Арифметика дилетанта. Курильский детектив

Галина Бочарова

Детектив, чей сюжет разворачивается на фоне экзотических красот Курильских островов. Присланный из Петербурга эксперт по медицине предпринимает попытку расследовать дело убитого геолога. Ему предстоит пройти трудный путь как в прямом, так и переносном смысле. Кажется, против него ополчились все: природа, люди и даже собственное чутье. След убийцы находится на вершине полупотухшего вулкана, где идет добыча рения – крайне редкого и очень дорогого металла…

© Галина Бочарова, 2019

ISBN 978-5-4496-9868-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Арифметика дилетанта

Курильский детектив

У меня никогда не было друзей. Так, чтобы по-настоящему. Думаю, причиной этого стал я сам. Но я не люблю копаться в себе, не люблю всех этих психоаналитических штучек.

Вот почему я сейчас еду на Север — мой собственный маленький протест против фальшивых идеалов и навязанных обществом отношений. Жить в изоляции, посреди снегов с медведями и рыбаками — что может быть лучше для истрепанного стандартами цивилизации сердца? Фу, какая гнусь!

За узким оконцем иллюминатора плескалась нудная серовато-синяя полоска моря — никакого контраста с небом и туманными, как будто затянутыми дымкой береговыми очертаниями. На фотографиях Курилы выглядели куда как привлекательнее, наверное, благодаря мощи графического редактора. Я был слегка разочарован, когда предо мной вытянулась холмистая, покрытая грязной травой равнина, изрезанная, как праздничный пирог ломтями, домами и заводами. В сезон острова оживлялись. Процветающий рыбный промысел привлекал сюда сезонных рабочих: баржи, лодки, катера так и сновали вдоль акватории, курились коптильни, а два теплохода привозили с Сахалина мешки, набитые солью.

Кто-то в машинном отделении решил поприветствовать аборигенов и дал гудок, раскатившийся низким протяжным басом над сонной тишиной этих мест. Я, наконец, собрался, покинул свою каюту и выглянул на палубу. В лицо немедленно повеял холодный, пропитанный йодом бриз. Справа, за линией синих холмов, вздымалась конусовидная кривобокая гора, из чрева которой валил клубами пепельный дым. Она изрыгала его в тяжелое, влажно набухшее небо, и он плыл, воздвигая объемные башни и непрестанно меняя их очертания, словно лепил из пластилина и сгоревшей древесной коры трехмерные картины.

— Ну как? Хорошо? — спросил кто-то из команды и загадочно улыбнулся.

Я кивнул и сплюнул соль и пепел непонятно как оказавшийся у меня во рту. Рядом взволнованно гомонели немногочисленные пассажиры, свесившиеся за борт и вооруженные фото и видеотехникой. Здесь, у этих пляжей из черного песка и базальтовых скал, подошло к концу наше двухдневное путешествие на теплоходе.

— Оп-пять понаехали тут! — невнятно проворчал мрачный мужик в ответ на вопрос как добраться до Горячих ключей. Он осматривал резиновую надувную лодку и я, насвистывая, присоединился к его занятию. Может из любопытства, а может, надеясь, что смогу настроить его на миролюбивый лад.

— Константино-ов! — донес до меня ветер чей-то окрик, и я вздрогнул, обернулся и, сдвинув брови, засунул правую руку в карман. Навстречу бежал рослый загорелый мужчина. Курчавая темно-русая поросль занимала, наверное, большую часть его лица, так что я видел лишь большой облупленный нос и веселые сверкающие глаза.

— Наконец-то, я вас нашел!

Слава Богу, хоть кто-то здесь доволен жизнью, я всунул ладонь в его горячую влажную руку и ощутил крепкое рукопожатие.

— Наши командировали меня еще два часа назад. Я, признаться, заскучал в машине и зашел в столовую, пропустить рюмочку.

Я сдержанно кивнул, и мы отправились к машине. Судя по внешнему виду — это была консервная банка на колесах, странно как она вообще могла передвигаться.

— А вы поездите по нашему бездорожью, — ухмыльнулся мой новый знакомец и уселся в водительское кресло — ввинтился, я бы сказал, как штопор в бутылку. — Советую пристегнуться. А до вулкана вообще несколько километров понадобится идти пешком.

— А разве мы сразу отправимся на разработку? — я нахмурился.

