Тюремный романс

Вячеслав Денисов, 2006

Кому охота париться на нарах? Особенно если тебя подставили. Вот и бандит Кусков по кличке Штука только и мечтает о том, чтобы выйти на волю и разобраться со своим обидчиком – авторитетом Яшей Локомотивом. А ведь когда-то были лучшими друзьями… И все из-за денег. Только Штука тоже не лыком шит. Ему бы только выбраться на волю. И тогда он покажет, кто в городе хозяин.

Глава 4

Вы когда-нибудь видели закат на берегу Терновки?

Скорее всего нет, потому что в этом случае это было бы последнее, что вы видели, и ни за что не стали бы свидетелем того, что произошло в Тернове на следующее утро. Дело в том, что берега Терновки в городской зоне совершенно не приспособлены ни для купания, ни для рыбалки, а восхищаться темнеющими в красных лучах солнца проржавелыми баржами и отмелями, заполненными автомобильными покрышками и металлическим ломом, может только решительно настроенный дегенерат. Более-менее приличное место, свободное от свалки отходов, находится в районе речного вокзала, но там не найдешь уединения.

Однако, возвращаясь к тому предположению, что кто-то все-таки мог стать свидетелем ярких бликов на воде и не дожил до рассвета, следует объяснить, что свалка — она на то и свалка, чтобы на ней что-нибудь сваливать. Лучшего места в Тернове, чтобы сваливать ненужные трупы с атлетическими гирями на ногах, не найти. Штата всего областного управления милиции не хватит на то, чтобы ежедневно, точнее — ежевечерне оцеплять берега для предотвращения незаконного выброса неопознанных тел. Иногда, правда, тралят…

Это что-то из области «Вихря-антитеррора» или «Перехвата». Раз в месяц начальник областного ГУВД издает приказ, и дно неглубокой в прибрежной зоне Терновки начинает чесать рыбачий траулер с разметанными в стороны «кошками». Иногда «спиннингистам» прет удача, и они выуживают крупные трофеи — прошлым месяцем, к примеру, директора «Гамма-банка», а в конце апреля — лидера организованной преступной группировки Хасим Гамиль оглы. Но больше все мелочь клюет: «шестерки» из кланов донов Локомотива и Витальки Штуки. Чаще «кошки» вообще пустыми приходят: то барыга с терновского рынка с рессорой от «КамАЗа» в обнимку, то залетный беспредельщик из Кемерова с ногами, застрявшими в тазике с бетоном. Хоть обратно сети вытряхивай.

К утру восьмого июня 2003 года началась очередная спецоперация по зачистке дна Терновки. За год подобных мероприятий у сотрудников, занимающихся этим малоприятным делом, уже четко сформулировалось понимание того, где отлов результаты принести может, а где этим делом заниматься просто бесполезно. Обычно успех обеспечен, если катер ходит вдоль берегов, на которых явно просматривается возможность подъезда транспортных средств, — раз. Омуты — два. Места, где невозможен проход катера с «кошками», — три. Бандиты, они тоже не дураки и за милицейской путиной наблюдают не из праздного интереса. Им очень хорошо известно, где нужно сбрасывать груз, чтобы блюстители порядка нашли его через пять дней, где — через месяц, а где — не нашли вовсе. Однако на этот раз терновские гангстеры совершили ошибку. Как всегда, упустили из виду тот факт, что милиционеры — они тоже люди и в их настроении бывают спады и подъемы. Сброшенный прошлой ночью в район непроходимых коряг труп дотошные менты нашли через час после начала поисков. Вопреки гангстерским надеждам на то, что именно этот труп не найдет никто и никогда.

Впервые в жизни сотрудники водной милиции, или, как их еще называют, «водомуты», проявили недюжинную смекалку и рвение в таком, кажущемся на первый взгляд бесперспективным, деле. Возвращаясь к вопросу спадов и подъемов, необходимо отметить, что у начальника областного ГУВД в то утро, по всей видимости, был спад и отвратительное настроение. Иначе на катере ни за что не появились бы водолазы.

