Открой меня! Нереальная проза

Галина Долгая

Тонка грань между явью и нереальным миром. Сны открывают портал в иное. Видения предсказывают будущее. Артефакты завораживают тайной. Чужой разум исследует душу. Рассказы-размышления, серьезные или веселые, о прошлом или о будущем. Открой книгу, но будь осторожен: за обложкой поджидает тайна!

Загадка царской усыпальницы

Пока он не умрёт, я не взгляну на него глазами жизни!

(из шумерского гимна богине Нинхурсаг)

Восход солнца в пустыне ожидают в тишине. Даже ветер прячется в кустах полыни в те самые последние моменты, когда рассвет — предвестник наступающего дня — меркнет, и первый луч солнца пронзает небо.

Именно в это мгновение Александр Матвеевич почувствовал укол в ступню. Нет, он не наступил на колючку! Это ощущение, знакомое ему за многие годы работы на раскопках в песках Туркмении, походило больше на онемение, когда к затекшему месту вдруг устремляется поток крови, торопясь оросить жизнью каждую клеточку тела.

Здесь! Довольная улыбка освежила задумчивое лицо. Александр Матвеевич прочертил крест на такыре. Кто из рабочих наблюдал за ним в эти утренние часы, понял, что начальник нашел что-то важное — новое место, где уже сегодня они начнут снимать верхний слой сухой глины. Но до того часа, когда тайны древних вновь увидят свет, пройдет немало времени. День за днем археологи будут углубляться в тело пустыни, только им известными приметами отличая просто глину от той, к которой прикасались руки людей в давние времена. И так до тех пор, пока не обнажатся стены дома или гробницы, пока не появятся потресканные бока старых кувшинов или чудом сохранившиеся кусочки каменной мозаики, некогда украшающей стены древних сооружений.

То, что своим удивительным чутьем в это утро нашел Александр Матвеевич, оказалось гробницей: останки жертвенных животных, богатые дары богам загробного мира и пожелтевшие от времени кости того, для кого было сооружено это подобие дворца…

— Кто это, как думаешь? — кисточка мягко скользила по черепу, сметая пыль с золотого обода, окольцевавшего его.

— Царь, жрец, — предположила Сима, пристраиваясь рядом с учителем. Он сидел прямо на глине, опираясь грудью и локтями о возвышение усыпальницы, так, что его сосредоточенное лицо находилось напротив пустых глазниц черепа.

— А это одно и то же! Верховный жрец — он же царь!

Сима поджала губы, пряча за мимикой досаду. Вечно она ляпнет что-то невразумительное!

— Ну, что замолчала? Откровение услышала? — Александр Матвеевич словно видел затылком. Что ж удивляться, если он босыми ногами находит сокровища!

Сима покашляла.

— Песок в горло попал. Что-то ветер поднялся. Как бы бурю не принес…

— А, и принесет, что с того? Сиди себе, работай…

Вдруг Александр Матвеевич резко отдернул руку и сам отшатнулся от ложа усопшего, будто кто пощекотал его. Сима встала и глянула через плечо. Показалось? Нет, не может такого быть…

Голова царя повернулась. Черные глазницы уставились в глаза. Сима почувствовала взгляд. Инстинктивно положив руку на плечо Александра Матвеевича, она сжала его.

— Вылазь…

— Ч-ч-что?

— Беги отсюда.

Сима дрожала, ноги налились свинцом. Скелет на их глазах поднимался, крутя черепом и стряхивая пыль с костяшек кисти. Несмотря на возраст, Александр Матвеевич лихо выпрыгнул из раскопа, успев при этом вытолкать наверх и свою ученицу. Рабочие, расчищавшие грунт вокруг усыпальницы, удивленно уставились на них.

— Брысь отсюда! — рявкнул начальник и в это время над старыми стенами появилась макушка черепа раскопанного царя-жреца, блестя на солнце гладким затылком и сползшей набекрень полоской золотого обода.

Второй раз повторять не пришлось. С криками «шайтан» рабочие разбежались кто куда.

