Последний ход

Габриэлла Сааб (2021)

Читатели «Татуировщика из Освенцима» и «Девушки из Германии», а также поклонники сериала «Ход королевы», не захотят пропустить этот удивительный дебют, действие которого происходит во время Второй мировой войны. 1941 год, Варшава оккупирована немецкими войсками. Марии Флорковской всего четырнадцать, но она уже мечтает стать чемпионкой мира по шахматам. Пока же она днями напролет тренируется со своим отцом, а по вечерам становится участницей польского Сопротивления. Однажды на задании она допускает роковую ошибку, и ее с родными отправляют в Аушвиц, где у политических заключенных один путь — к стене казни. Но о ее навыках шахматистки узнает заместитель коменданта лагеря, Карл Фрич. Он решает использовать девочку для собственного развлечения — устраивать турниры между ней и другими заключенными, цена проигрыша в которых — смерть. Мария каждый день ведет борьбу, желая во что бы то ни стало выжить, выбраться из лагеря и заставить поплатиться за содеянное убийц своей семьи.

перевод с английского

Москва: Эксмо, 2024. — 512 с.

ISBN

Gabriella Saab

The Last Checkmate

© Copyright Original Published by arrangement with William Morrow Paperbacks, an imprint of HarperCollins Publishers

© Иванова Л., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Читатели"Татуировщика из ОСвенцима"и поклонники сериала"Ход королевы"не захотят пропустить этот удивительный дебют.

The New York Times

* * *

Посвящается Поппи: моему дедушке,

крёстному и самому большому поклоннику.

Я люблю тебя и скучаю всей душой.

Глава 1

Аушвиц, 20 апреля 1945 года

Три месяца назад я спаслась из тюрьмы, которая удерживала моё тело, но до сих пор не могу освободиться из той, что удерживает мою душу. Будто я никогда не снимала униформу в сине-серую полоску и не выходила за электрический забор из колючей проволоки. Освобождение, к которому я стремлюсь, требует особого рода побега, совершить который можно лишь вернувшись.

Моросящий дождь окутывает зловещей дымкой туманное серое утро. Совсем как в первый день, когда я оказалась на этом самом месте, уставившись на буквы из тёмного металла, надпись, притягивающую взгляд.

ARBEIT MACHT FREI^[1].

Я достаю из своей сумочки письмо и перечитываю текст, который уже знаю наизусть, затем вынимаю пистолет, проверяю, всё ли в порядке. Люгер П08. Точно такой же мой отец сохранил в качестве трофея после Первой мировой войны. Он показывал мне, как им пользоваться.

Я бросаю сумку на влажную землю, поправляю рубашку и прячу пистолет в карман юбки. С каждым шагом по гравию я чувствую, как мои лёгкие наполняются смесью ароматов свежей земли и дождя, но могу поклясться, что улавливаю едва заметные запахи гниющих тел и дыма от сигарет, выстрелов, крематориев. Меня бьёт дрожь, я обхватываю себя руками и делаю глубокий вдох, убеждаясь, что воздух чист от этих примесей.

Пройдя через ворота, я останавливаюсь. Никакой ругани, насмешек или оскорблений, никаких глухих ударов дубинками или свистов кнута, никакого лая собак, топота сапог, оркестра, исполняющего немецкие марши.

Аушвиц пуст.

Меня пугает громкий голос, звучащий в голове, но слабый шёпот тут же напоминает, что именно этого дня я так ждала, и если не доведу дело до конца, то другого шанса может и не представиться. Я продолжаю идти по пустой улице мимо кухонного блока и лагерного борделя. Поворачиваю к жилому блоку № 14 и подхожу к месту назначения, рука опускается в другой карман и нащупывает лежащие там чётки.

Площадь для перекличек. Наше место встречи. Он уже поджидает меня.

Ублюдок стоит у деревянной сторожевой будки и выглядит именно так, как я его помню. Ростом не выше меня, худощавый, скучное, стёртое лицо. На нём форма СС, свежая и отутюженная даже в дождь, ботинки блестят, несмотря на несколько брызг грязи. На боку висит пистолет. Глаза-бусинки останавливаются на мне, когда я застываю в нескольких метрах.

