Расследование характера

В. Ю. Мирошниченко

Книга посвящена проблеме психологии характера и стилизована под детектив. На примере анализа трех типов характеров (ананкастного, шизоидного и истероидного) автор представляет оригинальный взгляд на проблему формирования характера в рамках положений психодинамической концепции (тифоанализа). Характер рассматривается через призму дефицита потребности, уникальной для каждого типа характера.Адресовано психологам, психотерапевтам и широкому кругу читателей, интересующихся вопросами психологии.

Дело об ананкастах

Упорство, выдержка, терпение, труд, дисциплинированность, исполнительность, рациональность, точность, методичность, ответственность, принципиальность, надёжность, аккуратность, стремление к совершенному результату, чувство долга, требовательность к себе и другим. Перечень данных качеств свидетельствует в пользу силы и твёрдости характера. Можно с уверенностью сказать, что это также перечень обязательных условий для поддержания того, чем так гордится человечество — цивилизованности, силы разума, прогресса. Удивительно, что средоточием всех этих добродетелей может быть один особенный тип людей, специфика характера которых именуется ананкастной.

Ананкасты целиком комплементарны социуму. Они с детства впитывают его требования и, в свою очередь, сами становятся для других проводниками общественных норм в жизнь. В следовании социальным правилам они не допускают двойных стандартов, легкомыслия и снисходительности, а потому, на первый взгляд, заслуживают только положительной оценки.

Многим мыслителям видится генеральная линия эволюции человечества в постепенном удалении от тварного мира. По их мнению, только в примате социального над биологическим, морали над страстью, рационального над иррациональным, порядка над хаосом есть единственно верный путь развития человеческого сообщества. Представляется, что ещё совсем немного времени и популяция людей перейдёт на другой сверхчеловеческий уровень. Необходимо только окончательно освободиться от пут животных слабостей, потакания примитивным биологическим желаниям и всего того, что привязывает человека к бренной земле. Известный историк Ю. Н. Харари в своих футуристических экстраполяциях даже считает, что в ближайшей перспективе человек наконец-то решит неудобный вопрос собственной смертности и, наряду с прочими достижениями, выйдет на божественный уровень (о котором так много на разный лад твердили религиозные концепции).

По всей видимости, именно представители ананкастного склада должны быть в авангарде движения к прорыву человечества на новый суперуровень. Психоаналитик В. Райх, правда, называл ананкастов «живыми машинами». В этом эпитете возможно есть доля иронии. Но кто, как не «человек-машина» в наш высокотехнологичный век способен обеспечить прогрессивный ход общества к грандиозным эволюционным вершинам? На кого ещё можно опираться в важном деле, как не на ответственных и добросовестных людей?

Однако то, что прекрасно в теории, не всегда складно на практике. Оказывается, что ананкастные личности имеют свою сумеречную сторону, которая не позволяет полностью довериться им в социальных мероприятиях. К большому сожалению, в функционировании ананкастов обнаруживается ряд странных обстоятельств, снижающих эффективность их деятельности, причём с неприятной регулярностью.

Сбои, которые возникают в поступательном движении ананкастов, непонятны для них самих и для окружающих. Как будто чужеродные вирусные программы внедряются в хорошо отлаженную компьютерную систему «живых машин». Навязчивые мысли, воспоминания, сомнения, стремления, страхи коварно проникают в регламентированную жизнь и начинают безжалостно её отравлять. При этом страхи (фобии) в ряду навязчивостей проявляют себя самыми токсичным образом.

Конечно же, способности ананкастов к структурированию жизни дают возможность, если не выпроводить незваных навязчивых гостей из дома разума, то, по крайней мере, позволяют разрабатывать детальные планы по контролю и удержанию их вредных проявлений в рамках приличий. Но внутреннее ощущение полной защиты и безопасности всё равно не приходит. Особенно это касается страхов. Они, словно неутомимые преследователи, всегда дышат в спину ананкастам и ранят их в самые уязвимые места. Нередко частота и интенсивность страхов возрастает настолько, что они превращают обсессивную жизнь в фильм ужасов. В такой фильм, который не успев подойди к финальной развязке, возобновляет свой жуткий сюжет с самого начала. И так происходит снова и снова необозримое число повторений.

В своё время Ф. Ницше был потрясён внезапно постигшим прозрением о вечном возвращении, переживанием, что всё в мире неизбежно и в точности повторяется бесчисленное количество раз. Философ считал эту идею «высшей точкой мышления». Но был бы Ф. Ницше в восторге, если бы стал свидетелем мелочного воплощения своей идеи ананкастами, которые постоянно возвращаются к уже сделанному, перепроверяют закрыта ли дверь, выключен ли газ, сложены ли в определённом порядке вещи? Ананкасты-ницшеанцы в своих примитивных навязчивостях превращают «высшую точку мышления» в ловушку мышления и тупик поведения.