Наблюдающий за тем, как двое крепких мужиков на борту катера надевают на ноги ласты, человек Локомотива Игорь Ферапонтов по кличке Сорока убрал от глаз окуляры бинокля и подобрал ноги на капот припаркованного на опушке прибрежного леса «Вольво».

— Эт-то что, блин, такое?

— Че там? — лениво приоткрыв глаза, поинтересовался дремлющий внутри машины напарник.

— На ментовском «титанике» какие-то голые негры ласты на ноги натягивают, — брызнув от изумления слюной, возмутился Сорока. — Они что, оборзели уже до того, что самим в падлу в воду лезть?!

Заинтригованный таким ходом событий Вова Грошев по кличке Подлиза вытянул из-за руля огромный живот, подошел к Сороке и вырвал у него бинокль. Проанализировав за секунду обстановку, он разочарованно вздохнул и ткнул бинокль в грудь подельника.

— Лох, — констатировал он, презрительно глядя в глаза собеседнику. — Это водолазы в комбинезонах.

Однако насторожился и, вернувшись в машину, уточнил:

— Наш где лежит?

— В ста метрах от катера… Ну, короче, не там, куда сейчас эти тюлени спрыгнули.

Подлиза зевнул и успокоился. Локомотив, в очередной раз предупрежденный о рейде, велел им присутствовать на зачистке до самого ее окончания. Так было уже не раз. В прошлом месяце Яша велел сидеть на берегу и следить за тем, кого милиция выудит на этот раз. Было важно, чтобы в ближайшие несколько дней «водомуты» не обнаружили на дне «командированного» для запугивания из столицы дерзкого, похожего на хорька магометанина. За неделю от его имени братва Локомотива наделает в Новосибирске дел, так что москвичи не станут искать его в Тернове. Пусть разбираются с новосибирскими. А за эту неделю сомы и окуни сделают с «хорьком» то, из-за чего потом невозможно будет определить не только национальность «командированного», но и пол.

— Вова, Вова! — скороговоркой, за что и получил погоняло, протрещал Сорока. — Негры в комбинезонах жмура на борт поднимают!

Подлизе опять пришлось тащить из-за руля живот.

На этот раз, прижав к глазам окуляры, он вынужден был согласиться с тем, что Сорока прав. Двое амбалов в блестящих от воды костюмах заталкивали на низкий борт человеческое тело. Сначала выволокли на палубу труп, потом около двух метров веревки и только потом с трудом вытянули металлический панцирь кроватной сетки.

— Не может быть, — не веря глазам, пробормотал Подлиза. — Как его туда занесло? Течением, что ли?! Ну-ка, звони Локо…

Звонок раздался в половине девятого. Дотянувшись до телефона, он отвел взгляд от настенных часов и прижал трубку к уху.

— Пащенко, слушаю.

— Это я, Вадим Андреевич, — раздался голос старшего следователя по особо важным делам Быкова. — Милиция в Земском бору опять чистку дна устроила и десять минут назад выловила свеженький труп.

— Что значит — свеженький? — уточнил зампрокурора.

Пришлось объяснять не до конца проснувшемуся начальнику, что первичный осмотр тела указал на не более чем двухчасовое нахождение его в воде. Однако тут Быков, еще не привыкший к кованым повадкам нового заместителя областного прокурора, ошибался. Вадим Пащенко окончательно просыпался и был готов к работе в тот момент, когда открывал после сна глаза. Расшатывая воображение подчиненного, говорившего банальные вещи, и заставляя его повторяться или опускаться до разъяснений, он быстро просчитывал свои дальнейшие ходы. И в те секунды, пока Быков терпеливо рассказывал о состоянии кожного покрова потерпевшего, о нетронутых рыбами глазах, о еще сочащемся ножевом ранении под левой лопаткой, Вадим уже знал, что сделает сразу после того, как Быков закончит говорить.

