Юбилейный выпуск журнала Октябрь

Вячеслав Курицын, 2019

«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества. Это многолетние авторы журнала «Октябрь», такие как Борис Мессерер, Вячеслав Курицын, Денис Драгунский, Борис Минаев, Евгений Попов, Ксения Драгунская, Денис Осокин, Владимир Салимон, Дмитрий Бак, Кирилл Кобрин, и те, кто сравнительно недавно дебютировал и в литературе, и на наших страницах: Дмитрий Данилов, Алексей Сальников, Павел Селуков, Булат Ханов, Анаит Григорян, Александр Бушковский и другие. Завершает нашу журнальную антологию обширная дискуссия ведущих критиков о премии «Поэзия», запущенной в год юбилея журнала, и публикация первых лауреатов премии со вступительным словом ее куратора Виталия Пуханова.

Денис ОСОКИН

йÿд орол

Ночной караул

колокудо 2018

1

километр или полтора — между жилой деревней колокудо и нежилой маскародо. колокудо — значит двадцать домов. маскародо — род медведя. кроме названий я о них помнил только огромные, не по-земному огромные просто березы — высоченные, толстенные — в окрестностях этих деревень. или ветлы… а больше ничего. моя мама из маскародо. и я бывал здесь в глубоком детстве — когда живы были мамины родители. а сейчас и мамы давно уже нет. и дом тот стоит очень страшный. наверное.

2

я не был здесь двадцать восемь лет. хотя от города где я вырос и живу — до маминых деревень километров семьдесят. так вот вышло. а еще вышло вдруг что в день своего тридцатипятилетия я поссорился со своей невестой, олей — хватил о стену телефон, сунул в сумку одеяло и пасту с щеткой, поймал на улице такси и поехал в колокудо. переночевать думал в мамином родительском доме в маскародо — если он еще вообще на земле стоит. а если развалился — в колокудо к кому-нибудь попрошусь. там должны помнить мамину семью. а может быть и меня. я ведь — олёш. или даже по-детски-марийски — оль. алексей по паспорту. шла уже вторая половина дня. и месяц стоял — октябрь.

3

я ехал и думал: зачем? зачем?.. и нас было жалко с олей — и телефон — и ночь предстояла неизвестно какая — но точно уж не уютная. на трассе хотел развернуть машину несколько раз — но всякий раз вспоминал олины слова — леденел и не разворачивал. здравствуй, колокудо. ни души. только висит красный таксофон на столбе. снял трубку — работает. здравствуйте, березы. все-таки березы вы. отыскав за деревьями и кустами дорогу на маскародо я пошел по ней и очень жалел что не подумал взять сапоги — сразу же весь устряпался. птицы, деревья и мелкая вода были моими спутниками. но я дошел. и вошел в улицу. деревня лежала неживая — и красок в ней не было. только дерево и изредка камень — невидимого цвета — цвета пустоты. даже улицей идти было трудно — потому что она заросла. хорошо что осень сейчас — не зеленое лето. дома по обе стороны были разной величины, разного возраста — но все пустые. а дом в который приехал я оказывается все еще стоял. я зашел за ворота. ну и как я буду здесь теперь?

4

никак не буду. буду никак. я ведь этого и хотел. за этим и ехал. я сидел на сломанном стуле за сломанным столом и смотрел в сломанные окна прямо в заросли чего-то сломанного. кроватей не было. голодному и холодному мне видимо предстояло просидеть вот так до утра, может быть что-нибудь понять, чего-нибудь заметить — а скорее всего ничего не понять, ничего не заметить, только очень намаяться — и утром вернувшись в колокудо, а от него дотопав несколько километров по грязи до трассы уехать отсыпаться в город. но я немного ошибся. темнело стремительно. на подоконнике и части стены рядом с ним лежала лужица света и таяла. я за нее держался глазами. а как только она совсем исчезла — в окно постучали палкой.

5

— привет. раз приехал — выходи.

— привет. вы кто?

— мы от пожара деревню караулим.

по-марийски говоришь?

— нет.

— а. ну ладно. выходи — заговоришь.

— а что караулить если тут никого?

— значит пусть горит?

и потом — с чего ты взял что тут никого?

— а кто здесь?

6

— ты идешь или нет?

— у меня нет сапог.

— мы тебе всё дадим.

7

я вышел на улицу. и никого не увидел. только палки и фонарики окружили меня со всех сторон. я почувствовал что на мне телогрейка и шапка, на руках вязаные перчатки, а на ногах сапоги до колен с сухими теплыми вкладышами. и — я думал и говорил на марийском.

— куда мы пойдем?

— да по деревне.

— до утра?

— до утра. ты голодный?

— не очень.

— хорошо. еды с собой полно.

голоса были и мужские и женские. вернее сказать — мальчишечьи и девчоночьи — молодежь. взрослых было двое всего. но может быть караульных было больше — и кто-то молчал? мы пошли улицей — от моего дома в дальний конец маскародо. не спрашивая — я теперь сам всё прекрасно знал о ночном карауле и о том как он обычно проходит и скорее всего пройдет и на этот раз.

— сколько вас?

— восемь. ты — девятый.

— многовато сегодня.

— ну так младшие вон увязались,

обрадовались, интересно им.

— ну да.