Конечно, другие характеры также обременены сизифовым повторением, но у них возвращение к исходному достаточно растянуто во времени и поэтому менее заметно. Только ананкасты обречены существовать словно в плену временной петли. Их сценарные циклы сжаты, повторения кратковременны, а потому они намного более очевидны и абсурдны. Эта отличительная особенность ананкастов заслуживает детального расследования.

Немного о термине «ананкаст». Это один из вариантов именования характера. Другие названия: педантичная личность, фобический характер, обсессивный характер, обсессивно-компульсивный характер, навязчиво-компульсивный характер. Некоторые авторы находят точки пересечения или даже полного совпадения ананкастного характера с психастеническим и тревожно-мнительным. Также часто проводится разграничение ананкастного личностного расстройства с неврозом навязчивых состояний, хотя последний может быть вариантом декомпенсации ананкастного характера.

Мы будем в основном использовать термин «ананкаст» для краткости, а также по этимологическим соображениям. В переводе с древнегреческого «ананкаст» означает «принуждённый». Это то, что не только описывает внешнюю сторону поведения данного типа личности, но и характеризует её глубинную суть. Кроме того, в новой международной классификации болезней 11 пересмотра (МКБ-11) прежнее понятие «ананкастное расстройство личности» не утеряно, и ему соответствует домен «ананкастность при расстройстве личности и личностных проблемах» (6D11.4).

Главные вопросы расследования ананкастного характера следующего плана. Какая сила принуждает ананкастов к постоянному повторению и в чём смысл повторения? Почему подобно преступнику, испытывающему потребность к повторному посещению места преступления, ананкасты вновь и вновь возвращается к страшному? Есть ли логика в возникновении страхов и выборе ритуалов-защит от них? Каков конечный итог борьбы с пугающим и что ждёт ананкастов, когда контроль будет потерян, а силы истощены?

Дело об ананкастах не обещает быть сложным. В отличие от шизоидов они не проявляют активность по полному сокрытию важных улик. В отличие от истероидов они не изменчивы и не избыточны в своём проявлении. Сюжет совершенных ананкастами деяний всегда один и повторяется без значительных вариаций. Обсессивные не стремятся спутать карты до степени неразличения основного и второстепенного. Всё это существенно облегчает задачу расследования.

Перед тем как сформулировать главную версию ананкастного преступления, изучим шесть основных улик. Они хорошо описаны многими авторами, но при внимательном рассмотрении обнаруживают любопытные детали. Начнём с самой яркой обсессивной улики — страха.

Улика №1 — «Страх»

Страхи ананкастов часто рассматриваются лишь как один из элементов в большом перечне различных форм навязчивостей (ананказмов, обсессий). Большего внимания фобии удостаиваются преимущественно при рассмотрении клиники невроза навязчивых состояний, в то время как при ананкастном расстройстве личности страхам отводится второстепенная роль в структуре признаков типа. Но для нас страх является важной и ключевой уликой в любом случае.

То, что порой улика страха бывает внешне незаметна, говорит лишь о хорошей компенсации обсессивно-компульсивного личностного расстройства и успешной её маскировке перед лицом общественности. Порой люди могут заподозрить о наличии тревог и опасений у ананкастов лишь по уклонению последними от разговоров на определённые темы или избеганию контактов с отдельными объектами и предметами окружающего мира. Ананкасты словно воспринимают мир с функцией «дополненной реальности» — они с максимальной осторожностью и опаской обходят фиксированные точки местности, где другие видят лишь пустоту.

Напомним, что ананкасты — социально покладистые люди, а общественное сознание, хотя и не рассматривает страхи как психическую ущербность, но готово оказать большее уважение к людям, которые способны сохранить хладнокровие перед лицом пугающего, нежели проявить трусость. Поэтому страхи не становятся тем, о чём говорят вслух и что будут с готовностью выставлять на витрину для всеобщего обозрения. И всё-таки они есть. Жизнь ананкастов больше других богата пугающими объектами. Порой со временем их количество множится или имеющие старые фобии приобретают большую интенсивность (вплоть до степени панических атак).