— Нет, конечно. Отдохните сначала, акклиматизируйтесь… Разве он куда с вулкана денется? Как лежал, так и будет лежать.

Мой собеседник легонько вздохнул.

Мы гнали по полосе отлива — странным черно-белым пескам, а справа от нас шипело пенной пастью Охотское море. Его волны силились дотянуться до колес «лендровера», размыть почву под ними и утащить машину в свою ненасытную и неприветливую утробу. Я вспотел от волнения, когда особенно мощная волна плеснула впереди, а под днищем зашуршали песок и крабы. Однако водитель, судя по всему, не испытывал напряжения, так что я тоже постарался расслабиться и любоваться видами. Тут уже никакая графика не смогла бы передать величия и мрачности белых пемзовых скал на фоне темно-синего, почти черного неба, и ощущения тревоги и звериной силы, возникающих при взгляде на них. Этот край был, как осколок параллельного мира, вышвырнутый в пространсвенно-веременной портал, и здесь заканчивалась знакомая мне Вселенная.

Мы взяли вглубь острова и выехали на более-менее разъезженную дорогу. Вдоль невысоких столбов в три ряда была натянута колючая проволока, на которой болтался жестяной щиток. Погранзастава, — гласила надпись, — в/ч 71436. В нескольких километрах кто-то приладил указатель: Горячие Ключи — 3 км, Курильск — 36 км, Москва — 9 581 км, Майами — 9 750 км.

— Вы с ними еще успеете познакомиться, — бородач кивнул в сторону гипотетического палаточного городка. — Если бы не они, Горячие Ключи постигла бы та же участь, что и многие села здесь. Они бы перестали существовать.

Горячие Ключи встретили нас чисто совдеповской архитектурой, частично разбавленной колоритным духом русской глубинки и следами современной цивилизации. Какая-то древняя старушенция в платке и дореволюционной фуфайке тащила по кривой дороге упирающуюся козу. Внезапно в закинутой за плечи котомке вроде авоськи завибрировал телефон. Причитая и пытаясь не упустить козу, бабка стянула авоську, выудила оттуда телефон и гаркнула, что есть мочи: «Але, Коля?!» голос Коли мы тоже отчетливо услыхали — бабка, очевидно, когда-то включила громкую связь и не знала, как выключить. А может, просто не заметила…

Мужик, подпирающий плечами серую цементную стену какого-то здания, приветливо помахал нам рукой, когда «лендровер» свернул с дороги и практически въехал носом в торец дома.

— Что так поздно-то, Васильич? — осведомился он у водителя.

— Ничего не поздно, — запротестовал бородач. — Как раз к ужину.

В этот момент обитая железом дверь дома с грохотом распахнулась и на крыльцо выпрыгнул голый по пояс мужик. Его глаза были дико вытаращены, а лицо преисполнено немого ужаса. Не говоря ни слова, он скатился с крыльца и помчался куда-то за угол.

— Ну вот, опять…. — недовольно протянул Васильич и, обернувшись ко мне, заявил: — Никогда не пейте воду из горных ручьев. Она здесь насыщена щелочью и кремниевой кислотой. А-а, Любаня….

На ступеньках показалась застенчивая коротко стриженая девушка. Ее лицо было сплошь усеяно веснушками, над верхней губой темнел едва заметный пушок. Она подошла ко мне и, улыбнувшись, протянула руку:

— Люба. Григорьева.

— Ах ты, Боже мой! — встрепенулся бородач. — А ведь я-то сам за всю дорогу даже не представился. — Кононов Василий Васильевич, можно просто Васильич. Я начальник изыскательных работ. А вот это дядя Сева, наш шофер. Единственный, кто может справиться с «танковозом».

— Танковозом? — я удивленно приподнял брови.

— Да, это наша рабочая машина, — дядя Сева невозмутимо подмигнул. — Пойдем в гараж, и я покажу тебе этого зверя.

— Да погоди ты со своим зверем…. Надо для начала подкрепиться.

— Кстати, тот, убежавший в кусты чудак, Петр Евсеев. Он наш техник. Голова у него варит замечательно, желудок — не очень….