Битый час скелет бродил по своей усыпальнице, бормоча что-то под нос, останавливаясь перед нишами в стенах, заглядывая в пустые хумы³. Вылезать он не собирался. Даже не пытался. Загадка… Александр Матвеевич пристроился на горке выкопанной земли и молча наблюдал за раскопанным чудом. Скелет изредка поднимал голову и смотрел на археолога, и, казалось, взгляды их встречались. Александр Матвеевич передергивал плечами, часто моргал и снова сосредоточенно разглядывал ожившего царя. А тот, словно вспомнив что-то, снова беспокойно бродил по пустой усыпальнице, переходя из комнаты в комнату. В одной из них лежал еще один скелет. Его только начали очищать от глины и песка. Миру пока что явилась левая лицевая часть черепа, дуга тазобедренного сустава и… пожалуй, все! Разве что ребра уже угадывались под оставшимся на них слоем земли.

Скелет долго стоял перед смертным ложем. Он знал того, кто там лежал! Александр Матвеевич не сомневался в этом, как и в том, что обоим скелетам не меньше четырех тысяч лет. А вот то, что один из них ходит и издает звуки невесть чем, не укладывалось ни в какие рамки! Он говорит! Вот бы расспросить… Старого археолога больше занимало не то, что царь без плоти ожил, а то, что он бормочет и что ищет. А то, что он что-то ищет, было ясно, как день!

— Сима, — не спуская глаз со своей гуляющей находки, позвал Александр Матвеевич, точно зная, что любопытная помощница где-то рядом. И он не ошибся! Слева, из-за холма, на котором он сидел, хрипло прозвучал ее голос:

— Что?..

— Бери машину, поезжай в город. Из-под земли достань мне лингвиста! Язык, предположительно, шумерский, аккадский. Поняла?

Сима кивнула, но тут же опомнилась и заговорщически угукнула.

— Стой!

Скелет, как раз направлявшийся к колеснице, которая в разваленном виде лежала в основном зале усыпальницы вместе с останками коней, верблюда и людей, застыл и медленно повернул голову на голос.

Сима замерла. Александр Матвеевич понял, что тон, которым произносится приказание, царю прошлого понятен. Можно попробовать поговорить, но сначала эту вездесущую девчонку отправить.

— Сима, ты еще здесь?

— Здесь.

— Дуй в город! Ко мне пришли кого-нибудь, пусть будут рядом, мало ли что…

Повторять не пришлось. Симу на самом деле как ветром сдуло. А скелет подошел к краю усыпальницы и уставился на восседавшего на холме человека. В выражении лицевых костей черепа ощущался прищур несуществующих глаз… Мурашки пробежали по коже видавшего виды археолога. Но он дернул плечами, словно сбрасывая наваждение, и встал.

— Кто ты? — важно спросил он.

Сухой ветер потеребил штанины его пыльных брюк и наполовину закатанные рукава любимой клетчатой рубахи. Александр Матвеевич отдернул ее полы и гордо приподнял подбородок. Чем не царь? Скелет, видимо, его так и понял.

— Эном юм⁴? — таким же важным голосом спросил он.

— Та-а-ак… Что же тебе сказать?.. — в голове всплыли разные слова, некогда прочитанные в статьях лингвистов об особенностях аккадского языка. — Мен — Шаррум кен!⁵ — соединив слова из разных языков, уверенно ответил Александр Матвеевич.

Царь-скелет недоверчиво отступил на шаг и оценивающим взглядом окинул всю фигуру новоявленного царя.

— Аи! Арка Шаррам раби!⁶ — металл прозвучал в голосе воскресшего.

— Ясно, гневается. Ладно, посидим, подождем, пока Сима вернется. Посмотрим, что дальше делать будешь.

Скелет разбушевался. Он бегал по своей гробнице, сметая все, что можно сдвинуть с места. Наконец, он остановился перед еще не раскопанным до конца входом в усыпальницу. Как и в других подобных, вход был заложен кирпичами еще древними строителями. Видимо, не только заложен, но и заговорен. Царь попытался толкнуть кладку, но неведомая сила отбросила его на пару метров. Если бы кто из археологов или рабочих кинул скелет на такое расстояние, то костей его было бы не собрать! А тут они сами собрались, выстроились в руки, ноги, позвоночник и царь из прошлого встал, как ни в чем не бывало.