— Заключённая 16671, — начал Фрич. — Полоски шли тебе больше.

Несмотря на то что ко мне много раз обращались с этой последовательностью цифр, то, как он произносит один-шесть-шесть-семь-один, лишает меня голоса. Я провожу большим пальцем по татуировке на предплечье, которая так ярко выделяется на моей бледной коже, и по пяти круглым шрамам над ней. Этот простой жест помогает мне взять себя в руки и произнести:

— Меня зовут Мария Флорковская.

У него вырывается смешок:

— Ты так и не научилась держать язык за зубами, а, полька?

Эндшпиль начался. Мой разум — король, боль — мой ферзь, пистолет — ладья, а я сама — пешка. Мои фигуры расставлены по местам на этой гигантской шахматной доске. Белая пешка напротив чёрного короля.

Фрич кивком указывает на маленький столик в центре площади. Я бы узнала клетчатую доску и эти фигуры где угодно. Молча мы подходим к столику, слышны лишь наши шаги по гравию, но когда я собираюсь сесть за белыми фигурами, его голос останавливает меня.

— Ты что, забыла наше условие? Если ты собираешься нагнать на меня скуку, я не вижу смысла в финальной игре.

Он преграждает мне путь, я замечаю, как его рука ложится на пистолет, и делаю медленный вдох. Внезапно у меня появляется ощущение, будто я — та самая девушка, окружённая толпой мужчин на площади для перекличек, все взгляды устремлены на неё, пока она играет в шахматы с человеком, который всадит пулю ей в лоб, как только поставит шах и мат.

Между нами повисает тяжёлое молчание, пока мне не удаётся его нарушить:

— Что я должна сделать?

Он одобрительно хмыкает; я ненавижу себя за то, что произнесла это вслух.

— Покладистость гораздо лучше, чем дерзость, — говорит он, и я смотрю на его ноги, когда он подходит ближе. — Садись с другой стороны.

Он забирает мои белые фигуры и моё преимущество в начале игры так же легко, как забрал у меня всё остальное. Но мне не нужно преимущество, чтобы победить.

Я перехожу на противоположную сторону доски и изучаю капли воды, блестящие на чёрных фигурах. Фрич разыграет ферзевый гамбит. Я знаю это, потому что это мой любимый дебют. Он обязательно заберёт и его тоже.

Так он и поступает. Ферзевая пешка на d4. Одинокая белая пешка стоит на две клетки впереди своего ряда, уже добиваясь контроля над центром доски. Когда моя ферзевая пешка встречается с его пешкой в центре, Фрич отвечает второй пешкой слева от первой, завершая дебют.

Он кладёт руки на стол:

— Твой ход, 16671.

Я проглатываю фразу «яволь, герр лагерфюрер»^[2], уже подкатившую к горлу. Он больше не мой командир. Я не буду обращаться к нему так.

Я молчу, и уголок его рта приподнимается, и жар удовлетворения разливается по моему телу, смешиваясь с холодом этого угрюмого утра. Изучая доску, я держу обе руки в поле его зрения — пистолет по-прежнему в кармане юбки, я ощущаю его тяжесть у себя на коленях.

Фрич наблюдает, как я тянусь за следующей пешкой, его глаза горят, будто он ждёт, что я заговорю. Что-то внутри побуждает меня подчиниться, хотя бы для того, чтобы убежать от него, от этого места, но я не могу, пока нет. Время ещё не пришло. Когда оно придёт, я потребую дать мне ответы, в которых так нуждаюсь; но если я позволю вопросам поглотить меня сейчас, если я потеряю концентрацию…

Я делаю ход и разглаживаю свою влажную юбку, улучив возможность спрятать руки под столом. Сейчас не время для дрожи. Эта игра слишком важна. Достаточно малейшего изменения, чтобы руки затряслись.

Закончи игру, Мария.

Шахматы — моя игра. Всегда ею были.

И после всего, что случилось, эта игра закончится по-моему.

Примечания

1

Труд освобождает (нем.). — Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.

2

Jawohl, Herr Lagerführer (нем.) — есть, господин лагерфюрер.