— Сергей Владимирович… Сергей Владимирович, достаточно. Тело вынести на берег, силами райотдела организовать оцепление. Напротив обнаружения тела — на грунте — произвести тщательный осмотр на предмет обнаружения следов транспорта и прочего. Дайте команду водолазам на доскональный осмотр дна в радиусе пятидесяти метров от места нахождения трупа. Сейчас я доложу прокурору и вместе со следователем прибуду на место.

Теперь Быкову оставалось только удивляться мгновенной, профессиональной реакции Пащенко на сообщение. Все дело в школе, в которых обучаются те или иные начальники…

Еще вчера вечером Вадим говорил со Струге о том, что неплохо было бы попросить Земцова, вечного должника по жизни и их общим делам в области вершения правосудия, а по совместительству — начальника отдела УБОП по борьбе с бандитизмом, пощупать взяткодателя Славу Рожина на предмет членства в стане лидеров организованных преступных групп. Пощупать, определить ареал жизнедеятельности да заодно порасспросить, зачем ему, Славе, понадобилось вкладывать конверт с документами на дом в бумаги Пермякова на его столе.

Земцов, знавший своего тезку Пермякова не хуже Струге и Пащенко, после ареста следователя сначала, что свойственно всем осторожным, занимающим щепетильный пост личностям, замкнулся и убыл из поля зрения. Потом объявился и сообщил Пащенко, что мнение своих коллег о моральном облике Александра Пермякова не разделяет. По всей видимости, короткое исчезновение из зоны видимости ему понадобилось, чтобы выяснить подробности дела и последовательность проведенных оперативных мероприятий. Последовательность и законность. Этим Земцов и отличался от Струге и Пащенко. В отличие от последних, сообщение об аресте Пермякова его в состояние оцепенения не ввело.

Так вот, о Рожине. Речь о нем шла еще вчера ночью. Точнее будет сказать — сегодня ночью, потому что Пащенко уехал от Струге в начале первого. И вот теперь заместитель областного прокурора, собиравшийся «щупать», мог это сделать прямо сейчас. Для этого ему нужно было только наклониться и протянуть руку.

Вячеслав Петрович Рожин лежал под его ногами. Вид его был странен до крайности. Джинсы «Riefle», серая майка с эмблемой испанского королевского клуба, на левой ноге — кроссовка «Puma». Вторую уже нашли, она лежала чуть поодаль от трупа. Вместо нее к правой ноге была пришнурована веревка — обрезок автомобильного троса, — которая заканчивалась рамой кровати с панцирной сеткой.

— Личность пока не установили, — сообщил из-за спины Быков.

— Устанавливайте, — открывая перед криминалистом дверь для проявления его лучших качеств, велел Пащенко.

Самому ему устанавливать личность покойника было излишним. За сутки после ареста Пермякова он налюбовался на фотографию Рожина вволю. Вячеслав Петрович имел глупость быть задержанным в восемьдесят восьмом году за мелкую кражу промышленного серебра на заводе, после чего два года своей жизни посвятил шитью рукавичек-«верхонок» в колонии общего режима № 2 города Новосибирска. Потом была еще одна ходка, и им опять занималась прокуратура. И — опять шитье.

Известным кутюрье Рожин впоследствии так и не стал, зато прославился чудовищной подлостью в деле посадки на нары честного прокурорского работника.

Отойдя к лесу, Пащенко вынул из кармана телефон и набрал номер, который мог набрать даже в полной темноте.

— Антон… Антон, я знаю, что у тебя процесс. В смысле, не знаю, но догадываюсь. Тут вот какое дело… — Обернувшись и не обнаружив подле себя вездесущего Быкова, он чуть понизил голос. — Полчаса назад в Терновке выловили труп Рожина.

В ответ донесся лишь короткий выдох.

— Я тебе перезвоню, — после паузы сказал судья и выключил связь.

