился дальше, и поскольку путь его пролегал по залу, полному народа, он то и дело попадал в мелкие неприятные истории, которые пытался замять с помощью обаятельных улыбок. При этом он направо и налево раздавал визитные карточки — не без внутренней дрожи. Потому что каждый раз оказывалось, что зовут его как-то по-другому, а правда это или нет, он не помнил. Пожилой паре он представился инженером Мухиным, компании молодых людей — бухгалтером Десяткиным, а одной роскошной женщине с длинной челкой — финансовым директором Карапетяном.

Когда телефон Зимина отключился, его шофер Андрюша немедленно поднял на ноги всех своих. «Свои» быстро выяснили, что перед тем, как исчезнуть, босс был замечен в компании его собственного помощника Валерия и вице-президента Антона Балязина. После того как Зимин исчез, Валерия тоже больше никто не видел. Войти и выйти из здания, минуя охрану, можно было только через черный ход, хотя найти его не так-то просто. За главным же входом следили бдительные охранники. Представители службы безопасности холдинга принялись искать Балязина, чтобы с пристрастием допросить.

Впрочем, даже под страхом смертной казни Балязин сейчас вряд ли мог сказать что-нибудь путное. Дело в том, что добрые друзья из рекламного отдела напоили главного аналитика отваром сушеных мухоморов и пообещали, что скоро ему станет хорошо и он увидит такие яркие картины, которые останутся в его памяти на всю жизнь. Через пять минут после этого праздничного обещания Балязин бросился в туалет, где его вывернуло наизнанку. Некоторое время он приводил в порядок свое отражение в зеркале, потом нетвердой походкой возвратился в зал. Однако мухоморы оказались коварными и успели отравить кровь вице-президента. Ему стали чудиться всякие странные вещи, которых в реальной жизни, как он полагал, быть не могло.

Сначала он увидел драку. Какая-то женщина с короткими криками, какие обычно издают лесорубы, вонзая топоры в стволы кедров, валит мужиков, раскидывая их в разные стороны, а потом по одному выбрасывает в предбанник. Балязин помотал головой, чтобы развеять наваждение, и отправился к столу выпить воды. После этого ему захотелось открыть какое-нибудь окно и глотнуть свежего воздуха. Окон в холле не было. Тогда он прошел по коридору первого этажа, забрел в какое-то служебное помещение, долго дергал раму и, наконец, по пояс вывалился на улицу, в безлюдный заснеженный двор, освещенный одиноким фонарем, который неприветливо таращился на него. Балязин сделал глубокий вдох и поежился. Снаружи было страшно и как-то неуютно. Сверху на него взирала жуткая лысая луна. Чтобы получше рассмотреть ее, Балязин задрал голову… И сразу увидел ноги. Это были женские ноги, они висели у него над головой совершенно неподвижно — в чулках, туфлях, все как полагается. Ухмыльнувшись, он протянул руку и пощекотал правую щиколотку. Ноги немедленно подобрались, потом разогнулись, взвизгнули и… ударили Балязина по голове. Ойкнув, он завалился назад, хлопнулся на пол и некоторое время сердито потирал макушку, удивляясь, отчего это его галлюцинации такие агрессивные. Потом поднялся и попятился от окна. Ему показалось, что кто-то там, за окном, прошипел: «Тащите, тащите, гады! Да смотрите, не уроните ее!» Он вышел в коридор и побрел обратно, чтобы присоединиться к ликующей толпе гостей.

По дороге ему встретился новый заместитель главного, Олег Валентинович Пеструхин. Он посмотрел на Балязина ясным взором, протянул руку и сказал:

— Добрый вечер. Разрешите представиться — Балязин, вице-президент холдинга.

— Помилуйте, — опешил тот, ощутив слабость в коленках. — Вице-президент — это я.

— Не может быть, — засмеялся Пеструхин. — У вас, верно, галлюцинации.

