Что делать? Из рассказов о новых людях – век спустя

Гавриил Яковлевич Кротов

Роман «Что делать?» был написан Николаем Гавриловичем Чернышевским в 1862—1863 годах, во время пребывания под арестом в Петропавловской крепости. Роман с таким же названием был написан Гавриилом Яковлевичем Кротовым в исправительно-трудовой колонии, где автор отбывал срок за якобы антисоветскую деятельность. Ему разрешили писать при условии, что это будет только подражание. Это как бы подражание Чернышевскому уцелело. Но это была попытка представить осуществление идеала в новую, советскую эпоху.

Предисловие

С какой целью я начал этот труд? Может, вы подумаете, что я пишу от нечего делать? Но в этом случае есть великолепное средство — ничего не делать. Такое состояние безделья мы даже называем отдыхом. Ведь как бы ни был бездарен роман, работа над ним влечёт муки творчества, неудовлетворённость от бессилия выразить то, что хотелось бы сказать и что нужно сказать.

Может быть, вас обидит, что я пародирую Чернышевского, но я сам бы счёл это святотатством, если бы это было так, но я не пародирую, а продолжаю Чернышевского — его герои перенесены в условия нашего времени.

Может быть, вы упрекнёте меня в том, что я со своим безвестным именем и слабеньким талантом берусь решать такие проблемы, которые были бы под силу Шолохову, Федину, Аксёнову, но они молчат, а я не могу молчать. Так бы и следовало назвать мой роман.

Всё это я предвижу и понимаю.

У меня нет и тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это всё-таки ничего — читай, добрейшая публика! Прочтёшь не без пользы. Истина хорошая вещь — она окупает недостатки писателя, который служит ей. Поэтому я скажу тебе: если бы я не предупредил тебя, могло бы показать, что повесть написана художественно. Но я предупредил, что таланта у меня нет — ты будешь знать теперь, что все достоинства повествования даны ему только истинностью.

Да, дорогой читатель, должен предупредить, что я выдвигаю проблемы, но не решаю их и не вычёркиваю из заглавия вопросительного знака. Это значит, что многое ещё нужно искать.

Я знаю, что в наше время появились ищущие люди. Их мнениями я дорожу и вперёд знаю, что они за меня. Добрые и сильные, честные и умелые, вы во все времена возникаете между людьми, а теперь вас уже немало и быстро становится всё больше. Если бы вы были публика, мне уже не нужно было бы писать; если бы вас ещё не было, мне ещё не было бы можно писать. Но вы ещё не публика, а уже вы есть между публикой — поэтому писать мне нужно и должно.

Герой моего романа — Лопухов, но не тот Лопухов, который жил сто лет тому назад, а его потомок. Не будем копаться в родословной моего героя, примем его таким, каков он есть. Посмотрим более внимательно на него самого.

Пока что мы знаем, что он студент Тимирязевской академии. Сам Лопухов положительно знал, что он окончит институт и будет аспирантом. Это давало основания если не гордиться, то, по крайней мере, быть довольным самим собой и чувствовать себя спокойно. Но Лопухов не был спокоен. Он, как и все, побаивался учения и практики, не потому что он боялся, что не усвоит материала и не сдаст зачётов, а опасался бесплодности своих знаний и постоянно чувствовал, будто вместо макарон проглотил бумажный серпантин.

Это черта любопытная. В последние десять лет стали появляться между некоторыми лучшими студентами этакие нигилисты, не верящие в полученные знания. Тут не было страха за личное материальное благополучие. Можно было стать аспирантом и получить кафедру или получить должность и приобрести авторитет. К тридцати годам сделаться главным, в 35 лет перейти в областную номенклатуру, а в 45 лет работать в центре. Но они, видите ли, рассуждали иначе: по их мнению, наука всё ещё находится в младенческом состоянии, и такой её уровень не соответствует существующему ныне строю. Наша наука и организация хозяйства должны иметь наглядное преимущество перед буржуазной наукой, а тем более хозяйством, хотя бы в отношении два к одному.

И вот они для пользы любимой науки охотно бросают учение или работу в благополучном хозяйстве. Бранят их на чём свет стоит, но они всё же посвящают все свои силы этой самой науке или этому самому хозяйству. Они отказываются от дипломов и материальных благ, оставляют альма матер и идут рядовыми работниками на практическое дело. Иногда как будто не связанное с избранной отраслью. И здесь они не думают о личном заработке, а идут на лишения и неудобства, не замечая их. Поэтому они не связывают себя семьёй, ради которой пришлось бы идти на уступки собственной совести. И, если женятся, то находят себе такую же чудачку, согласную кочевать с места на место и растить детей в спартанских условиях.

Не думают они и о своём послужном списке. Меняют иногда не только место работы, но и род занятий, оставляя агрономию ради строительства, механизации или химии. Они ищут каких-то новых знаний, вернее, комплекса их. Как они увязывают агрономию с архитектурой или судостроением, педагогикой медициной, ихтиологией — сразу, пожалуй, и не поймёшь.

Им не даёт покоя вопрос «Что делать?», и они ищут ответ на него.