Внутри дома было темно и прохладно. Под потолком горела единственная голая лампочка, чья грушевидная тень, двоясь, ложилась на стены и лицо сидящего вполоборота к двери рыжеволосого человека. Он читал книгу, склонив подбородок к груди, а в его четком профиле мне чудились гордые мраморные носы древнегреческих царей и героев.

— Эксперт прибыл, — лаконично бросил Кононов, садясь за выщербленный конопатый стол. Тут же ему на колени прыгнул крупный куцехвостый кот и принялся умываться лапой.

— Приветствую вас! — рыжий захлопнул книгу и приподнялся мне на встречу. Скосив взгляд, я прочел название и ухмыльнулся.

— Константинов, — я встряхнул его руку. — Павел.

Кожа его оказалась сухой и холодной на ощупь, что доставило мне неожиданное удовольствие.

— Горохов Марк, — более незвучного сочетания имени и фамилии я не берусь и придумать. — Спасибо что почтили нас своим присутствием. Не знаю, как бы мы разобрались здесь без представителя закона.

Любаня тихо охнула. Я пожал плечами.

— Не любите полицейских? Примем к сведению!

Он вытаращился, хотел что-то резко возразить, но вдруг передумал и сжал губы в тонкую линию, так что они побелели и почти слились с кожей подбородка.

— А где же наш эксцентричный богач? — осведомился я у него миролюбиво.

— Присоединится к компании попозже, — процедил он сквозь зубы.

— Пожалуйста, садитесь! Вы, наверное, голодны? — меняя тему, пропищала Любаня и убежала куда-то, вернувшись с замызганной кастрюлей, из которой торчал половник.

«А на ужин у нас гороховый суп», подумал я неосознанно, но Любаня приоткрыла крышку, и в нос ударил ядреный специфический аромат вареной рыбы.

— Надеюсь, вы любите уху? — робко поинтересовалась она, а Васильич громогласно расхохотался и прокомментировал:

— Итуруп, Итуруп… С рыбой чай, с рыбой суп!

Рыжий от ужина отказался и вновь засел за свою книгу. Дядя Сева накрошил черного хлеба в желтоватую жижу, поддернутую янтарной пленочкой жира, и принялся уплетать за обе щеки так, словно сутки не ел.

— Завтра ранний подъем — в пять часов, — предупредил Васильич. — Северо-восточный склон вулкана более пологий, чем юго-западный, но весь зарос кедровым стлаником. Его придется преодолевать пешком. Всю аппаратуру и необходимые вещи тащим в рюкзаках за плечами, так что берите по минимуму. Высота приличная — примерно 986 метров, и идти будет тяжело.

Я почувствовал противную слабость в ногах. Не переоценил ли я свои силы, когда двинул на край мира в поисках морального убежища?

Мой рассеянный взгляд ткнулся в лицо рыжеволосого красавца, выражавшее предельную степень злорадства. Мною овладела ярость.

— Отлично, — кивнул я. — Люблю пешие прогулки в горы.

— Снаряжение лучше проверьте с вечера. Мало ли что.

Лампочка под потолком колыхнулась от порыва ветра, ворвавшегося в дом через распахнутую дверь. Я удивился, отметив, что на улице уже стемнело. Да, сумерки наступали здесь внезапно.

— Здравствуйте! — голый по пояс мужик больше не выглядел дико, наоборот, на него снизошло умиротворение. Вспомнив о его проблеме, я на всякий случай спрятал правую руку за спину.

— Однако, я себе чуть зад не отморозил, — сообщил он присутствующим, плюхнувшись на свободное место. — А еще лето!

— Цыц! Неженка! — прикрикнул на него Васильич. — Здесь кое-кто вообще с юга приехал.

— Это с какого? — полюбопытствовал техник с плохим желудком. Презрев все нормы санитарии, он руками отломил изрядный ломоть от хлебной ковриги и тут же запхал его в рот. Я понял, почему его пищеварительный тракт бунтовал время от времени.

— Я родом из Крыма, — любезно ответил я и внезапно решил, что уху точно не доем. Аппетит как-то испортился. — Хотя уже давно живу в Питере.

— Ого-го! — присвистнул Петр. — А тоже, кстати, с юга. Из Москвы.

Он расхохотался, покачиваясь на табурете, и гоготал так долго, что Васильич и Любаня тоже заулыбались.