Он подал ошалевшему вице-президенту его собственную визитную карточку и, похлопав по плечу, отправился дальше. «Какие странные видения, — подумал Балязин. — И нет в них ничего особо прекрасного. Убью этих гадов-рекламщиков». На всякий случай он подошел к пожилой паре, с которой самозванец общался до него, и поинтересовался, с кем они имели честь разговаривать.

— Это инженер Мухин, — ответили ему. — Очень приятный человек, он рассказал нам бородатый анекдот, но в такой исключительной интерпретации!

«Господи, кто такой Мухин? — с ужасом думал бедняга, ощупывая голову, украшенную шишкой. — Почему, когда подходит один человек, мне кажется, что это кто-то совершенно другой?! Невероятно». Повинуясь порыву, он позвонил «ноль три», продиктовал адрес и сообщил, имея в виду себя, что на вечеринке одному человеку стало очень плохо. У него сильная тошнота и видения. Позвонил — и тут же забыл об этом.

Как ребенок, который расчесывает до крови болезненный прыщик, Балязин продолжал следовать за своим кошмаром, и чем дальше, тем сильнее холодело его сердце. «Я отравился навсегда, — думал он. — Это не галлюцинации, это белая горячка».

Пеструхин между тем находился примерно в том же состоянии. В ужасе от того, что не помнит своего имени, адреса и всего остального, что так важно для всякого человека в здравом уме, он присел за маленький столик, на который официанты складывали чистые тарелки и ножи, и замер, истово копаясь в черных глубинах памяти.

Вице-президент последовал за ним, подтащил поближе колченогий стул и уселся напротив. Пеструхин поглядел на него умильными глазами, достал из кармана визитку, бросил на нее короткий взгляд, затем протянул через стол руку и сказал:

— Разрешите представиться. Марина Николаевна Лихачева, начальник отдела сбыта.

— Очень приятно, Марина Николаевна, — ответил Балязин, замирая от ужаса. — Как ваши дела?

— Прекрасно, прекрасно. Я тут, видите ли, отдыхаю в уголке.

Официант, притащивший очередную стопку чистых тарелок, поставил ее на стол и, закатив глаза, шепнул своему напарнику:

— Эти корпоративные вечеринки — просто жуть малиновая. Напьются, накурятся всякой дряни, надышатся, нажуются… Я бы на месте нашего шеф-повара не особенно парился. По-моему, они все равно не понимают, что едят.

Алла Белоярова некоторое время стояла на одном месте, держа в руках пакет с календарем и сумочку Люси Антиповой. Ни секретарши, ни Милованова на горизонте не наблюдалось. Тогда она направилась к Яковкину, который весь вечер попадался ей на глаза с одной и той же женщиной — женой директора завода игристых вин, крупной шатенкой с красивыми формами и затуманенными глазами. Шатенка носила звучное имя Бэлла и вполне приятную фамилию Куприянова. Было ясно, что она любит свое тело, любит всех, кто обращает на нее внимание, любит своего мужа, который держится на расстоянии и присматривает за ней издали. Время от времени супруги обменивались понимающими взглядами. Это не мешало Яковкину вертеться поблизости и обхаживать Бэллу.

— Послушай, Ярослав, — обратилась Белоярова к своему ответственному секретарю, оттаскивая его в сторону. — Тут у меня сумочка Антиповой. Ты за ней последи, пока сама Антипова не вернется.

— Алл, но я не могу, — ответил тот, пританцовывая на месте. — Мне нужно будет ненадолго отлучиться.

— Ты уже отлучался, — зло заметила та. — Полагаю, не один. Смотри, чтобы тебе не надрали задницу.

По губам Яковкина скользнула сальная улыбка:

— Не беспокойся.

Белоярова не любила, когда что-нибудь складывалось не так, как она задумала. Сумочка Антиповой по-прежнему ей мешала. Поэтому вместо того, чтобы отойти, она раздраженно спросила:

— Ну, хоть кто-нибудь из наших поблизости есть? Клебовников или Полусветов, на худой конец?