Не успел Вадим спрятать телефон, как в кармане раздалась известная всей транспортной прокуратуре мелодия «Польки-бабочки».

АОН высвечивал на табло номер, который полминуты назад набирал Пащенко.

— Ты уверен? — донесся до него спокойный голос Струге.

Можно было подумать, что разговор и не прекращался.

— Абсолютно. В спине — ножевое, несовместимое с жизнью; в глазах — недопонимание, совместимое с глупостью. К ноге привязана кровать.

— Что привязано?

Пащенко поморщился.

— Ты, Антон, лучше потом перезвони, ладно?

Вадим снова вернул телефон на место и обернулся в сторону Быкова, который просил заместителя прокурора немедленно приблизиться к месту, где он стоял. Точнее — сидел, потому что Быков склонялся к песку в позе, которую обычно принимают ботаники, обнаружившие посреди сибирской степи орхидею.

— Что? — выдохнул Вадим, занимая напротив криминалиста симметричное положение.

— Вот. — Сергей Владимирович указал пальцем на сверкающее посреди серого песка пятнышко.

Этим «вот» оказался зуб, именуемый у стоматологов клыком. В любом другом случае можно было бы предположить, что это костное окаменение принадлежит не только человеку, но и волку. Собаке, на худой конец. Но ни Пащенко, ни Быков ни разу не видели собаку с золотой фиксой в пасти, а потому все побочные предположения потеряли смысл, не успев его обрести.

— Это зуб, — сказал Быков. Секунду помедлил, скользнул по начальнику взглядом и повторил: — Зуб.

— Я не дурак, — заметил Пащенко и поднял на него глаза. — И я не глухой дурак. Сходите, Сергей Владимирович, к трупу и еще раз осмотрите его на предмет наличия других телесных повреждений. Золотые зубы просто так, во время разговора, изо рта не вылетают. Но даже если вылетают, то их, как правило, поднимают. Не подбирают только тогда, когда искать невозможно или нет на это времени.

Быков вернулся через минуту.

— Во рту трупа все зубы на месте.

Жалко, что рядом нет судьи, жалко, что нет Сашки Пермякова… Эти двое в рот покойному вряд ли бы полезли. Но для того, чтобы понять, о чем только что просил Пащенко, нужно закончить одну с ним школу. Быков, по всей видимости, учился в другой.

Вадим поднялся, прикурил сигарету и подошел к трупу. Перевернул его левую кисть. Опустил на песок. Перевернул и поднял правую. На казанке среднего пальца виднелся свежий, расквашенный от воды шрам. Бросил.

— Быков, знаете, чем стоматолог отличается от прокурорского работника? — Вадим отряхнул руки и протянул криминалисту клык. — Первый никогда не поинтересуется у пациента, за что ему выбили зуб. Приобщите к материалу. Хотите наводку?

— Хочу, — признался молодой криминалист.

— Зуб новый, в смысле — не сточенный. Мы имеем дело с частью зубного «моста», так как есть следы от крепления к коронке соседнего зуба, и они еще не потемневшие. — Вадим вспомнил о своей золотой коронке на коренном, которую он видел в зеркале еще час назад, во время чистки зубов, и хотел было выпалить, что по давности установки она приблизительно равна с найденной, но, увидев жадные глаза Быкова, остановился. — Так… Способность атомов золота образовывать химические связи с другими атомами, то есть валентность, крайне низка… Особенно это относится к процессу образования солей. Поэтому я определяю время установки коронки как… — Подняв глаза к небу, он пожевал губами. — Четыре-пять месяцев.

Глядя на побледневшего Быкова, Пащенко в очередной раз беспристрастно отметил, что профессионализм — непропиваемая вещь. Заместитель областного прокурора, «шарящий» в валентности, это вам не… Это вам не за милицией надзирать. Кто знает, что одной фразой Пащенко выдал все свои знания по школьному курсу химии? Один Струге, но тот ни за что никому об этом не скажет.