— Ладно, хорош, — оборвал его начальник изыскательных работ. — Пора отправляться на боковую. Завтра, — он сделал паузу и выдал великолепный зевок, — вставать в рань несусветную.

Танковоз дяди Севы оказался военным грузовиком, переделанным по подобию бронемашины. Армированные покрышки, стальная коробка, скрывающая двигатель и топливный бак, на окнах — съемные щитки из такого же сплава, бронированный кузов и электрическая лебедка на переднем бампере. Последнее, чтобы вытаскивать машину из трясины, пояснил ее бессменный шофер, сосредоточенно ворочая баранку. Видимость из-за плотного тумана и сумерек была нулевая, мощные прожекторные фары едва ли освещали путь на два метра впереди колес, но дядя Сева чувствовал себя вполне уверенно. Я занял место на втором сидении, а между нами втиснулась Любаня. Остальные с оборудованием и походным снаряжением забрались в кузов, сообщающийся с водительской кабиной переговорным устройством наподобие интеркома.

— Чувствую себя внутри этого грузовика, как в бронежилете, — признался я. — Где вы его взяли?

— Военные в карты проиграли. Их генерал мастак в покер резаться да и выпить любит, — дядя Сева с нежностью похлопал по баранке. — А ведь я сам его усовершенствовал, практически в одиночку.

Я уважительно присвистнул.

— Ничего себе!

— Да. Рельеф здесь каверзный: провалы, броды, глина, острые скользкие камни, так что в пору иметь шины с присосками… По какому только бездорожью я не ездил.

— Да, дядя Сева, вырулит там, где другой безнадежно застрянет, — подхватила Любаня. — Для нас это очень важно: снаряжение весит чуть ли не тонну. Впрочем, вы помогали в погрузке… Помните?

Да уж. Я помнил. Мысль о том, что вскоре большую его часть придется тащить на себе, не радовала.

— Я слышала, что вы добровольно вызвались на это задание, — робко заикнулась девушка, невзначай наступив на больную мозоль. Мое прошлое стало натоптышем и не доставляло мне ничего, кроме хлопот и неприятных воспоминаний. — То есть, я хочу сказать, здесь жизнь не сахар… Странно. А у вас ведь была успешная карьера. То есть хорошее место… Я имею в виду, что это не типичный поступок… э-ээ, в сложившихся обстоятельствах.

Она смешалась и покраснела. Это мне понравилось. Через пару дней она будет считать меня пренеприятнейшим типом, холодным, равнодушным, циничным… Но пока ее мнение обо мне не сформировалось, я мог выглядеть даже героем.

— Захотелось сменить обстановку, скажем так, — неопределенно ответил я и замкнулся. Пришлось ей довольствоваться этим скупым ответом.

Меж тем мир за толстым стеклом просветлел, и я увидел, что мы вновь едем по черно-белому песку, удивительно плотному и блестящему. Своим цветом и фактурой он был обязан титаномагниевому сплаву, выветренному из вулканических скал в виде мелкого дисперсного порошка. Крики чаек, реявших несметными толпами над морем, оглушали нас. На каменных, омытых соленой водой голышах, я увидел тушу крупного кашалота. Она уже начала гнить с головы и была обсижена стаями птиц. Солнце всходило по левую руку от нас, пронзая длинными лучезарными снопами света плотный слой облаков и начинающий рассеиваться туман.

— Там, впереди… что это? — я подался к лобовому стеклу, силясь различить очертания какого-то крупного зверя, вышедшего перед нами на дорогу.

— Медведь, — просто ответил дядя Сева. — Их здесь, как в зоопарке. А это, видимо, матуха. Глянь, два медвежонка следом бегут.

Мать стояла на задних лапах, окутанная полупрозрачной белесой дымкой и нюхала воздух. Ее обвисшее брюхо было отмечено четырьмя вытянутыми сосками, к одному из которых тянулся смешной косолапый мишка. Она обнажила клыки в едва слышном рыке и двинула малышу по уху. Он упал, заревев во весь голос, а медведица внезапно рухнула на все четыре лапы и пустилась наутек. Малыши побежали следом.

Ожили и затрещали динамики интеркома.

— Не дайте ему заморочить вам голову, — раздался голос Евсеева. — Дядя Сева любит поохотиться в одиночку, но и байки слагать горазд. Свидетелей нет: правда его подвиги али красивая выдумка?