8

на йÿд орол выходят каждую ночь — по известному всем порядку — от семьи к семье. как на дежурство — ну так это дежурство и есть. как на общественное пастушество — все по очереди. делать ничего особо не надо — сидеть где-нибудь то там то тут — обойти деревню несколько раз, а если вдруг дым или пламя — всех будить, всем тушить — всё просто. чаще всего караульные сколачивали приятные-дружеские компании, не обязательно родственные, просто ответственность лежала каждую ночь на конкретной семье — садились где-нибудь вплотную к деревне, при этом вне ее чтобы никому не мешать, в месте откуда всё хорошо было видно — жгли небольшой костер с чайником, большой нельзя, а то от пламени потеряешь зоркость, разговаривали и молчали, смеялись и пугали друг друга, а если кто в кого был влюблен — ну так они в темноте и за руки еще держались… я шел и обнаруживал внутри себя глубокую-яркую радость — я же так обожал эти ночные хождения. и даже бывал на них старшим лет с четырнадцати. а если летом — это ж вообще роскошь… мой бог… да меня ведь этот йÿд орол и воспитал… просто — самим своим существованием. и я не сумею назвать для себя более сильных и внятных учителей. даже рощи-кюсото не были так убедительны… святые места мне нравились, волновали — но сердечное общение с ними я всегда откладывал на потом. а йÿд орол был всегда — как палка, как собака, как день и ночь. и я ждал его. я его по-настоящему любил. а через него и с его помощью — по-настоящему любил весь мир и себя в нем.

9

мы охраняли только маскародо. в колокудо была своя стража. но поскольку деревни совсем рядом — мы обязательно встречались между ними за ночь хотя бы раз. здоровались и какое-то время сидели вместе. а потом расходились. когда встречались — оставались вместе ровно столько сколько нам этого хотелось. компании караульных бывало что совпадали по духу и дружбе — а бывало что нет. я не удивлялся тому что обо всем этом знаю. как не удивлялся ночной своей теплой-удобной одежде, своей возбужденной радости, своему языку, который так ладно и складно и влажно зажил во мне, вернее и стал мной. я по-прежнему не видел вокруг себя никого — только слышал, видел же палки-фонарики и темную-темную деревню. и она была брошена, пуста. только тревоги это больше не вызывало. обратиться же с вопросом ‘кто вы?’ к тем кто пришел ко мне под окно и меня вызвал — я не мог: я понимал животом и спиной что это грубо, что этого делать не стоит. захотят — представятся. а нет — так и не надо значит. тем более что я уже ведь спросил — с этого вопроса и начал наш разговор. кто вы? — мы йÿд орол, охраняем от пожара деревню. и меня сразу же напрочь покинул страх — а чувство самосохранения стучало моей кровью спокойно-спокойно. более того — так спокойно мне не было очень давно, многие годы, может быть никогда. и я наслаждался — покоем, своими шагами, невидимыми товарищами, бесстрашием, красотой.

10

а еще я не спрашивал — потому что знал с кем я сейчас в ночном карауле. ни с кем иным — как с судьбой. с чистой судьбой. вот значит какая она из себя. надо ли мне что-то делать, пользоваться моментом? спрашивать или просить или спешить или к чему-нибудь приготовиться..? мои мысли были видны — мне сразу ответили — и я ответил:

— да нет, не надо.

— ну да, не надо.

— просто встреча?

— да. просто встреча.

— и ничего?

— и ничего, олёш.

11

мы ходили, ходили. ходили, ходили. перекусывали. жгли костер. потом тушили его. перекусывали снова. было вкусно. сидели на краю болотца на поваленном стволе. говорили мало. а иногда побольше. стояли в поле. сидели на крыше самого высокого дома в маскародо — забирались туда прислонив лестницу что валялась в том дворе. доходили до колокудо пару раз — и здоровались с тамошними ночными сторожами и поворачивали обратно. а потом стало понемногу светлеть — и я остался один. в одежде в которой приехал. стал мерзнуть, особенно ноги. попытался вспоминать марийские слова — и не вспоминал ничего кроме того что знал раньше — здравствуйте, до свидания, слова с уличных вывесок и бутылочных этикеток… я же не был здесь двадцать восемь лет. и никогда не ходил в ночной караул — не успел по возрасту просто. перед тем как мне исполнилось семь я перестал сюда приезжать. но в этом ночном карауле я был. и во всех оживших во мне караулах — был тоже. я ничему за эту ночь не научился. я не хочу теперь даже говорить. не встретился с мамой и с ее родителями, ни с жителями маскародо, оставившими свои дома и поверхность земли. а разве я этого хотел? нет ведь. вот таких встреч можно было бы и впрямь испугаться..

12

мне очень захотелось сделать бумажный самолетик. только сделать его было не из чего. один девчоночий голос из наших караульных — голос который мне больше всех понравился и больше всех меня согревал — голос который другие называли таней, наверно невеста моя, судьба, с ней бы мы никогда не ругались — сказал в какой-то момент этой нехитрой однообразной ночи: я люблю бумажные самолетики. когда я вспомнил об этом — я был совсем в другой стороне от дома, с которого все началось — на дороге к колокудо. несмотря на зябкость и сырость в ногах — я вернулся в маскародо в дом, бывший когда-то нашим. а теперь и всю почти жизнь он и вовсе мой. или и мой тоже. только зачем он мне?.. вернулся найти там бумагу. ничего путного не нашел. оторвал от стены кусок обоев. сложил самолетик. и пошел в колокудо снова.

13

я шел и пускал самолетик впереди себя. поднимал — пускал снова. поднимал — пускал снова. иногда он летел вбок. иногда планировал в лужи — и я к нему бежал — чтоб не размок совсем. и мне кроме этого ничего не хотелось делать больше. и никто мне не нужен был. никто кроме нас — дороги между маскародо и колокудо в месяц и час когда на ней никого не встретишь, самолетика из обоев и меня.