— Чудеса! — Александр Матвеевич искренне восхитился.

Скелет, одарив его еще одним презрительным взглядом, вернулся на свое ложе и прилег на бок, подперев кость-щеку кистью, сложенной в кулак.

— Привык лежать на боку за тысячи лет, — пожалел его археолог.

Время неумолимо шагало по земле солнечными лучами. Если прищуриться и посмотреть на солнце, то оно становилось похожим на желтого ежа, ощетинившегося всеми иглами. Иглы росли с каждым часом и, в конце концов, вонзались в землю. Чем больше их падало с неба, тем жарче становился воздух. Обычно часам к одиннадцати работа на городище прекращалась и все разбредались по домам и навесам, прячась в тени от палящего солнца. Но не в этот день! Александр Матвеевич и не собирался покидать свой царский пост. Рабочие, беспокоясь о нем, принесли несколько палок и простыню и натянули над царем археологов импровизированный навес. Скелет все это время не шевелился, и было непонятно, наблюдает он за людьми или спит, или уже совсем не оживет никогда. Но стоило Александру Матвеевичу поднять пластиковую бутылку с водой и полить себе голову, как царь-скелет вскочил со своего ложа.

— Ух, ты! Как его вода возбудила! Ну, иди сюда, я тебе полью. Столько лет не пил, — вытянув перед собой бутылку, Александр Матвеевич наклонил ее и несколько капель упали в пыль.

Скелет вихрем подлетел к стене усыпальницы и подставил руку. Археолог снова наклонил бутылку, и тонкая струйка потекла вниз. Оторвавшись от горлышка, она серебристой стрелой полетела на старые кости. Скелет замер, одними глазницами следя за полетом воды. И вот она коснулась сжатых пальцев, просочилась между косточками суставов и протекла вниз. Царь тихо бормотал что-то, но, как только вода коснулась его, заголосил во все горло. Люди наверху вздрогнули. Волосы зашевелились на головах. А царь поднес руку к самому провалу носа и вдруг издал торжествующий крик.

— Что это его так разобрало… Бахром, что там с его рукой, видишь?

Все зависли над раскопом, но готовые в любую секунду дать деру. Только Александр Матвеевич, не вставая, подался вперед.

Бахром — рабочий из старых, давно копавших здесь — пригляделся и вдруг отшатнулся назад.

— Что? Что там? — голос начальника окатил его нарочито грозным басом.

— У него… у него мясо появилось…

— Какое мясо?..

Скелет, поняв, что люди испуганы, расхохотался и, отступив назад, вытянул костлявую руку вверх.

— Мии!⁷ — торжествуя, потребовал он.

Александр Матвеевич встал со своего возвышения и приспустился к краю гробницы.

— Вот это да! Кисть-то, и правда, обросла мясом! Ущипните меня что ли! Как в это поверить?! — Александр Матвеевич покачал головой. — Нет, братец, воды ты больше не увидишь! Не хватало нам еще тебя во плоти! Потом и мир завоевать захочешь или еще чего.

Страх от не самых приятных последствий происходящего сжимал сердце не только рабочих, но и старого археолога, а любопытство ученого так и подмывало воскресить этот чудо-скелет и увидеть своими глазами человека четырех тысяч лет от роду.