— Клебовникова я недавно видел возле стола с закусками. Он показался мне подозрительно мрачным. А Полусветов скорее всего уже слинял. Наверное, подцепил какую-нибудь дурочку и теперь рассказывает ей «подлинные» истории из жизни Версаче.

— Мне кажется, я где-то видела эту женщину, — неожиданно перебила его Белоярова, указав глазами на Бэллу. — Никак не вспомню…

— Вполне возможно, вполне, — пробормотал Яковкин. — Она ведь жена Куприянова. Светская, так сказать, львица. — Он усмехнулся. — Где угодно ты могла ее встретить. Скорее всего на какой-нибудь тусовке.

Алла неохотно согласилась и машинально потрогала свою сумочку. Клебовников, который следил за ней из-за колонны, сразу понял, что она на ощупь проверяет, на месте ли пистолет. Вероятно, оружие придало ей уверенности, потому что она снова приосанилась и вздернула подбородок. Нашла кого-то глазами в толпе, явно оживилась и двинулась вперед. Из-за грохотавшей музыки, которая уже давно растрясла все его внутренности, Клебовников практически оглох и мог полагаться только на зрение.

Между тем Белоярова увидела того, кого, собственно, искала с самого начала, — Пеструхина. На ходу она достала из пакета календарь и с хищной улыбкой подошла к своей жертве.

— О! Кого я вижу! — воскликнула она громко, с показной радостью. — Олег Валентинович!

— Разве? — удивленно спросил тот. — Я — Олег Валентинович? Это вряд ли. Впрочем, могу и ошибаться.

Белоярова некоторое время переваривала его слова, потом хихикнула и сказала:

— Олег Валентинович, разрешите вручить вам маленький презент от редакции нашего журнала…

— Спасибо, — сказал Пеструхин замороженным голосом. Взял календарь, прижал его к груди двумя руками и заплакал.

— Что с вами? — всполошилась Белоярова.

— Ы-ы-ы! — заскулил Пеструхин, садясь на пол, запрокидывая лицо к потолку и вцепившись руками в прическу. — Я ничего не помню-ю-ю!

— Конечно, его же сильно ударили! — подсказала какая-то дама в красном плюшевом платье. — У него шок! Он летел через весь зал, ударился головой о колонну… Какие-то бандиты на него напали, это все видели!

Ее слова шрапнелью разлетелись по залу, перемешавшись с беспорядочными выкриками шофера Андрюши, носившегося колбасой в поисках кого-нибудь, кто видел его шефа. Получилась страшная мешанина, из которой невозможно было составить правильного впечатления о происходящем. «Шок, взят в заложники, драка, ударился головой, какая-то женщина раскидала бандитов» и так далее и тому подобное.

Когда появились санитары с носилками и хмурый врач с чемоданчиком, людское море расступилось, освобождая путь к сидевшему на полу и подвывавшему Пеструхину. Его погрузили на носилки, накрыли одеялом, надели ему на нос кислородную маску и унесли, прихватив с собой в качестве «родственника» попавшегося под руку главного аналитика Балязина.

Вздохнув, Клебовников вернулся к столу с закусками, наложил на большую тарелку всего понемногу и отправился к лестнице, ведущей на второй этаж. Легко взбежал по ступенькам и через минуту уже открывал дверь кабинета, окна которого выходили во двор. За окнами было темно, и он включил настольную лампу на чужом письменном столе. Брюнетка, которая притащила его сюда, сопела на диване, трогательно подогнув колени. У нее были красивые ноги, и Клебовников некоторое время с удовольствием ими любовался.

Потом взгляд его упал на принесенные закуски. Он вяло пожевал, поковырявшись в тарелке, с недовольной миной достал из кармана сигарету и засунул в рот. Порылся в кармане пиджака и извлек из него зеленую зажигалку. И в этот момент услышал сначала шуршание снаружи, за окном, а потом натужные стоны. Резко обернулся и увидел, что на узкой терраске, опоясывавшей здание, стоит незнакомец в спортивной куртке. Поскольку лампа светила тускло, незнакомца было отлично видно. Он оказался невысок и хорошо сложен и при этом подавал Клебовникову какие-то отчаянные знаки.

