Панихида по Бездне

Гавриил Данов

Город, потопленный в темноте, одичавшие твари, что сочатся злобой, и проклятье, укоренившееся в судьбах каждого, кому не посчастливилось оказаться здесь, в лоне присносущего мрака. Эта книга про зло, боль и свет, что должен гореть над головами.

Глава 9. Залитый зелёным огнём

Томас так и не вернулся к пледу. Он остался у боковых перил, не решаясь сделать и шага прочь. Его неспокойные глаза рыскали по всей округе, поминутно цепляясь то за сталактиты в вышине, то за пылающий свет, доносящийся из-за тумана. Будто Томас надеялся увидеть в них ответ. Но ни в зелёных огнях на горизонте, ни на тёмном скальном потолке таких ответов не водилось. В одночасье разбитый на мелкие осколки Томас не смел отпустить руки, что крепко сдавливали стальные перекладины перил. Его мысли бросало из стороны в сторону, и не возникало даже мельчайшей идейки, чтобы остановить их безумный ход. Оттого Томас всё сильнее распылялся. Его недоумевающие позывы перерастали в гневные всплески. Томас не знал, что делать и как всё объяснить, поэтому его разум обращался в оборону.

Лицо свернулось в диком напряжении. Он вдруг почувствовал колкую боль в голове, уходящую куда-то вниз. Скрежеща зубами, он дёрганно повернулся к Капитану, который смотрел на него отчасти поражённым взглядом.

— Что за идиотизм?! Почему? Да как это вообще возможно?! — кричал Томас, впиваясь одичалыми глазами в лицо Капитана. — Это… это… ЭТО БРЕД! — взвизгивая, проговорил он.

Томас распылялся и громко кричал. Выбрасывал громкие, зачастую бессвязные слова, и они оседали своей несуразной глупостью в воздухе. Томас задевал словами всё случившееся, но в основном лишь бессмысленно вопрошал. Он высказывал все эти гневные позывы грубыми формами в лицо Капитана так, будто это он повинен в произошедшем и теперь несёт ответ. Томас сворачивал свою речь в самые безумные стороны, стараясь внятнее описать произошедшее с ним, до тех пор, пока не выдохся. Томас освободил голову от нагнетённого в неё проблемами давления и, осипнув, осторожно сел, множество раз повторяя: «Я не понимаю».

На всём продолжении долгой и в некотором роде оскорбительной тирады Томаса Капитан молчал. Он выслушал очень внимательно всё то пакостное, что вылилось ему в уши, не поведя и бровью. Только когда подошёл конец, он немного откашлялся, поправил шейный платок и спросил:

— Закончил?

Томас ответил молчанием и грустным видом.

— Это не мои проблемы, — так спокойно и беспристрастно, будто и не сказал ничего вовсе.

Прозвучавшее ничуть не удивило Томаса. Он лишь убеждённо вскинул бровями, точно именно этого ожидал.

— Всем плевать, что с тобой станется. Будешь ты съеден химерой или просто прирезан привселюдно на улице — никто о тебе не заплачет. Всё вот это, что ты там наговорил, это твоя слабость, твоя проблема. Не найдётся добровольной души, что с тобой эту проблему просто так разделит. Она твоя, и решать её тебе. А потому запихни свою истерику в то место‚ которым ты думаешь‚ и прими чистосердечный совет. Не считай, что вправе поливать людей говном из-за того, что тебя жизнь поимела! Она всех поимела, просто кому-то хватает совести вытерпеть‚ не подав виду, — Капитан высказал это с озверевшим лицом. Не позволяя себе переходить на прямые оскорбления, он обрушивался на Томаса тяжёлыми словами, что звучали подобно грому. Закончив говорить, Капитан резко отвернулся от Томаса, стараясь закрепить сказанное о безразличии. Он взялся за штурвал и продолжил держать путь на сияющую зелёным звезду вдалеке.

Томас внимательно выслушал слова Капитана, что своей резкостью привели его в чувство. Полностью выбитая ими истерика уступила место знакомому до боли вопрошанию. Он снова спрашивал и снова не находил ответов в голове. Томас вернулся к тому‚ с чего всё началось. Снова въедчивое чувство собственной незначимости. Ничего не было под контролем‚ и оттого страх становился не просто всеобъемлющим, а‚ казалось‚ хронически неодолимым.

Лёгкое, щекотливое чувство овило руку. Глория мягкой шерстью тёрлась о кожу Томаса, поглядывая в его лицо просящими взять на руки глазами. И Томас взял. Он прогладил вдоль тела руками‚ обхватил её под бока и переложил себе на ноги. Пальцы зарываются в угольные волосинки. Глория мурлычет. Возможно, впервые Томас слышит этот прелестный звук. Впервые слышит успокаивающий голос кошки. Всего несколько мгновений спустя Томас вылавливает из остывшей головы уверенность и придаёт ей форму вопроса.

— Как мне выбраться? — так же, как Капитан ранее, спокойно и размеренно спросил Томас.

Тяжело выдохнув, Капитан несколько секунд помолчал, изыскивая, как бы ответить так, чтобы оградить себя от последующих вопросов и дать понять, что он не тот человек, которого о таком нужно расспрашивать.

— Ты меня не слушал. Совершенно не слушал. — Капитан повернул голову и по слогам проговорил: — Я не знаю!

— Как выбраться наверх? — будто не услышав Капитана, продолжил Томас.

— Не знаю, говорю! — озлобившись, бросил Капитан. — Думаешь, люди тут от хорошей жизни поселились? Нет выхода! Нет и не было!

— Должен быть! — выкрикнул Томас, резко повернув головой и приподнявшись. Он простоял в таком полуподнятом положении секунду, спустя которую успокоился, сел обратно и повторил ту же самую фразу шёпотом.

Капитан устало посмотрел на Томаса. Он хотел что-то сказать, но в момент остановил себя, встряхнув головой. Капитан противился всякому углублению в чужие проблемы. В его пропитанной циничностью голове всё ещё оставались частички человечности, что хотели помогать. И Капитан это знал. Потому-то он так явно душил все подобные позывы в зародыше. Капитан верил, что лишь по-настоящему циничный человек сможет выжить в Бездне. Так научила его жизнь. Научила на множестве горьких примеров.

Капитан успокоился. Все позывы откатили обратно, оставив, как прежде, холодный, расчётливый ум. Вместо того, что хотел, он сказал:

— Дадхэм уже совсем близко, — и повернулся к штурвалу.

Томас поднялся на ноги и с Глорией на руках молча вышел из рубки. Он остановился у перил слегка впереди от надстройки, так, чтобы быть отгороженным от Капитана стеклом. Томас направил глаза на туманную даль, продолжая думать одну и ту же повторяющуюся мысль, которая курантами била в голове: «Что делать?»

Из туманных завитков вышла огромная статуя женщины. За ней в трёх сотнях метров не менее огромные освещённые стены, из-за которых выглядывали крыши зданий.

Конец ознакомительного фрагмента.