Страшное может проникать во все сферы жизни. Даже сны ананкастов с годами становятся чем-то не тем, чем они были раньше. Ночь, призванная служить цели отдохновения, нередко превращается в тревожную бессонницу или кошмарные сновидения. При этом ананкасты, как известно, критичны к своим страхам и часто воспринимают их как насильственные, неуместные, чуждые. Впрочем, подобное отчуждение от пугающего ничуть не помогает ананкастам снизить психическое напряжение. Они прикованы к своим страхам и тревогам.

Из показаний свидетелей:

Личности, у которых определено навязчиво-компульсивное нарушение, демонстрируют определённые очень крайние проявления поведения, вызванного страхом, связанные с ритуальной активностью, а также повторяющимися мыслями и действиями.

— С. М. Джонсон

Иногда уже в детском возрасте обнаруживаются навязчивости, особенно фобии — боязнь незнакомых людей и новых предметов, темноты, боязнь остаться за запертой дверью и т. д. Реже можно наблюдать навязчивые действия, невротические тики.

— А. Е. Личко

Прежде всего, конечно, психастеник боится за себя самого, за то будущее, которое его ожидает и которое он рисует себе мрачными красками, боится за свое физическое и психическое здоровье. Не менее сильно боится он за участь своих близких и родных; постоянные тревоги, опасения, беспокойство — вот что наполняет его жизнь…

— П. Б. Ганнушкин

Частые здесь ипохондрические переживания, тревожная мнительность, боязнь загрязниться, боязнь воров, негодяев, насекомых, сверхаккуратность, страх смерти, муки совести — все это у ананкаста также чаще всего насквозь навязчиво, то есть чуждо своим содержанием душе, не по жизненному существу.

— М. Е. Бурно

Имя фобиям — Легион. Авиафобия, агорафобия, айхмофобия, акарофобия, акнефобия, акрибофобия, аматофобия, амихофобия, ангинофобия, анемофобия, антропофобия, апейрофобия, апифобия, апопатофобия, аритмофобия, атаксиофобия, аутомизофобия, аутофобия, аэрофобия… И это только фобии на одну литеру «А».

В «Толковом словаре психиатрических терминов» В. М. Блейхера и И. В. Крук насчитывается более 300 различных навязчивых фобий. Причём это далеко не предел их числу.

Можно снять шляпу перед скрупулёзностью психиатров (достойной ананкастного перфекционизма) с их повышенным вниманием к нюансировке человеческих боязней. Благодаря присваиванию имени каждому содержанию страха и переводу его на латынь и греческий, словарь психиатрических симптомов значительно обогатился наукообразными терминами. Есть ли смысл придавать таким образом самостоятельный вес каждой теме страха — вопрос, требующий отдельного рассмотрения. В деле об ананкастах нас интересует другое. Если количество фобий столь обширно, то в каком же жутком мире живёт человек, где практически любой фактор среды способен стать пугающе опасным? И почему, если все мы живём в одном объективном мире, он становится страшным не для всех людей, а прежде всего для ананкастов?

Конечно, в выборе содержания страхов и их количества один ананкаст может быть не похож на другого. Опасающегося заражения ВИЧ-инфекцией, может совершенно не трогать страх перед острыми предметами. Только сам факт стойкой фиксации на пугающем роднит ананкастов друг с другом и значимо отличает от прочих психотипов. Но, коль скоро мы рассматриваем дело одного типа характера, то должно быть что-то общее, что объединяет всё многообразие содержания навязчивых страхов под одним знаменателем. Ответить на вопрос, что это, скорее всего, поможет другая неразрывно связанная с фобиями улика — ритуалы.

Улика №2 — «Ритуалы»

Они же компульсии. Компульсии порой также называют навязчивостями, хотя они вторичны по отношению к ним и, по сути, являются специфической защитой от навязчивостей. Это повторяющиеся действия, предпринимаемые ананкастами в ответ на обсессии. Они призваны совладать с тревогой или страхом, символически обезопасить от пугающего агента, отвести беду и на время снять психическое напряжение.

Из показаний свидетелей:

Компульсия как своеобразный нейтрализатор призвана снизить тревогу. Так, люди с обсессией в виде боязни заразиться какой-либо инфекцией беспрестанно моют руки до тех пор, пока кожа не начинает облазить и не появляется жжение. Обсессия в виде боязни навредить себе или другим проявляется в бесконечных проверках: выключены ли плита и утюг. Чрезмерная озабоченность соблюдением религиозных и моральных норм снимается компульсиями в форме подсчитывания и проговаривания молитв… Они представляют собой ритуалы, которые исполняются для того, чтобы избавиться от дискомфорта, причиняемого обсессиями. Тревога отступает, когда человек обретает ощущение контроля над своим состоянием.