— Сергей Владимирович, установите все государственные и частные стоматологические клиники, занимающиеся протезированием зубов. Радиус поиска сужается, потому что не все берутся работать с золотом. Он еще больше сузится, если вы определите для себя возраст и пол пациента. Думаю, от двадцати до сорока, и это обязательно мужчина.

Объяснять далее Вадим не счел возможным, потому что если бы он это сделал, то через пять минут сам назвал бы фамилию того, кому Рожин выбил зуб. А тогда зачем носит погоны Быков?

Через минуту ему позвонил прокурор. Вадим отрапортовал, сознательно опустив фамилию потерпевшего, и направился к машине. Быков умный парень и все сделает так, как надо. Это в разговоре с Вадимом Сергей выглядит как первоклассник, но в этом нет ничего удивительного. Кто виноват в том, что Пащенко знает больше, умеет лучше и стал таким неудобным для бесед давным-давно?

А прокурор…

В камере СИЗО задыхается от жары и обиды друг. Он сейчас очень хочет есть, сидит у крошечной «решки», вдыхая полными легкими воздух с улицы. Откуда конвою знать, что у парня нет трети левого легкого? Да и знали бы вертухаи — наплевать им на это.

Сашка сидит, и пока никто не знает, кто его туда упрятал. Жизнь так паскудна, что поручиться сейчас Вадим может только за себя и Струге. Гадкие поступки на глазах зампрокурора совершали такие люди, за которых Пащенко мог поручиться не задумываясь. Но время идет, ума становится побольше, опыт матереет, эмоции притупляются. Рожина убили за то, что он стал лишним в деле Пермякова. Зачем прокурору сейчас сообщать, что Пащенко может назвать фамилию убиенного, даже если в карманах трупа нет документов? Чтобы перед прокурором логично встал вопрос — откуда это известно его заместителю? А если прокурор…

Ерунда, конечно, но профессионализм — вещь непропиваемая. Особенно тогда, когда в вонючей камере сидит друг детства. Друг, который скорее застрелится из табельного «ПМ», нежели возьмет деньги не в кассе прокуратуры, а из чужих рук.

Кормухин из областной прокуратуры прибыл в СИЗО для допроса Пермякова как раз после того, как Сашка доел капусту в мятой алюминиевой тарелке и допил жидкий, похожий на третью заварку чай.

— Хлеб будешь? — Сашка кивнул гаишнику на свой оставшийся после роскошного обеда кусок.

Тот почему-то решительно отказался. И в этот момент в двери заскрипел замок.

— Пермяков! На выход.

— Не колись, — посоветовал гаишник.

Толстяк на нарах, поджав губы, посмотрел на бывшего милиционера, как на дурака, и снова увлекся книгой.

Конвоир терпеливо ждал, пока бывший заместитель транспортного прокурора сполоснет под краном руки, потом шагнул из камеры, давая ему дорогу, и с грохотом захлопнул дверь.

— Расколется, — удовлетворенно заметил гаишник, которому не давала покоя обида за недавнюю трепку. — Прокурорских быстро колят.

Глаза «куриного» следователя повлажнели. Он уже почти закончил обед и теперь сидел между нарами толстяка и беззубым гаишником, теребя в руках полу спортивной майки. Он был в «расколе» уже неделю и сейчас терпеливо дожидался суда, надеясь на его гуманность и жалость. На что надеялся любитель романов, было непонятно, ибо за все время их общего пребывания в камере он лишь дважды перекинулся словом с сокамерником. С этим, от прокуратуры. Разговаривать с остальными он то ли брезговал, то ли считал излишним. Закончив трапезу, все, кроме толстяка и гаишника, полезли на свои места. Первый не вставал с самого утра, вяло пережевывал их с Пермяковым общую колбасу и запивал крепким «Ахмадом», а второй стал собирать посуду. Зануда «прокурорский» утром определил очередь уборки, и выходило, что первым в ней оказался именно бывший владелец полосатого жезла.

Конец ознакомительного фрагмента.