Царь-скелет будто понял отказ, но еще попытался жестом показать, что надо лить воду на него. Получив ясное «нет» поворотами головы царя-самозванца, он погрозил кулаком и вернулся в свою каморку, но не улегся на ложе, а встал, подняв руки вверх и расставив ноги, и зазвучал голос! От него мурашки поползли по коже. Царь читал молитву или гимн богу, как можно было судить по торжественности его речи. Но понять, что именно он говорил, не было возможности. Слух выхватывал отдельные слоги, но что они значили?.. Когда еще вернется Сима?! Тут только по пустыне ехать тридцать километров, да до города, да еще найти кого-то… Эх, не получится расшифровать его речь! И записать нечем… Александр Матвеевич заерзал от досады. Что же делать?.. А царь-жрец завывал, закручивая руками воронку, и на глазах у всех солнце померкло! В полдень! Небо потемнело, откуда ни возьмись набежали тучи и… первые капли дождя плюхнулись в пыль. Жрец опустил руки и подставил лицо. Капли падали на лицевые кости, стекали к затылку, соскальзывали на грудину, ключицы, позвонки. На глазах изумленного археолога перед ним воскрешался человек. Рабочие разбежались. Но Александр Матвеевич стоял и смотрел на это чудо, забыв обо всем на свете.

Дождь поднял пыль, и в воздухе запахло особым образом, как бывает в пустыне после долгого сухого лета. Пахнет пылью, но уже ощущается свежесть воды — только самая малость. Дальше, когда тучи опрокинутся всем своим нутром, такого запаха уже не будет. Будет только влага и свежесть от нее. Но этого не произошло. Царь неожиданно смолк на высокой ноте, и стоял — полускелет, полутруп — дожидаясь, когда все его тело восстановится. Но боги отвернулись от жреца, или он забыл продолжение заклинания, но дождь стих так же внезапно, как и начался. С лоскутами кожи, с полумышцами и частями внутренностей, царь недоуменно осматривал себя и не мог поверить, в то, что видел. Одним глазом он воззрился на человека, стоявшего на краю усыпальницы. На лице Александра Матвеевича не дрогнул ни один мускул. Жрец из прошлого прыжками вернулся к стене и попытался выпрыгнуть. Неведомая сила вернула его назад. Александр Матвеевич сокрушенно покачал головой.

— Что, брат, без мозгов не воскреснуть? Что-то ты забыл, не иначе!

Царь завыл, обхватив облезлую голову ладонями. Золотая полоска приподнялась. В сердцах недовоскресший сорвал ее и швырнул в человека. Александр Матвеевич поднял обруч, повертел, рассматривая.

— Тонкая работа. Не сомневайся, мы сохраним ее. А ты бы вернулся на свое ложе и уснул. Чего людей пугать?

Два человека разных времен, казалось, начали понимать друг друга. С понурой головой царь вернулся к себе и улегся на бок.

Александр Матвеевич обошел раскоп и присел в изголовье траурного ложа. Археолога мучил один вопрос, на который он мог получить ответ только от этого получеловека, пока он снова не стал прахом.

— Слушай, сделай доброе дело, — пожевав губы, издалека начал он, — скажи, у тебя были писари? — царь приподнялся на локте, посмотрел вверх. В его чертах читалось непонимание. Александр Матвеевич изобразил пишущего: — Это те, кто пишет, вот так, понял? Таблички! Дуппани⁸!

Царь понял. Кивком указал на еще нетронутое рукой археологов возвышение рядом со своим ложем.

— Здесь?

Царь не ответил.

Солнце жарило весь оставшийся день. И весь день над пустыней раздавались вопли терзаемого им человека. Его кожа и вся остальная плоть высыхали и рассыпались в прах прямо на глазах. Он умолял полить его, пытался снова и снова петь молитвы, но боги не слышали его, а люди оставались безучастными. Только собаки, сбежавшись со всех окрестных сел как по велению свыше, окружили гробницу и выли вместе с тем, кто так упорно хотел вернуться к жизни.

Сима вернулась к ночи. Когда свет фар показался вдали, Александр Матвеевич все еще сидел у гробницы.

— Привезла, — шепнула Сима, склоняясь к уху учителя.

— Кого?

— Переводчика — лингвиста не нашла, муллу, батюшку еще…

— А!..

Помолчали.

— Что он, снова умер?

— Не знаю. Завтра будет видно. Лежит уже часа четыре, не шевелится. Настрадался, бедный… А переводчик какой?

— Сказал, разные языки знает.