— Н. Д. Догерти, Ж. Д. Вест

Психологической защитой от постоянной тревоги за будущее становятся специально придуманные приметы и ритуалы. Если, например, шагая в школу, обходить канализационные люки, не наступая на их крышки, то «не провалишься», отвечая уроки, на экзаменах и т.п.; если не дотрагиваться до ручек дверей, то не заразишься и не заболеешь; если при всякой вспышке страха за мать произносить про себя самим выдуманное заклинание, то с нею ничего плохого не случится.

— А. Е. Личко

Многие ананкасты, дабы смягчить свою тревогу, претворяющуюся в мучительные навязчивые ритуалы бесконечного мытья одежды и тела, бесконечные притоптывания и постукивания (чтобы всё было хорошо), отворачивания острых углов и другого острого (например, угол книжки, вилка) от близких людей, чтобы не принести им вреда, и т. д., и т. п. — сами устраивают себе (обычно стихийно) более интересную лечебно-навязчивую работу. Этой часто увлекательной ананкастической работой («плетение» — сочинение в голове детектива, сверхтрудолюбивый поиск метафор для каких-то своих писаний, бесконечное погружение в коллекционирование и т. п.) человек заменяет-вытесняет навязчивости мучительные.

— М. Е. Бурно

Иногда логика выбора ананкастами ритуалов понятна. Например, в ответ на навязчивый страх инфекционного заражения усиливаются действия по постоянному обеззараживанию кожных покровов и окружающих предметов. В ответ на мистический страх сглаза выбирается соответствующий магический ритуал кратного чтения молитв. При этом ритуал выступает неким символическим актом противоположным содержанию фобии. «Компульсивные действия часто несут в себе бессознательное значение уничтожения совершенного преступления», — объясняет Н. Мак-Вильямс действие ритуалов как защитного механизма уничтожения сделанного (аннулирования).

Чем дальше в смысловом плане разведены страх и ритуальное действие, тем запутаннее следы. Порой причинно-следственная связь в выборе форм ритуалов внешне совершенно абсурдна. Так, в «Руководстве по психиатрии» под редакцией А. В. Снежневского описываются довольно причудливые ритуалы ананкастов. Например, один человек с навязчивым страхом смерти, уходя из дома, должен 3 раза оглянуться на окна своей квартиры, «предотвращая» возможное несчастье. Другой, по пути на работу, обязательно должен найти на дороге окурок сигареты, поднять его и всю дорогу нести с собой для «предупреждения» неудачи в каком-либо деле. Третий должен скрипеть зубами для «исключения» потенциальной беды. Всё это довольно странно, не правда ли?

Но основная загадка ритуалов заключается не столько в кажущейся нелепости, сколько в их относительной эффективности. Приходится признать, что изобретение всевозможных ритуальных актов позволяют обсессивным людям заниматься самолечением, уменьшать психическое напряжение и до поры не обращаться за помощью к специалистам. Компульсии, пусть и кратковременно, помогают ананкастам избавиться от страхов или облегчить их переживание. Ритуалы — некие фокусы, в магию которых совершенно не способны поверить зрители, но которые всё же обладают странной силой для одного человека — самого фокусника. Как такое возможно? Если страх имеет под собой какую-то реальную причину, то каким образом совершение ритуала, часто имеющего лишь символический характер, способно действенно повлиять на восприятие пугающего объекта?

К сожалению, в настоящее время дать исчерпывающий ответ о психологических механизмах терапевтического действия ритуалов не представляется возможным. Даже механизм целительного самовнушения при принятии плацебо (пустышки), который применяется в доказательной медицине при научной проверке успешности фармаколечения, не вполне ясен. Интерпретация эффективности ритуалов через самовнушение, архаическое мышление или психологические защитные механизмы, если и имеет объяснительную силу, то не в полной степени вскрывает причину необходимости многократного повторения ритуальных действий. В дальнейшем мы попытаемся сформулировать альтернативную версию эффективности компульсий, а пока перейдём к следующей любопытной улике.

Улика №3 — «Сомнение»

Навязчивое сомнение часто выделяют в типичных качествах ананкастного характера наравне с перфекционизмом. Последний не требует пристального внимания в расследовании, так как его проявление психологически понятно. Ананкасты, ориентированные на стандартное, лучшее, эталонное в своём стиле деятельности очевидно должны быть перфекционистичны. Кроме того, трудоголизм и накопленный жизненный опыт рано или поздно принесут плоды в виде хорошей компетентности и высокого уровня мастерства в профессии и творческой деятельности. Но не всё так просто с уликой постоянного сомнения и, связанного с ней, откладывания дел на потом.