— Помолчи, Евсеев, — скривился шофер. — Я могу попасть в крошечный кружок, нарисованный на пустой жестянке с расстояния в сто шагов. А ты, слепыш, даже жестянки не увидишь.

— Это я-то не увижу? — обиделся Евсеев. Он мрачно шмыгнул носом. — Ну да, не увижу. Попробовал бы ты с мое посидеть за компьютером. А я, между прочим….

Он вдруг умолк, и в напряженной тишине слышалось только его частое прерывистое дыхание.

— Останови машину, — потребовал он спустя несколько секунд.

— Чего? — не понял дядя Сева.

— Ой, не могу!… Останови машину.

Дядя Сева резко ударил по тормозам, так что ремни больно врезались в мою грудь, а Евсеев, бормоча что-то невнятное, с грохотом ударил в заднюю дверь и спрыгнул с грузовика.

— Ну вот, опять штаны потерял!.. — обреченно вздохнул кто-то в кузове. — Говорил, не надо его брать…

— Не, ну как мы без него… Он же все-таки голова…

Примерно через полчаса Евсеев вернулся.

— Ты что?! — набросился на него Васильич. — Еще дольше посидеть не мог?

— Я долго искал…, — оправдывался техник.

— Что именно? Подходящую скалу? В следующий раз приспичит — бери горшок. Мы ради тебя не будем делать такие длительные остановки. Ну, поехали!..

Васильич крепко стукнул по кабине, и танковоз послушно заурчал, разбрасывая под колесами черную грязь.

Еще через полчаса туман рассеялся окончательно, и я увидел, что характер местности претерпел значительные изменения. Теперь танковоз переваливался по заболоченной низине: под колесами хлюпало и чавкало, и оглушительно стрекотало, а от яркого сочного разнотравья рябило в глазах. Мы вламывались в кустарниковые заросли каких-то древовидных лиан, пугая стаи крылатых насекомых, и они взмывали в уже по-летнему солнечное небо, сверкая радужными крыльями, изумрудной, сапфировой и темно-кровавой надкостницей. Кое-кто из них с громким хрустом падал на капот, давая рассмотреть свои кофейного цвета усы и фасетчатые, темные, как ртуть, глаза, затем возился, примерялся и с трескотней и жужжанием взмывал ввысь, словно маленький вертолет.

А затем и солнце, и пестрый ковер зелени, и разноголосый хор обитателей низины, исчезли так внезапно, словно сменили слайды в калейдоскопе, и танковоз вновь очутился на узкой полоске из черно-белого песка. С двух сторон на него грозно надвинулись неистовые стихии: Охотское море и Тихий океан. Ветер ударил о стекла моросью и мелкими градинками, коварные полосы змеевидного тумана, вяло текущие со стороны океана по низине, обрамленной сопками, облепили нас, лишив зрения, и дядя Сева был вынужден сбросил скорость.

— Здесь всегда так, — почему-то шепотом пояснила Любаня. — Это Ветровой перешеек. Мы уже прошли часть пути.

Ее каштаново-рыжие брови стали мокрыми, веснушки резче выступили на лице. Я кивнул и поднял стекло, чтобы она не мерзла.

Машина миновала проржавевшие танковые башни на бетонных кубах, оставшиеся здесь со времен гражданской войны, и стала взбираться вверх по склону. В небе громыхнуло и тут же, без всякого предупреждения, обрушился ливень. Он омывал хлесткими потоками стекла, так что дворники не справлялись с нагрузкой. Правое заднее колесо забуксовало, с натужным скрежетом пытаясь вырваться из ямки и разбрасывая далеко летящую грязь.

— Ы-ыы… — сказал дядя Сева, налегая грудью на руль. А потом еще раз: — Ы-ыыы!

— Ничего не получится! — крикнул Васильич в кабину. — Надо вытаскивать.

— Я пойду, — вызвался рыжеволосый. — Дайте мне плащ.

Где-то сзади хлопнула дверца, и за мутным, в пенящихся разводах стеклом, я увидел сгорбленную тонкую фигуру. Ветер смял дождевик в складки, влажный полиэтилен облепил тело, и Горохов стал похож на тающего снеговика. Он вцепился в бампер и как будто что-то оторвал от него. Это был крюк на стальном тросе, который начал мерно разматываться вслед за уходящим Марком. Сидя в кабине, мы могли ощущать вибрацию и тонкий жужжащий звук. Затем внезапно все стихло. Две-три минуты, в течение которых он должен был дойти до какого-нибудь подходящего дерева и просигналить, чтобы дядя Сева выключил лебедку, минули. Марк не шел. Серая тьма впереди была по-прежнему непроницаема.