— О! Ну так раньше надо было приезжать. Он нам тут столько всего наговорил… Забыл, правда, многое.

Александр Матвеевич тяжело вздохнул.

— Спать пойду. Мулла и батюшка пусть почитают тут. Не помешает. Собак не гнать! Сколько надо, столько пусть и сидят. Бахрому скажи, дежурить надо. Если что, меня будить сразу! Поняла?

— Угу.

— То-то же!

Ночь принесла прохладу. Было тихо. Воздух звенел от тишины! Только собаки изредка разрывали ее пронзительным воем, да два голоса пели на разные лады упокойные молитвы. К утру все стихли.

Еще заря только просыпалась, едва откинув сиреневое покрывало со своего жаркого тела, а Александр Матвеевич уже стоял у гробницы и вглядывался вниз. Чем светлее становилось небо, тем отчетливее белели кости раскопанного царя-жреца. Он лежал неподвижно, на правом боку, сложив руки перед собой и подтянув колени к груди. Нижняя челюсть сдвинулась, и выражение лица-черепа казалось ухмыляющимся.

— Да, задал ты нам трепку! Молчишь? Хорошо, если так.

Археолог спустился в раскоп. Постоял рядом с останками, думая о чем-то своем. Вскоре подошли рабочие, прибежала заспанная Сима. Сторож подошел с собакой. Та легла у самого края, положив голову на мощные лапы и поглядывая то на старого археолога, то вниз — на скелет.

— Что делаем? Второй раскапываем? — зевая, Сима кивком указала на комнату рядом.

— Нет. Тут копать будем, — Александр Матвеевич также кивком указал на возвышение рядом с изголовьем царя. — А его сложи в кувшин. Там какой-то целый стоял.

— Скелет сложить?

— Скелет! — передразнил начальник. — Надеюсь, не выберется.

Сима посмотрела исподлобья.

— Кто не выберется?

Александр Матвеевич не спешил с ответом; осмотрелся вокруг; встретился взглядом с собакой. Матерый алабай⁹ поднял голову в ожидании: стоило только сказать что-нибудь и он сразу бросится исполнять.

— Машина где? — как бы невпопад спросил Александр Матвеевич.

— Там стоит. А что? Ехать куда?

— Да… может, съезжу в Мары¹⁰. А… переводчик вчера на чем уехал?

Сима пожала плечами, силясь вспомнить, был у них вчера переводчик или нет.

— Не знаю, — ответила неопределенно.

Старый археолог искоса взглянул на смертное ложе царя. Скелет на месте. Обод его он сам вчера в свою хибару унес. Привиделось?.. Лучше не спрашивать про муллу и батюшку… но ведь всю ночь пели!

— Сима…

— А-а-а! — девушка отвечала, наклонив хум и всматриваясь внутрь: нет ли каких трещин. Ее голос прозвучал грозным эхом, напомнившим голос ожившего царя.

Александр Матвеевич вздрогнул.

— Не пугай! — шутя посетовал он. — А то придется муллу звать, отчитывать от испуга, — Сима хихикнула. — Чего смеешься? Был у нас тут мулла?

— Не-а, при мне не был.

Александр Матвеевич потер нос, подошел к возвышению у изголовья ложа; долго смотрел на пыльную поверхность. Потом пристроился рядом со скелетом и взялся за лопатку.

— Сима, ты этого побыстрее в кувшин переложи. Сейчас и переложи, не мешкай! И закрой хорошенько! Лежит тут, а то дождь еще пойдет…

Скелет за спиной недовольно хмыкнул.

Примечания

3

Хум — большой кувшин

4

Эном юм — произвольно собранные слова аккадского языка: Жрец мой?

5

Мен — я (туркменский), Шаррум кен — Царь истинный (аккадский)

6

Аи — восклицание, вроде «ах», Арка Шаррум раби — Я — царь великий (акк)

7

Мии (mee (акк)) — вода

8

Дуппани (duppâni) — с шумерского — таблички, документы, расписки

9

Алабай — туркменская овчарка

10

Мары — город в Туркменистане