Из показаний свидетелей:

Мы видим, что обсессивные люди сомневаются в отношении очевидных вещей, в ситуациях, где нет недостатка информации, который мог бы послужить причиной для обычного сомнения.

— Д. Шапиро

Подобного рода паралич — одно из наиболее тяжёлых проявлений отвращения обсессивных людей к совершению выбора. Порой это приводит к неприятным последствиям. Ранние аналитики назвали данный феномен «манией сомнения». Преследуя цель оставить себе открытыми все варианты выбора для контроля (в своей фантазии) всех возможных исходов ситуации, эти люди в конечном итоге не оставляют себе никакого выбора.

— Н. Мак-Вильямс

…У личностей с навязчивым развитием сомнения, в самых различных вариантах, играют большую роль. Они являются защитой от опасной спонтанности и такой утраты самоконтроля, которая впоследствии может вызвать раскаяние или сожаление. По мере развития обсессивной личности сомнения могут абсолютизироваться, приобретая самодовлеющее значение и представляя собой замену продуктивной деятельности.

— Ф. Риман

Присутствие навязчивого сомнения в ситуации выбора, Н. Мак-Вильямс и Ф. Риман, помимо опасения утраты контроля, объясняют стремлением ананкастов найти некое «идеальное», «абсолютно правильное» решение, не сопровождающееся чувством вины, неуверенности и страхом наказания. Допустим. Но и после принятия решения и совершения выбора, чувство неуверенности может не покидать обсессивных людей даже в мелочах. Например, после покупки какой-либо вещи, они могут сомневаться не прогадали ли они и долго перепроверять информацию, продавалась ли такая же вещь в другом месте по более низкой цене.

Странность улики сомнения заключается отнюдь не в убеждённости ананкастов, что в любой ситуации выбора должно быть идеальное решение. Непонятна недостаточная способность к различению степени идеальности/неидеальности своих действий. Ведь человек, ориентированный на лучшее и правильное должен по определению иметь их чёткий и однозначный критерий. В своей деятельности такой человек может быть не удовлетворён результатом, когда реальное слишком расходится с идеальным, но только не сомневающимся в том, что есть идеал, а что нет. Так откуда, в таком случае, берётся сомнение у ананкастов? Что-то здесь не так.

Улика №4 — «Удерживающий модус»

В психоаналитической теории ананкастному характеру соответствует «анальный характер». Его генезис описывается через неблагоприятную фиксацию на стадии психосексуального развития в возрасте от 1,5 года до 3 лет. Приведём краткое описание Г. Блюмом специфики «анального характера».

Анальный характер. Анализируя структуру характера, Фрейд первым выделил черты, связанные с анальной фиксацией. Считается, что эти личностные черты формируются в процессе конфликтов, возникающих в обучении ребёнка культуре отправлений кишечника… Среди основных черт анального характера взрослых известны бережливость, раздражительность, педантичность или, говоря проще, скупость, упрямство, аккуратность. Фенихель описывает скупость в качестве преемственной черты от привычки к анальному задерживанию, иногда мотивированному страхом утраты, иногда, в большей мере, эротическим наслаждением.

По мнению З. Фрейда во время анальной стадии ребёнок впервые сталкивается с социальными ограничениями в виде родительского требования приучения к туалету. Ему приходится самостоятельно сдерживать естественные импульсы к немедленному опорожнению кишечника. Он временно откладывает получение удовольствия от дефекации, но в ответ получает родительское одобрение и поощрение. При этом анальная стадия становится своеобразной матрицей для формирования других навыков самоконтроля и саморегуляции в социальной среде.

Как указывал Э. Эриксон, получение на анальной стадии опыта различения и свободного выбора актов «удержания» и «отпускания» (ассимиляции и элиминации) имеет непосредственное отношение к формированию у человека автономной воли. Но если родители чрезмерно жёстко приучают ребёнка к горшку, то это приводит к дисгармоничному формированию характера с гипертрофировано усиленным «ретентивым модусом» (от лат. retention — задержка). Удерживающий модус затормаживает элиминативные позывы и приводит к излишне длительной задержке в кишечнике фекальных масс. На психологическом уровне это способствует формированию известных ананкастных черт: склонности к накопительству, длительному терпению неудовольствия, скупости, аккуратности, педантичности.

Таким образом, в деле об ананкастах мы находим пострадавшую сторону. Это потребности, требующие элиминативного удовлетворения. Они становятся жертвой. Их свободное проявление не допускается и оценивается как нечто нелицеприятное и ужасное. Автономия против стыда и сомнения — так обозначил Э. Эриксон ключевой конфликт анальной стадии, в котором у ананкастов побеждает стыд и сомнение.