Не успел тот и глазом моргнуть, как откуда-то снизу, словно кузнечик, выпрыгнул еще один тип, удивительно похожий на первого, а вслед за ним медленно, подтягиваясь на руках, словно красная гусеница, выполз… Милованов. Он был в одной рубашке, и его рыжая борода от холода покрылась белым инеем, сделавшись похожей на пучок проводов, вырванных из какого-нибудь агрегата. Незнакомцы тем временем перегнулись через низкие перила и через минуту выудили из темноты не кого-нибудь, а Люсю Антипову. У нее было стеклянное от мороза лицо и два прозрачных шарика вместо глаз.

Клебовников сначала развел руками, показывая, что поражен, потом щелкнул зажигалкой, закурил и глубоко затянулся. Только после этого он подошел к двери на лоджию и повернул ручку. Милованов немедленно налег на дверь и ввалился внутрь, принеся с собой морозный дух, круто замешенный на запахе алкоголя. За ним в кабинет просочились все остальные.

— Вы что, занимаетесь промышленным альпинизмом? — с недоверием спросил Клебовников, бросив быстрый взгляд на брюнетку, спавшую на диване. Та почмокала губами, но глаз не открыла. И все-таки из-за нее он говорил приглушенным голосом. — Люся, бог мой, только посмотрите на себя!

Клебовников сделал еще одну нервную затяжку, после чего быстро раздавил сигарету в пепельнице, которая плавала в сверкающей полировке стола.

— Мы, Николай Борисович, в катастрофу попали, — сообщила Люся пластилиновыми губами. — Вышли на улицу, а обратно нас не пустили, потому что у нас приглашения с собой не было.

— А позвонить по мобильному телефону?!

— Он в сумочке остался, а сумочка — у Аллы Антоновны.

— А где твой телефон? — напустился Клебовников на Милованова. Схватил Люсю за руки и начал растирать их с такой скоростью, как будто собирался с их помощью добыть огонь. — Где ваши, блин, телефоны? — повернулся он к незнакомцам. — Вы что все, из дремучего леса?

— Наши при нас, — ответили те покорно. — Но на звонки никто не отвечал.

— Ты что, идиот? — снова повернулся Клебовников к фотографу, бросив Люсю, которая принялась громко стучать зубами. — Не мог позвонить по их мобильнику? Люся, ну а вы-то?!

Та беспомощно посмотрела на Милованова. Он громко икнул от холода. Его рубашка стояла колом и в некоторых местах примерзла к телу. Галстук выглядел так, словно его изваяли из камня.

— Мы увидели открытую форточку, — пробормотала она наконец. — Вон там, в соседнем кабинете. И целиком на ней сосредоточились. Мы просто не подумали о таком простом выходе из положения…

Тут она наконец заметила на диване спящую брюнетку — ту самую, которая заигрывала с Клебовниковым еще в гардеробе, и из бело-голубой мгновенно сделалась ярко-розовой. По Люсиным меркам, застать мужчину и женщину в столь интимной обстановке было… чертовски неприлично.

— Вот гадство! — неожиданно воскликнул Клебовников и яростно почесал мочку уха. — Неужели в салате были кальмары?! У меня аллергия на морепродукты!

Он расширил глаза, и тут наконец Люся заметила, что мочки ушей у него бордового цвета. Практически на глазах два таких же пятна выступили у Клебовникова на лбу и на правой щеке.

— Зараза! — еще раз выругался он. — Как я мог так лажануться? Не умнее вас, честное слово. До сих пор не могу поверить, что вы вчетвером лезли на второй этаж в призрачной надежде протиснуться в какую-то там форточку! — выговаривал он, наблюдая за тем, как Милованов с Люсей колотят друг друга по плечам и по спине. Они вообще вели себя как два боевых товарища, переживших шквальный огонь врага.

Конец ознакомительного фрагмента.