— Что-то случилось, — обеспокоилась Люба.

— Подождем еще чуток, может быть, он крепит трос, — Васильич нахмурился и всосал в себя изрядный пук курчавых волос.

— Я проверю, — не знаю, зачем я сказал это. Мне отнюдь не хотелось очутиться под холодным душем и балансировать над пропастью на скользких камнях. Но я открыл дверцу и выскочил наружу. Дождь тут же плеснул мне за шиворот и промочил до нитки. Только носки в ботинках еще оставались сухими.

Положение машины было незавидным. Она застряла меж камней, опасно накреняясь к обрыву, а ее правое колесо, выскочив из каменной щели, висело в воздухе. Сталь корпуса, украшенная в два ряда шляпками гвоздей, блестела, омытая дождевой водой, словно зеркало. Нет спору, зрелище было красивым, но погодные условия не те, чтобы любоваться. Поэтому я просто развернулся и пошел искать Марка. Он стоял, обхватив руками тощее кривое дерево, и даже не обернулся, когда я позвал его по имени. Приблизившись, я увидел, что левая рука Марка попала в расселину в стволе дерева и застряла в ней намертво. Кровообращение нарушилось, и кисть покрылась пугающей синевой. Трос он уже успел закрепить, плотно вогнав крюк в черную разбухшую древесину у самого основания разбитой молнией березы. Каким же образом ладонь его оказалась зажатой на метр выше установленного крепления, оставалось загадкой. Я крикнул ему, чтобы он не шевелился и попробовал выдернуть руку, ухватившись за нее повыше кисти. Он вскрикнул от боли, потому что щепы вонзились ему в плоть, и из пореза выступила кровь. Разбавленная водой, она приобретала приятный розовый цвет и, пенясь, сбегала вниз по рукаву полиэтиленового плаща. Наконец, я сообразил воткнуть в расщепленный ствол рычаг из валяющейся рядом суковатой палки, и изо всех сил налег на него. Трещина в дереве разошлась, и Марк смог выдернуть руку.

— Порядок! — прохрипел он, потому что на большее был не способен. Уходим, хотел сказать я рыжику, но оступился на скользком голыше, и грандиозный удар потряс мою челюсть, неожиданно и мощно соприкоснувшуюся с каменистой почвой. Зубы, кровь и ошметки кожи я оставил сверху, а сам ухнул вниз по склону, увлекаемый маленьким селевым потоком, швыряющим с боку на бок мое неуклюжее тело и дробящим мои ребра.

Падая, я пытался зацепиться о выступы, но только поранил пальцы. Затем неожиданно рухнул в кусты и застрял. Мне повезло, внизу, метрах в двух от того места, где я сидел, виднелся небольшой карниз шириной в ладонь. Если бы не кусты, я бы запросто пролетел мимо, а катиться вниз, насколько я мог судить отсюда, пришлось бы еще довольно долго.

Попробовав пошевелить членами, чтобы убедится, что все кости целы, я ойкнул, от резкой боли, прострелившей правую ключицу. Шея ворочалась с превеликим трудом.

— Э-эй! Ты как?!.. — я поднял лицо, приняв на себя очередную порцию воды, грязи и мелких камней, а, проморгавшись и вытряхнув мусор из волос, рассмотрел встревоженную физиономию Марка, склонившуюся над обрывом. Он лежал, прижавшись пузом к земле, и уцепившись для баланса руками за зыбкие валуны.

— Замечательно! — съязвил я. Челюсть моя уже начала распухать. — Еще бы чашку кофе сюда. А то я как-то продрог…

Он ухмыльнулся.

— Вытащи машину, и подгоните ее поближе к пропасти. Затем сбросишь мне трос….