Если не полагаться полностью на психоаналитическую версию, то можно допустить, что не только анальная стадия исключительно отвечает за усиленные удерживающего модуса в структуре ананкастного характера. Возможно, и другие возрастные периоды, на которые выпадает чрезмерное социальное давление, также ответственны за формирование у человека поведенческой тактики избыточного сдерживания. В этом случае область кишечника — не первичная точка фиксации, а одна из многих телесных и психических сфер, захваченная ананкастным самоограничением.

Впрочем, вопрос о начале формирования обсессивных черт характера не принципиален. Гораздо важнее понять, как ананкасты в столь непростых условиях самоограничения продолжают функционировать в социальном метаболизме. По логике напряжение от хронического сдерживания элиминативных потребностей должно со временем повышаться и рано или поздно привести к серьёзному нарушению жизнедеятельности и дезадаптации. Если мы не видим этого, то должны быть какие-то компенсаторные механизмы в обсессивно-компульсивном образе жизни. Разгадка, в чём заключаются эти механизмы, уже близка.

Найденные улики усиленного удерживающего (ассимилятивного) модуса и ослабленного элиминативного модуса, которые свидетельствуют о нарушении нормального функционирования механизмов обмена со средой (механизмов системы хронификации жизни), дают полное право провести расследование ананкастного преступления методами тифоанализа. Но, прежде чем перейти к предварительному анализу, обратим внимание еще на одну важную улику — обсессивное поведение в сфере сексуальности.

Улика №5 — «Секс»

Сексуальное поведение ананкастов имеет свои особенности. Во взаимодействии с партнерами у них часто обнаруживается поверхностность отношений, затруднения в выражении чувств и привязанности. Хотя межличностная отчуждённость ананкастов в сексе не доходит до степени асексуальности шизоидов, тем не менее в интимной сфере у них далеко не всё радужно. Секс у обсесивных порой превращается в супружеский долг, а долг — понятие, к которому приходится относиться серьёзно и ответственно и которое не подразумевает обязательное наличие удовольствия.

Из свидетельских показаний:

Некоторые пациенты с обсессивно-компульсивным расстройством личности имеют сексуальные расстройства. Дискомфорт навязчивых людей при переживании эмоций, недостаток спонтанности, чрезмерный контроль и ригидность не способствуют свободному и комфортному выражению их сексуальности. Обычными сексуальными дисфункциями навязчивого человека являются подавленное половое влечение, аноргазмия, преждевременная эякуляция и болезненное половое сношение.

— А. Фримен, А. Бек

Не ко всякой человеческой деятельности следует подходить с точки зрения рационального анализа, но это можно делать при решении проблемы, требующей разрешения. Человек, с которым я проводила первичное интервью, на вопрос о характере его сексуальных отношений с женой мрачно и с нажимом ответил: «Эту работу я выполняю».

— Н. Мак-Вильямс

При тяжёлых навязчивых расстройствах для таких личностей основным является требование, чтобы партнёр «функционировал» пунктуально, точно, надёжно и бесперебойно, как хорошо смазанная машина, без собственных желаний и эмоциональных запросов. Вместо любящего обмена взаимными требованиями и вознаграждениями отношения строятся на условиях и предписаниях, которыми партнёр обязан руководствоваться. Можно себе представить, каким холодным и «запрограммированным» является такой брак, при котором сексуальность реализуется с регулярностью железнодорожного расписания, как некое исполнение долга в порядке очереди, не зависящее от влечения и расположенности.

— Ф. Риман

Нет ничего удивительного, что на сексуальную сферу жизни накладывается ананкастный отпечаток рациональности, пунктуальности, контроля. Эти свойства естественны и эгосинтонны для ананкастов. Они способны организовать секс никак иначе, а исключительно по-ананкастному. Конечно, такой отчуждённый и регламентированный секс может доставлять дискомфорт другому партнёру, ожидающему от сексуального контакта большей экспрессии, чувственности и спонтанности. Это будет проблемой для партнёра, но по логике это не должно становиться большой проблемой для самого ананкаста. Тем не менее нередко обнаруживается, что ананкасты подвержены значительным сексуальным дисфункциям. Почему? Возникает подозрение, что дело не просто в несходстве стилей проявления сексуальности у двух людей. Если сексуальная потребность в целом не находит удовлетворения, то для этого должны быть более основательные причины.