Он на миг исчез, как оказалось, чтобы прыгнуть на ноги. После чего его обернутая клеенчатым капюшоном голова вновь замаячила на фоне сизых туч, в потоках воды, низвергающихся с неба. Он не двигался. Он пристально смотрел куда-то за мое плечо. Начиная терять терпение, я обернулся и обомлел. Из грота в нижней части скалы торчала косматая медвежья голова. Зверь недовольно поводил носом, фыркал, когда капли брызгами разбивались о морду и постепенно вытаскивал свое могучее, но худощавое тело на свет божий.

— Марк, у тебя есть оружие? — завопил я с ужасом. — Беги за ружьем! А лучше приведи дядю Севу!

Но он, казалось, не слышал. Просто стоял там и пялился, засунув руки в рукава.

— Да ты оглох, что ли?! — задохнулся я возмущением. Кроме того, я начал нервничать, потому что медведь уже подошел к карнизу и с явным любопытством его исследовал.

Тогда он встал на одно колено, и я увидел, как зашевелились его губы. Он что-то говорил.

— Да иди же!.. О Боже!

Страх сменился яростью. Согнув руку в локте, я уперся им в ветку и развернул корпус так, чтобы оказаться лицом к пористому шершавому камню. Нащупать ногой небольшой выступ здесь и схватиться рукой за вон ту гряду, выщербленную в известняке непогодой. Еще немного подтянуться и оказаться на метр ближе к козырьку, прижаться щекой и грудью к камню и сместить вес тела на правую сторону… Ключицу снова прострелило, и я застонал, почти захныкал от бессилия, злобы и страха. Дайте только добраться до верха, и я выбью оторопь из этого растерявшегося рыжеволосого красавца. Превозмогая ломоту в шейных позвонках, я задрал голову, желая сообщить ему о своих намерениях. И вот тогда…. Кровь бросилась мне в лицо. Он улыбался. Перед глазами медленно всплыло название книги, которую он читал в памятный день нашей встречи, и я похолодел. Спиной я уже чувствовал, как остры камни у подножия скал — лучше прыгнуть, чем позволить зверю рвать живьем твою плоть.

— Помогите! — прошептал я, жарко дыша в холодный влажный камень. — Помогите….

Отчаяние охватило меня. Словно чья-то невидимая рука выросла в груди и, растопырив пальцы, пыталась выбраться наружу, комкая сердце и легкие, так что кровь бешено пульсировала с сосудах от напряжения и в голове помутилось.

Там наверху раздался какой-то шум, затем чей-то испуганный голос произнес:

— Ну и ну!

Это был Васильич. Клянусь, он выглядел просто божественно! Внутри сразу потеплело, руки стали мягкими, ватными, а глаза жгло. Я не сразу понял, что это слезы.

— Держись! — крикнул он мне. — Я сейчас сбегаю за тросом!

— И ружье прихвати! — прохрипел я, глянув со злорадством на Марка. Тогда этот нахал ободряюще мне улыбнулся!

Вот погоди…. Когда я исследую останки, я найду способ доказать… ведь не может быть, чтоб ты не оставил следов!

Я обвязался веревочным тросом, а они стали тянуть. Я карабкался, отталкиваясь руками и ногами, но то и дело терял центр тяжести, ударялся о камни коленками, боком, ободрал штаны, но наконец-то выбрался.

Обняв землю, я какое-то время лежал под проливным дождем, затем встал и изо всей силы съездил Марка по уху. Он шлепнулся в лужу, а я стоял и с наслаждением любовался грязью на его плаще и волосах.

— Ты что? — изумился Васильич. Остальные, судя по выражению их лиц, думали, будто я чокнулся от пережитого.

— Этот негодяй пытался меня убить! — заявление было серьезным, особенно из моих уст. Ведь я как-никак представитель закона.

— Он видел, что я нахожусь в смертельной опасности, но даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Я видел улыбку на его роже!

— Тебе пригрезилось, — он поднялся и спокойно отряхнул плащ. — Я просто оценивал ситуацию.

— В самом деле? — ядовито наподдал я. — Для тебя она сложилась просто идеально.

— Что вы имеете в виду? — резко спросила Люба.

— Он знает, — буркнул я.

Невинность и недоумение, отразившееся на лице Марка, были сродни какой-то ангельской безгрешности. Даже вываляв его в грязи, я не смог запятнать его святости, а лишь очернил самого себя. Он чуть вздохнул и покачал головой, мол дядя полицейский просто сильно стукнулся башкой.

Конец ознакомительного фрагмента.