Предварительные размышления

Улика наличия проблем в сексе свидетельствует о том, что ананкасты часто воспринимают сферу сексуальности в определённом негативном свете. Как такое возможно, если секс — это удовольствие? Ответ: возможно, когда получение удовольствия вступает в конфликт с другими потребностями. Суть конфликта интересов для ананкастов, как людей склонных к чрезмерному подчинению диктату морали и социальным требованиям, достаточно очевидна.

Даже не обладая теоретическими знаниями в психологии, люди способны интерпретировать поведение человека в понятиях направленности его на удовлетворение личных потребностей (эгоистических) или на удовлетворение потребностей других (альтруистических, общественных). При этом показательно, что в обществе эгоистические потребности часто заслуживают порицание, а эпитет «эгоист», несмотря на все протесты психологов, используется в качестве ругательного. Конкуренция и конфликт эгоистических потребностей и потребностей общества здесь налицо³.

Положение дел таково, что в любом биологическом удовольствии непосредственно присутствует эгоистический момент: индивид что-то получает сугубо для себя в обход общественным интересам. Он не направляет имеющиеся у него ресурсы на «полезную работу» поддержания социальных связей и структур. Поэтому общественное мнение и социальные институты всегда очень ревностно относятся к удовлетворению потребностей, приносящим человеку большое удовольствие, особенно, к формам удовольствия, достигаемым вне и помимо общества.

Стоит ли удивляться, что именно сексуальным потребностям досталось от общества по полной программе. «Маленькой смертью» (la petite mort) называют французы пик сексуального удовольствия с оргастической разрядкой. По всей видимости, общество интуитивно воспринимает это мощное переживание удовольствия в качестве выражения некой временной символической смерти социального контроля и достижения личной независимости.

Особенно преуспели в ограничении сексуальности религиозные предписания. Книга Д. Кон-Шербока, Д. Д. Крайссайдса, Д. Эль-Алами «Истинная вера, правильный секс. Сексуальность в иудаизме, христианстве и исламе» наглядно иллюстрирует до какого абсурда и комичности может дойти регламентация секса в вероучениях. Религиозная мораль готова без устали и до предельной мелочности генерировать условные нормы — кому, с кем, когда, где, как и сколько. В тех же конфессиях, в которых сексуальное влечение получает ярлык порочности и греховности, ограничения могут становиться крайне садистическими.

В ущемлении свободы выражения сексуальных и других эгоистических потребностей со стороны социума по отношению к человеку нет какой-то злонамеренности. Так срабатывает общественный инстинкт самосохранения. Дело в том, что индивидуум не является неисчерпаемым ресурсом. Если где-то в его активности прибыло, то где-то убыло. Для поддержания социальных институтов нужна энергия, затраченная работа. Поэтому общество встраивается в психическую экономику человека и предписывает ему откладывать достижение личных интересов на потом. При этом удовлетворение эгоистических желаний не полностью воспрещается, а допускается через опосредованные социальные звенья. Человек имеет право на удовольствие, но лишь как награду за правильно прожитую общественную жизнь, напряжённый труд и добрые альтруистические поступки.

Обычно в противоречии эгоистического и общественного, в конфликте «хочу» и «должен» здоровые люди находят оптимальный компромисс: «кесарю — кесарево», а «себе — своё». Даже формула золотого альтруистического правила «Делай людям то, что ты хочешь получить от них для себя», включает эгоистический компонент — необходимость получить что-то для себя. Но ананкасты на такие компромиссы плохо способны.

Насколько сильно ананкасты ограничивают свои эгоистические потребности наглядно проявляется в их неспособности к расслаблению и отдыху. Состояние лености или ситуация отсутствия насущных дел создают благоприятные условия для снижения волевого самоконтроля и релаксации. Но в ту же минуту обсессивное сознание настойчиво атакуют тревожные мысли и чувство вины за попусту растрачиваемое время. Ананкасты начинают смутно подозревать, что совершается нечто недопустимое: они посвятили досуг исключительно для себя, осмелились делать то, что «хочется», а не то, что «нужно». Безделье немедленно прерывается и они бегут прочь от малейшего эгоизма в тотальный трудоголизм.

Только благоприятное разрешение конфликтов на анальной стадии психосексуального развития по Э. Эриксону приводит к устойчивой формуле идентичности — «Я есть то, чего я могу свободно желать». В противном случае стыд и сомнение подавляют свободу самовыражения и ведут к формированию обсессивной личности. В её картине мира нет чёткого различения «должного» от «желанного» и, следовательно, нет выбора. Если должное становится равным «хочу», то человек перестаёт чувствовать себя, утрачивает способность разграничивать свои и чужие потребности и со временем всё дальше уходит от своего подлинного Я.

Для многих навязчивых людей характерно мышление в понятиях «нужно» и «должен». Этот примитивный, абсолютистский и моралистический стиль мышления приводит к тому, что они делают то, что должны делать согласно их строгим внутренним стандартам, а не то, что они хотят делать или что предпочтительнее делать. Это придаёт задачам силу императива и заменяет собой личные желания как первичный источник мотивации. Навязчивый человек считает, что если он не сделал того, что «должен», он обязан испытывать чувство вины. Кроме того, если другие не делают то, что «должны», они заслуживают гнева и осуждения.

— А. Фримен, А. Бек

Обсессивно-компульсивный пациент вовлечён в конфликт между подчинением и неповиновением. Как если бы он всё время спрашивал себя: «должен я быть хорошим или могу быть гадким?» Это приводит к постоянному чередованию эмоций страха и злости — страха, что он будет уличён в «плохости» и наказан, и злости, связанной с его желаниями и подчинением авторитетам…

— Р. А. Маккиннон, Р. Майклс, П. Дж. Бакли

Таким образом, для обсессивных людей социальные требования, примат общественного, императив «должен» приобретают абсолютную силу и ценность. Закономерно, что такой дисбаланс потребностей не только приводит к проблемам в сексе, но и в целом препятствует свободному получению от жизни больших и малых эгоистических радостей. «Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло», — в который раз проговаривает чеховский Человек в футляре заклинание самоограничения.

Непосредственное чувство малодоступно психастенику, и беззаботное веселье редко является его уделом.

— П. Б. Ганнушкин.

Любое удовольствие, не связанное с деятельностью, считается предосудительным, а проявление чувств — признаком распущенности.

— Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриевой

Наслаждаться жизнью такой, какая она есть, ананкастам не дано. В социальном метаболизме они уступают требованиям окружающих и позволяют себя поглотить. Обсессивные люди слепо подчиняются социальным интроектам, они не могут свободно их выбросить и открыто проявить сопротивление. Даже если у отдельных ананкастов обнаруживается оппозиционность к конкретной общественной системе, она не заменяется в их сознании эгоистическими установками, но только новыми «правильными» морально-этическими ограничителями. Другими словами, ананкасты — это всегда порядочные люди, но некоторые из них придерживаются своих особенных представлений о порядке.

Безоговорочная подчинённость ананкастов социуму наглядным образом проявляется даже в такой отдельно взятой черте как пунктуальность. Обсессивные не могут позволить себе быть неточными, не успеть в срок выполнить работу или опоздать к назначенному часу. Для них непунктуальность — проявление не просто человеческих слабостей, а вопиющее попрание общественных договорённостей, что, пускай и в малом масштабе, равно бунту и преступлению против социального порядка.

Безусловно, следование требованиям семьи, работодателя, церкви, государства — есть выражение приспособления к среде, приносящее свои реальные плоды. Но оно становится дезадаптивным в случае чрезмерности, жёсткости и ригидности.

Можно пояснить механизм достижения равновесия эгоистического и альтруистического на примере известного «зефирного теста» (он же «тест с пастилой» и «маршмеллоу-тест»). В 60-х годах психолог У. Мишел провёл с детьми определённого возраста серию экспериментов. Ребёнку давался кусочек пастилы, после чего его оставляли наедине с лакомством. Перед уходом экспериментатор говорил ребёнку: «Ты можешь съесть пастилу прямо сейчас, но если ты дождёшься моего возвращения, я дам тебе не один, а два кусочка». Одни дети выполняли поставленное условие и получали удвоенное вознаграждение, другие — нет⁴

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

В психоаналитической концепции данный конфликт традиционно рассматривается как конфликт между потребностями двух инстанций психики — Ид и Суперэго. Соответственно, в буквальном обозначении, это конфликт между биологическими «ид-истическими» потребностями и общественными «суперэгальными» потребностями, где задача третьей инстанции — Эго найти оптимальный компромисс в конфликте и добиться реализации ид-истических интересов в условиях суперэгальных ограничений. Такая психоаналитическая модель удобна, но в целях минимизации специальной терминологии, будем говорить о личных (эгоистических) и общественных (альтруистических) потребностях.

4

Показательно, что для того, чтобы заблокировать желание выбросить из головы социальную установку на терпение, дети не просто пребывали в пассивном ожидании, а реципрокно затормаживали своё желание сразу съесть сладость противоположной активностью, в которой можно усмотреть признаки удерживающего модуса и смещенной элиминации. Например, кто-то из детей пел, кто-то играл, кто-то закрывал глаза, некоторые даже засыпали.